Сорочье царство

Глава восьмая

Игорь

– Дышит, – с облегчением говорит Марк. – Живой.

Я не знаю, как описать своё состояние. Что-то вроде оцепенения, или вернее будет, отупение? Я сижу, обхватив голову, руками. Не может быть, чтобы моя мама и кто-то из Стражников… Кто-то из нынешних Стражников отец моего брата? Мама изменила отцу со Стражником? Я не верю. Я не могу этому верить. А чем тогда объяснить, что Сава прошёл через лес? Должна же быть какая-то причина, по которой лес пропустил его!

– Ты так легко поверил в то, что отец врача Стражник, – говорю я себе.

– Я не знал его мать, – сам же отвечаю себе я. – А свою маму я знаю. Я не допущу такой мысли, я не унижу нашу семью подозрениями, клянусь памятью своих родителей, что выясню правду.

– Я понимаю твоё состояние… и не сержусь, – говорит пришедший в себя Стражник.

– Заткнись, – прерываю я его. – Мне не нужно твоё прощение. Я готов ответить за свой поступок по возвращению домой. Мне не нужна жалость Стражника. Тушим костёр. Дальше идём до темноты без привалов.

И никто мне не возражает. Где ты, Марина?

***

Мы идём уже несколько часов. Периодически каждый из нас достаёт из своего рюкзака термос, чтобы согреться глотком горячего чая. Сейчас санки впереди себя толкает Марк. Все устали, но я упрямо не хочу останавливаться. Я злюсь на всех: на себя, Стражника, Саву и даже Марка.

Внезапно откуда-то слева раздаётся протяжный вой. Волки. Я пугаюсь и вздрагиваю от неожиданного сюрприза Живого леса. Хотя…  Мы же в лесу, почему бы здесь не быть волкам. Только, как в таком случае по этой треклятой тропе ходили Обособленные? И как прошёл по ней Сава? Или он летел? А если Марина с доктором нарвались на волков? Она – Сорока, она сможет улететь… Но она больна…

– В лесу есть волки? – испуганно говорит Стражник. – Мне об этом не сказали.

– Вообще-то, может быть и есть, – отвечаю я с раздражением, пряча испуг, куда подальше. – Никто же вглубь не ходил, чтобы утверждать со стопроцентной точностью. Когда Сава полгода назад сообщил, что прошёл тропой Обособленных, про волков он слова не сказал, – добавляю я уже спокойнее, для Марка.

– Ваши тоже не упоминали, – опасливо произносит Марк, обращаясь к Стражнику. – Сава только про говорящие деревья говорил, – это уже ко мне.

И тут вопрос о волках отпадает сам собой, потому что из-за деревьев показываются они. Волки. О которых никто никогда не упоминал.

Их шесть штук. Серые, оскалившиеся, со вздыбленной шерстью на мощных загривках, мечта любого заблудившегося в лесу грибника.

Они подходят, сверкая острыми желтоватыми клыками. Бежать? Не имеет смысла. Эх, если бы могли обратиться в сорок! Но Стражник же сквозь землю не провалится, чтобы предоставить нам такую возможность. Мы пятимся, волки наступают. Спина упирается в дерево. Деревья. Наши зловещие охранники.

– Лезем! – шепчу я, как будто боюсь, что волки услышат меня и помешают.

Но парни и сами догадались. Тем более альтернативы так или иначе нет. И мы забираемся на деревья. Рюкзаки мешают, но снимать их просто нет времени. Наши недавние враги – деревья – в этот раз спасают наши юные жизни. Озлобленные животные лязгают челюстями, упустив своих жертв. А потом, повинуясь воле вожака (он крупнее всех остальных) укладываются под деревьями.

Проходит пара часов. Мы продолжаем сидеть на деревьях, волки продолжают лежать под ними. Спокойные, ленивые, зевающие животные, терпеливо охраняющие свою будущую пищу, то есть нас. Я весь заледенел, если волки не уйдут, этой ночью нам суждено погибнуть. Мы просто умрём от холода на этих проклятых, Сорокой забытых, деревьях.

На лес неумолимо опускается ночь. С большим трудом мне удаётся достать фонарик из рюкзака. Хорошо, что я предусмотрительно положил его туда, а не бросил где – то в санях. Замёрзшие батарейки работать не хотят, приходится доставать их и греть своим дыханием. Я направляю луч на волков. Лежат. И не холодно им?

– И не холодно вам? – ору я волкам охрипшим от мороза голосом.

