Лоскутки

– Значит, здесь, – прошептала я.

– Да, – улыбнулся он. – Что делать будем?

Я пожала плечами. А действительно, что делать-то? Этого мы как-то не продумали.

В кармане лежала старая фотография. Падал снег.

– А ты помнишь хоть что-нибудь из садовских времён? – спросила я.

– Ага, как аквариум мыли! И мы все дрались за сачок, которым рыб ловят. Их там было мало, а нас много. Но я одну поймал! А вот клетку попугая мыть никто не хотел.

– Ого! А я такого не помню! Кстати, не поверишь, с тех самых детсадовских пор гороховый суп не ем! Просто терпеть не могу! Его так часто давали!

– А я молочную лапшу, – вздохнул Максим. – Та ещё гадость.

– А утренник этот помнишь, – спросила я, вынимая из кармана фотографию.

– Нет… Но нам, наверное, было весело. Вон, какие лица довольные.

– Думаю, да! И почему мне так хотелось быть медведем? Могла ж снежинкой, принцессой…

– Давай честно, принцессой ты никогда не была! Вот бандиткой, это да! – хохотнул он. – До сих пор помню, как ты мне линейкой по лбу дала, когда я тебе в тетрадке каракули нарисовал!

– Так я ж ее тогда сломала! – ахнула я.

– А я потом маме так и не признался, откуда у меня такой синяк! И линейку тебе именно поэтому подарил, – улыбнулся он.

– Ну вот видишь, историю я забыла, а ее сохранила!

– Да мы даже тогда не поссорились! Ну обозвали друг друга пару раз, и угомонились. Я ж за дело получил!

Мы посмотрели друг другу в глаза, и, не сговариваясь, грянули:

– Ты мой друг и я твой друг, самый верный друг!

Так грянули, что вороны, которые мёрзли на берёзе, с руганью снялись и улетели туда, где потише.

– Какая прелесть! – прошелестел за спиной женский голос. Мы обернулись.

Время ее не обидело. Да, она была на тридцать лет старше. Да, морщины разрисовали ее лицо паутинкой. Да, она опиралась на палочку. Но это была она! Добрые светлые глаза, прямая спина, пальто по фигуре! Не узнать её было невозможно!

И голос… Тихий, спокойный, задумчивый. Очень красивый. Вот почему мы так любили, когда она читала нам сказки вслух. Это был голос доброго и мудрого человека, который щедро дарит свой свет людям.

Наша Валентина Ивановна…

– Когда-то давно я так часто напевала эту песню… – проговорила она тихо, словно самой себе.

– Так нам, нам пели! – Я вскочила с места. – Здравствуйте, Валентина Ивановна!

Это заставило ее встрепенуться. Она подняла голову и внимательно вгляделась в моё лицо…

– Я Юля! Юля…

– Сомова, – продолжила она и улыбнулась. – Я знаю.

Мы смотрели друг на друга, не находя слов. Мне так хотелось обнять эту хрупкую добрую женщину, но я почему-то не решалась. Но всем своим существом тянулась к ней…

Максим кашлянул, привлекая к себе внимание.

– А это Максим Листьев, помните? – я представила своего спутника. Она задумчиво перевела взгляд на него. И вдруг воскликнула:

– А как же! Рыбачок! Ох, ребята… Откуда же вы здесь?

Вместо ответа я протянула ей снимок. Валентина Ивановна долго разглядывала его, улыбалась, губы ее дрожали. Казалось, ещё чуть-чуть, и она заплачет.

– Я нашла эту фотографию у бабушки. Она почему-то ее спрятала, но так, чтобы всегда можно было легко достать. Положила ее к своим памяткам, она так хранила свои самые ценные вещи. Не самые дорогие, в смысле, не такие, чтоб в ломбард носить, а для души… И эту почему-то спрятала. А я вот нашла их в этом году, и мне захотелось узнать про всех, кто на снимке. А нашла только Максима и Вас!

– Ну надо же… – прошептала наша воспитательница, не отводя глаз от фотографии. – Ну надо же…

– Наверное, она была на том утреннике, – задумалась я. – Поэтому и сохранила…

– Была, – тихо ответила Валентина Ивановна. И вдруг подняла на меня глаза: – Зои больше нет?

