скачать книгу бесплатно
Ах ты, сукин сын!
Хрен моржовый!..
– Идите к черту, Алекс. – Собрав остатки самообладания, я поправляю крашеные перья на боа и оттягиваю резинку на купальнике. И с треском возвращаю ее на место.
– Я еще не позавтракал. – Алексу нельзя отказать в здравомыслии. – Продолжим. Почему вы уехали из России? Насколько я знаю, это динамично развивающаяся страна. Страна больших денег и больших возможностей. И это… это нескучная страна.
– Никогда об этом не задумывалась.
– Напрасно. Динамично развивающаяся страна. Страна больших денег. Страна больших возможностей. Нескучная страна. Даю вам минуту, чтобы выделить главное определение из списка.
У меня есть свое собственное определение, связанное с любовью, связанное с дерьмом, связанное с фразой, брошенной в подтаявшую мартовскую жижу у метро «Петроградская»: «Оставь меня в покое, идиотка!» У меня есть свое собственное определение, но вряд ли оно заинтересует Алекса Гринблата. Возвышающегося сейчас надо мной в ожидании брюссельской капусты, сверкающего огнями взлетных полос, унавоженного рекламой ведущих производителей пива и спортивной обуви, снабженного операционной системой Windows, раскинувшего в пространстве всемирную паутину и не чуждого при этом смазанного штемпеля на самом обычном письме.
Второго прокола быть не должно. Его и не будет.
– Нескучная страна. Я права?
Алекс довольно улыбается – я права!
– Да. Это и есть самое главное. Человечество страдает от скуки, а это – смертельная болезнь. Хуже СПИДа, хуже атипичной пневмонии, хуже лихорадки Эбола.
– Не думаю, что поголовно все человечество скучает. Некоторой его части приходится элементарно выживать.
– Крайние варианты мы не рассматриваем, – одергивает меня Алекс. – И эта неприкаянная часть человечества не должна интересовать нас в принципе. Речь идет совсем о другой.
– О какой же?
– О платежеспособной. О той, которая готова выложить денежки, чтобы избавиться от скуки. Позже мы поговорим об этом поподробнее…
У меня нет желания говорить об этом ни с Алексом, ни с кем бы то ни было – ни сейчас, ни потом. Так почему я медлю, почему не обрываю Алекса на полуслове? Наверное, потому, что подоспели брюссельская капуста, сыр и яичница с беконом. Все три пункта представлены в единственном экземпляре, мой брошенный вдогонку заказ проклятая Кондолиза проигнорировала.
– Девушке – то же самое, дорогуша, – строго говорит Алекс официантке и принимается за яичницу.
Он мог бы и уступить завтрак мне – так вышел бы из положения Доминик и наверняка Фрэнки; Жюль и его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин были бы с ними солидарны.
А так и не примкнувший к миллионам Алекс Гринблат, орудуя вилкой и ножом, жрет свой бекон. Проглотив первый кусок, он аккуратно промакивает губы салфеткой.
– Теперь о вас, Саша. Несчастная любовь, да?
Ни жалости, ни сострадания, ни даже любопытства – голая констатация, кем он себя возомнил, Алекс Гринблат? После такого пассажа я уж точно должна была встать и покинуть «Ла Скала», не дождавшись завтрака и не застегнув пряжки на туфле.
Но я продолжаю сидеть.
– Несчастная любовь. Да.
Что сделал бы Доминик? И что наверняка сделали бы Фрэнки, Жюль, его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин – на том лишь основании, что они – мужчины, волей судеб оказавшиеся в обществе слабой женщины?
Они бы утешили меня.
«Роковая случайность, Саша! только кромешный идиот не оценил бы вас по достоинству, Саша, только слепой! вы прекрасны, Саша!» – этого было бы вполне достаточно.
От Алекса Гринблата такой дежурной галантности придется долго ждать, и (в ожидании) я могу пропустить не только завтрак, но и обед, и ужин.
– Значит, несчастная любовь? И вы не нашли ничего лучшего, чем сбежать от нее в этот городишко?
– Не нашла, – честно признаюсь я.
Алекс Гринблат снова принимается за яичницу.
– Типично женская логика, – говорит он, заглатывая желток. – Время должно спасти, расстояние должно избавить… Все это чушь собачья, Саша.
– Чушь.
– А ваш избранник – кромешный идиот.
Неужели я дождалась комплимента от Алекса Гринблата?! Как бы не так!..
– …не потому, что вы такая потрясающая, а он вас не оценил. Потому, что женщины чаще всего влюбляются в идиотов. Не думаю, что вы исключение.
– Я не исключение. А что бы вы сказали, если бы я влюбилась в вас?
На судьбу брюссельской капусты моя провокационная фраза никак не повлияла: она преспокойно исчезает в пасти Алекса.
– Не смешите меня, Саша.
– Почему? Вы не верите в любовь с первого взгляда? – продолжаю нагнетать ситуацию я.
– Только в нее и верю. Но что касается меня… – Алекс делает многозначительную паузу. – У вас нет никаких шансов.
– Абсолютно никаких?
– Абсолютно.
– Потому что ваше сердце занято кем-то другим?
– Потому что я – не идиот. И это – единственная причина.
– Я не могу рассчитывать даже на мимолетную связь?
