скачать книгу бесплатно
Нормально не стало: ссорились супруги часто и даже по пустякам, а недавно, как раз перед тем, как Настя упала с табурета, они поругались и вовсе нешуточно. Началось с того, что, придя домой после работы, Миша увидел, что Настя спит, и устроил скандал. Как можно было спать в восьмом часу вечера? И если это от усталости, то где же тогда ужин? Почему в квартире бардак и по ней бродят какие-то котята? Животных было три. Все они имели жалкий вид: тощие, запуганные, один ? с вытекшим глазом. На кухне стояли для них три блюдца с молоком из дорогого родительского чайного сервиза. Разбудив жену, Миша потребовал объяснений. Настя ударилась в плач, объясняя, что ездила за брошенными котятами, потом мыла их, возила к ветеринару. Завтра она планировала отвезти сирот в приёмник для животных и даже попросила у мужа две тысячи рублей – на прививки и такси. Это стало последней каплей: Миша схватил Настю и выставил за дверь, в чём была. Следом выкинул приёмышей.
Обливаясь слезами, Настя пришла с котятами к родителям. Анатолия в тот вечер долго не было дома. Раиса только что вернулась от Сюзанны и, безусловно, приняла «бедное дитя». Подкидыши составили весёлую компанию Глазастику. Пришедшему Анатолию про возвращение дочери ничего не сказали. Но, увидев следующей ночью в коридоре вереницу котят, он схватился за сердце, думая, что у него белая горячка. Впрочем, когда животные, уже обвыкшись, спокойно приблизились и стали тереться о его ноги, пьяный человек всё же сообразил, что вряд ли галлюцинации способны материализовываться. Схватив одного из котят, того самого, с вытекшим глазом, Ухов заорал, требуя от жены объяснений. От его крика звери попрятались, а люди, наоборот, явились на глаза. Полусонная Раиса зашикала и зашипела на мужа: Настя, накормленная матерью успокоительными, только что уснула.
– Чего ты орёшь? Дай! – котёнок перекочевал в женские руки. – Это Настин.
– Откуда «настин»? ? Анатолий держал котёнка в руке как гранату-лимонку – за спинку. Раиса забрала «трофей» ласковым жестом.
– От верблюда. Она подобрала их три дня назад в Автономии, на озере. Хотела пристроить, а этого никто не берёт. Видишь же, он инвалид… ? Раиса нежно подула котёнку в мордочку. Он пискнул и стал жмурить единственный глазик.
– А этих берут? – Анатолий оглянулся, но котят в коридоре уже не было. Мужчине стало не по себе: он снова подумал, что пора снижать порции спиртного.
– Хорош басить, говорю, ? приказала жена. ? Двух мы уже почти определили. Остался только вот этот. Ну и пусть остаётся у Глазастика в друзьях. У одного левый глаз не видит, у другого правого нет. А что? ? Раиса смотрела в мордочку котёнка с прежним умилением, поэтому от очередного вскрика мужа вздрогнула.
– Да ничего! Собрали тут команду Флинтов…
– Чего-о? – незнакомое имя показалось женщине оскорбительным. Кота она на всякий случай спрятала за спину.
– Вот ты дура! Стивенсона нужно было в молодости читать! ? От нового незнакомого словечка Раиса сузила глаза. Анатолий понял, что лучше сбавить тон. – Развели тут приют, ? проворчал он, ? не дом, а богоугодное заведение.
– При чём тут церковь? – Раиса покрутила пальцем у виска и махнула мужу к двери зала: – Иди проспись. Завтра поговорим.
Про то, что такое богоугодное заведение, супруга была тоже не в курсе. Почёсывая то пузо, то шею, Ухов вразвалку скрылся в своей комнате. Во сне ему в эту ночь мерещились то одноглазый кот, то жена в ошейнике, а под утро он и вовсе увидел всех своих родных и близких, включая и умерших родителей, в гипсе и на колясках.
