скачать книгу бесплатно
– Дело есть, – сказала Ленка. – Помощь нужна.
– Ты бы по другому поводу и не приехала, верно?
– Знаю, что виновата. После маминых похорон не заглядывала. Жизнь закрутила знаешь как?
– Рассказывай.
Ленка вздохнула, отодвинула тарелку с окрошкой.
– С Пашей не сложилось. Помнишь моего молодого человека? Отец Светы. Приезжали как-то.
– Бьет?
– И не только… – Ленка тряхнула головой. – Курить в доме можно?
– На крыльцо ступай. А я следом.
Он прихватил графин с водой. От проклятой жары всегда хотелось пить, а еще лучше – положить бы на голову влажное холодное полотенце и вздремнуть около печки, на деревянной лавочке. В доме пол земляной, стены отштукатурены – жара внутрь никогда не пробиралась.
Ленка спустилась к машине, стояла, облокотившись о багажник, и курила, разглядывая ухоженный чистый двор, с несколькими яблонями вдоль забора и аккуратным палисадом. Дед неторопливо подошел, ощущая плотную тяжесть воздуха. Снова закружилась мошкара, будто ждала.
Стекла у новенькой «мазды» были темные, не разглядеть, кто в салоне. Мягко урчал работающий двигатель. Такая машина, прикинул дед, миллиона два стоит, не меньше.
– Чтоб долго не объяснять, вот… – Ленка открыла багажник, и дед увидел лежащее внутри скрюченное тело.
Лица было не разглядеть – вместо него кровавая каша с желтыми и синеватыми подтеками. В согнутых ногах валялась пластиковая канистра. Руки на запястьях были связаны скотчем – кожа на пальцах потемнела и вздулась. Человек был одет в серый деловой костюм. Галстук плотно стянул шею. Брюки взбились, обнажая носки и волосатые лодыжки. На правом ботинке размазались кляксами капли крови.
– Кто это? – спросил дед.
– Пашка. Тот самый. – Голос у Лены был спокойный. Только дрожали пальцы с зажатой сигаретой.
– Что случилось?
Ленка выдохнула сизый дым:
– Ну, знаешь, как это и бывает… в фильмах или книгах… поссорились слегка. Слово за слово, он руки распустил, ну я и…
Было видно, что говорить ей тяжело, слова вязли в жарком воздухе, словно мухи в варенье.
– Не очень хорошо у вас жизнь сложилась.
Ленка посмотрела на деда, видимо, пытаясь понять, шутит он или нет. Выдохнула.
– Не очень, верно. Оказалось, знаешь ли, не судьба.
– Слегка поссорились, значит? – Дед склонился над телом. Из багажника дыхнуло спертым горячим воздухом, стало как-то совсем нехорошо. – Чтобы так человека, прости, конечно, изуродовать, надо было его молотком по голове минут десять бить. Ни одна домохозяйка бы не справилась.
– Ты же меня знаешь, – буркнула Ленка. – Долго терплю, а потом срываюсь. Он решил, что я изменяю. Начал проверять телефон, компьютер. Закатил скандал. Раз, другой. При ребенке. Потом руки распустил. Опять же, при Свете. Ну, я дождалась, пока уснет, взяла молоток… А дальше вот. К тебе поехала, больше не к кому.
– Ага. И руки спящему скотчем связала?
Ленка не ответила, лишь неопределенно пожала плечами.
– Сколько дочери лет? – спросил дед, все еще разглядывая труп.
– Что?
– Сколько лет, спрашиваю, дочери.
– Ты серьезно? – Ленка нахмурилась, будто пыталась вспомнить. С трудом выдавила: – Дед… У тебя все хорошо с памятью? Света, милая наша, пять лет ей. На похороны же мамы приезжали вместе. Забыл совсем?
Дед захлопнул багажник и направился к дому. Жара сковывала. Хотелось быстрее окунуться в прохладу.
– Деда! – спросила в спину Ленка. – Так ты поможешь или как?
– Помогу, – ответил он, не оборачиваясь. – Окрошку только доешь. Жалко выбрасывать.
Дед выстукивал костяшками пальцев дробь по столу, дожидаясь, пока дочь доест. Разглядывал ее синяк под глазом, приметил несколько царапин на щеке, пятно грязи на скуле; еще грязь под ногтями, а верхняя пуговка на блузке оторвана – торчат кусочки белых нитей.
– То есть ты его ночью?
Ленка кивнула, скребя ложкой по тарелке.
– Потом до утра ждала и сразу ко мне?
– Извини, что не позвонила. Не подумала. Свалилась как снег на голову.
