скачать книгу бесплатно
– Так, – Сохор отвернулся, погрузившись в беспокойные мысли. Эта женщина… Почему заботится об отряде, будто она одна из нас? Предупредила о воде, спасла дурака Баяра, искренне переживала, как бы сорочч не цапнул живых… Что у нее на уме?
Голова раскалывалась, ныло в висках. Больное, исхудалое солнце, подернутое рваными лохмами туч, сорвалось за иззубренную гряду облезлых пожелтевших елей. На лес опустились зыбкие, бледные сумерки, меняя очертания предметов и играя с воображением. В чаще тягуче стонало и охало. Трещали сухие валежины. Холод струился из недр черных, бездонных оврагов. Дыхание превращалось в пар. Лес редел и расплывался. В просветах клубилась бледная, туманная марь. Видимость упала до пары десятков шагов. Навстречу из тягуче густеющей тьмы выплыла большая поляна.
– Пришли, господин, – в голосе Вереи промелькнуло удовлетворение.
Снег на поляне растаял, лишь кое-где гнездясь неряшливыми грязными кочками. В тумане проглядывались кривые деревья. Лошадь предостерегающе всхрапнула и дернулась. Задняя нога осыпала край бездонной дыры.
– Осторожно, – предупредила Верея. – Эти ямы ведут в древние каменоломни и шахты. И большую часть создали не люди.
Сохор огляделся, увидев еще с полдюжины похожих колодцев в венцах осыпавшихся склизких камней. Земля под копытами Хуранцэг была выстлана истлевшими костяками. В сухой полыни и космах огневки валялись продавленные грудные клетки, разбитые позвоночники, пялились пустыми глазницами пожелтевшие черепа. Ковром рассыпались осколки клинков, рассеченные щиты, обрывки кольчуг. Побежденные остались непогребенными, а победители были так богаты, что не собрали добычу. Или победителей не было…
Сохор задышал возбужденно и часто при виде позолоченных панцирей, резных шлемов с тонкой насечкой и сверкающих драгоценностями рукоятей мечей. Руситские, франкские и половецкие доспехи лежали вперемешку. Что за битва была здесь? Когда? Да какая разница! Главное, проклятая баба не обманула. Вот они, сокровища, достаточно протянуть руку и взять.
Сохор скатился с седла, под каблуком затрещали старые кости. Из рогатого шлема выкатился череп с остатками огненно-рыжих волос. В обветшавших лохмотьях сверкнула золотая фибула – олень, застывший в прыжке. Сотник схватил побрякушку негнущимися холодными пальцами. Рыжеволосый череп наблюдал за ним и насмешливо скалился. Ничего, ухмыляйся, мертвецам сокровища не нужны. Дальше блеснуло золото, в сумерках жаром переливались драгоценные камни. Воины слезали с коней, ползли на коленях, собирали сокровища горстями, вороша и разбрасывая мертвые кости.
Сохор потерял голову, заметался по поляне и счастливо закричал:
– Ох шулма, благодарность моя будет безмерна! У тебя и твоих детей отныне будет вволю еды!
– Ты прав, сотник! – голос Вереи изменился, из него исчезли подобострастные нотки. – Сделка завершена, тебе золото, моим детям еда! Ах уэн таргалэв!
Сохор обомлел. Женщина прыгнула к шаману, в полутьме жутко сверкнула сталь. Хулгана дернулся и заорал, кровь из распоротого брюха плеснула Верее в лицо.
– Придите, дети мои. Время пировать! – Верея выпрямилась, жалкая хламида упала с плеч, обнажая крупную тяжелую грудь. Баяр ползал у ее ног и протяжно скулил.