– Шобы вечером этого урода в доме не было! Иначе я скину его с последнего этажа, – потребовал Анатолий утром, как компенсацию за «моральный ущерб». – И Насте скажи, чтобы не задерживалась у нас.
Не желая обострять и без того непростую ситуацию, Раиса обещала подумать, куда пристроить животное. И про то, как помирить Настю с супругом – ей тоже стоило поразмыслить, иначе тем «непредвиденным случаем», для которого мать старательно откладывала деньги, станут нужды дочери, а не её. В результате месяц спустя, всё в тот же пасмурный день двадцать второго июня, маленький одноглазик с энтузиазмом прыгал по женской спальне, соревнуясь в резвости со старшим товарищем. Да и о возвращении Насти к мужу тоже речь не шла…
– Отдай мне его, пожалуйста, – забрала Настя котёнка. Мари, вернувшись из кухни, всё же спросила у Веры про отпуск. Иванова стала рассказывать про Азов.
– У нас там такая компашка весёлая! Жаль, Настя, что ты не сможешь с нами поехать. Отвлеклась бы.
– Ты что? Я не пью, не курю, рыбу не люблю, про лошадей вообще молчу… А у тебя кто-то есть?
Переход на столь личный вопрос был неожиданным. Вера покосилась на Мари, уже усевшуюся за компьютер, и неопределённо пожала плечами:
– Это зависит от ситуации… ? Полнота её с возрастом ушла, но волосы, заколотые наверх, открывали совсем не тонкую шею. Крупные руки и ноги тоже не стройнили. Одевалась Вера так, чтобы выглядеть «независимой и деловой». – Зачем мне кто-то, если я сама себя способна обеспечить? Лучше одной, ? ответила она.
– Одной – трудно, – Настя вздохнула.
Котёнок раскрыл пасть и зевнул.
– Как назвали-то это чудо?
– Флинт. Папашка придумал.
– Дядя Толя? Ну да, прикольно, ? родители Веры не соглашались на животных в доме: у Кати была аллергия даже на рыбий корм, а с неаллергенной собакой возня ещё та: гуляй, лапы мой, таскай на тренинги… Девушка почесала малышу спинку. Котёнок развернулся на коленях Насти и, подставив живот, вытянулся, позёвывая. Вера рассмеялась.
На глазах Насти выступили слёзы:
– Вот видишь, даже ему нужна компания.
– Такая компания, как у тебя, – даром не нужна. И вообще: если бы не твои родители…? Вера смотрела, требуя продолжения. Щёки Насти порозовели. Было во взгляде подруги что-то совсем не женское. Так смотрят порой мужчины, которые ждут откровенного признания.
– Не знаю.
– Всё ты, Настя, знаешь. Просто говорить об этом не хочешь. Я-то прекрасно помню, как тебя выдавали замуж.
– Я тоже помню, – вдруг подала голос Мари, уже усевшись за компьютер.
Собеседницы удивлённо повернули головы.
– Не придумывай, мелочь!
– Тебе тогда всего ничего было…
Но Мари смотрела уверенным взглядом:
– Настя, мне было пять лет, и я прекрасно помню, как Вера тебе говорила: «Ты ещё жизни не видела. Поживи для себя».
И без того широко раскрытые глаза Ивановой превратились в блюдца:
– Да ладно! Ты помнишь это?!!
14
2006. Лето
Первые признаки психосоматических болей появились у Насти ещё весной две тысячи второго. Обычные циклические проявления начались тогда у четырнадцатилетней девушки в необычной форме. Обильные выделения и боли, отрывающие нижнюю часть тела от верхней, заталкивали глубже под одеяло. Какой тут теннис! Если бы ещё такое понимали все… Страх перед отцом, заявлявшим, что «все бабы с «этим» живут», заставлял дрожать перед каждым объяснением по поводу пропущенных тренировок. Ускользающая мечта видеть дочь на знаменитых турнирах была для Ухова не менее трагична, чем утекающие из кармана деньги. К четырнадцати годам Настя, несмотря на прогнозы тренера, не выиграла ни одного матча. Тренер имел на это свои объяснения:
– Анатолий Михайлович, если бы она на спаррингах хоть раз сыграла так, как играет на тренировках… Эх, да что там говорить! ? Про то, что в своей возрастной категории Настя была едва ли не самой слабой по всем скоростно-силовым показателям, Саня даже не заикался.
