
Полная версия:
Портрет
И конечно же, не обошлось без происшествий. Я не догадалась о том, что он хочет, когда малыш забеспокоился, начал ерзать и мычать. Просто пересадила к себе на колени и дала конфету. Почувствовала что-то неладное, когда было поздно – мне на колени потекла теплая жидкость. Только и успела крикнуть: «Джордж, останови машину!» На сиденье почти ничего не попало, все впитали пальто и юбка. Пришлось останавливаться у супермаркета, покупать новую одежду: себе и Жоржу. А потом и у мотеля – принять душ.
– Может, переночуем в мотеле? – поинтересовался Джордж с улыбкой. – Ты совсем вымоталась. Отдохнешь.
– А сколько нам еще ехать?
– Максимум час.
– Тогда поехали, – ответила я, усаживая ребенка рядом, – заодно и объясню Жоржу, какие симптомы появляются у человека, когда он хочет в туалет, и что нужно делать при этом.
– Так кто этот мальчик? – не удержался от вопроса Олдридж, смотря на меня в зеркало заднего вида.
– А как ты думаешь? – ответила вопросом на вопрос я. – У тебя же богатое воображение. Используй его на полную.
Мне показалось или я сейчас флиртовала? Выглядело именно так. Я обеспокоенно посмотрела на Джорджа. Тот спокойно вел машину, только немного хмурился. Я не знала, как себя вести с этим мужчиной. Было неловко и боязно. Слава Богу, малыш занимал все мое свободное время, не давая отвлекаться на глупости. Я показывала ему разные вещи, называла их, объясняла, как это работает. Учила произносить простейшие фразы. В общем пряталась за мальчиком от пристальных взглядов Джорджа через зеркало заднего вида.
Увы, для меня ничего не изменилось, я по-прежнему люблю этого мужчину. Только вот как он ко мне относится? Это внимание, помощь, забота… Для чего? Что за этим стоит? Восхищение моей «небесной красотой»? Будь она неладна… Или что-то другое?
Я же не могу отвести от него взгляд. Мне нравится все. Как он ведет машину, как улыбается, как пьет воду, как говорит и двигается. А особенно мне нравится, как он пишет. Возле него на сидении всегда лежит блокнот с ручкой. Иногда, когда мы останавливались перед светофором, или в кафе, или даже притормаживали, проезжая поселки, он замечал что-нибудь интересное и черкал пару слов в своем блокноте. У него становилось такое лицо… Словно он видел что-то особенное, то, чего не видим мы. Это так таинственно и завораживающе. То, что я наблюдала, вися в его кабинете, будучи картиной. И это наполняло меня волшебством.
– Думаю, мальчик – родственник Моро, – произнес Джордж, и я очнулась от задумчивости, – есть неуловимое сходство в лице.
– Верно, – согласилась я быстро, если бы он узнал, о чем я тут размышляю, я бы сгорела от стыда.
– Не сын, конечно, – продолжал рассуждать Джордж.
Я перевела взгляд на малыша, он тихо посапывал рядом со мной на заднем сидении. Его первый сон. Тело само знало, что и как делать. А остальное… У него вся жизнь впереди, научится.
– А картина у тебя? – я удивленно уставилась на Олдриджа. – Конечно, у тебя, иначе, как бы ты смогла так далеко уехать их Парижа, – сам ответил на свой вопрос Джордж.
Я загадочно улыбнулась.
– Она больше не держит меня, – произнесла я, – наверное, сейчас она держит другого.
Джордж ошеломленно кашлянул.
– Неужели… Еще одно чудо?
– Ага, – фыркнула я, – по ускоренному сценарию. Это младший брат Моро. Жорж, который, – я понизила голос почти до шепота, – умер в пятилетнем возрасте сразу после второй мировой войны. Моро всю жизнь потратил на то, чтобы дать брату еще один шанс. Он чувствовал вину перед ним.
– Понятно, – задумчиво пробормотал Джордж.
Мы надолго замолчали. Олдридж вел машину, я боролась со сном. Сегодня был тяжелый день. Еще утром я была в особняке Моро и спешила в подвал с завтраком. Я поздним вечером еду в машине по графствам Великобритании вместе с Джорджем. Кто бы мог представить!
– Приехали, – прошептал мужчина, останавливая автомобиль у высоких кованых ворот.
