Невидимые рыбы

      На эти самые слова я и купил у неё бусы.

      Они мне очень нравились. Навевали мысли о «конце века» и эстетах круга Пейтера4. Но потом, чтоб Альбине не совсем грустно было принимать мой отказ, подарил их ей.

      Мой отказ… а был ли он вообще? Я ведь не сказал ей: прости, дорогая, у меня другие планы на жизнь. Боже, она ведь не маленькая девочка, сама всё поняла.

      Да и не больно-то она убивалась! Быстро выскочила замуж за этого заморыша Ионесяна и уехала в Ереван!

      С этими мыслями я покинул лобби. Вошёл в лифт и нажал кнопку своего этажа. В лифте недавно вымыли, и теперь там пахло едкими моющими веществами и какой-то непонятной официально-деловой тоской.

      Почти не помню, как дошёл до номера – сказалось выпитое вино и песенка, звучавшая в лобби и теперь заевшая у меня в голове. Возле двери я поймал себя на мысли, что не помню, в каком именно из соседних номеров Альбина. Да и чёрт бы с ней…

      Я пошарил в карманах в поисках ключа. Нащупал коробочку. Достал её покрутил в пальцах.

      Это серьги. С яшмой. Я привёз их в подарок Николине – ей бы понравилось. И совсем позабыл отдать.

А может, просто не захотел.

      Как вообще можно жить с таким мужем, как у неё?

Насилие

Плачет Белоснежка,

Стонет Белоснежка,

И, сама не замечая,

Странно улыбается себе…

“Агата Кристи”

– Посоветуйте, какой эль у вас хороший? – спросил Игорь, глядя в барную карту. Золотые буквы на чёрных мелованных страницах зазывали десятками соблазнительных наименований, кажется, на всех европейских языках. В разных кафе и барах наименования эти были разные, а уж ассортимент этого заведения вовсе сражал наповал: пивоварня на улице Восстания обладала таким набором жизнестирательных жидкостей, что не выучишь и за сто посещений, указанных в их акционном купоне.

Очевидно, на то и расчёт.

– Возьмите “Мэдлин Бассетт”! – с готовностью отличника гаркнул молодой официант – Очень мягкий вкус с нотками вишни.

– Неси! – скомандовал Игорь – Звучит многообещающе!

– Хорошо! Ваш паспорт, пожалуйста! – всё с той же горячей готовностью потребовал официант.

Игорь, улыбаясь, достал из кармана пиджака паспорт и ткнул его официанту в лицо.

– Уже шесть лет, как можно! – сказал Игорь и убрал документ.

Официант удалился. Его тонкая талия, старомодно перехваченная фартуком, болталась перед глазами Игоря, как мушка перед глазами плохого стрелка.

А стрелок из Игоря был неплохой. В тире ему не было равных. Семь лет назад – так точно!

Официант – профессия для молодых, подумал Игорь. В студенческие годы он хотел пойти на эту работу, но так и не собрался. Главным образом потому, что никогда не чувствовал себя молодым. Ему казалось, что с окончанием школы он резко шагнул из младенчества в зрелость, а остальные годы благополучно пропустил. Стариковский образ жизни – чинный, как похоронный кортеж, торжественно мудрый, как морщинистый переплёт Большой Советской Энциклопедии, всегда казался Игорю привлекательным. Зачем нужна работа с учёбой по схеме два через два? Зачем нужны беспроводные наушники? Зачем нужны бесконечные хэштеги и клипы “ВКонтакте”? Всё это как-то суетно. Куда торопитесь, молодёжь?

Такие мысли бродили в Игоревой голове, пока он ждал заветный бокал эля. Этот бокал обещал открыть вечер с помпезностью группы “Queen”, открывавшей в 2019-м церемонию “Оскара”. Одинокий вечер пятницы эль должен был раскрасить в яркие вишнёвые тона. Игорь отодвинул мысли о старости и весь отдался мечтам о бокале, холодном и приятно алом, словно выточенном из рубина, добытого в далёких шахтах…

Ах, вот и выпивка!

Первый бокал пролетел быстро.

В висках Игоря тягуче и сладко загудело, икры налились приятной алкогольной тяжестью. Игорь прислушался к послевкусию напитка, что делал редко, и… обомлел.

А ведь он знаком с “Мэдлин Бассетт”! Но уже успел позабыть об этом. Память, знаете ли, уже ни к чёрту. Как и нервы. Ах, “Мэдлин”, “Мэдлин”!

Давно это было. Кажется, года четыре назад.

