скачать книгу бесплатно
– Наверное…
– Обещай мне вырасти!..
Подпрыгнув, Фэл оказывается верхом на прилавке; она, как девчонка, болтает ногами и жмет на кнопку старинного медного звонка, вмонтированного в поверхность. Звук, который издает медь, – прерывистый, требовательный, хотя и довольно мелодичный.
– Разве не прелесть?
– Обыкновенный звонок…
«Обыкновенный звонок» никак не хочет затихать, отголоски трели скачут по пустым пыльным полкам, по пологим ступеням лестницы, забираются в картонные коробки. Ничего удивительного, думает Габриель, звонок слишком долго находился в покое, он устал от тишины, невостребованности и запустения, все здесь устало от запустения, все хочет жить совсем другой жизнью.
Той, где все всех любят и все всем нужны.
– Он должен быть здесь…
Фэл выгибает позвоночник, откидывается назад, и, держась за ребро стойки одной рукой, другой принимается шарить в скрытых от глаз внутренностях.
– Есть! – торжественно провозглашает она.
Предмет, оказавшийся в объятиях Фэл, – самое интересное, что Габриель до сих пор видел в заброшенном магазине. Плоский ящичек высотой сантиметров в десять; не то чтобы очень большой – размером со шкатулку или фотоальбом. На деревянных торцах ящика выжжены пальмы, раковины и морские звезды, а верхняя крышка украшена самым настоящим панно. Изначально оно было покрыто красками, – теперь краски облупились, но картинка все равно просматривается.
Батальная сцена с бородатыми мужиками, теснящими безбородых.
Трусы-безбородые катятся вниз, их подгоняют выстрелами из автоматов: длинные штрихи и рисованные облачка символизируют разрывы пуль. В центре композиции – Самый Главный Бородач с благородным лицом апостола, разделившего последнюю трапезу с Христом: даже тетка-Соледад, подозревающая все человечество в гнусностях, не смогла бы найти в нем изъяна.
Габриелю тоже нравится бородач.
– Кто это? – спрашивает он.
– Фидель Кастро, лидер кубинской революции. Когда он еще был молод и дружил с Че Геварой. Здесь изображен важный момент в истории Кубы: Фидель и его соратники громят десант так называемых контрреволюционеров, высадившийся в 1961 году на Плайя-Хирон.
– Они победили?
– Да. Увы.
– Почему «увы»?
– Потому что я никогда не разделяла политических взглядов Кастро.
– Эти взгляды такие плохие?
Наивный вопрос Габриеля застает Фэл врасплох.
– Не то чтобы плохие… – морщится тетка. – Они чересчур утопические. Нет… Чересчур идеалистические. Нет… Слишком нетерпимые. Волюнтаристские. Диалектикой в них и не пахнет. От них страдает множество людей. Нет, нет, нет… Не мучь меня, малыш. Вырастешь – сам разберешься.
– А папа?
– Что – «папа»?
– Как он относился к Фиделю?
– Твой папа был чтецом на фабрике по изготовлению сигар и предпочитал не говорить о политике. Он был далек от всего этого безобразия.
Вопреки словам Фэл, а может, благодаря им, бородатый идеалист и волюнтарист (кстати, что такое – «волюнтарист»?) все больше завладевает сердцем Габриеля. Этот не стал бы отсиживаться среди цирковых плакатов, как жаба на болоте. Этот скорехонько поставил бы на место гнуснеца-Кинтеро и всю его компашку. Этот…
– Ты совсем меня заморочил, – прерывает мысли Габриеля возглас Фэл. – Главное не то, что нарисовано на крышке. Главное – то, что спрятано внутри.
Внутри спрятана брошка в виде маленького краба, с камешками вместо глаз.