Ленка принесла в дом едкий запах табака. Тотчас захотелось раскрыть окна и проветрить, но дед знал, что вместо ветра в дом ввалится маслянистая летняя жара, выдавит остатки свежего воздуха и станет здесь полноправной хозяйкой.
– Доела?
Ленка кивнула и, как в детстве, показала пустую тарелку с зелеными пятнышками укропа на дне.
Дед поднялся, поманил дочь за собой. Вдвоем они вышли на улицу, обогнули дом по узкой бетонной тропинке. Дед отметил мимолетом клочья рыжей травы, торчащей из трещин в бетоне. Надо бы выдрать к чертям.
За домом, в глубине двора, стояла саманная летняя кухня. Справа от нее пристроился летний же душ с ржавым баком от «КамАЗа» наверху. Сразу за душем – сарай с подвалом.
– Сначала избавляешься от этого мужика из машины, – сказал дед, снимая навесной замок с двери сарая. – Потом решаем, что делать с девочкой.
– То есть как – что делать? – не поняла Ленка и добавила быстро: – Она ничего не видела. Спала уже. Я тихонько все сама…
Дед молча отворил дверь. Сарай был забит хламом. Выбросить жалко, использовать незачем. Тут тебе и разобранные старые велосипеды, давно неработающий холодильник, сгоревший телевизор, ржавые обухи, запылившиеся ящики с одеждой, постельным бельем, рулоны обоев. Что-то от жены осталось, что-то от дочери. Отдельной большой кучей лежали автомобильные шины.
– Свету мы не тронем, – повторила Ленка нерешительно. – Это же внучка твоя!
– Ага. Не тронем, – буркнул дед, расчистил носком калоши мусор под ногами, поднял пыль и расчихался шумно, звонко, чувствуя, как закладывает уши и бьется гулко сердце. Перед глазами потемнело, пришло головокружение, даже вроде занесло немного в сторону – пришлось опереться о полку, чтобы удержать равновесие.
Ну почему именно сейчас, в жару, нужно было ей приезжать?
Дед злился. На Ленку, на мертвого человека в багажнике, но прежде всего – на себя. Потому что знал причину, по которой все это происходило. И изменить ничего было нельзя.
Жена говорила: главное – смирение. Бог не дает нам испытаний больше, чем мы можем вынести. Когда-нибудь Бог простит, и мы умрем с улыбкой на губах.
Она умерла без улыбки. Бог не простил. Дед был уверен, что не простит никогда.
Из пола торчал металлический загнутый крюк.
– Хватай и тяни, – распорядился дед.
Ленка безропотно бросилась выполнять приказ. Скрипя, распахнулась деревянная квадратная крышка, с которой ссыпались в черноту подвала опилки и песок. Изнутри дыхнуло спертой влагой и гнильем. Похоже, от жары лопнуло несколько закруток с помидорами.
– Лезь.
– Что там?
– Слева внизу выключатель. На полках надо найти свернутый брезент, серого цвета. Старый такой.
Ленка посмотрела в темноту, погладила неосознанно затылок, где под всклоченными волосами давным-давно была прилажена титановая пластина.
– Ну же, – поторопил дед. – Возиться тут с тобой до ночи, что ли?
Ленка нырнула в темноту. Зажегся свет.
– Компот прихвати! – посоветовал дед, вспомнив, что закручивал в прошлом году яблочный, четыре банки. Кислый, как муравьиная задница. Но полезный.
В квадрате света появилась Ленка, тащившая на плече сложенный брезент. Поднялась, тяжело перевалила его на пол, взбила пыль. Спустилась обратно. Подняла на поверхность запыленную и темную банку с компотом.
– Одной хватит?
– Вполне. Пошли.
Через калитку за забор, где высыхал под жарой огород. Овощи давно были собраны. Подвязанные хвосты огурцов и помидоров пожелтели и съежились. Трава тоже пожелтела и размазалась по земле, будто кто-то набрызгал кляксами чернила.
Ленка плелась сзади. В глубине огорода у деда росли фруктовые деревья. За двумя толстыми яблоневыми стволами высился оголовок старого кирпичного колодца. Верх был прикрыт железным листом и придавлен несколькими кирпичами. На вороте болтался обрывок ржавой цепи.
Дед поставил банку с компотом на землю, стал стаскивать кирпичи.
– Мы его… туда? – оторопело спросила Ленка.
– Нет тела – нет дела, – ответил дед. – Помощи просила? Получай. Вечером поедешь домой, к себе на квартирку, а завтра как ни в чем не бывало отправишься на работу, будешь строить карьеру, забудешь об отце еще на какое-то время. Я все равно трубку не беру, на письма не отвечаю, на праздники не езжу. Да?