Завлекая детей и родителей перспективами большого спорта, мало кто из современных тренеров заботился о развитии тех самых базовых качеств спортсмена, что составляли основу любого движения. Старая советская школа, в которой любого начинающего спортсмена по году, а то и больше, держали на ОФП, ушла. На смену ей пришли театральные мизансцены с просмотрами для родителей. Вряд ли можно впечатлить богатенького папашку обычным кувырком вперёд или даже назад, полным шпагатом, хорошо выполненным тройным прыжком в длину. Зато как загорались глаза предков, осчастливленных видом своих чад в эффектных позах на приёме мяча, в броске в ворота, в поддержке или, скажем, в удачно исполненном пируэте на льду! Да и молодые спортсмены, надёргав знаний из компьютеров, хотели всего и сразу, и лучше под сумасшедший контракт. Разрушительная власть денег неумолимо и надолго проникла и в спорт. Тренеры советской спортивной школы, не умевшие «шельмовать», уходили работать грузчиками, продавцами, кем угодно, лишь бы заработать побольше. А на стадионах, в залах, в клубах и на кортах приживались молодые и шустрые дельцы от спорта, понявшие одну, но простую истину: движение – это жизнь. И чтобы жизнь была обеспеченной, нужно обеспечить движение таким образом, чтобы оно спонсировалось.
Вот почему Саня, в принципе неплохой тренер и даже неплохой педагог, продал душу тому дьяволу, что зовётся «Мамона», и вместо того, чтобы тренировать молодёжь, «натаскивал» её. Кое-как поставив Насте удар и объяснив основы техники приёма, дальше он занимался обычным тренингом, разница которого с полноценной тренировкой была как раз-таки в отсутствии основных упражнений по физвоспитанию. Оставалось непонятным, за счёт чего хрупкая и малоподвижная Настя могла перекидывать через сетку мячи, крутить реверсы и отбивать мощные подачи, но именно эти её способности внушали родителям доверие. Про гибкость, выносливость и взрывные качества ни Анатолий, ни тем более Раиса никакого понятия не имели. По их мнению, у их девочки было всё, чтобы нравиться и быть замеченной: красивое лицо, роскошная коса, прекрасная фигурка, дорогая форма, фирменная ракетка, привлекательные жесты и позы, усвоенные быстрее всего, а главное – желание их, родителей, довести её до уровня звезды. А психологический фон – что про него вообще говорить? «Баба есть баба. Истерит. Безусловно, тренеру виднее, в чём проблема». Так думал Ухов и орал на соревнованиях на весь корт:
– Что у тебя, Настя, говно течёт по ляхам?
– Соберись! Двигайся по площадке! Чего стоишь как мумия? – требовала и Раиса. Ей тоже давно уже снились престижные турниры, трибуны V.I.P., и она, в шляпе с полями и больших солнцезащитных очках, под прицелом телекамер. Девочка, стыдясь за такое «спортивное» поведение родителей, бросала ракетку и убегала со слезами. Раиса неслась в раздевалку утешать дочь. Анатолий спешил на корт подбирать дорогой спортинвентарь. По дороге домой Уховы, невзирая на спящую в колыбельке Мари, орали в машине, обвиняя друг друга в мужском деспотизме и женской тупости.
Чувствуя себя виноватой в происходящем, Настя хотела даже изуродовать себя, чтобы больше не ходить на теннис. Однажды, от отчаяния, она призналась в этом матери. От ужаса Раиса бросила стряпню в кухне и уставилась на дочь, словно увидела впервые. Только теперь женщине, закрученной с годовалой младшей и переставшей обращать внимание на старшую, стали заметны непроходящие синяки под глазами ребёнка, дрожащие губы, руки, нервно крутящие волосы, обкусанные ногти, быстро появляющиеся слёзы на глазах.