Если он помнит всё правильно, то всё началось со взгляда сзади. Роковой взгляд в коридоре, который из-за цвета и общей мрачности Игорь ещё на первом курсе окрестил “зелёная миля”.

Симпатичные ножки, довольно длинные для её небольшого роста, красивый круглый задик, чудные, чуть вьющиеся волосы, спадавшие на хрупкие плечи. Так и хотелось подойти и приобнять её. Но Игорь не сделал этого: он был слишком робок для того, чтобы сделать такое с девушкой, которую знал лишь по обновлениям в чате учебной группы.

Новенькая. Просим любить и жаловать…

Преподаватель появился, и вся группа прошла в аудиторию.

Всю лекцию Игорь не мог оторвать взгляда от новенькой. Стояло дивное бабье лето, ломкое, как жёлтый лист, и налитое, как перезревшее яблоко. Сквозь шторы светило осеннее солнце, и вокруг новенькой, сидевшей у самого окна, образовалось облако лёгкого оранжевого света.

Так её кстати и звали. Света.

После занятия Игорь с каким-то дурацким вопросом всё-таки подошёл к Свете. Он не мог наглядеться на её пьяняще женственную фигуру, в её светлые глаза, в озарённое улыбкой лицо.

Так быстро Игорь ещё никогда не влюблялся.

На удивление его, Света ответила не односложно, но всё также улыбаясь, заговорила с ним. Пока они шли до метро, Света успела рассказать Игорю, кажется, всё: что она перевелась сюда из другого города, такого же морского, как и наш, и теперь желает учиться в их универе. Ещё она путешествует автостопом. И давно мечтает о личном мотоцикле, ведь так здорово гнать на нём от одного места к другому, а если по набережной – ух! Ещё она считала себя либеральной феминисткой, хотя, в сущности, и была ею, и даже дважды бывала на митингах, ведь люди должны выражать свою позицию, ты как думаешь?

Мотоциклы, автостоп, митинги… всё это организм Игоря отторгал решительно. Всё это было как-то слишком суетно. Суета, суета, не заснут до утра…

Но Игорь был по-настоящему очарован. Он всё шёл и шёл вслед за Светой – с эскалатора на перрон, с перрона в вагон, совершенно позабыв, что ему в другую сторону.

Спустя два часа, выйдя на поверхность на родной станции, Игорь поглядел на небо, расправил плечи и прикрыл глаза в сладостной истоме. Ему хотелось закричать: “Я люблю тебя, Света!”

– Молодой человек! Повторите “Мэдлин”! – крикнул Игорь и по-хозяйски поболтал в воздухе опорожнённым бокалом.

В следующие несколько дней Игорь и Света общались довольно мило, хоть и не очень много. В основном он таскался за ней хвостом и тупо молчал в отдалении, исподтишка любуясь тем, как красиво она поглаживала свои прекрасные волосы цвета осенней листвы, как элегантно забрасывала одну ножку на другую и как страстно при этом двигались её налитые бёдра.

Любовь прорастала в нём стремительно, как бамбуковый стебель. И даже самый острый в мире мачете вряд ли подкосил бы его.

Игорь допивал третий бокал “Мэдлин Бассет”, когда его телефон неожиданно завибрировал: то было сообщение из рабочего чата. Игорь стал уже отвыкать от переписок. Недаром всё-таки старина Белл изобрёл телефон.

А раньше только в переписках он, застенчивый и тихий, мог выразить все свои чувства. В том числе – и чувства к Свете. В первую неделю знакомства он писал ей каждый вечер. Начиная разговор с будничных “Как дела?” и “Чем занята?”, Игорь быстро переходил к юношескому острословию и заумным разговорам об искусстве и их родной экономике. И если она отвечала ему развёрнуто и впопад, то он приходил в восторг: значит, ей не совсем всё равно. Значит, хоть немного, но он ей интересен!

Было и ещё кое-что. С первого дня знакомства вечно озарённая улыбкой, вечно заведённая на всю пружину Света стала обнимать Игоря при встрече и при прощании. Стоит ли говорить, как эти крепкие, хоть и совершенно невинные дружеские объятия влияли на Игоря, на его воображение? Она вообще была с ним очень мила – как будто они были знакомы не несколько дней, а целую жизнь. Это тоже потрясало Игоря: прочие дамы, которых он силился добиться всё теми же вялыми переписочными методами и подглядываниями исподтишка, бывали холодны с ним по целым месяцам. Месяцам! Но Света была не такой… неужели это оно? Неужели он ей не безразличен?