Я почти спала, сквозь ресницы наблюдая, как Джордж вышел из машины, что-то говорил по интеркому, потом ворота начали разъезжаться в стороны. Еще пару минут, и мы оказались у внушительного здания из красного кирпича. «Все, добрались, наконец, – подумала я сонно, – хоть куда-нибудь».
Проснувшись утром, осмотрелась. Фамильный особняк Олдриджей представлял собой настоящий английский замок. Когда-то давно я побывала в подобном. Совсем чуть-чуть. Никакой вычурности, нет ни позолоты, ни мрамора, ни огромных картин, как у Моро. Все просто, даже скромно, но мне понравилось.
Нас с Жоржем поселили в одной комнате. Не знаю, что сказал слугам Джордж, но те пылинки с нас сдували.
– Нет, я сама могу одеться… И ребеночка одену тоже… Нет, не нужно проветривать… И кондиционер включать тоже…
С утра в нашей комнате, наверное, перебывал весь штат прислуги. Всем хотелось поглядеть на таинственную девушку старшего сына хозяина и (ее/его) ребенка. В конце концов, я сбежала, оставив Жоржа на попечении трех словоохотливых тетушек. Вряд ли они что-либо выпытают у него, так как единственное слово, которое мы выучили, это – фи.
Джорджа я нашла внизу, на первом этаже. Он ходил из угла в угол, словно кого-то ждал. Когда я вошла в гостиную, глаза у его вспыхнули радостью.
– Доброе утро, – и улыбка такая солнечная, что больно смотреть.
Я смущенно кивнула:
– Привет.
– Ты позавтракала?
– Конечно, попробовала я бы отказаться…
Олдридж виновато развел руки.
– Знаю я нашу кухарку. Она не успокоится, пока все члены семьи не будут страдать ожирением.
Мы стояли друг напротив друга и не знали, что говорить. Видимо, ему тоже было неловко.
– Пойдем в кабинет? – прошептал он заговорщицки. – Возможно, хоть там за нами не будут подсматривать.
Я испуганно покрутила головой. И увидела лишь краешек мелькнувшей одежды в глубине, под лестницей.
– Это был Лоран, – произнес Джордж, когда мы уселись в кожаные кресла. Я скептически приподняла брови, – у меня остались в Париже знакомые журналисты и лица, скажем так, с не очень чистой репутацией. Я позвонил утром.
– Но как он смог узнать, что я покинула особняк? – я не могла поверить, что человек может быть настолько одержим. Это не любовь, это патологическая одержимость.
– С его деньгами… – пожал плечами Олдридж, – он мог подкупить кого-нибудь в особняке Моро, а мог следить за ним. Не знаю… Но не переживай. Если во Франции он бог, то здесь, в Англии, обычный смертный. Законными способами он тебя не достанет, а выкрасть не сможет.
– Я должна уехать, – решительно произнесла я и встала, – не могу подвергать опасности твой дом, людей, живущих здесь. Если этот маньяк доберется сюда… Неизвестно, что случится.
– Так и знал, что тебе нельзя этого говорить, – в сердцах бросил Джордж и схватил меня за руку, останавливая, – куда ты поедешь? У тебя нет ни знакомых, ни денег.
– Деньги есть, – парировала я, – Моро оставил нам с Жоржем небольшую сумму в швейцарском банке. Что-то около двух миллионов евро. Пока нам хватил.
– Небольшую? – хмыкнул мужчина. – Странные у тебя понятия о деньгах. Но не в этом суть. Как только ты снимешь хоть что-то, Лоран сразу же узнает.
– И что? – разозлилась я. – Мне теперь вечно скрываться? Сидеть здесь, в твоем доме, всю жизнь?
Ссора набирала обороты. Не знаю, как так получилось, что прекрасный светлый кабинет превратился в поле боя. А все так хорошо начиналось…
– Тебе чем-то не нравится мой дом? – парировал Джордж.
– Мне не нравится быть пленницей, – рыкнула я, – слишком долго я была ею раньше.
– Хорошо, – тут же успокоился Олдридж, – куда ты хочешь отправиться? В Америку? В Бразилию? Японию? Выбирай, я сегодня же куплю нам билеты на самолет.
– Нам? – переспросила я. – Ты что, летишь с нами?