– Настенька, у тебя что-то болит? – материнский инстинкт брал верх над всяким другим. Настя беспомощно положила ладони на шею и подняла на мать полные слёз глаза. – Шея? Давно? Так почему же ты ничего не говоришь? Этого же нельзя запускать!
Поток материнской заботы полился каскадом, и Раиса бросилась в пучину обследований, консультаций с ортопедами, ревматологами, нейрохирургами. Настя была согласна на что угодно, лишь бы не ходить на тренировки. Выплакав у очередного врача справку, Раиса приказным тоном объявила мужу о том, что дочь бросает теннис. Окончательно! Навсегда! Из-за… «дископатии межпозвоночных дисков». Для убедительности жена подсунула мужу под нос снимки магнитно-резонансной томографии и рентгена сомнительного качества, на которых врачи, по просьбе Раисы, что-то отметили цветными ручками. Мало что понимая в медицине, Ухов поорал в первый день, пошумел во второй, повздыхал ещё неделю, после чего о теннисе как о перспективе капиталовложения в пенсионное страхование было забыто.
– Ладно… Не можешь играть – учись. Но только чтобы никаких проблем с поступлением на технологический факультет не было! ? предупредил он. Он уже в две тысячи втором знал, куда отправить дочь учиться через три года. Настя покорно кивнула и удалилась в спальню. С той поры она поняла, что на материнской жалости можно «прокатить» всегда.
Поступив в университет в две тысячи пятом году, ближе к зиме Настя втянулась в учебный процесс. Раиса только радовалась, что глаза дочери поблёскивают и ей нравится один мальчик старше её.
– Это прекрасно! – искренне восхищалась мать. – Может, и он на тебя обратит внимание. Ты ведь у нас такая красавица!
Настя и в самом деле была хороша собой: тоненькая, глазастая, с нежной кожей и миниатюрными запястьями и щиколотками. Внимание ребят привлекали длинные распущенные волосы, прихваченные заколками по бокам. Научившись в теннисе грации, девушка умела так изящно мотнуть головой, что окружающих обдавало исходящими от неё ароматами хороших духов и девичьей свежести. Раиса одевала девочек себе под стать: дорого, со вкусом, неизбито. Информация о родителях Миши явилась для неё мёдом, и в этой связи пришлось «сделать мужу значительное внушение»:
– Девочка общается с ребятами из семей высокопоставленных чиновников! Неужели же ты не понимаешь, что ей необходимо выглядеть соответствующе?
Ухов такое понимал. Кому, как не ему, было хорошо известно, что в новом демократическом обществе о людях судят по марке машины, друзей подбирают по успехам в бизнесе, роднятся преимущественно капиталами. Потуже затянув пояс, Анатолий пообещал выдавать жене нужные субсидии для дочери. Знакомство со старшими Киселёвыми в новом, две тысячи шестом году стало только стимулом: Раисе – для выдойки из мужа ещё больших денег, Анатолию – для похода в банк за новым кредитом. Вот уже три года как Ухов переквалифицировался на транспортную логистику. Не имея соответствующего образования, связей, необходимого капитала, он приобрёл нужное оборудование и стал загружать чужие грузовики. Успех в делах позволил Уховым с размахом отметить в июле две тысячи шестого совершеннолетие старшей дочери, закатив по этому поводу шикарный «пикник» на природе. Английскому «перекусу на свежем воздухе» придали русский колорит, приготовив для гостей и первое, и второе, и третье. Алкоголь в счёт не шёл.