– Вас дети дома что ли не ждут? – кричит Марк в свою очередь.

И тут, как будто вспомнив об оставленной дома семье, самый крупный из зверей – вожак – встаёт на лапы и убегает в темноту, перед этим протяжно повыв не на Луну, на деревья. За ним медленно, не спеша, оглядываясь, следуют остальные волки. Но ещё около часа мы сидим на деревьях, пока холод, оказавшийся сильнее страхе, не сгоняет нас вниз. Мы разводим костёр.

– Они не вернутся, как вы считаете? – спрашивает Стражник с дрожью в голосе.

– Будем надеяться. Но нужно быть начеку, – отвечаю я, запрятав раздражение, он и так напуган, чтобы ещё и от меня выслушивать. – Давайте поедим.

– Столько времени потеряно из–за этих волков, – вздохнув, Сергей заводит привычную волынку после ужина.

– Ложитесь спать, – останавливаю я его. – Завтра будет утро. Завтра и выслушаем твои сказки о потерянном времени. Рано ещё наматывать сопли на кулак. «Я не привыкла размазывать сопли по крыльям». – сказала Марина. Увидимся ли мы с ней ещё?

Мои спутники укладываются на тропу возле самого костра. На своеобразные лежанки, сделанные ими самими из веток деревьев. В спальные мешки залезть никто не решается, боясь не успеть выбраться из них при повторном появлении грозных лесных хищников.

Все спят, а я смотрю на огонь. Картинки минувшего тревожного дня мелькают перед моими глазами. Я прислушиваюсь к каждому шороху. И мне, как и моему брату, начинает казаться, что деревья разговаривают со мной.

Они говорят о том, что завтра наступит новое утро. Возможно, боль ушедшего дня в нём станет меньше. Возможно, с рассветом всё будет по-другому. Простятся обиды, молитвы долетят до небес, успокоится мятущаяся душа. Разум сложит великолепную картинку из кусочков паззла. И останется только прожить новый день, ясный и яркий. Возможно, когда-нибудь случится и такое. Главное знать. Всегда знать, что новое утро непременно наступит. Оно всегда так поступает. У утра тоже есть свои правила. И не надо сегодня, пожалуйста, говорить об исключениях.

Глава девятая

Игорь

Ночь прошла быстро и на удивление спокойно. Под утро даже мне удалось немного поспать.

Мы идём дальше, постоянно оглядываемся по сторонам и прислушиваемся к каждому доносящемуся до нас звуку. Мысль о том, что мой брат может быть сыном Стражника не даёт мне покоя. Я стараюсь не забивать себе голову плохими мыслями, но это занятие является абсолютно бесполезным, ибо она сама забивается. В мысль о Саве красной горящей нитью вплетается мысль о Марине и подлом докторе. Враче, простите. Прибавьте к этому новообретённый страх волчьего нападения.

Марина больна. Зачем врач похитил её, какую цель он преследует? Если предположить, что в нём и в самом деле есть доля крови Стражника, то на чьей стороне он играет? Стражников? Сорок? Своей собственной? Больше всего на свете сейчас мне хочется вернуться домой и каким-нибудь образом вытрясти правду из Стражников. Всё меньше и меньше верится в то, что наш поход может завершиться удачей. Стражники найдут причину, чтобы уничтожить Сорочье Царство. Только бы добраться до территории Обособленных. А там …

– Чёрт, чёрт! – вопит Сергей.

Погружённый в свои невесёлые мысли я не сразу понимаю, что происходит. Вокруг нас прямо на тропу валятся деревья, словно подрубленные ловкими руками, привыкшими к топору. Мы стараемся прикрыть головы, как будто это может спасти в случае падения дерева прямо на нас. А они падают и падают… Со страшным грохотом. Не задевая нашу несчастную троицу, а загоняя в ловушку. Уже через несколько минут мы окружены кучей поваленных деревьев. Они перестают падать также внезапно, как начали это делать.

– Что это было? – Стражник испуганно оглядывается по сторонам.

– На нас обрушились деревья, всего-то. – медленно, как будто не своим голосом отвечает Марк. – Ничего особенного не произошло.

– Да мы два часа будет отсюда выбираться! А вдруг я не успею довести вас до пещеры? Мне дана неделя. Понимаете, всего неделя! А сегодня шестой день, как я в Сорочьем Царстве. На седьмой день я вернусь домой. Я рассчитывал на то, что завтра утром мы подойдём ко входу в пещеру. А если ещё что-то произойдёт? Волки, например, вернуться! Или обезьяны верхом на лисах прискачут? Мы итак потеряли столько времени из-за прихоти вашей Марины, – кажется Сергей истерит. Бьющийся в истерике Стражник – это что-то новенькое.