Не знаю, чему я больше удивилась: тому, что она помнит имя моей бабушки, или тому, как прозвучал ее вопрос. Как будто вся людская боль сжалась в три слова и выплеснулась наружу.

– Она умерла год назад, – так же тихо, на грани слышимости, ответила я.

– У тебя ее глаза. И нос совершенно ее… Ребят, пойдёмте ко мне на чай.

Удивлению нашему не было предела. И мы, конечно, согласились.

Это была удивительно уютная квартира. В погоне за современными дизайнами мы уже забыли, как хорошо бывает среди больших кресел, тяжёлых портьер, вязаных крючком скатертей и салфеток, керамических ваз с изящным орнаментом, статуэток Ленинградского фарфора… И повсюду книги… Старые, благородные переплёты. Я пробежала корешки глазами: сказки, мифы, путешествия, приключения…

Валентина Ивановна достала из серванта небольшие чайные чашечки, тончайшие, страшно в руку взять. Но мы даже слова не посмели сказать. Для нее было очень важно сделать все красиво. И в конце концов, когда в последний раз мы доставали свой сервиз? Вообще этого не помню!

В чайничек она бросила пару щепоток чая, а затем всякие ароматные травки. Я учуяла мяту, смородиновый лист… Запах стоял бесподобный.

Усадив нас за стол, она прошла к книжному шкафу и сняла что-то с полки. Я пригляделась: фотоальбом. Раскрыв его и пролистав, Валентина Ивановна положила свои воспоминания на стол. Я глянула на страницу.

Чёрно-белая фотография не была датирована. На карточке у новогодней ёлки, наряженной флажками и хлопушками, стояли две девушки. Им было лет 20, не больше… Такие красивые, улыбчивые, в модных тогда платьях. У одной были милые ямочки на щеках, а на густые кудри надвнута маска зайчика. А вторая… Вторая была моя бабушка, в этом не было никаких сомнений. Мне всегда говорили, что я ее копия.

– Ого…

– Зоя была такая замечательная, – Валентина Ивановна улыбнулась, глядя девушек на снимке, таких юных и светлых… И вдруг уронила голову на руки, заплакала, заревела взахлёб. Мы бросились ее утешать, Максим принес из ванны полотенце. Она высморкалась, отдышалась было, снова расплакалась…

Остывал чай. Мы обнимали за плечи человека, что когда-то не раз вытирал наши слезы.

Было уже очень поздно, но ни я, ни Максим не спешили к двери. Было боязно оставить человека наедине с горем. А в том, что на душе у Валентины Ивановны именно горе, мы оба не сомневались. Ну нельзя в такую минуту быть одному. Сожрёт горе, проглотит.

Я смотрела на фотокарточку. Разглядывала молодую и очень красивую бабушку. Она так радостно улыбалась…

Валентина Ивановна всхлипнула ещё разок, а потом вдруг взяла меня за руку.

– Юлечка, ты, наверное, и не знаешь ничего… Твоя бабушка была моим самым лучшим другом! Много-много лет назад…

Эта история началась в маленькой деревне, разоренной войной. В ней и жильцов-то почти не осталось. Кто погиб, кто перебрался, кого-то увели. Валечка и ее мама прятались в лесу, пока немцы пировали в их избушке. Чудом спаслись. Ушли поздние грибы в лес собирать. А как стали возвращаться, издали чужие звуки услышали. Мама спохватилась, дочь в охапку, и бегом. Как на патруль не нарвались? Чудом… Да и леса Клавдия знала хорошо. Увела свою малышку в самые непроглядные дебри. Неделю в глухомани выживали. Мать не спала почти, все прислушивалась. Потом рискнула на разведку сходить. Валечка испугалась, в юбку мамкину вцепилась, не пускает в деревню. Страшно было ребенка в глухомани оставлять. Разрешила с собой пойти. Спрятала ее на полпути, сама добралась до крайних огородов. Оттуда втихаря огляделась.

За неделю от родной деревни мало что осталось. В их домике все переломали, но хоть не спалили. Соседи-старики сказали, что надолго фрицы не задержались, уже через три дня пошли дальше. С тех пор тишина.

И Клавдия решила ещё раз рискнуть. Сходила за дочкой. Вернулась домой.