Арендовав на три дня дом в пригороде Южного, Уховы пригласили на праздник самых близких и дорогих людей. В их числе были, безусловно, и родители Миши. Всё продумав и устроив «комильфо», Раиса нервно докладывала Сюзанне обстановку. Та ради дочери любимой подруги выложилась «на все двести», беспрестанно советуя, предлагая, заставляя выворачивать карманы то на салфетки в тон, то на букеты для оформления стола, то на изысканные вина и блюда. Карты ресторанов были пересмотрены с особой тщательностью, рецепты предлагаемых блюд выверены до последней специи, а выдержанные вина из погребов продегустированы лично. За месяц подготовки празднества подруги едва не спились, а от разнообразия ингредиентов в салатах и десертах маму именинницы, привыкшую к диетам всякого рода, тошнило заранее.
И всё же перед самим торжеством Уховы волновались: вдруг что-то не понравится людям, привыкшим жить и работать в среде высоких административных чиновников? Про то, как живут Киселёвы, Уховы только слышали от дочери. Но Настю так часто заносило в суждениях, что доверять характеристике «у них ничего лишнего» не стоило. Поэтому Раиса продумала любую мелочь, заранее запасаясь терпением сама и строжайше наказав сдерживаться Анатолию.
«Смотрины» прошли прекрасно. Разъезжались из загородного поместья, планируя вскоре новую встречу, которая не заставила себя ждать: в августе Миша и Настя подали заявление в ЗАГС.
15
2006. Осень
Дата свадьбы – двадцатое сентября – совпала с днём рождения Миши. Возможно, он так решил, чтобы не оказываться в трудной ситуации запамятовавшего мужа, или чтобы не тратиться на лишний праздничный день. Для Насти что походы по бутикам в поисках платья, что вопросы о самой свадьбе казались какой-то игрой, в которой её пригласили поучаствовать. Она радовалась, что мама, увлечённая тем, чтобы её дочь была самой красивой невестой, перестала думать о Мари, а отец стал ежедневно бриться и даже на время бросил пить. Ей нравилось, как достойно она будет выглядеть в глазах родных и друзей, которым сообщат наконец, кто такой отец Миши. Пока даже Сюзанне Вадим был представлен как «человек из городской администрации». Наконец-то хотелось получить и физическое удовлетворение от близости с любимым. То, что уже произошло пару раз, наспех, в темноте, Настю никак не впечатлило: Миша оба раза жутко потел, сопел, как вытяжка над плитой, суетливо трогал руками то, куда, по мнению Насти, нужно было лезть совсем другим, и уставал, едва начав то, чего так хотел.
– Вот увидишь, всё будет хорошо. Тут просто не те условия… ? жених стыдливо заглаживал вину поцелуями – единственным, в чём он преуспел. Настя кивала и ерошила ему волосы, смущая и раздражая подобным снисхождением. После второго неудачного соития Миша решил оставить все попытки сблизиться до свадьбы. Потому он и торопился, потому и требовал от родителей «условий» для будущей семейной жизни.
– Конечно, сынок, не по съёмным же квартирам вам скитаться, – в один голос соглашались родители Киселёвы. – Поживёте пока в нашей квартире, а потом сами себе всё устроите. Пусть Настенька сначала институт закончит, начнёт работать. Разве ж мы не понимаем?
– Они у тебя классные! – восхищалась новостями Настя.
Хорошие отношения со свёкрами радовали девушку. А Мишу радовало то, что Раиса оказалась заботливой мамой, а Анатолий – достойным и уважаемым отцом семейства. Про неудачи Ухова в бизнесе никто из будущих родственников не знал. При встречах он увлечённо рассказывал о том, как правит делами и виртуозно избегает неудач. Кризис, поднятие цен на бензин и долги в банке не упоминались.
– Зачем эта пыль в глаза? – недоумевала Катя, рассуждая о соседях с мужем.
– Ты не понимаешь, что это их принцип жизни: быть не как все, а лучше! Так что не осуждай… ? Егор, прекрасно знавший, какими трудами другу удаётся держать фирму на плаву, любил Уховых без всяких условностей или двоякости. А что до их манерности – так и что? В каждой избушке свои погремушки, а в каждой голове ветер дует по-разному. Примерно так говорила их Вера, объясняя ту или иную проблему общества.