В «Nouveau petit LAROUSSE illustrе» подробно рассмотрены каменный краб, краб-плавунец, китайский краб и рогоглазый краб-привидение, краб Galathea squamifera и знаменитый «пальмовый вор»; все они представляют собой выдающиеся творения природы, а брошка…
Брошка – тьфу! жалкая, кричаще-красная безделушка, весьма приблизительно передающая внешность и характер краба, и почему это Фэл так обрадовалась находке? Подносит к лицу, поглаживает кончиками пальцев и только что не целует ее.
– Моя любимая вещица, – объясняет Габриелю тетка. – Отрада моего детства! Я ее обожала, цепляла на все платья, и на футболки тоже, и на блузки с жабо и отложными воротничками. Хочешь сказать, у меня дурной вкус?
– Ничего я не хочу сказать.
– А у тебя есть вещь, которая бы много для тебя значила? Которую хотелось бы спрятать, чтобы потом, через тысячу лет, найти и почувствовать себя счастливым?…
– Нет у меня такой вещи, —
в подтверждение своих слов Габриель мотает головой, хорошо бы, конечно, заиметь такую вещь, а еще лучше, чтобы темно-рыжий котенок и в самом деле оказался невредим и чтобы из его жизни навсегда исчезли Кинтеро с дружками, и чтобы неприятная история с Птицеловом стерлась в памяти. Не так уж много для этого нужно – похоронить на помойке его дневник. Интересно, отдаст ли Фэл чудесный ящичек с подвигами на Плайя-Хирон, если Габриель слезно попросит об этом?
– Нет у меня такой вещи, но она могла бы появиться…
– Правда?
– Отдай мне коробку.
– А ты хитрец! – Фэл смеется, довольная собой и Габриелем. – Это не просто коробка и не просто ящик, это хьюмидор.
– Хьюмидор?
– Место, где хранятся сигары. Сложно придуманная штука. Вот, смотри.
Наконец-то конструкция ящика стала доступна взгляду Габриеля. Стенки и днище сделаны из благородного дерева – кедра или палисандра, они гладкие, свежие и выглядят празднично. Перегородки делят пространство на несколько частей, но главной деталью является круглый золотой циферблат на внутренней стороне крышки. То есть это Габриель думает, что перед ним – циферблат (между тем стрелка всего одна, с круглым наконечником и утолщением посередине). С цифрами тоже происходит путаница: они не расставлены по кругу в привычном порядке, да и самого круга нет, – только мелко заштрихованная полуокружность. Но и диковинный циферблат еще не все! Прямо под ним расположен небольшой и такой же золотистый металлический прямоугольник – с тремя колонками прорезей (по четыре в каждой).
Итого – двенадцать. Плюс две кнопки (или два тумблера, или два рычажка).
– Что это? – Палец Габриеля замирает в нескольких миллиметрах от застекленной поверхности циферблата.
– Термометр, – поясняет Фэл.
Вот черт, Габриель и сам мог бы догадаться!..
– А это? – Палец спускается ниже и упирается в прорези на прямоугольнике.
– Прибор, который регулирует влажность.
– Почему он такой маленький?
– Откуда я знаю? Уж какой есть.
– А зачем ее надо регулировать – влажность?
– Видишь ли… влажность имеет решающее значение для сигары. – Тут Фэл в очередной раз впадает в образ лектора из планетария. – Если сигара слишком увлажнится – ее нельзя будет курить. Она просто не загорится или не будет тянуться. Если же сигара пересохнет – то станет резкой на вкус. Это ужасно, согласись!
– Наверное.
– Одна мысль об этом приводила твоего отца в уныние и плохое расположение духа… Но, к счастью, существуют хьюмидоры…
– Вот такие ящички, да?
– Ящички, ящики, коробки, шкафчики и даже целые комнаты для хранения сигар. Единственное условие – в них обязательно должен быть такой вот прибор. Который регулирует и контролирует. И температура в хьюмидоре не должна превышать восемнадцати градусов по Цельсию. Всегда – плюс восемнадцать! Ты понял?
– Понял. Всегда – плюс восемнадцать.
– Неясно только, зачем я тебе все это рассказала. Ты еще не дорос до сигар. И до курения вообще.
