скачать книгу бесплатно
Вообще-то у мамы характер мягкий, но иногда на нее нападает приступ упрямства. А еще, думаю, ей не хотелось пропустить очередную серию «Голоса крови». Но когда Пульче сказала: «Вы правы, синьора. Но мой дедушка не выходит из дома. Из-за лестницы», мама покраснела как помидор. Она ведь знала, что в их новом доме нет лифта.
– У него что-то с ногами? – спросила я, чтобы как-то загладить неловкость.
– Нет, – ответила Пульче. – Просто он очень тяжелый: весит сто двадцать килограммов. Спуститься, может, и спустился бы, но вот подняться потом – никак.
– Бедный! И он еще приглашает нас на обед, – пролепетала мама. – Извини, солнышко, извини, извини. Я сказала, не подумав. Конечно, я пойду вместе со всеми. Идемте!
Поднимаясь, она продолжала причитать:
– Бедняга, заперт в четырех стенах, выйти подышать и то не может…
Тут уж я не удержалась:
– А ты, мама, много выходишь?
А Пульче сказала:
– Да нет, что вы, мой дедушка может дышать воздухом сколько захочет. Он все время на террасе со своими курами. Четыре сейчас сидят на яйцах. Скоро у нас будут цыплятки.
У Лео глаза полезли на лоб. Куры в центре Милана? Тетя Динучча ущипнула его, чтобы он ничего не ляпнул.
– Синьор Петрарка – не такой, как все, – шепнула она ему на ухо. – Он художник.
Меня уже тоже разбирало любопытство – захотелось поскорей увидеть дедушку Пульче.
– В хорошую погоду мы всегда едим на террасе, – сказала моя подруга. (Я написала «подруга»? Нет, тогда подругой я ее еще не считала. Просто перестала относиться к ней свысока, как в первые минуты знакомства.) – Надеюсь, что Ланчелот накрыл там и сегодня.
На площадке третьего этажа они остановились. Пол здесь был отделан сверкающим мрамором, стены – нежно-лососевого цвета, перила – из какого-то редкого дерева, четыре выходившие на площадку двери – тоже.
– Две из них замурованы изнутри, – объяснил Станислав, знавший об этом от работавших здесь коллег-ремонтников. – А две другие (главный и служебный входы), разумеется, бронированные.
(В отличие от Араселио, Станислав отлично говорил по-итальянски и был рад щегольнуть каким-нибудь трудным или изысканным словом. У себя в Польше, до того как переехать в Италию, он преподавал иностранные языки в лицее.)
За дверьми не было слышно ни звука.
– Но кто-то там определенно есть, – сказал Станислав. – Они никогда не оставляют офис пустым. В настоящее время тут располагается отдел продаж «ПРЕСТНЕДВ». В приемные часы присутствуют чиновники, вечером и ночью – вооруженные охранники. Кто знает, чего они боятся?
– Может, того, что Аннина Эспозито заползет, как тараканчик, к ним под дверь и написает на ковер, – засмеялась Пульче.
– No me gusta, мне не нравится, – сказал вполголоса Араселио. – Этот этаж разделять весь дом пополам. Низ и верх – живые люди, а в середина, как плохой крем в buena torta, – холод и тишина. Там за эти двери кто-то нас смотреть, следить и контролировать.
Пульче встала напротив двери с табличкой фирмы и показала «глазку» язык:
– Бе-е-е! – Потом обернулась к новым жильцам: – Так меня научил граф Райнольди. И «преследов» тоже он придумал. Незадолго до того, как слечь, поднялся сюда потихоньку и исправил на табличке:
ПРЕСЛЕДЫ
А еще он придумал название для нашего дома. Поскольку они с дедушкой упрямо отказывались продавать свою площадь, он всегда называл ее «наша Упрямая Твердыня».
– Упрямая Твердыня, – повторила за ней Коломба. Теперь она поняла, почему Ланч назвал дом таким странным именем. – Мне нравится. А почему вы не повесите табличку на входе?
– Граф сделал несколько медных табличек, больших и красивых, – сказала Пульче. – Каждую ночь преследы ее снимали, а он на следующий день вешал новую. Он был очень хороший, наш граф. Говорил, что, если бы я была большая, он бы на мне женился.
– А сколько тебе сейчас? – спросила Коломба.
– Одиннадцать с половиной.
