скачать книгу бесплатно
Отец приготовил своему коллеге в подарок разделочные доски и большую деревянную ложку типа черпака.
– Это хороший подарок семейному человеку – и ему приятно, и для жены тут вроде как имеется, и для него большая ложка, чтобы, так сказать, было видно, кто в доме хозяин, – объяснял довольный собой отец, тщательно заматывая подарок во второй слой газетной бумаги.
Эдик усмехнулся и засунул пальцы правой руки за непривычно сдавивший шею воротник рубахи, застегнутый на последнюю пуговицу. Галстук пришлось все же одеть. Эдик вспомнил, как он подарил отцу на шестидесятилетие юбилейную медаль. Такие металлические знаки с изображением на них соответствующих памятных дат – «60 лет», «50 лет», «55…» – и местом для гравировки на оборотной стороне в избытке продавались в магазинах, их делали у них на заводе. Но Эдик сам ее обработал, сам напылял. Так отец еще нос воротит, что сын ему медаль подарил.
Как и условились, Эдик в гостях не произнес ни слова. Раз нельзя было разговаривать, а галстук на шее напоминал об этом, то Эдик решил хоть выпить «по-человечески». В комнате установили вместе три больших стола – получился один длинный стол, застеленный скатертью. Во главе сидел счастливый юбиляр, остальное пространство занимали гости.
Судя по ним, это были знакомые не только юбиляра, но и его жены, его сына, а также знакомые их знакомых. В целом образовалась такая праздничная атмосфера. Поначалу еще про виновника торжества вспоминали – поздравляли, желали здоровья, дарили ему подарки, произносили в его честь тосты; позже все разделились на группы по интересам, разговаривали на свободные темы и пили за что-то свое.
Напротив Эдика сидел смуглый худощавый мужчина лет тридцати восьми с золотым перстнем на пальце. Мужчина был не один, он составлял пару с довольно полной женщиной. Кем они приходились друг другу, Эдик так и не понял. Он понял только, что они учились в одном классе. Рядом с ними сидел молодой парень со своей подругой. Из разговора между собой этих двух разновозрастных пар Эдик определил, что мужчина с перстнем работал на нефтепромысле вахтовым методом. Он привлек внимание Эдика тем, что вставлял в свою речь фразу «дын-дын-дын». Этим заинтересовался и молодой парень.
– А-а-а, это у меня такая привычка, – кратким ответом мужчина не ограничился и решил посвятить собеседника в тайны своей экзотической лексики. – Вот смотри, Дима. Когда ты удивлен, ты говоришь так: «дын-дын-дын». А когда ты сердишься, то ты говоришь так: «дын-дын-дын». А вот когда ты, например, чё-та не понял, да, ты говоришь…
Как понял Эдик, слова одни и те же, только произносятся по-разному, в зависимости от интонации. Вообще-то, конечно, удобно. Фраза состоит из трех одинаковых слов, запоминается легко, а интонация приходит сама.
– Дима, «дын-дын-дын», – говорил мужчина.
Эдик закусил выпитую стопку холодцом. Он пил, когда наливали, а когда не наливали, он наливал и пил один. Происходившее напротив Эдика действо тем временем развивалось уже по другому сценарию. Мужчина упер левую руку себе в бок, правой рукой оперся о стол, наклонил корпус вперед и, четко выговаривая слова, произнес:
– Я работаю на холодной обрезке, – он сощурил глаза, поджал губы и молча уставился на Диму.
Фигура нефтяника с перстнем в таком положении напомнила Эдику репродукцию картины Серова «Ходоки у Ленина», где основатель Советского государства в похожей позе внимательно слушает посетивших его крестьян. После небольшой паузы, не дождавшись от Димы никакой реакции, мужчина продолжил:
– Вот как ты себе представляешь эту работу? Вот с кем бы я ни разговаривал – они сразу: «А, это сварка!»
– Нет. Я не знаю, что это такое, но это не сварка. Я знаком со сварочными работами, но это не сварка.
