Inévitables Fantastiques

Достичь 6529 означало для землян пройти точку невозврата, для парадоксеров – в случае возвращения вернуться к очень постаревшим родственникам.

Поэтому я неустанно консультировал команду на предмет состояний, которые предстоит пережить, проводил тренировки с Недой, которая предположительно должна была родить в середине пути.

– Можно дождаться родов не покидая LONTOX, но тогда возникнет проблема адаптации младенца к скоростному рывку, который будет стопроцентно необходим вскоре после нашего отбытия, – говорил я на одном из последних занятий, вглядываясь в глаза троих конкистадоров. – Ещё хотел бы добавить: до сих пор мы делали учебные полёты. В этом же перелёте важно поддерживать определенные диеты, соблюдать жесткую дисциплину и на время полета признать командиром экспедиции  компетентного пилота. Всем троим придётся подчиняться мне. С этим все согласны?

– Да! – негромко и одновременно произнесли Неда, Дин и Мек.

– Вы согласны с моей позицией, как человека и готов ли каждый из вас отдать мне право решать нашу общую судьбу в сложной ситуации?

– Да! – ответили все, как один.

– Благодарю вас за столь высокое доверие! Старт через неделю по земному календарю на восходе Эии, – и мы разошлись.

***

Накануне старта парадоксеры первого крена устроили для гостей шоу. Это было доброе представление с причудливыми песнями и детским хоровым пением. Маленькие парадоксеры-лонтоксчане выводили занимательные мелодии на языке ранних парадоксеров с характерным темным [l]. Это выглядело так мило и трогательно, что Неда начала плакать. Она почти рыдала в плечо Меку, и он вместе с Дин успокаивал ее. Я старательно записывал весь концерт на несколько камер, одну из которых держал в руках и использовал для крупных планов.

По окончании концерта Неда заявила: «Я хочу побыть с Лиром!»  Мек и Дин, пожав плечами, ушли, показав Лиру руками, что они будут поблизости.

– Лир, у меня предчувствие, – тихо и как-то лукаво сказала Неда.

– Что-то видела? Неужели катастрофа? Ну, говори же!– нетерпеливо крикнул я.

– Не знаю. Я ничего не видела. У меня просто предчувствие. Поцелуй меня. Никто не узнает, – и Неда потянула меня к себе.

– Послушай, ну так же нельзя, в конце концов. Что с тобой происходит? – сопротивлялся я, в одной руке держа камеру, а другой пытаясь отстранить Неду. Та дотянулась до его губ и жадно целовала меня. Отпустив, повернулась ко мне с уже более спокойным лицом.

– Иди, Лир! Я успокоилась. Все нормально, – и Неда вышла из зала. Она взяла под руку озадаченного Мека, и они медленно двинулись в сторону моря.

– Что случилось? – подбежала ко мне Дин.

– Какая-то любопытная нестабильность. Опять целовала меня. Поцеловала и сразу успокоилась, – в недоумении доложил я.

– Послушай, ну, может быть, ты имеешь какие-то психосоматические параметры, которые нужны ей и которых нет у Мека. Ну, пусть целует периодически. Что теперь делать! Я в порядке! Я не ревную к беременным женщинам, слышишь? – она легонько дернула меня за руку.

– Ты в порядке? Правда?

– Целуйтесь, что с вами поделаешь. Может быть, это какая-то новая форма полигамии у здешних женщин? Неда же – богиня. А боги задают тон, – задумчиво сказала  Дин.

***

Старт был спокойный. Расстыковав корабли после выхода с орбиты, я установил межбортовой синхрон и дистанционное управление, и аппараты двигались рядом с одной и той же скоростью. Четверо переселенцев находились в моем корабле.  Предстояло проверить стабильность процесса, и никто не занимался чем-то своим. Все находились у пульта.

Я был недоволен тем обстоятельством, что все наблюдают за моими действиями. Но я понимал и другое: этот полет и не планировался, как простой, в том числе и с психологической точки зрения. И поэтому терпеливо переносил повышенное внимание к моей деятельности.

«В сущности, ведь никто из них ни разу не видел как пилотируется корабль. Большинство летают на полном автомате. Вот и глазеют, потому что и вправду в первый раз такое видят », – думал я, поглаживая штурвал ладонью в перчатке.

– Мы вышли на стабильный уровень и будем продолжать движение в таком режиме несколько дней, – сообщил я и установил автомат.