– Что ты, Егор, разве я осуждаю? Но зачем лезть вон из кожи, устраивая всё на бегу? Создаётся такое впечатление, что Раиса с Анатолием торопятся отдать Настю замуж, словно ей уже тридцать пять, а не восемнадцать.
– Может, обстоятельства… От того и торопятся. И вообще, чего туда лезть? Лишь бы молодым нравилось.
Молодым, разумеется, нравилось. Условия, которые создавались для них, подкупали, интерес, возникший к их персонам, был приятен, а денежные вложения и обещание поселить их в отдельной квартире умиляли. Настя думала, что так бывает со всеми, вступающими в брак.
Перед днём свадьбы, по новым традициям, занесённым в страну ветром издалека, решили устроить девичник и мальчишник. У Антона не было недостатка идей, как развлечь братца так, чтобы тот надолго запомнил этот день. Настя же с трудом представляла, что это за междусобойчик, на который хочешь не хочешь, а надо идти. За организацию празднества для девушек взялась Вера. Деловая, энергичная, явный лидер во всякой компании, она заверила растерянную Настю, что девичник состоится. Правда, для самой Веры казалось сомнительным то настроение, с которым подруга детства вступала в семейную жизнь.
Узнав от родителей о свадьбе подруги всего за неделю до неё, Вера понеслась к ней без промедления и пристально уставилась на мятый халат соседки. Настя под взглядом её тёмно-синих глаз заморгала близоруко и растерянно:
– Это совсем не то, что ты могла бы подумать. Проходи, есть компот, мама наварила. Хочешь?
Вера отрицательно покачала головой, немного резко и, как показалось Насте, раздражённо:
– Надеюсь… Потому что если бы это было «то» – «думать» тут было бы нечего. К счастью, аборты сегодня делают на ранних сроках и без устрашающих диагнозов вроде бесплодия. ? О любой проблеме Вера говорила просто и прямо. Дочери Ивановых через полгода уже исполнялось двадцать. Теоретические знания о мужчинах подтверждались небогатой личной практикой и рассказами подруг или сюжетами кинофильмов.
Иванова прошла, села в спальне на кровать, на ходу махнув пятилетней Мари, игравшей на застеклённой лоджии в детский компьютер. Глядя на смелую Веру, Настя оперлась на косяк двери.
– Вер, а как ты думаешь, что испытываешь, когда любишь? ? глаза невесты блуждали, голос звучал осторожно.
– Настя, а может, тебе не стоит пока замуж идти, а? ? Вера встала с кровати, подошла к подруге и обняла. В её руках было тепло, надёжно. Настя почувствовала близость слёз. – На фига тебе завязываться с этими свадьбами, женитьбами? Пожила бы пока без всякой маеты. Ты ведь и жизни-то совсем не знаешь! ? Вера одной рукой прижимала к себе вздрагивающую Настю, другой гладила её волосы. Настя вырваться из крепких объятий подруги не торопилась. От Веры приятно пахло тем травяным шампунем, которым Настя мылась, когда жила у Ивановых пять лет назад до отъезда в Испанию. На мгновение показалось, что если остаться так подольше, то и вправду отпадёт необходимость через несколько дней идти под венец. Теперь замужество казалось обязывающим к чему-то, к чему Настя не была готова.
– Мама, а что, если я Мишу не люблю? – спросила она вечером того же дня у Раисы, разбирающей сумки на кухне. Она весь день пробегала с Сюзанной по брачным салонам в поисках венца из живого флёр-д’оранжа. В магазинах предлагали пошлые розы из шифона, атласные гвоздики, латексные фиалки, но живых цветов оранжевого дерева, символа целомудрия невесты, женщины так и не нашли. Вытащив из пакета красивую подвязку на ногу, Раиса протянула её дочери, не отвечая на вопрос:
– Смотри, какая прелесть. Между прочим, настоящее французское кружево – оттуда! ? любое упоминание о Франции было для неё живой водой. – А вот тут ? настоящая жемчужинка, – Раиса раздвинула три декоративных розочки, пришитые на атласную ленту, показывая бусинку.