– Но я ведь вырасту?
– Все равно – курить вредно!
– Я не буду курить, обещаю… Но можно мне взять этот… хьюмидор?
В кабинете отца тоже есть хьюмидоры, которые непросвещенный Габриель до сих пор по-простецки называл ящиками для сигар: они выглядят много богаче, чем облупившийся хьюмидор из магазина – с лакированными поверхностями и инкрустацией; с утонченными рисунками, заставляющими вспомнить морской прибой, лепестки пионов, спаривание цикад. Наверняка и внутренности отцовских хьюмидоров так же прекрасны, – но Габриелю нужен именно этот, магазинный. Брошенный здесь много лет назад, настрадавшийся от отсутствия солнечного света и одиночества – ведь глупый красный краб из пластмассы – никакая не компания!..
Он заслуживает лучшей участи.
– …Можно, Фэл? Ну, пожалуйста!
– Конечно, глупышка. Только брошь я все-таки оставлю себе. Ты не возражаешь?…
Никаких возражений.
Краб отправляется с Фэл в Великобританию – охотиться на пульсары, а аляповатый бородач Кастро остается с Габриелем.
Книги, сигары и плакаты так и не покинули кабинет – Фэл не взяла ничего, что полагалось ей по завещанию; «подождем, пока мальчик вырастет, – сказала она матери Габриеля, – а я попытаюсь навести справки о Bugge Wesseltoft».
Наводить справки – любимое занятие Фэл, в этом Габриель убеждался неоднократно.
Спустя неделю после отъезда тетки он переселился в кабинет – под весьма благовидным предлогом: за сигарами необходим тщательный уход, так сказала Фэл. Мать не особенно возражала, хорошо уже то, что мальчишка не шляется по улицам и не портит одежду, как портят ее другие мальчишки. И вообще – он доставляет гораздо меньше хлопот, чем доставлял в свое время ее вечно жалующийся на здоровье покойный муж. Он неплохо учится в школе. Он – тихий. Он не имеет ничего против сеньора Молины, с которым так приятно пропустить рюмочку в баре (наконец-то время для бара нашлось!). Он даже может без всяких просьб с ее стороны помыть посуду. И загрузить стиральную машину. Чудо, а не сын! И все же…
Он какой-то странный.
Со своенравной Марией-Христиной все понятно, а этот – странный.
Сам Габриель вовсе не считает себя странным. Он чересчур педантичен, это правда. Он внимательно следит за тем, чтобы на корешках книг не собиралась пыль. И чтобы температура в отцовских хьюмидорах не превышала положенных восемнадцати градусов, и влажность соответствовала норме. Лишь однажды приключилось несчастье: в одном из самых маленьких сигарных хранилищ (с короной на крышке из красного дерева) завелся жучок. Он испортил несколько сигар «Laguito № 1», продырявил отвратительными змеящимися ходами их верхний слой. «Что это за жучок, Фэл, и что мне с ним делать?» – в отчаянии написал тетке Габриель.
«Не волнуйся, я наведу справки», – откликнулась Фэл.
Пока она, сидя в Англии, разбиралась с проблемой, жучок успел напакостить еще в двух сигарах. Наконец ответ пришел: «Это насекомое называется Lasio-dermaserricorne. Гнуснейшая и коварнейшая тварь, дорогой мой, непримиримый враг всего лучшего, что есть в сигарах. Но отчаиваться не стоит, просто помести больную коробку в морозильник дня на четыре. Поврежденные сигары это не спасет, зато поможет сохранить нетронутые и уж точно уничтожит жучка».
Габриель тут же поклялся себе втрое усилить бдительность, тем более что с морозильником дела обстоят не так просто. С тех пор как мама приняла ухаживания добряка Молины, их морозильная камера до отказа забита мясом. Булавки не всунешь, что уж говорить о коробке сигар!.. Неделю Габриель ждал, когда освободится подходящее местечко. Это стоило жизни еще одной «Laguito № 1», зато остальные спаслись – как и предсказывала всезнайка-Фэл.