Неужели… нет, не может такого быть! А впрочем, почему не может? Почему не может быть такого, что и она его полюбила?!

Ближе к выходным Игорь принял волевое решение. Нужно было двигать отношения со Светой, притом быстро. Он предложил ей сходить в кино. Отличный был фильм – стильный, пускай и почти без сюжета. Игорь уже смотрел его. Хотелось сводить Свету на что-нибудь проверенное и весёлое, без лишнего пафоса. Такое уж было настроение…

Согласилась.

С утра в субботу они договорились, во сколько конкретно встретятся у кинотеатра. Затем Игорь сказал ей, что пойдёт в зал, “потаскает железки”. Это, по его мнению, звучало мощно, к тому же было правдой, а это редкое сочетание.

Игорь решил совершить любовный блицкриг. С утра он побрился, сходил в зал и пожал штангу, дабы приобрести известную однодневную рельефность и тщательнейшим образом вымылся. Даже одежду подбирал дольше десяти минут.

Весь день перед его мысленным взором стояла Света – её волосы, глаза, ноги… Она заслоняла ему весь мир, буквально вытеснила все мысли из головы. Благо и до того их там было немного.

Игорь усмехнулся, глядя в четвёртый бокал “Мэдлин Бассет”. Вот она, ватерлиния!

Он приехал к кинотеатру заранее. Купил одну розу и принялся ждать. Уже надвигался вечер. Свет солнца стал тёмно-апельсиновым, и лёгкий дневной ветерок, фланировавший по проспекту, обратился в холодный и мозглый осенний ветер. Игорь смертельно замёрз – от ветра, недоедания, а большей частью от нетерпеливого ожидания, от удушающего волнения, будоражившего всё его тело. Он прождал двадцать минут, полчаса, час.

И вот она появилась. Чудесная и лучезарная, тёплая и воздушная, одетая в красивую белую курточку и симпатичные голубые джинсы.

Она улыбнулась Игорю и приобняла его. В этот самый момент он достал розу из-за спины.

Света сникла:

– О, Игорь! – произнесла она мягко, но серьёзно – У меня ведь есть молодой человек. В Кённике5. И мы помолвлены, вроде как…

Мачете ударил по бамбуку. Стебель накренился.

– Повторить “Мэдлин…”? – бросил официант с другого конца зала.

– Естественно! – произнёс Игорь и улыбнулся.

Весь сеанс он не находил себе места. Но зачем, зачем, зачем? Зачем было вести себя так зазывно, зачем было улыбаться ему, обнимать его. Он весь трепетал, а у неё – молодой человек.

Глядя на то, как Лео ди Каприо и Брэд Питт колесят по мягко освещённому Лос-Анджелесу уютных 60-х, Игорь буквально кипел от злобы. Какой он, интересно было бы узнать? Конечно, спортивный, с модной причёской. С бритыми висками. Обнимает её за талию. И ниже. Называет “солнце”. Сейчас все молодые так называют своих девушек.

Вот оно, это солнце. Сидит с поганой розой, близкая, как то самое гадкое осеннее солнце… как ему хотелось плюнуть на всё, бросить её здесь и бежать, бежать, бежать по проспекту, прочь отсюда!

Внезапно Света впилась в его руку. Игорь посмотрел на неё: она вся сжалась, как ёжик, и почти не смотрела на экран. В это время лихой герой Питта бил одного из идиотов-хиппарей о висевший на стене телефон. Лицом!

Эта разборка ещё при первом просмотре вызвала у Игоря бурный восторг. И теперь он весь подпрыгнул на кресле. Игорь с подростковым восторгом глядел на весёлую драку в то время, как Света почти парила рядом с ним. Ни жива ни мертва.

Фильм закончился.

– Извини, что вцепилась! – сказала она, как только они оказались в залитом неоном вестибюле кинотеатра – Просто плохо переношу насилие. Не могу видеть… даже на экране.

Игорь кивнул.

Они вышли на холодную улицу. Игорь снова вспомнил о её молодом человеке, обо всей этой кретинской ситуации в целом. Он глядел на Свету, и вся она – от макушки до пят – раздражала его. Раздражала своей обманчивой любезностью, заготовленными объятиями. Своей занятостью. Но в то же время она и привлекала его… волосами, губами, глазами, бёдрами. Любезностью и объятиями.

Бамбуковый стебель надломился, но ещё не рухнул.