– Конечно, лечу. Я не оставлю вас одних.
– Зачем? – вспыхнула я. – Почему? Почему ты так о нас заботишься?
Джордж замялся. Я сама удивляюсь, что это со мной случилось. Раньше я никогда не повышала голос, никогда не кричала. Возможно, мне надоело во всем подчиняться?
– Я чувствую ответственность перед тобой, – в конце концов произнес он, – я беспокоюсь о вас.
Вот, значит, как. Ответственность. Беспокойство. Как же больно.
– Как же я устала от всего этого…– горько произнесла я, в горле стоял комок, но голос пока мне подчинялся. – Все меня опекают, думают, что я совершенно не способна сама принимать решения?!
Еще немного и я расплачусь. На что я рассчитывала, приезжая сюда? Уж конечно, не на отеческую заботу.
– Я беспокоюсь о тебе, потому что безумно люблю тебя! – выкрикнул Джордж громко.
Я ошеломленно застыла.
– Ты не можешь меня любить! Ты меня совершенно не знаешь, – не знаю, кого я собиралась уговорить, себя или его. Или просто не могла поверить в его слова. – Мы виделись два раза и сказали друг другу несколько фраз. Ты видишь лишь красивую внешность и все.
– Почему ты думаешь, что я не могу тебя любить? – невозмутимо произнес Джордж, казалось, после признания он расслабился и успокоился. – Да, это ты смотрела на меня месяцами. Да, ты знаешь меня лучше, чем я тебя. Но это не значит, что я люблю тебя меньше. Как только я увидел тебя там, в подвале, еще нарисованную, я уже тогда влюбился. Просто я не знал, что это… Не знал, как это назвать.
Я сжала руки в замок и прижала к груди, словно боялась, что сердце выпрыгнет наружу. Он любит меня! Удивительно! Я такая невзрачная, мне всего год с небольшим, я ничего не умею и не знаю… А он. Красивый, умный, талантливый.
– Любовь разная, – продолжал Джордж, – и совсем не обязательно знать человека хорошо, чтобы влюбиться. Мне не хватит всей жизни, чтобы познать и разгадать тебя. Ты тайна. Загадка. Ты чудо, которое случилось со мной. И ты говоришь, что я не могу любить тебя?
Он замолчал. Я смотрела в пол и тихонько всхлипывала. Все эти слова… Это то самое волшебство, которое он создает. И сейчас эти слова наполнили меня до краев.
– А ты? – я подняла голову, Джордж пристально, со жгучим интересом ждал моего ответа, – я могу узнать, что ты чувствуешь ко мне?
Я протяжно всхлипнула, вытерла слезы и криво улыбнулась дрожащими губами.
– Ну за мои чувства можешь не беспокоиться. Ты единственный человек, ради которого мне захотелось ожить. Ради которого я проделала весь этот путь. Так что будь спокоен. Кроме тебя мне никто не нужен. Ты единственный человек, которого я буду любить в своей жизни. Ты же оживил меня.
Эпилог
Художник позвонил и пообещал, что приедет через час. Я положила трубку и рассеяно уставилась в окно. Год назад я сказала себе, что больше ничего никогда не нарисую на картине. Джордж даже посоветовал ее сжечь, но я побоялась. Неизвестно как отреагирует мой сын. Теперь он к ней привязан, как когда-то была привязана я. Сейчас полотно лежит в бронированном сейфе, а когда мы куда-то уезжаем с Жоржем, приходиться брать его с собой. Не очень удобно, но что делать…
Мы поженились год назад. В маленькой сельской церквушке в Оксфордшире. Лаура Монтиньонес и Джордж Олдридж. А когда приехали его родители, мы уже были мужем и женой. Старший Олдридж внимательно посмотрел на меня и буркнул: «Все ясно». Пожал руку и отправился в свой любимый кабинет, пить виски. Свекровь была более словоохотлива.
– Боже мой! Моя невестка Лаура Симпсон – сама красивая женщина в мире! Да все мои подружки от зависти умрут!
– Мама, давай не сейчас, – оборвал ее Джордж, – Лаура, как бы это сказать… Скрывается. Если узнают, что она здесь, завтра же дом будут осаждать сотни папарацци. Тебе это нужно?
– Ладно-ладно! А когда будет можно? – подняла брови Карлотта.