– Можно начинать развлекаться? – улыбнулся Мек.

– Я хочу в сад, – сказала Дин.

– Ой, мне что-то не очень хорошо. Лир можешь подойти на мгновение? – спросила Неда.

Мек и Дин вышли.

– Поцелуй меня, – попросила Неда.

Я наклонился и поцеловал ее в губы.

– Все! Иди! Все нормально! – сказала Неда.

– Неда, с тобой все хорошо? Это правда?

– Да, Лир! Все хорошо! Иди-иди! – говорила Неда, поднимаясь из кресла.

Уже в постели, я рассказал Дин о новых событиях.

– Вероятно, это особенности поведения беременных парадоксерш, – задумчиво произнесла Дин.

Глава четырнадцатая. Женская дружба

Обескураженная необычным поведением Неды, Дин не смогла заснуть и отправилась бродить по кораблю.

Её внимание уже давно привлекла огромная старомодная книга, лежавшая справа от штурвала. Дин не решалась трогать её при всех, но сейчас, не задумываясь, открыла. Это был бортовой журнал.

Первая страница содержала её портрет, нарисованный карандашом. Я сделал этот эскиз со своей самой любимой  фотографии Дин.

Дальше шли графики сделанные простым карандашом. Я копировал сюда основные данные полёта из бортового компьютера. «Ой, ну я не могу над ним! Каменный век!» – наверное подумала Дин.

Я вспомнил, как доказывал Дин необходимость самых примитивных и простых носителей в любом профессиональном процессе.

"Файл может быть испорчен вирусом, жёсткие диски могут перегореть. И мы будем располагать только тем, что осталось на бумаге и в нашей памяти. Естественное начертание, сделанное человеческой рукой, есть главное и вечное. Остальное – временно", – говорил я тогда. Когда-то давно-давно.  Дин смеялась над таким рассуждением и всячески ёрничала.

Когда же произошел первый коллапс Земли, ей было не до смеха. Несколько месяцев не работал ни один электроприбор. Естественно не работали и компьютеры. Привычные коммуникации не функционировали. Люди черпали воду из водохранилищ, озёр, рек и колодцев. Согревали дома печами, передвигались только пешком. Не стало интернета. Телефония замолчала. Для текстовой коммуникации в ход пошли тетради, карандаши, шариковые и перьевые чернильные ручки. Люди вновь писали письма, записки. Даже почтой воспользоваться было невозможно, и письма отправляли с оказией. Когда энерго- и водоснабжение вернулось в дома, люди еще долго продолжали запасаться амбарными книгами, спичками, карандашами, сухим горючим, пресной водой и солью.

Только в домах первопроходцев не возникало значительных лишений.

У первопроходца всегда с собой есть: хлеб, несколько картофелин, вяленое мясо, сушеные грибы, лимон, яблоко, кофе, сухие сливки, вода, табак, спирт, смалец, мёд, соль, кедровое масло, набор лечебных трав, двухсотграммовый стакан с медицинской шкалой, шприц, мумие, вата, бинт, йод, стрептоцид, резиновая грелка, клизма, тканевая скатерть, полотенце, рейсфедер, бритва, набор алюминиевой посуды, котелок, сухари, лепешка, жень-шень, медвежий корень, зерна пшеницы и других полевых культур; монета для бросания жребия; по кусочку – золото, серебро, бронза; коробка каминных спичек, зажигалка Zippo, бензин для зажигалок, медная и алюминиевая проволоки, несколько иголок и две катушки ниток, береста, восковая и стеариновая свечи, горчичники, крахмал, портянки, кусок смолы, кусок школьного мела, дратва, веревка, уголь, металлический трос, круглый наждак, ножовка, лучковая пила, лопата, пластилин, нож, топор, шило, кусок мягкой древесины, набор гвоздей, кусок наждачной бумаги, кусок меха, кусок шелка, кусок кожи, комплект теплого армейского белья, противогаз,  валенки, болотные сапоги, плащ-дождевик, противорадиационный защитный костюм, защитные очки, изоляционные перчатки на тысячу вольт, тканевая русская черная изолента, тетрадь, карандаш, заряженный степплер, скотч,  ампер- и вольтметр, барометр, лупа, охотничий лук и колчан с набором стрел, порох, патроны, ружьё, рыболовные крючки, леса, карабин, гранатомет, ручной пулемет,  фонарик, бинокль, волчий капкан, сера, набор основных кислот; подкожный маяк; наружный маяк…

И еще целый ряд жизненно необходимых вещей. Весь перечисленный и неупомянутый скарб первопроходца может уместиться в один небольшой грузовик.