– О! Ты единственный, кто правильно назвал! – мужчина радостно возбудился. Он схватил бутылку, налил себе, Диме и своим дамам; они подняли наполненные емкости и запили это важное для них событие.
– Вот идет трубопровод, да. От него надо сделать ответвление. Оно приваривается. Туда входит фреза и эту перемычку внутри обрезает, – мужчина растопырил два пальца и крутил перед носом Димы, изображая фрезу.
Эдик посмотрел на них через донышко своей рюмки. Особой разницы, как смотреть – через рюмку или просто так, не было. Глаза плотно застилал хмельной туман.
– Ну, вот давайте спросим у кого-нибудь, – что-то доказывала полная женщина.
– Ну, давайте спросим. Давайте.
– Вот скажите нам, молодой человек, – полная женщина остановила проходившего мимо парня. – Вот вас как зовут?
– Порфа.
– Как?
– Порфа.
– Ка-а-а-к?
– Порфа. Порфирий. Вам что, имя не нравится? – парень набычился.
– Нет, почему. Имя мне нравится. Хорошее русское имя. Вот скажите-ка нам, Порфирий…
Эдик стал падать. Он схватился за скатерть, упал и сдернул все со стола вместе со скатертью. Последнее, что увидел Эдик, лежа на полу, было лицо отца.
– Что ж ты так нажрался, сынок? – сказало лицо и исчезло…
Когда Эдик проснулся и открыл глаза, то испугался. Он превратился в огромного великана. Эдик зажмурился и попытался вспомнить, что же было вчера. Мысли в голове лихорадочно скакали. Эдик вспомнил, что был в гостях, вспомнил мужчину с перстнем. В груди защемило. Эдику стало жалко себя. Он опять открыл глаза и попробовал пошевелиться. Нет, все было в порядке. Просто его голова находилась под столиком для телевизора. Нижнюю-то часть столешницы он и принял за потолок.
В детские годы Эдика у его родителей был похожий столик с боковой тумбочкой – на нем стоял телевизор черно-белого изображения «Горизонт». Тумбочку родители использовали для хранения медикаментов и прочих средств оказания первой медицинской помощи, включая зеленку и клей для ран «БФ-6», которыми они обрабатывали ободранные в кровь коленки своего сына.
Эдик встал. Голова закружилась. Он оперся о стол. Пошарил на себе галстук. Нашел его на спине. Снял. Засунул в карман. На диване похрапывал человек с явными признаками мужского пола, о чем свидетельствовала густая растительность под его носом. Больше в этой комнате никого не было, хозяева, по всей видимости, спали в другой. Эдик принялся проверять бутылки из-под спиртного. Не осталось ли там чего? Набралось чуть больше половины рюмки. Эдик влил в рот. Подержал несколько секунд. Проглотил. Намотал на указательный палец край рубахи. Потер зубы. Говорят, два дня зубы не чистил. Он прошелся по квартире в поисках отца. «Тело» родителя Эдик так и не обнаружил и ушел домой.
Во второй половине дня родитель додумался до того, что Эдику просто необходимо сходить за молоком. Эдик взял один из трех оставшихся до получки рублей, отсчитал мелочь, прихватил металлический эмалированный бидон белого цвета, вмещающий три литра жидкости, и побрел в магазин.
Воздух на улице был свеж и прохладен. Катившееся к закату осеннее солнце уныло освещало серые, оставшиеся без листьев деревья на фоне подмерзшей земли, слегка присыпанной тонким слоем рано выпавшего снега. Не добавляли позитива землистого цвета дома с грязными фасадами и не отличавшимися изысканностью витринами помещений торговых предприятий, осуществляющих продажу товаров в розницу. Тоска терзала душу Эдика, жалость щемила сердце.
Возле магазина с неказистой, в тонах незамысловатой цветовой гаммы, вывеской «Продукты» Эдик увидел знакомого парня. Не так чтобы знакомого. Он видел его всего один раз в жизни, когда был на свадьбе с сестрой. Эдик подошел и поздоровался.