Он предложил ей продолжить общение в каком-нибудь заведении, коих много рассыпано по центру города. “Можно” – ответила она.

Они шли и шли по улице – быстрыми широкими шагами. Такими же они когда-то шагали от института до метро. Игорь зашагал в понравившийся ему бар в одной из отходящих от проспекта улочек. Вывеска обещала пиво и ретро-интерьер. Света предупредила, что пить не будет. Ей видите ли таблеток много ещё дома прописали, и…

И она пустилась в длинное объяснение относительно своих модных психологических проблем. “Ну и чёрт с тобой!” – решил Игорь и потребовал принести ему какого-нибудь эля. Например, вишнёвого.

Так он и познакомился с “Мэдлин Бассетт”.

Пока лился эль, Игорь всё слушал, слушал и слушал Свету. О чём она говорила? Как всегда обо всё на свете, не давая вставить и слова. Одно не давало ему покоя: она не любила насилия.

А всё это разве не насилие? Это свидание – сплошное насилие над ним! Её парень, её трескотня – всё это хуже тупой пилы.

Но я своего не упущу, подумал он. “Я же мужчина!” – эту мысль подсказал ему вишнёвый эль.

Они спустились в метро. Игорь смотрел на мир будто бы через стекло, через толстенные очки – совсем как у героя Аля Пачино в только что просмотренном ими кино.

– Спишемся, да? – спросил он, когда подъезжали к его станции.

– Да, конечно. – серьёзно ответила она.

Двери вагона почти открылись. Настало время реванша.

Игорь притянул Свету к себе. Его рука легла не её спинку, а затем легонько скользнула вниз.

– Ты мне нравишься, девочка. – произнёс заплетающимся языком Игорь и неаккуратно поцеловал её.

Она даже не отстранилась. Стояла ровно. Словно смирясь с судьбой.

– Молодой человек! Ещё “Мэдлин…” и рассчитайте, пожалуйста!

Игорь плёлся по шумному проспекту. В голове у него громыхало, как в старой стереосистеме, глаза были затянуты туманом. Холодный октябрьский ветер, мозглый, как будто простуженный, лил на тротуар воспалённый фонарный свет.

Завтра Игорю будет плохо. Ему уже сейчас плохо. Похмелье спутало рабочий график и пришло на работу, когда опьянение ещё не сдало смену.

Дойдя до моста, Игорь остановился и поглядел во тьму, ещё несколько часов назад бывшую водой. Во рту его вкус “Мэдлин Бассетт” превратился в какое-то гнилостное зловоние, а в солнечном сплетении бушевала тоска. Жизнь казалась Игорю постылой и унылой, как рубль, одолженный на пропой…

Конечно, они тогда всё выяснили. Он написал “Извини”, она написала “Проехали”. Проехали…

Они встречались ещё раз или два. Всякий раз Игорь старался держать дистанцию. Он чувствовал себя убийцей, пришедшим на именины вдовы своей жертвы. Чувствовал острый стыд. Это объятие, этот поцелуй… зачем? Зачем было напиваться? Зачем было лезть к ней? Ей это явно не понравилось. Это было гадко и глупо. Это было насилие.

Это была короткая история любви… правда, кажется, без самой любви. Бамбуковый стебель в действительности рухнул от одного лёгкого касания мачете. Теперь его волокна сплетали пластины Игоревой брони, как у индийских воинов. Сколько стеблей ушло на этот доспех?

Много…

Доброжелатель

Если имею дар пророчества, и знаю

все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

1Кор. 13:2

Гуманистическая фантасмагория

1.

В 10:02, почти что в самый миг открытия, в магазин вошла невысокая дамочка в строгом бежевом костюме. От всего её облика – от дежурного макияжа, слишком официозного покроя одежды и вычурно-усталого выражения лица – веяло какой-то офисной мертвенностью. В интерьере оружейного магазина, выполненного в стиле эдакого лесного трактира, приюта вольного охотника, дамочка эта смотрелась чуждо и ужасно безвкусно.

Конечно, ни одна из этих мыслей не пришла на ум Олегу. Он просто глядел на дамочку своими козлячьими глазами и мучительно вычленял из белого шума, перманентно царившего в его головушке, осколки одной-единственной незамысловатой мысли: “Ну всё, кабздец”.

Тем временем невысокая дамочка подошла к прилавку, за которым стоял Олег, и внимательно посмотрела в глаза голове кабана, висевшей прямо над продавцом:

– Могу вам помочь? – выдал Олег заученную реплику, которая для ранней посетительницы звучала забавным анахронизмом.