Именно такие простые вещи я всегда бережно держал в руках, вызывая у продвинутых коллег иронические улыбки. Когда же что-то случалось, все шли ко мне.

***

Мы с Дин познакомились на футбольном стадионе в Претории. На одной из площадок я тренировался в стрельбе из классического лука. Дин была в обществе школьного приятеля, с которым они здесь просто гуляли в ожидании матча. Я метко стрелял, и Дин, заприметив это, стала хлопать в ладоши. Ей нравилась процедура, которую я выполнял четко и с любовью. Когда её аплодисменты достигли моего слуха, я начал мазать. У Дин это вызвало приветливый задорный смех. Я же недружелюбно взглянул на неё, собрал стрелы и с кислой миной направился к выходу. Дин смотрела мне вслед (наверное). Уже у самого выхода я оглянулся. Дин помахала мне рукой и сквасила личико, мол, «не обижайся!». Я кивнул головой. Там все и случилось. Она думала обо мне. Я думал о ней.

А потом, спустя несколько недель, Дин стала заходить на стадион и уже без аплодисментов смотрела на меня.

– Хочешь попробовать? – крикнул я голосом Тома Сойера.

– Еще бы! – крикнула Дин в ответ.

Я стоял сзади и поддерживал её руку, которая дрожала от напряжения. А через несколько дней, как она позже рассказала, Дин поняла, что ей хочется, чтоб я всегда вот так стоял рядом…

***

– Чего ты не спишь, девочка моя? Ночь на дворе! – услышал я голос Неды, которой тоже не отдыхалось.

– Я просто… гуляю! Какая ночь? – удивленно спросила Дин.

– Ну, у вас так говорят. У меня проблемы с обоснованностью употребления некоторых земных выражений. Что такое «Чё к чему, собачка сдохла?» например?

– А, это? Это означает … э-э… Ну, это говорят, когда удивляются чьему-нибудь странному или неадекватному поведению, поступку какому-нибудь, – пожав плечами ответила Дин.

– А причем тут собачка? – изумленно проговорила Неда, поглаживая живот.

– Не знаю. Так повелось! Может быть у кого-то из людей без всяких видимых причин умерла собачка, и человек сказал эту фразу, а все запомнили и стали повторять. И веками сложилось, – простодушно сказала Дин и отвела взгляд.

– Послушай, Дин, не смей ревновать! Никакой эротики там нет. Поцеловала, как сына. Все. Пойдем спать! – запросто сказала Неда и обняла Дин. – А вот еще такое выражение: «Твою вашу нашу!». Что означает?

– Ну, это что-то вроде «Ни фига себе!» Или… погоди. Скорее «Ё-моё». Что-то вроде «Fucking shit!»

– А «Ёшь твою двадцать!»? Это что-то такое-такое вообще очень ругательное, да?

– Ну, да! Это уже резковато.

– А американцы по-прежнему говорят это свое «shit» через слово?

– А на Земле все теперь это говорят.

– Дин, я тебя люблю!

– И я тебя, Неда!

Я вышел из апартаментов и увидел, как они обнялись и продолжали гулять по балконарию, о чем-то беседуя.

Глава пятнадцатая. Рывок

Накануне рывка я собрал команду.

– Увы, я вновь убеждаюсь в пока еще существенной ограниченности человека в возможности точного определения расстояний космоса. По всем данным моего корабля расстояние до 6529 сократилось совсем  незначительно даже после прохождения PARADOXES, а эти координаты считались почти третью всего пути. Приборы этого корабля редко подводили меня. Боюсь, что время броска может оказаться  более долгим, чем  предполагалось.

– Твою вашу нашу! – заполнила Неда возникшую паузу и подмигнула Дин. Мек сдержал улыбку. Я кивком головы отметил выразительность речи Неды и, несколько озадаченный её стилистическим апгрейдом, продолжил свой доклад.

– Поэтому двенадцать месяцев 'по Земле' – срок, который, вероятно, значительно увеличится, и путешествие продлится дольше даже при условии  рывка. Равно, как всё может быть совсем наоборот, и путешествие пройдет легко и быстро. Это-то и привлекает в нашем деле! Я собрал вас, чтобы объявить сточасовую готовность. Мек, Вам сейчас нужно будет остаться на пульте этого корабля. Дин, ты  должна пройти со мной в свою машину.