Больше их никто не трогал, но и есть было нечего. Все унесли, до последнего зёрнышка закрома вымели.

Как-то Клавдия с дочкой опять пошли в лес. Вдруг орехов каких найти удастся, кореньев накопать… Вдруг шорох, шум! Затаились, смотрят, сквозь деревья старуха пробирается. Девочку за собой ведёт. И напевает что-то, чтоб маленькая меньше боялась. Вышла Клавдия, окликнула. Познакомились. Оказалось, из дальней деревни идут. Нет у них больше родного угла, всё разрушили. Жить негде… Решили счастья искать.

Пришли они в деревню.

Бабка Дарья с Зоенькой заняли осиротевшую избушку на краю деревни. Да так там и остались.

Вале и Зое было по пять лет, совсем крохи. Они подружились. Война войной, а дети они дети и есть. Даже если выпало им родится в страшное время.

Кое-как пережили зиму, весной стало веселей. Но на всю жизнь Валя запомнила, как встречали они сорок пятый год. На всю их деревню сохранились единственные часы с механическим заводом. И как их фрицы с собой не забрали? В новогоднюю ночь все окружили деда Ивана и смотрели, как стрелки бегут. Каждый думал о своем. А Зоя с Валей дали друг другу обещание: что есть силы думать о том, чтобы война поскорей закончилась. Может, тогда случится чудо? Самое настоящее чудо для всей их родины?

И случилось. Закончилась война.

А дружба не закончилась. Так и росли вместе Зоя и Валя. Не разлей вода были. Учились вместе, на колхозных полях работали, на "пятачок" под гармонь плясать ходили… Вместе и в большой город поступать поехали. Валя хотела детей учить, Зоя мечтала стать архитектором.

Обеим удалось. Умные были, способные, трудолюбивые.

И каждый новый год вместе загадывали какое-нибудь желание. Чтобы чудо совершилось.

– Так под Новый год и поругались… – горько вздохнула Валентина Ивановна. – Мы той зимой сорок пятого всей деревней ёлку нарядили. Кто чем. Мама дала нам каких-то лоскутков, и мы с Зоей свернули двух куколок, бабушка ее нас научила. Моя в синем платочке была, ее в зеленом. Принесли, повесили. И нам казалось, что красивее на ёлке ничего нет! Ох и хранили мы их потом, берегли! Каждый год на ёлку вешали. Пока в деревне жили, или вот в общежитии, так отмечали вместе, и ёлка у нас общая была. А как своими углами обзавелись, у каждой стала своя. И решили, что будем куколок по очереди вешать. Год я, год бабушка твоя. Чтоб им не разлучаться. Первый раз они у меня провисели. А на второй поехала я их твоей бабушке отвозить, и потеряла! Выпал свёрток из кармана, я и не заметила! Искала их потом, все оббегала. Да разве найдешь! Зоя так ругалась… Никак поверить не могла, что я не уберегла их. Кричала…

– Бабушка могла, да…

– Она у тебя такая была, что на уме, то и на языке. Ну и наговорила мне! А я обиделась, ушла, дверью хлопнула… Я же их искала, понимаете! Продрогла вся, изнервничалась, аж сердце чуть не выпрыгнуло! А она кричит… И нам бы, дурехам, поговорить потом, извиниться. Да куда там, гордые были! Разошлись… Вот так, ребята, из-за глупостей, из-за гордости своей непомерной, любимых людей и теряем! Больше у меня такого друга не было никогда.

– И песню вы с ней пели, да?

– Про жука-то? Конечно! Как поссоримся, так за руки возьмёмся и поем! Помогало нам это… Может, и тогда бы стоило, – вздохнула Валентина Ивановна. – До утренника мы с ней больше не виделись. А в тот день, помню, выхожу я выступать, ведро это на голове, и вижу ее глаза! Ни с какими бы другими не спутала! Я от волнения даже слова забыла! Выкрутилась кое-как, отыграли. Дети ко мне бегут, фотографии надо делать, а я все бабушку твою ищу. А она ушла… Юлечка, милая, как же я по ней скучаю!

– А в детстве вы меня не узнали?

– Не узнала… Ты ведь совсем другая была, да и не осталось у меня фотографий, где мы сами совсем маленькие. А детская память короткая… Не признала.