– О Старая Сорока! Да помолчи ты! Нужно выбираться, а не слёзы лить по поводу и без повода, – говорит Марк, слегка успокоившись. Марк иногда говорит очень правильные вещи. Он, вообще, хороший и разумный парень, мой приятель Марк.

– Тем более, мне непонятны твои переживания. Тебе-то что? Уничтожите Сорочье царство и дело с концом, – добавляю я.

– Я о вас забочусь. Погибнете ведь в лесу одни, – бурчит Сергей обиженным тоном.

– А с чего они, интересно, попадали? – спрашивает нас Марк. Нашёл кого спросить.

Мы с Сергеем переглядываемся и произносим хором:

– Мы не знаем.

Внезапно нас охватывает смех. И откуда он только взялся? Смех как противоположность страху. Смех как воскрешение. Смех как жажда жизни после того, как почти смирился с собственной смертью. Благослови, Небо, того, кто придумал смех. Мы смеёмся так сильно, что на глазах выступают слёзы. И хотя я понимаю, что этот смех вызван пережитым нервным потрясением, он приносит мне облегчение. Я так давно не смеялся. Очень давно.

На то, чтобы выбраться из деревянной ловушки уходит полтора часа. Можно сколько угодно ворчать на Стражника, но он прав. Время не на нашей стороне, кажется, что в Живом лесу оно течёт гораздо быстрее, чем в самом Царстве, я словно чувствую, как минуты утекают сквозь пальцы. Почти осязаемое подтверждение теории относительности.

Выбравшись на тропу, мы пьём и перекусываем на ходу. Странно, но после этой вспышки неожиданного истерического смеха, мы как будто становимся ближе. Злость на Сергея пропала. Мне снова хочется разговаривать и даже подбадривать своих спутников. Если уж я впаду в печаль и уныние, чего же от них-то ожидать? Может быть, всё ещё каким-то образом наладится. Мы должны делать то, что зависит от нас и постараться сделать это хорошо. Просто идти вперёд. Туда, куда ведёт нас дорога. А вывести она нас выведет, ведь для того же дороги и существуют. Даже, когда эти дороги, всего – навсего лишь обычные тропы, со всех сторон окружённые большими деревьями, растущими в непонятном лесу.

Глава десятая

Марина

Странно, но я почему–то поверила ему сразу, этому немного чудаковатому неуклюжему толстячку. Возле него я могу позволить себе не притворяться. Хотя бы эти несколько дней, что мы идём по лесу. А там… а там я, возможно, наберусь храбрости и открою забрало.

Даже сейчас, вспоминая своё тогдашнее состояние в номере гостиницы, я непроизвольно вздрагиваю. Невозможно человеку терпеть такую боль. Я не знаю с чем её сравнить, мне казалось, что все мои кости раздроблены, все до одной, а мышцы и сухожилия разорваны в клочья. Скорее всего, если бы рядом не оказалось этого доброго, а главное, всё-всё понимающего, врача, я бы ещё тогда отправилась в страну Вечного Лета, если таковая, конечно, существует. Хотя, я понимаю, неверие – странная штука для человека, который может превращаться в птицу.

– Пожалуй, вам лучше выйти. Я посижу с пациенткой, – сказал тогда врач.

Он баюкал меня на руках, как баюкают младенцев. Моё измученное от судорог тело устало сопротивляться боли. Разум бился о прутья клетки, называемой сознанием, и страдал. Хотелось только одного: чтобы эта боль прекратилась, чтобы её не было, избавиться от неё любой ценой, даже ценой собственной жизни.

А Александр Витальевич тихонько напевал мне песенку. И постепенно, как будто повинуясь звуку его голоса, боль нехотя сдавая свои позиции, начала отступать. Я и сейчас помню слова этой незамысловатой песенки, хотя слышала её всего однажды:

И маленький принц, и даже большой,

И слабый, и сильный самый

Ищут всегда своей детской душой

Лучшую женщину – маму.

Ищут в деревьях, ищут в цветах.

Ищут в минутах, ищут в годах.

Плачьте же, плачьте со мной, небеса,

Слёз своих вы не стесняйтесь.

У мамы добрей всех на свете глаза,

Мамы, прошу, не теряйтесь!..