Мек кивнул и коснулся моего плеча, выказывая сосредоточенность и уважение.

Неда обняла Дин. Все ожидали, что я скажк что-то еще, но я пошагал к элеватору. Из-под моей куртки астронавта выглядывала черная футболка. Неряшливым клочком она предательски портила стиль.

Неда, заметила это, хлопнула слегка подзависшую Дин по попке, и та, догнав меня, заправила футболку. Я удивленно оглянулся. Потом приобнял Дин.

В корабле Дин я тотчас сел за пульт. Включил тестирование системы. Дин подошла к обзорному окну.

– Во время рывка второй корабль может быть нестабилен, – негромко сказал я. – Существует два известных решения, Дин. Первое – отстыковать непилотируемый корабль. То есть – твой. И это значит – потерять его навсегда.

Второе решение: пилотировать его и отстыковать вместе с пилотом. В этом случае пилотируемый корабль остается целым, но возникает нехватка пилота на головном корабле.. Ты понимаешь о чем я?

– Да. Ты о том, что у нас один профессиональный пилот и два корабля, и что терять такую тачку, как моя – преступно. А уж потерять пилота и корабль означает конец всем нам. Ситуация – тупейшая, – расстроенно заключила Дин.

– Верно, – грустно сказал я.

Я крутнулся в кресле и включил громкую.

– Мек, ответь, – сказал я.

– В эфире, – четко прозвучал знакомый голос.

– В верхнем ряду средней консоли найди кнопку "Баланс системы". Когда она начнет мерцать, нажми её.

– Есть, – ответил Мек. – Нажал, – громко отрапортовал он спустя двадцать секунд.

– У тебя есть десять минут до следующего сеанса связи.

– Есть – десять минут до связи, – отчеканил Мек.

Я подошел к Дин. Обнял её сзади.

– Я счастлив видеть тебя, Дин, – сказал я, и Дин не оборачиваясь обхватила мою голову обеими руками. Так мы стояли, глядя на яркую незнакомую звезду справа по курсу.

– У тебя есть идеи как сохранить корабль? – спросила Дин.

– Только одна. Монтаж. Нужно варить допкрепления. Необходимо превратить два корабля в один.

– Но это же невыполнимо! Здесь в космосе!

– Нет ничего невыполнимого. У нас есть время и желание. Остальное появится автоматом.

Я вернулся к пульту.

– Мек. Ответь.

– На месте.

– Там же: тумблер с надписью "Аварийные системы".

– Нашёл.

– Нажми и держи до появления на дисплее надписи "Тестирование аварийной системы".

– Сделано!

– Десять минут до следующего сеанса связи.

– Есть.

***

В последующие шестьдесят часов я с армией клонов производил монтаж крепёжных штанг, стропил и блоков. Теперь мой корабль и корабль Дин составляли жесткий космический аппарат без возможности отстыковки в полете.

Схема монтажа, тем не менее, была такой, что в неполетных условиях возможно было осуществить демонтаж крепёжных и процессообразующих структур и вернуть кораблям автономность.

Неда на все происходящее отреагировала новой фразеологической находкой.

– Вот это по-нашему, в рот компот! – громко сказала она, узнав о произведенных работах. Дин нахмурилась, показывая Неде, что выражение для богини – грубоватое. Я кивнул Неде, растерянно посмотрев на Дин. Мек, едва сдерживая смех, вцепился в плечи любимой, которая накануне родов увлеклась изучением земных языков.

Теперь в корабле было два элеватора для сообщения двух аппаратов между собой. Общее энергоснабжение производилось не через пинчи, а посредством стационарных защищенных жестких блоков.

Монолитная схема работы всех блоков мегакорабля прошла испытания, и уставшие клоны деловито разбредались по кабинам, вполголоса критикуя меня за отказ от установки дополнительных хвостовых радаров. "Мало ли кто может пристроиться сзади," – ворчали они.

– Хватит критику наводить, ёшь твою! Идите уже, отдыхайте, мать вашу за ногу! – сказала Неда бунтарям, и ропот прекратился.

***

Я волновался. Скоростной мегарывок – это вам не на Марс к друзьям на пивную вечеринку слетать.