Бог мой, и во времена отвязного студенчества я не позволяла себе подобных сальностей – вне зависимости от количества выпитой водки и количества выкуренных косячков. А встретив l’amour, впоследствии оказавшуюся le merde, и вовсе решила, что полигамия – не для меня. Так же как и дружеский секс, секс по телефону, секс по Интернету, секс для нормального функционирования яичников и секс на платформе сходных политических убеждений.
Политических убеждений у меня нет. И я не имею ничего против натурального меха и сафари в Кении, что же касается секса – за последние три года Эс-Суэйра выдула из меня даже воспоминания о нем, занесла их песком и похоронила под набегающими друг на друга волнами.
И вот теперь – разговор с малознакомым мужчиной о мимолетной связи. Как мило.
– На мимолетную связь может рассчитывать любой, – поигрывает ножом Алекс. – Но не всякий оказывается к ней готов.
– А лично я – могу?
– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам все равно с кем спать.
– В противном случае…
– В противном случае секс со мной не доставит вам никакого удовольствия. Как и большинству женщин.
Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешает вновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно или не преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно ли считать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..
Устраивать скандал я не стану.
– Хотите еще поговорить о сексе? – интересуется Спаситель мира.
– Пожалуй, нет.
– Тогда вернемся к вам. Ваши волосы…
Не короткие и не длинные, не темные и не светлые, что-то среднее. Какими бы они ни были – страсти в них больше не запутаться. А ведь меня многие считали страстной, иногда – чересчур; человек, бывший моей l’amour, отбыл в неизвестность именно с этим убеждением. Осев в Эс-Суэйре, я совсем махнула на себя рукой.
Чтобы не сказать – опустилась.
Это особенно бросается в глаза на фоне холеной физиономии Алекса. «Хлыщ» – назвал его Доминик. Справедливое замечание.
– …А что – мои волосы? Вам не нравится прическа?
– Мне совершенно все равно, какая у вас прическа. Но если бы вам пришлось выбирать, вы бы отрастили их или наоборот – постригли самым кардинальным образом?
– Я уже выбрала.
– Это не ответ. Отрешитесь от события, которое загнало вас в такую дыру. Что бы вы выбрали?
Тест-драйв продолжается, даже забавно.
– Я бы постриглась. Очень коротко.
– Так я и думал, – удовлетворенно хмыкает Алекс.
– Мне развить эту тему или вы сами разовьете?
– Тут и развивать нечего. Все, что можно было узнать о вас, – я узнал из вашего письма.
– Странно. В нем не содержалось никаких биографических данных. И никаких ссылок на косметические, кулинарные, сексуальные и иные предпочтения. И о состоянии ротовой полости там не было ни слова. Только подпись.
– Я умею читать между строк, Саша.
– Кто бы сомневался! – Достаточно ли иронично это прозвучало? – Что же такого интересного вы вычитали?
– У вас есть чувство юмора, – принимается загибать пальцы Алекс. – Вы обладаете вкусом, энергичны, умеете убеждать, умеете взглянуть на вещи с неожиданного ракурса, вы русская, наконец…
– Это так важно?
– Это важно. Позже я объясню вам – почему… И потом – вы хороши собой.
Ха-ха.
– Не красавица, конечно, – тут же поправляет себя Алекс. – Далеко не красавица. Но в вас есть то, что обычно называют шармом. Изюминкой.
– Это вы тоже почерпнули из письма?
– Это – нет. Это я увидел уже по приезде сюда. Это можно считать бонусом. Дополнительными баллами.
– Дополнительными – к чему?
– Я объясню вам. Позже.
– После завтрака?
– Позже – значит позже.
Письмо не выглядело ни особенно оригинальным (на мой взгляд), ни особенно длинным, две с половиной страницы, напечатанные на пишущей машинке. Не такой старой, чтобы на ней было совсем уж неудобно работать, Доминик называет ее «portative»[8 - Портативная (фр.).] – она, как и бритва, как и музыкальная шкатулка, была забыта в одном из номеров. Никаких дополнительных аксессуаров к машинке не прилагалось, лишь вставленный в каретку лист с обрывком фразы:
…что мешает нам начать игру? Давай отбросим все и начнем…
По ее поводу у нас даже возник бесплодный спор с Домиником. Доминик считает, что это – финал мегабестселлера, завоевавшего рынок, я же убеждена, что это – начало заурядной книжонки, изданной ограниченным тиражом и полностью провалившейся. В любом случае мы с Домиником так и не узнали о судьбе других фраз на других листах, а машинка осталась у меня. К сочинительству она не особенно располагает.
Мертвый груз.
Алексу так не показалось.
Поэтому он и сидит сейчас напротив меня, отложив вилку и нож и подперев руками подбородок: завтрак окончен.
Как и следовало ожидать, за него мы расплачиваемся отдельно друг от друга.
– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, кладя в папку со счетом двадцать дирхам – чаевые на вспомоществование толстухе Кондолизе.
Алекс Гринблат ограничился десятью.
– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, когда мы снова оказываемся на улице.
– Дайте подумать…
– Хотите, покажу вам город?
Глупейший призыв, я ведь знаю, что ответит мне Алекс, как он ответит.
– Оставим туземные прелести туристам.
По узкой улочке несется ветер. По узкой улочке скачет солнце. То здесь, то там хлопают синие ставни, открываются и закрываются синие двери, а в ослепительно-синем небе я вижу стаю голубей. Видит ли их Алекс Гринблат?..
Не уверена.