Хулгана шмякнулся на землю и сдавленно выл в стремительно набухающей луже. Из свертка, оброненного ведьмой, выкатился ребенок. Его мать не видела демонов, она совокуплялась с ними, и сама была демоном. Выше пояса дитя еще походило на человеческое, пусть и уродливое, но ниже пояса вилась бахрома из тонких черных присосок, блестела чешуя, сочилась вонючая слизь и жадно шарила вторая пара недоразвитых рук. Страшилище подползло к еще живому шаману и принялось жадно, взахлеб лакать свежую, дымящую кровь. В темном лесу одновременно зажглись десятки холодных безжизненных глаз. Совсем рядом зашуршало, заклацало. Звук шел из колодца. Застоявшийся воздух резанул протяжный душераздирающий вой, исполненный злобы, голода и лютой тоски. Пахнуло мертвечиной и гнилью. За край уцепилась тощая когтистая лапа. Кто-то заорал, вроде Очир, но Сохор уже убегал. Крики ужаса за спиной сменились рычанием, визгом лошадей, воем, стонами, треском рвущейся плоти, сломанных костей и сминаемого железа. Сохору было плевать. Он ворвался в лес, едва не упал, зацепившись за корень, и вломился в колючий кустарник. Оцарапал лицо, ветки хватали кольчугу, рукавицы и шлем куда-то пропали. Вечерняя полутьма приняла сотника, деревья прыгали и кружили дьявольский хоровод. В голове возникали обрывки мыслей: вот откуда эти сокровища, вот почему ведьма истово охраняла отряд! Лживая тварь! Так пастух бережет свое стадо, ведя его на убой.
Сохор бежал, крики утихли, взошла зловещая, торжествующая луна. Гибкие зловонные тени скользили по сторонам. Он задыхался, кололо в боку. Ночное светило гналось следом за сотником, деревья скрипели и ныли, хлопьями пепла повалил бархатный снег.
– Сохор! – ласково позвал мертвый голос из темноты. – Зачем ты бежишь?
Сотник с размаху врезался в огромный морщинистый дуб и повернулся, прижавшись спиною к стволу. Верея шла за ним, высокая, обнаженная, дивно прекрасная. Глаза пылали, с алых губ на вздернутые соски капала кровь.
Сотник окоченел. Он грабил города и по приказу ханов вырезал народы под корень, меряя детей по тележному колесу. Видел горы трупов и горящие города. Он никогда не боялся. До этого дня. Ярость степи оказалась бессильна, столкнувшись с ужасом, таящимся в этих лесах. Монголы сами выпустили этот кошмар, загнанный непокорными урусами в глубь молчаливых проклятых чащ.
– Будешь моим мужем, храбрый Сохор? – ведьма приближалась, покачивая широкими бедрами. Манящая, желанная, отвратительная и смертельно опасная. Ее лицо неуловимо менялось, от мерзкой хари до прекрасного лика.
Сохор рванул саблю из ножен. Тварь скалилась. В следующее мгновение сотник полоснул дымчатым лезвием по горлу, харкнул кровью и рухнул лицом в подтаявший снег. Ничьим мужем он быть не хотел.
Отряд нойона Мундхалая неделю рыскал по раскисшим дорогам, натыкаясь на пепелища, разбухшие трупы и стаи крикливого воронья. Удача покинула Мундхалая, родича самого Бату-хана, корня Чингиза, да пребудет с ним вовеки милость Тенгри. Селения и деревеньки в округе были разорены, деревья на пожарищах сгибались под грузом вздернутых тел. Орда уходила, подгоняемая ранней весной, оставляя за собой безлюдье, пепел и тлен. Ничего не осталось, кроме остывших угольев, тряпья и втоптанных в грязь горстей зерна.
Юный нойон задержался на снежных перевалах Кауказ-куирши, упустив лучшее время, когда исчезали в пламени руситские города, а худшие из воинов пихали в тороки резные чаши и золотые оклады с почерневших намоленных досок руситских богов. Теперь Мундхалаю было нестерпимо стыдно возвращаться без добычи и пленников, на посмешище беззубым старухам. Злые, незнающие пощады языки прилепят обидное прозвище: «Горе-воин», «Пустые руки» или хуже того: «Нойон, который всегда позади». Кто пойдет с таким ханом в поход? Отец, старый, полуослепший, потерявший в битвах руку и глаз, отвернется, велит надеть платье и отошлет младшего сына жить в женскую половину юрты, следить за скотиной и очагом. Останется только бежать или броситься чревом на меч. Незавидная судьба для молодого батыра, грезящего битвой и подвигом.