– Ах нет, что вы! Я от Павла Владимировича, вас должны были предупредить!

Олег выдал нечленораздельное междометие – нечто среднее между вдохом опасения и выдохом облегчения.

– Могу вам… помочь?! – призвал Олег на помощь интонацию.

– Просто часть вашего… – дамочка на секунду остановилась, чтобы сглотнуть бранное словечко – Вашего ассортимента… заберут уже сегодня.

–Понятно. – соврал Олег.

–А что, вас не предупредили?

–Да нет, предупредили. – Олег вдруг вспомнил, что вчера говорил со своим (теперь уже бывшим) начальником, лысеющим коротышом Михеевым, по телефону. Но Олег был под градусом, друзья тянули его в очередной бар, на весь Невский безголосое чудо орало “Хали-гали, паратрупер!”, и во всём этом бедламе несчастный продавала не сразу сообразил, что к чему.

Теперь два и два наконец-то складывались в четвёрку. Эта ранняя посетительница с сомнительным представлением о моде – от Павла Владимировича Авилова, нового владельца охотничьего магазина в центре Васьки. Этот самый владелец заводов, газет, пароходов несколько недель назад не без труда выторговал подвальное помещение у Михеева, и теперь на месте оружейного магазина “Шрапнель” здесь должен был появиться магазин эротических товаров “Ero-Tic”. Весь “шрапнелевский” ассортимент сердобольный хиппообразный олигарх Авилов подвергал немедленной и безоговорочной утилизации. Столь странный бизнес-перфоманс, стоивший богатею каких-то сумасшедших денег, Михеев объяснял своим (теперь уже бывшим) сотрудникам так:

– У дядечки в жопке детство не отыграло, поэтому стволы в топку, нас на мороз! Миротворец хренов!

Утверждение про мороз, конечно, не относилось к самому Михееву. Как по секрету шепнул Олегу Ромка, михеевский племянник, иногда приглядывавший за дядькиной лавкой, вышеозначенный противник оружия Авилов отслюнявил Михееву такие тонны зелёных, что тот мог не работать ещё лет эдак триста.

Пока в олеговой голове крутилась вся эта катавасия мыслей, невысокая дамочка удобно расположилась на крутящемся стуле бывшего хозяина магазина и закурила “айкос”. С нескрываемой брезгливостью, брезгливостью оскорблённой невинности, взирала она сквозь вуаль зловонного полудыма на ружья и коробки патронов, ножи и газовые баллончики.

Прошло ещё минут пятнадцать, и Олег заметил массивные колёса на уровне окон. Секунда – и в полуподвальное помещение через дверь ворвался всполох холодного январского воздуха. Как Тит Кузьмич и Фрол Фомич из старой сказки, у прилавка появились два дюжих молодца в одежде грузчиков.

– Юлия Максимовна, грузим? – спросили они у окутанной дымом командирши.

– Да, ребят, пока выносим из подсобки вот этой! – она встала с кресла и указала на скрытый во тьме груз. Работяги протиснулись в тёмную кладовую, у входа в которую Юлия Максимовна стояла в гордой позе.

Работали дюжие молодцы на удивление быстро. Из чёрной дыры склада через торговый зал в кузов большого грузовика летели, будто отрастив крылья, лакированные ящики, пенопластовые коробки и чехлы из синтетики. Всё это сваливалось в кузов, и уже минут через двадцать там образовалась грубая поленница из новеньких ружей, пистолетов, охотничьих ножей, манков и прочего добра. Из-за обломков тары оружие ещё больше напоминало неблагородную мусорную кучу.

Всё то время, пока шла, с позволения сказать, погрузка, Олег таращил свои подслеповатые сонные глазки в телефон. Лента “Тик Тока” бесформенной цветастой массой искрилась в чёрной ванночке купленного в кредит “Айфона”, и всё больше полонила, околдовывала остающегося без работы Олега.

Пока Тит Кузьмич и Фрол Фомич сновали по залу, дамочка с “айкосом” стояла у прилавка. С лицом императора Веспасиана и выправкой маршала Жукова она взирала на кипучую деятельность жилистых грузчиков и всё подбавляла в воздух дыму. Впервые за очень долгое время она чувствовала себя главной, важной, самой настоящей начальницей. Должность четвёртого зама не очень располагала к подобным ощущениям, а теперь ведь совсем другое дело: прощай, оружие и здравствуй. здоровый (и не очень) секс. Make Love Not War. Гордым пацификом Юлия Максимовна перечеркнула эту лавку человеческой жестокости и прогарцевала по его похожему на самолёт силуэту на белом коне. Её короткие, похожие на две втулки от туалетной бумаги ножки более не казались ей короткими и страшными. Тонкие невыразительные губы и длинный топорообразный нос представились ей чертами, исполненными благородства и породы. Её костюм гордо трепыхался под ветром из замызганной двери, и ей казалось, что на ней полощет белый кавалерийский плащ с кровавым подбоем. Юлия Максимовна Куликова – сегодня ты командуешь парадом на площади с названием Жизнь!