"Папа и мама, слышите меня? Спасибо вам," – про себя сказал я, и посмотрел на Мека. Тот кивнул в знак готовности. Дин и Неда сидели, взявшись за руки. Я отвернулся и посмотрел вперед. Ненадолго закрыл глаза. Потом медленно открыл их.

– Внимание! Включаю обратный отсчет! Тридцать секунд. Двадцать. Десять. Пять. Четыре. Три. Две. Одна. Ноль.

Изображение в окне едва заметно поплыло. Как это бывает с воздухом, когда поверхность раскалена.

"Только выдержи, только выдержи," – шептал оя, обращаясь к кораблю.

Вибрация оказалась незначительной, и это было первым доказательством правильности сделанных расчетов. Ощущения быстро менялись. Первым, что вызвало у всех  шок, была немота. Только я что-то говорил, но это были какие-то отдельные междометия, громкость которых таяла, вызывая у других приступы тошноты.

Я улыбался и даже жестикулировал. В шутку показывал, что хочу встать, но не могу. Но позже лицо моё стало серьезным. И всем стало понятно, что рывок и мне дается непросто.

Мек обеими руками держался за ручки консоли. Его лицо имело страдальческо-брезгливое выражение. Из глаз у него текли непроизвольные слезы.

Дин пыталась смотреть по курсу, но вместо этого большей частью наблюдала потолок. Казалось, что потолок то близко, то далеко.

Неда, закрыв глаза, улыбалась. Она все это видела в программе Муга, и теперь наслаждалась материализацией увиденного.

В конце концов природа каждого сделала единственно правильный выбор, погрузив всех в забытье. Время остановилось.

Когда я открыл глаза, со мной случился приступ безволия.

"Еще немного посплю," – подумал я. Но уже через пять секунд жадно изучал данные анализа полета.

По данным приборов через четыре месяца корабль должен был достичь системы 6529. Удалось сделать большее, чем я предполагал. Я постепенно сбросил скорость. Дин училась ходить. Я держал её за руку.

– Фига се, голова как кружится! Ой, тошнит! – то и дело восклицала Дин.

Мек молча крутил головой, пытаясь прийти в себя. Однако циничные приступы тошноты едва позволяли ему сделать вдох. "Ой!" – только и успевал произнести он.

Когда всё улеглось, команда собралась в саду у бассейна.

– А что ты нажал, что мы так быстро долетели? – поинтересовалась Неда.

– Второй уровень. Близко к скорости света, – ответил я.

– Послушайте, у меня было такое милое и очень явственное видение! Это был голубь! – воскликнула Неда.

– Это не видение. Это мой почтовик, – пояснил я.

– Нас всех прижало, а ему хоть бы что!

– Да, это любопытно, – задумчиво согласился я.

Все разделись и погрузились в воду.

– Дин, предлагаю сейчас проверить твою часть корабля. Твой микромобиль еще жив? – спросил я, отфыркиваясь.

– Да! Покатаешь меня?

– Нет, лучше ты меня покатай.

– Не-ет! Я не могу-у! – лукавила Дин.

– Почему? – простодушно спрашивал я.

– Ну, не могу-у я! – почти пела Дин.

– Ну, почему? Почему? – допытывался я.

– Рука болит! – придумала Дин.

– Так бы сразу и сказала! Я, конечно же, тебя покатаю,  – извинительно произнес я.

Дин улыбнулась своим мыслям.

Глава шестнадцатая. Гараж

Во время автопрогулки на корабле Дин я вдруг вспомнил, что уже года два как не заходил в свой гараж, и  решил заняться осмотром авто.

Гаражный блок был моей гордостью.

Здесь застыл в вечном представительском сне Rolls Royce периода окончательного отделения Западного Сассекса от BMW. Застоявшиеся фантомы того периода Сассекс раздавал почти даром, и я купил один. Это был белый кабрио Drophead Coupe. Стоявший чуть в наклон с растянутой палаткой перед его мощной решеткой, он был похож на белый танк новой модели, у которого убирается не только крыша, но и дуло. Некогда самый дорогой автомобиль мира стоял ненужной, невостребованной вещью. Оставалось только любоваться формами и проводить регламентные работы. «Авось покатаюсь на нем на новой планете, когда сделаем дороги», – думал я.