– А ты кто? – уставился на него парень.
– Да помнишь, на свадьбе у Завьяловых. Я был с Маринкой, с сестрой.
Парень попытался задуматься, но не стал этого делать и ошарашил Эдика:
– Дай пять рублей.
– А у меня нет.
Парень продолжал молча смотреть на Эдика. К ним подошли дружки парня.
– Чево тут? – спросил один, кивнув в сторону Эдика.
– Щас он даст.
– Да у меня нет!
Парни подхватили его под руки и повели за магазин. Во внутреннем дворе, окруженном жилыми домами, компания вымогателей решила изменить свое финансовое положение в лучшую сторону путем перемещения денежных средств из чужого кармана в собственные руки. Один из парней держал Эдика, расположившись у него за спиной; другой – знакомый по знаменательному событию в жизни Завьяловых – стоял сбоку, контролируя ситуацию; третий полез Эдику в карман.
– «Дын-дын-дын», – сказал Эдик с интонацией, выражающей неудовольствие.
– Чё это он?
– Издевается. Щас я ему…
Тот, который лез в карман, замахнулся с явным намерением двинуть Эдика в лицо. И откуда только в такие моменты появляется реакция! Эдик отклонил голову, поэтому кулак попал не тому, кому предназначался. Руки державшего ослабли, Эдик вырвался и побежал по территории жилого квартала. В ушах свистел свежий прохладный воздух; ноги летели, едва касаясь земли.
Он выскочил на улицу, поскользнулся и упал. Шапка полетела в одну сторону, крышка от бидона – в другую. Подняли его подбежавшие парни. Эдик поблагодарил их, замахнувшись бидоном, и, воспользовавшись замешательством своих преследователей, заскочил в стоявший на остановке троллейбус. Двери закрылись, и движение продолжилось по установленному маршруту; правда, Эдик не знал, по какому именно, поскольку не успел рассмотреть расположенный на борту троллейбуса номер. Собственно, это его мало интересовало. Он пробрался к заднему окну – парни бежали за троллейбусом. Эдик корчил им рожи, пока они не отстали. Все-таки человек еще не может на равных состязаться с техникой.
Прошло совсем немного времени, как в дверь позвонили.
– На, – протянула соседка Эдику его шапку, – видела, как ты убегал.
«Это все из-за галстука, – думал Эдик, потирая ушибленное место. – Как надену галстук – обязательно что-нибудь случится!»
Людские забавы
Не понимаю интерес нашего народа к унитазам. Не то чтобы по прямому назначению. Я согласен, унитаз играет важную роль в жизни человека. Непонятен интерес к этому предмету по другой причине. Когда я учился в школе, и если кому-нибудь из учеников надо было что-то уничтожить, например, дневник с замечанием или тетрадь с плохой отметкой, то на вопрос о способе сокрытия следов своего неудовлетворительного поведения и такого же отношения к учебе ученик важно отвечал: «Утопил в унитазе!» Может быть, унитаз для нашего человека – это путь в неизведанное? Ворота в другой мир. Вот он и сует туда все, что ни попадя. Канализация часто засоряется, в домах отключают воду. Чего оттуда только не доставали! Рыбьи головы, рыбьи кишки. Один раз даже вытащили двухметровый мешок. Непознанное всегда манило человека.
Избавиться от ненужных вещей, просто поместив их в мусорные контейнеры, возможности в то время не было, поскольку не было этих самых мусорных контейнеров; точнее, они еще не получили широкого распространения и повсеместно не применялись. Вывоз мусора и пищевых отходов осуществлялся при помощи специально оборудованных механических транспортных средств, называемых в разговорной речи словом «мусорка».
В определенное время, обычно два раза в день – утром и вечером, мусорная машина совершала свой вояж по близлежащим дворам. Жители выходили заранее с наполненными отходами емкостями и прекрасно проводили время в ожидании мусоровоза, беседуя на разные интересующие их темы: передавали друг другу новости, делились результатами спортивных матчей, наконец, просто получали удовольствие от общения между собой.