Дед стащил железный лист, посмотрел в черное нутро старого колодца. В который уже раз за много лет пытался разглядеть дно, хотя бы блики света в мутной воде, движение. Не видел ничего.
– Сиди и жди, – велел он Ленке и вернулся к машине, прихватив брезент.
Солнце стояло в зените, пекло нещадно, прожаривало старые косточки. Пот сначала катился градом, потом высох, оставшись только под мышками и в области паха. Дед зашел в дом, поставил банку с компотом на стол, приник к графину с водой и долго, жадно пил. Знал, что скоро почувствует себя еще хуже, потому что нельзя вот так сразу много пить, вредно; но не останавливался, пока не заныло внизу живота.
Наконец он вышел к автомобилю. Подошел к багажнику, распахнул его. Похлопал руками по карманам мертвеца, стараясь смотреть куда угодно, только не на размозженное до осколков черепа лицо. Вытащил из нагрудного кармана пиджака документы – паспорт, водительские права. Еще там лежало несколько пятитысячных купюр, пара кредитных карточек. Все это засунул себе в карман. Потом расстелил старый брезент, густо усеянный темными разводами, обхватил тело, перевалил его через багажник.
– Бог простит, – буркнул дед, взялся за край брезента и потащил через двор к колодцу.
Ленка ждала под деревьями, суетливо нарезая круги, не в силах успокоиться. То и дело чесала затылок, но не замечала этого.
– Хватайся, – кивнул дед на брезент. – Надо сбросить вниз. Как обычно.
Ленка посмотрела странно, как на безумца. Впрочем, деду было все равно. Вместе они подняли тело и сбросили в нутро колодца.
– Займись уборкой, – сказал дед. – Сложи, как надо. И обратно в подвал.
Он отошел в сторону и, пока Ленка возилась с брезентом, достал паспорт, пролистал.
С фотографии смотрело молодое лицо, все в веснушках, с небольшой рыжей бородой.
Пареньку едва стукнуло двадцать четыре. Молодой еще совсем. На десять лет младше Ленки, но по возрасту – как ее парень, который пропал пять лет назад.
Он даже похож был немного на того самого Пашку. Улыбкой, что ли. Ямочками на щеках. Цветом глаз… Но звали его по-другому – Леонидом.
– Деда, а где звуки? – спросила Ленка. – Когда упало тело?
– Об этом, дочка, лучше не спрашивай, – ответил дед, убирая паспорт обратно в карман. – Пойдем, займемся девочкой.
2
Пять лет назад Ленка тоже прикатила в такую вот несусветную жару, на закате лета, на каком-то дорогом автомобиле. Залетела, не поздоровавшись, закрыла ворота и бросилась к деду, испуганно тараторя:
– Я не хотела! Я правда не хотела! Как-то само собой получилось. Понимаешь… не хотела! Не знала, что делать. Не поехала в больницу. Не собиралась. Подумала, вы поможете! Поможете ведь? Поможете?
А потом рухнула у дедовых ног без сознания.
Низ живота – край джинсов и выбившийся ворот рубашки – будто окунули в красную краску. Кровь. Вся рубашка была в мелких частых каплях. Руки тоже заляпаны. Лицо в ссадинах, а над правой бровью глубокая рваная рана.
Бабка запричитала, крестясь. С крыльца ей было тяжело спускаться, поэтому она торопила:
– Тащи живее в хату! Забинтовать надо! Отпоить! Промыть! Что творится, прости господи, что творится!..
Дед приобнял дочь, поволок по ступенькам. Угодил пятерней во влажную дыру на затылке, разглядел между волос кровь, а еще – кусочки черепа, будто кто-то разбил Ленке голову, как фарфоровую вазу. Как она вообще сюда добралась живая?
В груди гулко колотилось сердце, и с каждым его ударом дед чувствовал, как уходят силы. Сердце могло не выдержать. С ним уже случались перебои. Будет тогда у бабки в доме два трупа разом.
Все же справился, затащил. Пронес сквозь сени в комнатку, уложил на диван, а сам растянулся на полу, тяжело дыша. Пот катился по глазам, жег.
– Что стряслось-то? Что случилось? – причитала бабка, суетясь вокруг дочери.
Нашла где-то йод, шмат ваты. Принесла влажную тряпицу. Принялась вытирать кровь. Дед то и дело ловил бабкин испуганный взгляд. Она боялась произнести вслух то, что и так было видно.
– Ребенка нет, – подтвердил дед. – Нет внучки, видишь?
Бабка застыла, тревожно жуя губами. Глаза вращались в желтых морщинистых глазницах.