Рядом завистливо стоял Jaguar XXKLF 2099-го года выпуска. Эта машина досталась мне от прапраправнучки великого Макрая, в игры которого в мальчишестве играл я сам.  Лин Макрай, надеясь переспать со мной, подарила мне эту машину. Ей все равно Ягуар не шел. И она решила убить двух зайцев: и от раритета избавиться с толком, и меня оприходовать. Я, почуяв неладное, быстренько отогнал машину назад к ее дому. Позвонил и оставил ключи в замке. Однако, через несколько часов машина вновь оказалась у моего порога с гневной запиской: «Хоть ты и конченая скотина, все же машина тебе очень подходит, а мне совсем нет. Не смей возвращать. Прощай, придурок!»

Через год, когда в корабле уже был обустроен гараж, я загрузил туда Ягуар с вертолета. Кстати, и сам вертолет, русский Ми-237 с вакуумными пулеметами и прекрасно оборудованной походной сауной, я тоже поставил сюда. Он, в полной боевой готовности стоял здесь уже года четыре. Заглянув в шкафчик над местом для тазиков, я обнаружил бутылочку пива, оставленную здесь русским пилотом. Бутылка прекрасно сохранилась, и пиво было великолепным на вкус. Я не удержался и выпил всю бутылочку.

После этих трех аппаратов начиналась веранда с лебедками и различными грузоподъемными устройствами.

Здесь были лебедки всех видов за последние триста лет: швартовные и буксирные, автомобильные и топенантные,  и даже театральные. Тельфер, так тот – вообще был активной действующей принадлежностью гаража. Несколько поодаль стоял вагоноопрокидыватель. Этот механизм я держал исключительно для юмора. Когда Дин впервые увидела эту штуку, она испуганно спросила: «А что это?». Я после паузы сказал: «Да, это так, вагоноопрокидыватель». Дин вагоноопркидыватель очень понравился.

Вообще, всем женщинам нравится, когда у мужчины есть какая-нибудь такая штука: вагоноопрокидыватель, разгрузочная машина скребкового типа или, например, набор брашпилей. Очень удобно спускаться с высокого этажа, если нет возможности выйти через дверь.

Всего в гараже было около пятидесяти различных аппаратов: напольного грузового, однорельсового транспорта и до двух десятков различных погрузочно-разгрузочных и грузоподъемных машин. Я подходил к этим технически разномастным произведениям тяглово-грузовой инженерии и трогал их рукой. Я считал лебедку одним их гениальнейших технических приспособлений человечества, гордился своей коллекцией, как мальчишка хвастал и выставлял ее напоказ.

Подле веранды с лебедками и механизмами находился подарок отца. «Не забывай проверять давление в колесах! Не подвергай себя опасности!» – сказал отец, вручая мне ключи от грузового УАЗа, который во время четвертой мировой войны ему подарили сибирские бритиши.

Напротив находилась малярная студия, в которой я упражнялся в крашении авто. Два года назад он загнал сюда последнее произведение Клестера, но руки до покраски так и не дошли.

Мощный джип стоял наполовину черный, наполовину белый и был похож на лошадку дада при разделе имущества после развода в высоком смысле.

В этом же ряду стояла любимая машина Дин: Волга ГАЗ-23. Машина была выпущена в 1954 году в СССР. Сейчас ей было уже триста три года, но любой, кто видел,  давал ей не более двухсот пятидесяти.

Я держал коллекцию Тойот разных веков. Более всего впечатляла военная санитарная Тойота Чейсер с вертикальным взлетом. Здесь же были последние разработки сибирских ученых. Болотоход, разработанный в Сибирском Университете Планетарной Болотологии, был болотного цвета, с гусеницами, как у танка и даже таким же дулом, которое, однако было не дулом, а насосом. Но в целом, болотоход был похож на танк. Дин очень любила ездить на болотоходе. Его двигатель работал бесшумно, а мощность была настолько велика, что впечатление от поездки оставалось изумительным.

Далее начиналась выставка планетоходов, и это была главная достопримечательность гаража. Планетоходы были прежде всего ценны тем, что содержали оснащение для цикла человеческой жизни внутри планетохода в течение долгого срока. В самых больших из них были даже тренажеры для поддержания нормального физического состояния попавшего в затруднительное положение первопроходца.

Если в моем корабле, не выходя за его пределы, могли прожить несколько поколений землян, то в планетоходе можно было при желании протянуть до нескольких месяцев.

Я окинул взглядом свое любимое помещение. Это был обширный зал площадью около семисот квадратных метров с колоннами и зеркалами вдоль одной из стен. Если бы из этого помещения вдруг исчезли машины и механизмы, то было бы похоже на танцевальную студию.