 Не знаю, сколько я спала, но проснулась уже в человеческом облике, заботливо укрытая тёплым одеялом. Правая рука по-прежнему ныла, но эта боль по сравнению с той, что терзала меня совсем недавно, вызывала лишь лёгкое недоумение. Конечно, я не чувствовала себя абсолютно здоровой, но и больной я себя уже не ощущала.

– Спасибо, – мой голос был всё ещё слабым.

Врач улыбнулся и погладил меня рукой по голове.

– Легче стало? – спросил он, очень ласково.

– Намного, – ответила я, прислушиваясь к себе.

– Ты плакала во сне и звала маму, – сказал доктор, улыбаясь по-прежнему.

– Плакала? Я уже пять лет, как не плакала. Не может этого быть, – попыталась я оспорить слова доктора.

– Иногда стоит и поплакать.

– Слёзы – это оружие слабых, – возразила я. – А я не нытик.

– Слёзы – это не оружие, иногда слёзы – это вода, которая бежит из камня, если его очень сильно сжать, – ответил мне врач. – Плакать нестыдно.

Я помолчала, обдумывая его слова. Может быть, так оно и есть. Но некоторые плачут при каждом удобном случае. Виктория, например.

– Вы сказали, что я звала свою мать? – мне хочется поговорить об этом, потому что слово мать для меня с некоторых пор звучало, подобно ругательному.

–Да. Ты звала маму, как и всякий ребёнок, когда ему больно, – врач снова погладил меня по голове. – Звать маму – самая естественная вещь в мире.

– У меня нет матери.

– Звать маму – самая естественная вещь в мире даже для тех, у кого нет мамы, – сказал врач.

Вот тогда я ему и поверила.

Я поверила ему настолько, что рассказала всё то, что почувствовала, когда наша с Викторией мать сказала, что уходит жить в людской мир. О нет, надо отдать ей должное, она не хотела нас бросать. Но она знала, что отец не позволит ей забрать нас с собой. И, конечно, она знала, что я привязанная всем сердцем, каждым своим нервом к Сорочьему Царству, никогда не пойду вслед за ней. А Виктория хотела. Но я заставила её передумать. И ничуть не жалею об этом, потому что жизнь и время показали, что я была права. Мать не выдержала испытания человеческой жизнью и вернулась. Вернулась, чтобы стать Обособленной.

Игорь

За разговорами идти легче, хотя бы не варишься в котле собственных мыслей. Да, мы со Стражниками стоим по разные стороны баррикад, но сейчас с Сергеем мы делаем одну работу. Мы должны пройти через лес, а там мы расстанемся и, кто знает, как сложатся наши судьбы в дальнейшем. Этот Стражник не так плох в сравнении с остальными.

Сейчас, когда Марины с нами нет, вся ответственность за благополучный исход нашего мероприятия ложится на мои плечи. Пора уже прекратить строить из себя обиженную девочку. «Ты называешь себя главой Стрёкотов» – сказала она. Я не называю. Я и есть их глава.

– Ребята, привал. Скоро стемнеет.

Мы разжигаем костёр и ужинаем. А Сергей что-то нервничает: то поднимет на меня свой взгляд, то опустит, ёрзает, его руки слегка подрагивают. Так ведёт себя человек, который хочет что-то сказать, но не решается. Ну?! Давай уж, раз собрался.

– Завтра мы расстанемся, – наконец, говорит Сергей. – И я хочу сказать вам, особенно тебе, Игорь, не держи зла на Стражников. Не наша вина, что наши предки согласились стать такими. Если бы у меня был выбор, я может быть, предпочёл бы, как и все остальные люди, не знать о существовании Сорочьего Царства. Не знаю… Сейчас мне кажется не по мне это… Думаешь, я не почувствовал сразу вашу неприязнь ко мне? А после того, что случилось с Мариной, я сам себя виню.

– Не надо оправдываться. Я ведь понимаю. Не глупее же я Стражника, – усмехаюсь я.– Но и ты пойми. Вы грозитесь уничтожить наше Царство. Не должен же я вас любить за это?

– Я буду голосовать против этого решения. В любом случае, найдём мы твоего брата или нет, – возражает Стражник.

– Расскажи нам всё, что знаешь об этой истории, – говорит Марк. – Ведь Стражникам это ничем не угрожает. А Сорочье Царство, возможно, спасётся благодаря этой информации. Ты же нормальный, ты не похож на ваших…

– Отрадно слышать, – грустно улыбается Сергей. – Но ведь мне мало, что известно, я всего несколько месяцев Стражник. После смерти папы…

И тут до меня доходит, что Сергей вовсе не Стражник. То есть он, конечно, Стражник по праву наследования старшим ребёнком этого звания. Но он совсем ещё пацан. Пацан, который недавно потерял отца.