– Мы тебе скажем, – заверил Джордж.
Можно стало лишь через полгода, когда из Франции сообщили, что Лоран погиб, разбившись на своем вертолете. Его смерть, пусть и трагична, означала конец моему заточению. Но к тому времени мне уже не хотелось свободы, обложек журналов и титула самой красивой женщины в мире. Мне было достаточно того, что я работала музой для своего мужа.
В конце концов мы переехали в Испанию. И поселились в замке Пуэрто, в Каталонии. Оказалось, что замок по-прежнему мой, в договоре купли-продажи стояла фамилия Лауры Монтиньонес. Уже тогда Моро выправил мои документы.
Лаура вернулась в свой замок. Какая ирония судьбы.
Сейчас мы втроем живем в современном коттедже, за крепостными стенами. А замок открываем для посещений два раза в неделю. Тогда я надеваю пышное средневековое платье и вожу посетителей по коридорам и залам замка, рассказывая им разные истории. Правдивые и не очень.
– Вы так похожи на портрет девушки в картинной галерее, – один глазастый турист все же заметил сходство.
– Конечно, – улыбнулась я, – она моя дальняя родственница.
– Бывает же такое, – ахнули все, – столько лет прошло, а сходство поразительное.
– Магия…
Маленький Жорж пошел в школу. В Англии мы наняли няню, да и я усилено занималась с ним, обучая чтению, письму. А Джордж взял на себя обязанности учителя физкультуры. Так что здесь, в Каталонии, он почти догнал своих сверстников. Не знаю, когда я расскажу ему правду о его рождении, и расскажу ли ее вообще…
Но когда-нибудь он меня спросит, почему не может находиться далеко от дома. Почему я всегда беспокоюсь и часто звоню, когда он в школе. Почему не разрешаю ему далеко уезжать на экскурсии с классом. Он почти забыл время, когда был в картине. И слава богу, зачем ему эти ужасы.
Джордж сегодня уехал в Мадрид на выставку своих книг. Я всегда езжу с ним, но сегодня почему-то с утра плохо себя чувствую. Тошнит и хочется спать… Непонятно.
– Мадам, – в комнату постучалась Джемма, наша прислуга, – там к вам художник приехал. Я проводила его в кабинет.
– Спасибо, – ответила я, – принеси нам чаю.
Правильно ли я поступаю? Меня до сих пор гложет сомнение. Но у Жоржа впереди вся жизнь, не хочу, чтобы он был связан по рукам и ногам. Не хочу, чтобы он чувствовал себя в плену, как я когда-то…
Художник, которого мне посоветовала Мартин, оказался молодым черноволосым человеком. Живой подвижный, он не стоял на месте, а уже принялся осматривать наши картины, книги на полках…
– Добрый день, – я с улыбкой протянула руку для пожатия.
У юноши заблестели глаза.
– Боже мой! – воскликнул он, – какая же вы красавица. Неудивительно, что вы хотите написать свой портрет. Для меня будет счастьем рисовать вас.
Я тихо рассмеялась.
– Нет-нет. Я пригласила вас не для этого… Я хочу, чтобы вы нарисовали пейзаж на моем холсте, – я подошла к столу и достала полотно из ящика, – вот на этом.
Художник развернул холст и принялся внимательно рассматривать его, проводя руками по ткани, словно лаская.
– Прекрасная основа, – восхищенно выдохнул он, – и что вы хотите увидеть на нем?
Я на мгновенье задумалась.
– Я хочу увидеть море, солнце, облака, птиц. Хочу увидеть свой дом, счастливый дом. Да, – я вся вспыхнула, придумав нужное слово, – я хочу увидеть счастье.
– Мадам, – молодой человек удивленно приподнял брови, – я нарисую все, что вы перечислили, но как нарисовать счастье?
– Вы рисуйте, – улыбнулась я, – а счастье придет само.
Я повешу ее в гостиной. И каждый день буду любоваться морем, солнцем, этим прекрасным миром, куда я попала, где я сейчас живу. Пусть картина наполнится моей любовью.
Я не буду ее прятать в сейф. Пусть она будет открыта для всех. И каждый, кто увидит ее, будет восхищаться. И тогда здесь воцарятся мир и покой. Наши дети будут передавать ее из поколения в поколение, и счастье не покинет этот дом никогда.
Конец