– Знаете… Думаю, она тоже безумно по Вас скучала, – я погладила ее по руке. – Потому и фотографию эту спрятала. Не из-за меня. Из-за Вас…

– Ох, добрая ты, Юлечка… Как она была. Рада я, что у нее такая внучка. Такая семья. А у меня вот никого не осталось… Доживаю одинокий век среди этих вот книг. Единственные мои друзья… И ёлку много лет не наряжаю.

– У нас стоит. Прошлогодняя. Бабушкина. Валентина Ивановна, а приходите к нам на новый год! – вдруг выпалила я. – Вот прям в новогоднюю ночь и приходите! Думаю, бабушка бы очень этого хотела! Давайте встретим год вместе!

– Ох, Юлечка, а удобно ли?

– Удобно.

– Но у тебя же своя семья…

– Ну, родители у меня отличные. Они тоже скучают по бабушке. Я уверена, что они будут рады. Молодой человек укатил в командировку, и вернётся только в феврале. Поэтому я настаиваю! А откажетесь – я приду и Вас украду! Я же медведь, мне силы хватит!

Я скорчила смешную мордаху и встала в позу силача, поднимающего гирю. Старая подруга моей бабушки в первый раз за вечер рассмеялась…

– Правильно ты сделала, что ее пригласила, – сказал мне Максим, когда мы в задумчивости брели по улице. В городе было уже за полночь.

– А как иначе? Да никак, – просто ответила я.

– Никак, – согласился он.

– А ты что делаешь на новый год? У вас какие планы? – вдруг спросила я.

– Да какие планы… С маленьким ребенком не разгуляешься. Дома будем, втроем. А что?

– Бери своих и давай к нам! Дочку спать положим, если что! В отдельную комнату. Места хватит.

И он вдруг согласился. А на утро перезвонил и сказал, что жена тоже согласна! Ей так понравилась эта история, что не терпится познакомится с участниками.

Родители, как я и думала, тоже были за.

31 декабря Валентина Ивановна пришла ровно в девять, минута в минуту. Передала мне пакет, из которого доносился бесподобный запах свежей выпечки. Убрала в сторонку трость, сняла пальто. Разулась, вынула из пакетика красивые туфли. Подкрасила губы у зеркала. Держа спину ровно, прошла в квартиру. Благородная леди, аристократка не по крови, но по сути. Наверное, только я видела, как дрожат ее руки…

Мама проводила ее к столу. Но Валентина Ивановна попросила пару минут осмотреться. Мы отошли, не мешали.

Она ходила по дому как по музею. Только здесь к предметам можно было прикасаться. Она гладила листья комнатных растений на подоконнике, позвонила в стеклянный колокольчик на ёлке, улыбнулась большому старому плюшевому медведю, что сидел на кресле… Все здесь говорило ей о том, как жила давно потерянная близкая подруга.

Мама тихонько позвала ее. С полки моя родная достала тяжёлый фотоальбом. Пришла наша пора делиться воспоминаниями. С каким жадным любопытством листала моя воспитательница страницы, как слушала она истории, что хранили в себе снимки!

А я вдруг поняла, что все эти годы они жили не так уж далеко друг от друга. Всего полчаса ходьбы, и то неспешным шагом. Один город, одни улицы, одни фонари над головой… А не встретились. Не свела судьба. Так иногда бывает.

В дверь снова позвонили. На пороге стоял Максим со своей семьёй.

Ирина, его жена, оказалось милой худощавой девушкой с острым носиком и бойкими глазами. Она в секунду разделась и притянула к себе маленький укутанный кулёк на ножках. Сашка, их дочка, едва-едва отпраздновала трехлетие. Стоило матери снять с нее уличную одежду, как она словно пружинка распрямилась и рванула в сторону комнаты. Пронеслась мимо моего отца, нырнула под стол, вылезла и в восхищении остановилась у ёлки.

– Санька, а поздороваться?! – прикрикнул на нее Максим. Девчушка примчалась назад, встала передо мной, выпалила приветствие и ускакала назад.

– Дочь, а с другими людьми здороваться не надо? – Ирина нахмурились. Девочка подняла на нее удивлённые глаза. Она же уже сказала "здравствуйте", чего повторяться-то?