– Извини. Я как-то упустил, что… – я и сам понимаю, как нелепо звучит моё оправдание. Я тоже потерял родителей, и эта боль теперь всегда живёт во мне, блуждающей острой иголкой, попавшей под кожу. Иногда она не чувствуется совсем, но порой она так близко подбирается к сердцу, что…

Сергей отрицательно качает головой:

– Никто не обязан переживать вместе со мной смерть моего отца. Всё нормально. Боль потери уже не такая острая… И я готов рассказать вам всё, что знаю. И он рассказывает:

– Десять лет назад, когда был снят Великий Запрет, ваше царство поделилось на тех, кто решил не посещать наш мир, они назвали себя Пикалами…

– Ну, это мы и без тебя знаем, – протягивает Марк. – Ты расскажи нам ваши тайны, стражниковые, а в своих мы сами разберёмся.

– Марк, пусть рассказывает, как есть, я хочу увидеть наш мир глазами Стражников. Может быть, тогда у нас получится понять, что привело нас к такому состоянию, – осаживаю я своего приятеля.

Сергей продолжает:

– Те, кто решили для себя открывать и познавать наш мир назвались Стрёкотами.

Марк демонстративно зевает. Я толкаю его локтем вбок.

Сергей улыбается, но его лицом быстро становится серьёзным, по мере того, как он продолжает свой рассказ:

– Так вот. Понятно, что объектом нашего внимания стали Стрёкоты. Представляете, как было тяжело Стражникам!

«Ага. Представляем, прямо извелись все, переживая за Стражников!» – чуть не вырывается у меня. Но я, естественно, удерживаю свой язык за зубами. А то, боюсь, продолжения мы так и не услышим.

– Они отвыкли приглядывать за Сороками. Да что там отвыкли! Нынешние Стражники и знать толком не знали, как вас контролировать. А контролировать-то надо. Взрослые люди, дорвавшиеся до свободы людского мира, наделённые волшебным даром превращения в сорок! Сколько хлопот вы доставили Стражникам! Появилась реальная угроза раскрытия тайны Сорочьего мира людьми. Порой вы балансировали на грани фола. Какой переполох это могло вызвать?! Весь мир, вся история человечества могла перевернуться с ног на голову. Тут всё сказалось: неопытность Стражников, какое-то детское разгильдяйство Сорок. Порой Стрёкоты вел себя совсем не управляемо. И тогда Стражники испугались, что они открыли ящик Пандоры.

– Так запретили бы снова посещение вашего мира. Всего делов–то, – говорит Марк.

– Действительно, –добавляю я. – Почему вы не сделали этого? Для нас это, разумеется, было бы плохо. Но когда это наше мнение интересовало Стражников? В незапамятные времена, разве что.

– А причины? В мире более или менее спокойно. Стражники при таком положении дел вполне способны теоретически контролировать Стрёкотов. Если они не справляются со своими обязанностями, это их вина, а не Сорок. Стражники не смогли наложить второй Великий Запрет. То есть, конечно, они смогли бы сказать: «Уважаемые Сороки! Мы передумали. Сидите дома!» Но ведь слова Стражников должны найти отклик в природе Сорочьего Царства. Стражники попробовали закрыть проход хотя бы временно, чтобы перевести дух. Но вы зря считаете нас всемогущими. Сорочье Царство его проигнорировало, оно по-прежнему впускало Стрёкотов в мир людей. И к тому же… Сороки всегда хотели знать, чем Создательница прельстила первых Стражников. Что она подарила им за их нелёгкий труд?

Мы с Марком раскрываем рты. Неужели сейчас мы узнаем самую тайную тайну всемогущих Стражников?

– Знания.

– Что знания? – не понимаем мы с Марком.

– Все Стражники всегда были очень уважаемы и почитаемы в нашем мире. Если уж они врачи, то те, про которых говорят «от Бога», если повара, то такие, что приготовленные ими блюда, никто никогда не сможет повторить, хотя будет буквально следовать рецептуре, если учёные, то обязательно совершившие гениальные открытия. Старая Сорока наделила нас уникальной способностью впитывать знания из той области, которую мы выберем для себя. И не просто впитывать, а притягивать знания к себе, систематизировать, обобщать. И на их основе создавать нечто новое, уникальное, – Сергей говорит так вдохновенно, что я невольно начинаю завидовать Стражникам, и их необыкновенной способности. Этого ещё не хватало!