Погрузка завершилась. Олег проводил грузчиков стеклянным взглядом и уставился на дамочку с “айкосом”. Он долго колебался, не спросить ли её о рабочем месте, но слова никак не составлялись в нужном порядке. Пока он собирал хоть сколько-нибудь приемлемый лингвистический пазл, Юлия Максимовна произнесла:

– Завтра приедут за остальным! Не я. Пришлю… помощницу!

– Ага, окей.

Резко развернувшись на высоких каблуках, дамочка направилась к выходу. На лестнице она столкнулась с пареньком лет четырнадцати-пятнадцати. Некрасивый, в замызганной холодной курточке и в бестолковой громадной шапке не пойми из чего, подросток прорывался в магазин.

– Куда несётесь, молодой человек? – поинтересовалась, ошалело вытаращив глаза, Юлия Максимовна.

– В магазин. – твёрдо сказал парень.

– Этот магазин закрывается! Навсегда!

– Но открыто…

– Я же сказала: они закрываются! Иди, мальчик, иди!

Чуть не пинками дамочка выставила неудачливого покупателя и вышла, громко хлопнув дверью.

Олег довольно выдохнул. Не очень-то ему хотелось общаться с этим клиентом. Да и вообще – с каким бы то ни было клиентом.

Раздался звонок “Айфона”. Олег не глядя мазнул по экрану и сказал: “Алло”.

– Сеть стоматологических клиник “Премиум Дент” предлагает вам эксклюзивное обследование…

2.

Егор привык к холоду. Уже совсем не замечал его – как воробьёв, как крыс, как прохожих. А кутался… кутался скорее по привычке. Всё равно засаленная куртка с почерневшим воротником совсем не грела.

Отрывистыми шагами он направлялся к двери гадкого тёмно-оранжевого цвета.

Казалось, что зловоние источает уже сам этот цвет. Пнуть бы дверь со всей силы и бежать, бежать, бежать прочь!

Вдоль по линии, до самой Стрелки.

Бросится в колючую ледяную воду.

Плевать на холод.

Поплыть вон отсюда, а там…

Перед глазами появилось лицо Лизы.

А как же она? Взять её с собой? Не оставишь же в этой клоаке.

Да ещё с этим козлом!

Бегает она плохо. На физре вечно самая последняя плетётся.

Да и замёрзнет ведь. Маленькая.

Он вошёл в парадную.

Она снова сидела на подоконнике. Тени тёмного подъезда укрывали её, словно плащ-невидимка. Но он видел её – и в самой чёрной мгле разглядел бы.

Она сидела на подоконнике, опершись на него ладонями, как ребёнок, и болтала тонкими ногами. Ветер, гулявший по лестнице, трепал её длинную старомодную юбку. Бледное востроносое личико очертилось под сенью почти прозрачных белокурых волос.

Он подошёл к ней, стараясь подавить свой воробьиный трепет, и неловко тронул её плечо.

Лиза посмотрела на него. Её лисье личико было мокрым. Она уже не плакала. Последние силы вытекли вместе со слезами. Ремень безопасности давно был сорван.

На распухшем лице горел тёмный след.

– Да твою ж…! – заорал он.

Сдержался, не выругался. Она мата не любит.

Лиза уткнулась личиком в его грудь. Грудь затряслась, как от электрического тока.

В нём бурлила жгучая ненависть. “Старый подонок! – громыхало у него в голове – Паскуда гнилая, как нажрётся, тварь, вечно её бьёт. Дочь родную, сука такая… хоть бы сдох, хоть бы сбухался в край, и инфаркт его схватил!”

Она подняла лицо. Заплаканное, разбитое, оно всё ещё было прекрасно. Это всё ещё было солнце. Хмурое зимнее солнце. Его милое солнце.

“Не, не пойдёт так!”– всё думал он – “Этот козёл у меня не отвертится. Не съедет с темы просто так. Завалю. За Лизу, за лисичку мою, завалю…”