От позора юного Мундхалая спасла случайность. Сам Тенгри смилостивился над ним. Вчера в лагерь пришел оборванный монгольский воин и посулил нойону сокровища. Воин плохо выговаривал слова и горло его украшал багровый, жутко вздувшийся шрам. Сегодня он повел отряд Мундхалая в лес. Взамен он просил пустяка – еды для своих голодных детей и беременной жены-эхнэрэ.
Иван Белов
Лепила
– Жри таракана, урод! Жри, кому говорю…
Жанна изо всех сил сжала тонкие пальцы на шее Жирунделя, пригибая его голову к пластиковому контейнеру из-под морковки по-корейски – с тройкой дохлых, крупных рыжих тараканов на дне. В карих глазах Кислоты – верховода и заводилы небольшой компании – крепла злость. Жанна очень не любила, когда ей перечили – особенно те, кого она считала «ссыклом и никчемышами». А уж если вдобавок они были толстомясыми, как Ленька, стоящий на коленях возле серого бетонного кольца с бледно-красной надписью «ГАЗ», криво торчащего из пыльной земли окраинного пустыря, то Жанна запросто могла прийти в бешенство.
– Жри, падла! Ну!
Ленька отчаянно замотал головой, с губ сорвалось: «Кхы-ы, не, не».
– Кислота, а ты их это… сиропом полей, – хихикнул Илья, щурясь на полуденном июньском солнце. – Клубничным. Он еще и добавки попросит!
Стоящие рядом с ним Костя и Денис промолчали. Происходящее им совсем не нравилось, но перечить Жанне не хотели ни один, ни другой. Дело было даже не во втором месте по рукопашному бою, которое она заняла на областных соревнованиях полтора месяца назад, а в том, что Ленька сказал про нее такое, чего говорить – никак не стоило…
Жанна скосила глаза на Илью:
– Ты предложил, ты за сиропом и вали! Чего тормозишь?!
– Кислота, ты че? Я же это… приколоться хотел. Че ты сразу, а?
Он знал – если Жанна шутку не поддержала, то лучше отыграть назад. Иначе может прилететь и ему. Бывали случаи…
– Не хочешь жрать? – Жанна снова переключилась на Леньку. – Ла-а-адно, полудурок… Тогда собачьим дерьмом рожу намажу. Тюфяк сегодня целую кучу навалил, как знал, что пригодится. Дэн, пакет дай. Ну, быстрей!
Цыганистый, низкорослый и прихрамывающий на левую ногу Денис с явной неохотой сделал три шага, протянул Жанне желтый пакет-«майку». Она достала из него длинную резиновую перчатку и старательно завязанный прозрачный пакетик с собачьими фекалиями.
Положила его на ребро кольца, возле контейнера, и без спешки начала натягивать перчатку.
– Когда я ее надену, будет поздно. Лучше жри.
– Я н-н-не… – Ленька с ужасом переводил взгляд с пакетика на контейнер. – Па-а-ачем-му? Я н-н-ниче-е-его…
– А, ты белый и пушистый, оказывается? Ниче-го-о-о, скоро будешь коричневый и некрасивый… Лучше ням-ням, Жирундель: время кончается. Ну?!
Ленька громко всхлипнул и потянулся к тараканам.
Ребята слаженно отвернулись в тот момент, когда Ленька положил насекомое на язык. Закрыл рот и начал медленно жевать. Илья почувствовал, как желудок выталкивает к горлу тугой ком тошноты. Отвернулся и обильно сплюнул – раз, другой, часто и глубоко дыша ртом.
Плечистый неповоротливый Костя спасовал секунд через десять. Глуповатая веснушчатая физиономия застыла в гримасе нерешительного протеста.