Случалось, что зазевавшиеся или менее расторопные обитатели жилых районов могли только проводить взглядом удаляющийся желаемый объект с неблагозвучным названием. Те, кто не успел или не захотел подстраиваться под установленный график вывоза ненужных отбросов, использовали скрытые от глаз естественные складки местности; результатом таких партизанских действий становились стихийно образованные мусорные свалки.
Надо сказать, что тогда не было не только мусорных контейнеров, но также всех тех благ цивилизации, служащих для развлечений и организации игрового досугового процесса, получивших массовое внедрение в повседневную жизнь через всего-то каких-то двадцать лет и ставших обыденными благодаря технологическому прогрессу. Вот людям и приходилось использовать доступные предметы для своих забав и прибегать к методам, появлявшимся благодаря богатой человеческой фантазии.
Антонина Егоровна возвращалась с работы домой уставшая. Набитые продуктами сумки привычно оттягивали руки. Она беседовала с подругой о своих, женских делах. На улице копошились дети. К ним обратился выскочивший из-за угла взъерошенный мальчик:
– Ребята, вон хорошая помоечка! Побежали!
И дети, обгоняя друг друга, помчались туда, куда показывал взъерошенный мальчик.
– Что это они, арбузные корки, что ли, ищут? – удивилась Антонина Егоровна.
– Да нет! Какие корки. Пробки от бутылок.
– А зачем им пробки?
– Они играют на них в школе. У моего сына они по всей квартире валяются. Металлические, закручивающиеся пробки от бутылок из-под спиртных напитков. Они их сплющивают, чтоб типа жетона были и играют как-то. Наиболее ценятся пробки с надписями – они редко попадаются. Самые простые, желтые без надписей, называются «гиена». А вот если желтая пробка маленькая, от стограммового «шкалика», то она называется «мини-гиена». Так вот, эта самая «мини-гиена» – целых две «гиены» берет, – поразила Антонину Егоровну своей осведомленностью ее спутница. – Люди на помойку выбрасывают, а они в дом тащат.
Антонина Егоровна попрощалась с подругой и свернула к своему дому. Возле открытого канализационного люка суетились рабочие.
– Что, опять засорилось? – спросила Антонина Егоровна.
– Ага! Целое ведро квашеной капусты достали! – рабочие были эмоционально возбуждены этим, неожиданно свалившимся на них в конце трудового дня, подарком судьбы.
Антонина Егоровна покачала головой и вошла в дом. Муж лежал на диване и мусолил газету. Услышав звук шагов входящей Антонины Егоровны, муж приподнял голову и остановил свой взгляд, полный желания и надежды, на сумках с продуктами.
– Воду отключили. Засорилось опять, – посетовала Антонина Егоровна.
Она прошла на кухню и вспомнила, что и у них была где-то старая квашеная капуста. Антонина Егоровна начала догадываться. Заглянув в комнату, она поинтересовалась у мужа:
– А где у нас квашеная капуста?
– Нету, – муж плутовски сузил глаза и зашевелил ногами.
Антонина Егоровна очень хорошо знала своего мужа. Сомнений у нее больше не было.
Юрик
Первый раз в жизни Юрик приехал с мамой на юг. В отпуск. Его радовало здесь все – ласковое южное солнце, теплые летние дни, пальмы и, конечно же, море. Оно поразило Юрика с первого взгляда. Огромное, бушующее, словно живое, море билось о берег своими волнами с белыми пенными гребешками, лаская благодатную южную землю. Его восхищали широкие пляжи, бронзовые от загара дяди и тети, визг барахтающихся в море ребятишек. Поражали удивительные газоны с красивыми цветами, окруженные декоративной цепью, натянутой между невысоких столбиков. Восторгу не было конца. Юрик был счастлив.