На глазах Насти появились слёзы:
– Мама, зачем мне всё это? А вдруг я Мишу совсем не люблю?
Под столом пискнул Глазастик; Раиса нечаянно наступила ему на хвост. Махнув на кота, она, похоже, наконец поняла вопрос, потому что растерянно взглянула на дочь. Руки матери задрожали. Подвязка соскользнула на стол и мгновенно стала красной: в ожидании супруги Анатолий делал себе бутерброд с кетчупом и колбасой, и, не заметив кляксы, оставленной на столе, ушёл жевать к телевизору.
– Да едри твою мать!!! – заорала Раиса так, словно обрушился потолок, и, выхватив подвязку из томатного соуса, понеслась в раковине. Глазастик кинулся прочь из кухни в конец коридора, где ему был отведён угол. Из зала на крик прибежали перепуганный Ухов и следом Мари, оторвавшаяся от телеприставки с мультиками Диснея. Вид разъярённой Раисы, с остервенением и безуспешно пробующей очистить белоснежное кружево Шантильи, и Насти, по щекам которой текли слёзы, вызвали у Анатолия длинный ряд ругательств, осуждающих безрукость жены и беспомощность дочери.
– Мамочка, Настенька, не надо плакать, – прошептала пятилетняя девочка. – Завтра папа купит Насте новый бантик.
– И только пусть попробует не купить! – шипела Раиса. – А ты прекрати мне тут устраивать истерики: люблю, не люблю… Где ты ещё найдёшь такого…? ? Женщина еле сдержалась, чтобы не сказать дурака. Бросив подвязку в раковину, она махом вытерла кетчуп со стола кухонным полотенцем, им же утёрла слёзы дочери. Задержав воздух в лёгких и закрыв глаза, как учили на йоге, куда они с Сюзанной записались с весны, она через несколько секунд выдохнула его струйкой и уже спокойно произнесла: – Доченька, всё будет прекрасно, вот увидишь. Это обычный психоз невесты. У всех такое бывает. Свадьба уже через неделю, и ничего поменять теперь нельзя: машины заказаны, ресторан зарезервирован, гости приглашены… ? Упав на диван за столом, Раиса не уговаривала, а нумеровала условия, как хороший туроператор, продавший дорогой билет в другой конец света: – Нет, я ничего отменять не буду, не стоит издеваться над людьми. Да и зачем? У тебя будет хороший муж, своя квартира. Ты же видишь: тут у нас уже совсем негде стало жить…
Мать рассуждала безо всякого сострадания или участия, на которые рассчитывала дочь. Гнев хозяйки дома иссяк, уступив место дикой усталости. Хотелось лечь, вытянуть ноги, и чтобы кто-то погладил стопы мягкими тёплыми руками, как иногда делала Сюзанна, когда Раиса прибегала к подруге после базара. Под убаюкивающий голос матери все молчали, тоже постепенно успокаиваясь. Только Настя всхлипывала, в глубине души ощущая вину за принесённые волнения. Мари кивала, соображая, можно ли уже убежать снова смотреть мультики или для порядка пока постоять. Анатолий, глядя на своих девочек, покрутил молча пальцем у виска и пошёл к себе в комнату.
– Раиса, между прочим, уже ужин, – напомнил он на всякий случай перед тем, как закрыть поплотнее дверь.
– Господи, когда ты уже нажрёшься? – прошептала женщина, но ту же осеклась: девочки смотрели на неё. – Я хотела сказать наешься, – поправилась она, указывая дочерям на дверь из кухни.
Три любимых Уховым женщины одновременно шумно выдохнули, понимая, как всё в жизни непросто.