– Кислота, может, харэ? Ну его…
– Не харэ. Пусть жрет. По одному за уродку, дуру и гадину. В другой раз подумает, прежде чем сказать… Все пускай думают.
Илья сдавленно закашлялся. Затею Жанны он не одобрял, но признаваться в том, что упомянутые ею ругательства всецело были его выдумкой – не собирался. Не стоило даже давать повод для подозрения, потому что в таких случаях она становилась еще тем клещом: вцепится и не угомонится, пока не узнает всю подноготную…
Жрать вместо Леньки тараканов вперемешку с дерьмом Илья не желал. А ведь придется, если настоящий расклад вдруг выплывет наружу. При далеко не ангельском характере Жанна люто, отчаянно ненавидела ложь, карая за нее жестко и беспощадно, не делая различий между приятелями и недругами.
Леньку она шпыняла уже давненько, но в основном по мелочам, походя. Толстый, «плюшевый», с задержкой развития Жирундель вызывал у нее глухое раздражение, потому что напоминал младшего брата – пухлую, вконец избалованную скотину, почти без остатка забравшую себе родительскую любовь и внимание. Вот и срывалась время от времени, но без последствий…
Ленька безропотно сносил ее плевки, издевки, тычки. Словно Жанна была для него неизбежным и неодолимым злом, на которое не имело смысла жаловаться Ольге Андреевне, единственной живой родственнице, которая стала опекуншей Леньки после гибели родителей, бездетной и самозабвенно любившей племянника.
Честно говоря, сейчас Илья напрочь не мог упомнить, что дернуло его наклепать на Леньку. То ли скука, то ли плохое настроение: а может – все вместе…
Правда, он думал, что Жанна сорвет злость обычным способом, разве что тычков с подзатыльниками будет в два-три раза больше. Но она в тот день вдребезги разругалась с родителями и потому уготовила другую месть.
Илья мысленно костерил себя последними словами, но молчал. Оцепенело глядя, как Ленька глотает таракана, неверными движениями засовывает между посеревших губ следующего… Как будто что-то заставляло смотреть, не отводя взгляда. Во рту возник и не мог исчезнуть странный привкус, словно Илья сам только что размолол зубами хрусткую хитиновую оболочку цвета свежей ржавчины…
Он часто сплевывал вязкую, клейкую слюну, и с каждым мигом ему все сильнее мнилось, что Жанна обо всем догадается – и рассвирепеет вконец. Но минуты шли, а все оставалось по-прежнему.
Ленька сунул в рот последнего таракана, тяжело задвигал челюстью. А потом произошло то, чего Илья никак не ожидал.
Жанна резко надорвала пакетик с дерьмом и впечатала его в лицо Леньки. Растерла парой скупых, яростных движений.
– На, скотина жирная! Гарнир!
– Не, ну зачем, Кислота? – Костя покачал наголо бритой головой, с неприязнью глядя на Жанну. – Зря ты, епырь-жопырь, так…
– Да, зачем? – нахмурился Денис. – И так наказала уже…
Илья замер, выжидая, что будет дальше.
– Да пошли вы… Он не на вас пасть разинул. Я сама разберусь, чего ему до хрена, а чего – добавить…
Голос Жанны был страшен: приглушенный рык перемежался с шипением, от которого в груди заерзал шершавый холодный сгусток. Ненависть вылепила из симпатичной мордашки страшноватую маску, бесновалась во взгляде.
«Опять со своими поругалась, – понял Илья. – Сука, быстрее бы это все закончилось».
– Заткнись!
Он обмер, лихорадочно пытаясь сообразить, не произнес ли последнюю мысль вслух… И тут же с облегчением понял, что приказ Жанны относился не к нему. Ленька тоненько подвывал, часто вздрагивая всем телом. Изо рта тянулась ниточка слюны с рыжеватыми вкраплениями.
– Заткнись, урод!