Он уселся на фрагмент цепи, окружавшей цветочную клумбу морской тематикой, и раскачивался как на качелях. Рот Юрика был растянут в довольной улыбке. В личико дул теплый летний ветерок, наполненный запахами цветущей природы. Казалось, даже цветочки, которые росли на клумбе, улыбались Юрику. Они тянулись к нему головками своих соцветий. В ответном порыве Юрик протянул к цветочкам свою руку, прогнувшись назад, и ласково погладил их пальчиками. Рот Юрика от этого стал еще больше тянуться в улыбке, пытаясь дотянуться до ушей.
Вслед за вытянутой рукой переместился и центр тяжести тела, до этого балансирующий относительно цепи. Юрик потерял равновесие и шлепнулся на спину, соприкоснувшись с хорошо вскопанной мягкой землей клумбы. И померкло счастье в глазах Юрика. И исказился ротик его. И поднялась ножка, обутая в новенькую сандалику, и опустилась на красивые цветочки, и принялась топтать их. И осталась от цветочков растоптанная кашица.
– Юрик! – позвала мама.
Юрик пнул цепь, на которой качался, повернулся, побежал к маме, остановился, как будто вспомнив что-то, вернулся, еще раз пнул цепь и помчался навстречу маме, радостно улыбаясь.
Юрик шел по улице южного города, держась за мамину руку, на лице его сияла счастливая улыбка, он широко шагал ножками, обутыми в новенькие сандалики, и все в этот миг казалось ему таким сказочным. Юрик был счастлив.
Мир в стакане
– Ты думаешь, что все просто так идет, да? – допытывался у Лукича рыжеволосый мужчина с отсутствующим верхним зубом слева. – Ты думаешь, что если вот стол, – мужчина провел ладонью по поверхности стола, – состоит из молекул, а молекулы из атомов, а те из нейтронов, протонов, а те из еще чего-нибудь, и так до бесконечности. И туда, – мужчина махнул рукой в небо, – тоже до бесконечности. Земля входит в Солнечную систему, дальше есть еще системы и галактики, и еще, и еще, и конца нигде нет. И ты думаешь, что все вот так, да?
– Ну-у-у… – неопределенно протянул Лукич, сделав умное лицо.
– А если эта теория не верна? – рыжеволосый отхлебнул из кружки пиво. – А что если где-нибудь есть жизнь? И там мужик решил узнать, что с ихней жизнью будет потом. К чему они придут? И вот этот мужик создал наш мир в стакане.
Лукич вытаращил глаза и посмотрел в свою кружку с пивом.
– Он там, в стакане, сделал такую среду, создал нашу Солнечную систему и этот стакан герметично закупорил. И на нас в микроскоп смотрит, – мужчина ткнул пальцем в небо слева и чуть сзади от себя.
Лукич посмотрел в указанном направлении.
– Может быть, он и сейчас на нас смотрит. Мы с тобой сидим, а он на нас смотрит.
Лукич пригладил волосы и поправил одежду.
– Жизнь-то у нас быстрее идет, чем у них там. У нас, может, век, а у них – неделя. И вдруг ему надоест на нас смотреть. Вдруг он не захочет больше видеть, куда мы тут катимся. Планету засрали. Оружия всякого наделали, атомного. Радиация кругом, – рыжий плюнул на пол. – И вот как ему это все надоест. И он возьмет этот стакан с нами и как бросит в окно. И все к чертовой бабушке!
Лукич раскрыл рот. Рыжий спокойно потягивал пиво.
– А как же… У меня ж сын только дачу построил. Мы саженцы заготовили, рассаду…
– Все, все к черту! – махнул рукой мужчина.
Лукич вылетел из кафе, побежал домой, ворвался в кухню и закричал жене:
– Сидишь тут, итить твою мать, не знаешь, а мир-то в стакане оказался!
Жена спокойно повернулась и строго посмотрела на возбужденного Лукича:
– У вас он давно там оказался. Залил шары-то.
– Да мужик нас в стакане создал, – хотел объяснить Лукич.
– Ты-то точно после стакана создан.