А в мясе нет ничего хорошего.
– Я мог бы взять твоего сына в помощники, – сказал как-то Молина. – Похоже, малец он толковый. Не переживай, не сейчас, конечно. Пусть немного подрастет.
– Пусть подрастет, – ответила мать. – Тогда сам решит, чем ему заняться.
– Я, конечно, не собираюсь вмешиваться в воспитание… Но, по-моему, ему не хватает мужской руки. А парню в его возрасте это просто необходимо. Чтобы не вырос тряпкой и уж тем более педиком. Не хочу сказать ничего плохого про твоего покойного мужа…
– Вот ничего и не говори.
– …но отцовских обязанностей он не исполнял.
– Это не так.
– Ты же сама жаловалась, что он был нытиком!..
Подслушивать разговоры взрослых – себе дороже.
Не ровен час обогатишься совершенно ненужными тебе знаниями. Неудобными. Царапающими душу. Заставляющими ворочаться в постели и напрасно призывать такой желанный сон. А сна все нет и нет, нытик – ужасное слово, оно сгодилось бы для любого постороннего человека, но только не для отца. Другие слова, которые его характеризуют, – тоже не лучше. «Чтец на фабрике», в то время как он мог быть боксером в полусреднем весе, на Кубе каждый второй – боксер. Он мог отпустить бороду и примкнуть к соратникам Фиделя, стать его правой рукой, заменив погибшего романтика Че.
Фидель и Че вызывают у Габриеля самые теплые чувства.
«Узнать о них как можно больше» – таков его девиз.
Это именно те знания, которые нужны Габриелю, они комфортны, расширяют кругозор, пробуждают мысли и формируют взгляды. Эмоции, которые они несут, всегда положительны. Да и как можно иначе относиться к личному мужеству, самоотверженности и самопожертвованию, к благородной идее обустроить социально справедливое общество, где всем будет хорошо. Где никому и в голову не придет грабить банки, а до этого – расправляться с кошками, ведь кошкам тоже гарантирована социальная справедливость. Несомненно, Фидель и Че – великаны. Герои и полубоги на манер греческих. И отчего только они не слишком нравятся Фэл?
Выяснять это Габриель не собирается. Выяснять – означало бы вступить с теткой в состояние, близкое к конфронтации, выслушивать аргументы и выдвигать контраргументы, спорить, отстаивать свою точку зрения. Идти по этой дороге у Габриеля – миротворца и конформиста – нет никакого желания. К тому же спор все равно выйдет письменным, как и само общение с Фэл.
Общаться с ней по-другому нет никакой возможности, уж очень она далеко.
Несмотря на это, образ Фэл не тускнеет в сознании Габриеля, напротив, поддерживаемый регулярными письмами, становится все более выпуклым и четким. Влияние Фэл так велико, что Габриель решается даже самостоятельно заняться радиоастрономией и астрофизикой. Благо, в библиотеке отца нашлось несколько книг, посвященных этим замечательным отраслям науки. Габриель с замиранием сердца открыл их, но дальше трех абзацев в предисловии не продвинулся —
до того они оказались сложными.
Заумный текст, чудовищные пятиэтажные формулы; определения, смысл которых ускользает, сноски, от которых возникает боль в затылке и хочется в туалет по малой нужде, – и как только Фэл со всем этим справляется?
Вот если бы у Габриеля были ярко выраженные математические способности!..
Но особых способностей у него нет, он ни в чем не преуспел. Он знает массу терминов, но не в состоянии хоть как-то классифицировать и систематизировать их. Малейшие трудности в осмыслении того или иного предмета заставляют Габриеля уходить в сторону или подниматься над ним на приличествующую случаю высоту. Всегда разную. Важно только, чтобы с этой высоты суть предмета выглядела цельным, радующим глаз пятном —
полосой прибоя
реликтовым лесом