– Электровеник… – проворчала Ира. – Прости, она просто… Ну…

– Шебутная? – подсказала я.

– Ага… А я все думала, чего это медсестры меня так сочувственно по плечу в роддоме хлопали, когда имя узнавали. Видать, знали, чем Сашки выделяются. Банда!

– Да ладно уж, она забавная! Проходите!

Наконец я всех со всеми перезнакомила, мама убрала альбом, и мы стали усаживаться. Вдруг Ира вскрикнула и нырнула под стол. Чертыхаясь, вытащила наружу дочку.

– А если б я тебе сильней на руку наступила? Все кости бы переломала! Ты как туда попала, вот тут же стояла, с папой рядом!

Сашенька надулась и обиженно топнула ножкой.

– Ваше высочество, дракон живёт не там, – вдруг раздался тихий и теплый голос.

– Дяконь? – девочка обернулась. Валентина Ивановна улыбалась ей весело и приветливо.

– Я так поняла, наша принцесса отправилась на подвиг? Хотела сама, без верных принцев и рыцарей, победить чудовище?

– Дя, дя, чуёвисе! – радостно закричала девочка и запрыгала на одной ножке. – Поидить!

– Оно в другой пещере. Но вам туда пока рано. Сперва надо кое-что сделать!

Сашенька пулей метнулась к моей воспитательнице и уселась рядом с ней на диван.

– Сьто? – спросила она, доверчиво заглядывая в глаза…

Через полчаса, накормленная Валентиной Ивановной просто до отвала едой настоящих героев, а на деле просто картошкой с мясом и огурцом, боевая принцесса удалилась в засаду. Спряталась на диване в соседней комнате, накрылась пледом и приготовилась мочить дракона. Валентина Ивановна временами тихонечко подвывала, изображая голос мифического существа. Когда Сашке вдруг наскучило ждать, она решила было выпрыгнуть из-под пледа и отправится в какой-нибудь ещё поход, но тут в игру вступила моя мама. На пару с Валентиной Ивановной они рассказали великолепную легенду о волшебном покрывале (а на деле просто маминой шали), которая делает непобедимым того, кто просидит под ней десять минут в тишине и без движения. Накрыли, тихонько вышли из комнаты. А когда вернулись, из-под всех одеял и шалей доносилось тихое сопение. Уснула принцесса…

Мама подставила стулья к краю дивана, чтобы она не свалилась. Подложила подушек. И вернулась за стол.

– Это ж надо! Я б такого не сочинила, – восхитились Иришка.

– А почему мы ее к дракону отправили, а не к фее? Девочки же любят всяких там волшебниц, – уточнил Макс

– Да что вы, ваша фею в плен возьмёт и палочку отнимет! Ее – только на подвиги! – улыбнулась Валентина Ивановна.

Сашенька проспала все: и куранты, и салюты за окном, и песни под гитару, которую принес на праздник мой отец. И появление подарка под ёлкой…

Пенилось шампанское, исчезал из салатницы оливье. Пирог, что испекла наша гостья, был съеден с чаем. Это была чудесная ночь.

Валентина Ивановна улыбалась, глаза ее светились от счастья. Мы специально посадили ее у самой ёлки, и порой она оборачивалась, разглядывая игрушки, что своими руками развесила на ветках ее Зоенька…

Она уехала домой около трёх, мы отправили на такси. В коридоре, прощаясь, Валентина Ивановна шепнула мне на ухо:

– Ты знаешь, Юлечка, мне казалось, что она здесь, с нами…

Я была с ней совершенно согласна.

А через неделю мне вновь позвонил Максим.

– Привет! А у меня новости!

Я была ужасно рада его слышать.

– Санька-то моя все Валентину Ивановну забыть не может! Как проснулась у вас первого января, так с тех пор и спрашивает, где та бабушка, что к дракону с ней ходила! Ну, в общем, Юль, есть у нас теперь няня! Спасибо тебе!

Он мог не продолжать. На заднем фоне я отчётливо разбирала два голоса. Один спокойный, вдумчивый, взрослый. Второй звонкий и пока нечеткий. Но оба такие знакомые…

– И знаешь, чем они сейчас займутся? – продолжил Максим. – Иринка понесла им какие-то лоскутки…