16
В июле две тысячи тринадцатого с Насти наконец-то сняли все ортопедические повязки, оставив только «хомут» на случай, если заболит шея. Лето тянулось нескончаемо, и дочь продолжала жить у родителей. Миша несколько раз за месяц звонил, приходил навещать больную жену и, уходя, всякий раз напоминал, что, как только Настя выздоровеет, ей придётся искать работу. Месяц назад Вадим Николаевич свалился с высоким давлением и, отсидев три недели на больничном, подумывал о переходе на полставки. Мария Ивановна, всерьёз обеспокоенная рекомендациями терапевта краевого кардиоцентра, объявила мужу, что для неё самое главное в жизни – чтобы Вадим был в добром здравии.
– Вот лето отработаю, всё равно ведь отпуск не дадут, а там – посмотрим. – Киселёву-старшему и самому было себя жалко. За те небольшие деньги, что он получал в мэрии, не хотелось убиваться до самой пенсии и с полной отдачей. Лучше свободных полдня играть со сватом в теннис или в шахматы, гулять с женой по новой Набережной реки Южной, по Центральной или вовсе сгруппировать свои рабочие часы на первые дни недели, а во второй её половине копаться в грядках на даче. К работе на земле Киселёвы пристрастились давно, и с умилением наблюдали каждый сезон, как зрели на кустах помидоры и огурцы, всходил укроп, кучерявилась петрушка, краснела клубника, а дом обвивали ползучие розовые кустарники.
– Ты, Миша, должен объяснить Настеньке, что нам теперь совсем не помешают лишние деньги, – намекнула мать сыну. Сдача в аренду квартиры в центре города действительно могла бы стать хорошим подспорьем в родительском бюджете. Теперь по ночам Мише часто не спалось. Было стыдно за то, что за семь лет он так ничего и не приобрёл. Он злился на себя, ещё больше – на Настю. Постоянные жалобы жены на недомогание расстраивали больше, чем ее неприспособленность к быту. Подарив жене на двадцатипятилетие айфон, Миша напомнил, что он нужен для поиска работы, а не для фотографирования всяких там брошенных заморышей.
Заказанный столик в ресторане, цветы и подарочный чек с тремя нулями на приобретение в любимом итальянском бутике чего-то из новой коллекции в счёт не шли и особой радости имениннице не доставили. Настя с детства привыкла к тому, что у неё есть всё необходимое. Какая разница, каким трудом это достаётся близким? А чтобы самой оценить усилия, затраченные на заработки, необходимо было хотя бы месяц поработать и получить первую зарплату. Но так как работать – трудно и ответственно, молодая супруга избегала ответственности любой ценой.
– Миша, я не смогу работать. У меня жутко болит шея. Так болит, что я голову нагнуть не могу. ? Настя пробовала наклониться и тут же корчилась, как от удара электрическим током. Её ладони уже привычно обвивали шею, на глазах появлялись слёзы.
– Что, так больно? – Миша видел, что жена вряд ли притворяется.
Настя стонала:
– А ты думал? Это только папе кажется, что я сумасшедшая. Помнишь эту историю?
Миша усмехался. Ещё бы! Тёща пересказала её всем…
День рождения Анатолия с некоторых пор не праздновали и не готовились к нему. В тот день Егор зашёл к другу в гости уже под вечер. Тот пил в зале один. Мужчины быстро сгоняли в магазин за съестным, поставили в духовку жариться колбаски и попросили Настю, доехавшую до кухни на каталке, присмотреть за ними. В результате колбаски сгорели, так как девушка про поручение тут же забыла. Взбешенный Анатолий отругал дочь, обозвав её дурой и даже ненормальной. Вернувшись домой поздно вечером и узнав обо всём этом от плачущей дочери, Раиса пришла в ярость. Скидывая в зале со стульев развешенные вещи мужа, она схватила телефон, чтобы пожаловаться Кате на Егора. Не застав соседей, Ухова бросила трубку на пол и выскочила из квартиры.