А если, наложить запрет, то зачем тогда Стражники? Потеряв свой статус Стражников, мы потеряем и свои способности, ведь они не дар – они плата. Во время Великого Запрета дар был сохранён для нас. Ведь Запрет был вынужденным.

– Понятно…– протягивает Марк. – Ради этого стоило идти в лес. Давно мы хотели узнать, чем заплатила Старая Сорока Стражникам.

– Ну, а сейчас? Сейчас-то, кем предпочитают быть Стражники? Ну, не поверю, что они врачи или повара, – спрашиваю я.

– А вы разве не интересовались тем, кто ваши Стражники? – удивляется Сергей. – Вы, что про нас ничего не знаете?

– Да как-то нет Они Стражники и всё, – говорю я растерянно.

– Ну вы даёте! Это вам нужно было выяснить в первую очередь, когда вам разрешили посещения мира людей! Это вам, может быть, многое объяснило бы.

– Маринин отец, я думаю, знает, – задумываюсь я. – Но как-то даже не пришло в голову спросить.

–Нынешние Стражники очень влиятельны в нашем мире. И очень богаты: политики, бизнесмены…

– Тогда понятно. Они боятся потерять власть. Как всё банально, – говорю я… и спохватываюсь, Сергей ведь тоже Стражник. – А ты…? Чем занимаешься ты?

– Я? Я студент. Учусь на историческом, – смущённо говорит Сергей.

– Лучший на курсе, – хмыкает Марк.

– Нет, – Стражник смотрит ему в глаза прямо и твёрдо. И куда только недавнее смущение подевалось? – Лучший в университете.

– Я ж ничего такого, – наступила очередь Марка смутится, но совсем слегка, Марка так просто не смутишь. – Дальше там что, со Стражниками –то?

– Стражникам было выгодно разделение Сорочьего царства, поэтому они всячески старались очернить Стрёкотов перед лицом Пикал в надежде на то, что Пикалы немного попридержат вашего брата. Но этого не произошло. Стрёкоты, как тянулись к людскому миру, так и продолжали всё чаще посещать его. Некоторые Сороки, изначально противившиеся полётам в людской мир, постепенно тоже переходили в подгруппу Стрёкотов.

Тогда Стражники стали наказывать набедокуривших и уличённых в этом Сорок за малейшую провинность. Это они могли себе позволить. Ограничивали виноватых в праве на посещения нашего мира, применяли запрет обращения в сорок, даже создали вашу, сорочью тюрьму и назначили соглядатаев из вашего мира. Ну, да, вы знаете.

– Да уж знаем. За всё время существования Сорочьего Царства у нас никого не сажали в тюрьмы. Многие Сороки об этом только в учебниках по вашей истории читали, – подтверждаю я.

– Что случилось потом, я не знаю. Но Стражники решили уничтожить ваше Сорочье Царство. Для этого им нужен был повод. И ваш брат дал его.

– И после этого ты говоришь: не держи зла! – возмущаюсь я.

– Я имел ввиду, что, вероятно, сами по себе Стражники могли бы быть неплохими людьми, если бы не были Стражниками, – с печалью в голосе произносит Сергей.

– Но ведь, если Царство исчезнет, то вы потеряете свои способности. – ничего не понимаю я. – Ты сам только что сказал об этом.

– Да, но… Во–первых, когда умрут последние из Сорок, нынешние Стражники состарятся, а некоторые тоже отправятся в иной мир. Зато Стрёкоты в людском мире станут вести себя осторожнее, потому что будут бояться гнева Пикал, который непременно падёт на их головы в результате применения Наказания Вымиранием на всех Сорок, и Стрёкотов, и Пикал…, а кто-то, даже, скорее всего, большинство откажется от дара, дабы сохранить жизни своих детей, настоящих и будущих… А во–вторых… – Сергей замолкает.

– Что? Что? Говори же скорей! – торопит Марк.

– Стражники не желают надзирать за Сороками, но отречься от волшебства, сопричастности к некой тайне, непохожести на всех остальных людей, они не хотят.

– А чего они хотят? Чего? – горячится мой приятель. – Почему ты всё время тянешь?

Сергей молчит долго. А потом отвечает:

– Стражники хотят получить дар перерождения. Они хотят вашу способность. Способность превращаться в сорок для себя и своих детей. Они хотят создать новое Сорочье Царство. Их царство, с их законами.