– Да пошла ты… – с неожиданной злостью буркнул Денис. Шагнул к Леньке, доставая из кармана спортивных штанов мятый носовой платок. – Слышь, щас вытрем…
И – осекся, замер. Илья увидел, как в светло-карих глазах приятеля ворохнулось недоумение, тотчас же сменившееся испугом. Причину его Илья осознал через пару секунд, и холодный сгусток в груди взорвался, нашинковывая мышцы и мозг ледяной шрапнелью.
Ленька перестал выть и теперь хихикал, размазывая дерьмо по лицу. Илья медленно сглотнул, пытаясь убедить себя, что в хихиканье нет жутковатых, болезненных ноток, говорящих лишь об одном…
– Спятил, кажись, – Костя хрипло первым произнес то, что читалось на лицах у всех. – Жирундель, хорош, ну… Кислота, епырь-жопырь, ты че наделала?
– Тихо, тихо, – процедила Жанна, но Илья уловил в ее голосе ростки страха. – Притворяется, небось, урод… Заткнулся, кому сказали?!
Она схватила Леньку за подбородок и сжала что есть сил, заставляя замереть.
Вгляделась.
Илья следил за ней с дикой, вытеснившей остальные чувства надеждой. И в то же время – почему-то не сомневался, что надеется зря. Присосалась к душе обреченная уверенность, что Ленька точно тронулся умом, сбрендил… И это уже не исправить.
– Платок дай! – Жанна вдруг повернулась к Денису. – Быстрее!
Лицо у нее было бледное и отчаянное, но в глазах не мелькало и тени раскаяния. Жанна взяла платок и начала быстро, старательно вытирать Леньке лицо. Тот не сопротивлялся, продолжая хихикать. Жанна не затыкала его, негромко матерясь сквозь зубы, но Илья видел, как подрагивают ее руки.
Спустя минуту она побросала в пакет контейнер, платок, разорванный пакетик, перчатку.
– Все, уходим!
– А он как? – Денис угрюмо кивнул на Леньку.
– Он? – Жанна колебалась всего секунду. Потом подскочила к Леньке и сильно хлопнула его по спине.
– Домой вали! Пошел!
Тот вдруг умолк, заморгал, словно вникая в сказанное, а потом грузно, неторопливо потопал с пустыря, не оглядываясь на четверку.
– Вопросы кончились? Будем считать, что не было ничего.
Ребята молчали, глядя на уходящего Леньку. Жанна выдохнула сквозь зубы и чуть смягчила тон:
– Ладно, согласна, перегнула. Но назад уже не отмотаем, не кино. Да и так подумать: а что такого-то? Он и так с прибабахом был, а сейчас еще немного добавилось. Не убили же.
– Зря… – обронил Костя, не поворачиваясь к ней. Денис кивнул.
Жанна обвела друзей разочарованным взглядом.
– В общем, делайте что хотите. А я пошла. Надеюсь, вы со мной.
Она спокойно зашагала в другую от Леньки сторону, слегка покачивая пакетом.
Илья почесал нос, протяжно вздохнул:
– Пацаны, это… Ну, в самом-то деле, уже все. А я на Кислоту стучать не буду: в натуре, не убили же… Пошли, а?
Он шагнул вслед за Жанной, и этот шаг переломил угрюмую нерешительность друзей. Через минуту на пустыре никого не осталось.
Неделю спустя.
Новость принес Костя.
Сгрузил на горячий песок крохотного пляжа, целиком занятого их компанией, три запотевших «полторашки» дешевого «Буратино» и невесело оповестил:
– Тетка Жирунделя к Игнатьевне ходила. Сейчас слышал, бабки у магаза болтали… Епырь-жопырь, чего теперь делать, а?
Рука Жанны замерла на полпути к бутылке. На закаменевшем лице резко обозначились скулы: в жестком и – одновременно – растерянном прищуре коротко плеснулся испуг.
Денис и Илья царапнулись взглядами, колода карт в пальцах последнего мгновенно перестала быть послушной, тасовка сбилась с привычного ритма.
– И все? – сдавленно уточнил Денис.
– Ага.