– Как мне? Неужели? Я думала, ты еще в младших классах учишься.
– С этого года иду в среднюю школу. А ты знаешь, что тебя записали в мой класс? Я очень рада. В Упрямой Твердыне живет больше тридцати детей, но все они или слишком маленькие, или слишком большие. А ты – как будто специально для меня.
Глава пятая
Вот он наконец – пятый этаж. Взрослые остановились, чтобы отдышаться. У мамы на лбу выступил пот. Ланч уже ждал нас на пороге.
– Надеюсь, вы оцените нашу англо-неаполитанскую кухню, – сказал он. – Мне помогала синьора Эспозито (она живет этажом ниже). Мы приготовили лазанью с тефтельками, цукини под маринадом и сливовый пудинг. По настоящему йоркскому рецепту.
– Мама Иммаколаты потрясающе готовит, – объяснила Пульче.
Я вспомнила, что она уже произносила эту фамилию.
– Кажется, ты говорила, что девочку зовут Аннина?
– Аннина зовут младшую. Но там есть еще Даяна и Иммаколата. И Чиро, и Дженнарино, и Сальваторе, – ответила Пульче, загибая пальцы.
– Типичная большая неаполитанская семья, – объяснил Ланчелот с типичным английским акцентом. – Еще три дяди и тетя Кончетта. С самой синьорой Ассунтой и ее мужем получается двенадцать человек.
– И все дети бегают и кричают на лестница, – вставил Араселио. – Вместе с лос чикос из другие три квартирос – из Филиппины, Сенегал и Индия. Я же говорил тебе, Паломита, что в этот дом есть сто чикос, и все разного цвета.
Лео, Пульче и Коломба прошли вперед взрослых через широкую прихожую и вскоре оказались на террасе, где их ждал синьор Петрарка.
Дедушка Пульче был не толстым – он был огромным. Лео с Коломбой еще не видали никого, кто был бы такой вышины и ширины. По сравнению с ним великан Араселио выглядел худым и тщедушным.
Пульче, казалось, была довольна впечатлением, которое дедушка произвел на ее друзей.
– Все смотрят на него, открыв рот, когда встречают в первый раз, – гордо сказала она, как будто размеры дедушки были его заслугой.
– Пульхерья, чего ты на себя понакру тила? Ты же вся вспотела. Так недолго заболеть перед самой школой. Иди переоденься, – сказал дедушка.
– Я уже заболела. У меня ветрянка. А шарф и шапку мне велел надеть Ланч.
Старик вздохнул:
– А еще говорят, что англичане воспитывают детей в спартанском духе!
В это время подоспели остальные. Секретарь показал восхищенным гостям виноградник, ящики с помидорной рассадой, голубятню, курятник и оранжерею с орхидеями.
Терраса напоминала висячие сады. Кругом были расставлены большие терракотовые горшки с цветущими кустами и деревцами, а между ними спокойно прогуливались куры, за которыми с крыши оранжереи следил прекрасный и гордый петух. В игрушечной коляске, рядом с куклой Пульче, устроилась курица-несушка. Еще пять петухов дремали у парапета, не обращая внимания ни на кур, ни на низко летающих голубей, которые то и дело садились на спинку стула синьора Петрарки. Стул был металлический, c железными перекладинами, скрепленными болтами. Перед ним стоял мольберт с холстом, завешенным какой-то тряпкой. Рядом на табуретке лежала палитра и коробка с масляными красками.
Обеденный стол был накрыт в дальнем конце террасы – со стороны двора. Дрозд с желтым клювом клевал хлеб из корзинки, другой пил воду из стеклянного кувшинчика.
– Извините за беспорядок, – сказал Ланчелот Гривз.
– Так тут же прекрасно! – воскликнул Лео. Глаза у него разбегались от восторга.
А синьора Эвелина, забыв про приличия, не сводила глаз с хозяина дома. Она смотрела на него, как альпинист на вершину Гималаев, – с удивлением и восторгом.
Синьор Петрарка улыбнулся ей с дружеским участием:
– Добро пожаловать, дорогая. Рад, что вы почтили мой дом своим присутствием. Знайте, что эта дверь всегда открыта для вас и ваших детей. И преклоняюсь перед вашей красотой.
Он действительно поклонился с неожиданной для такого великана легкостью и протянул ей руку. Коломба заметила, что мать ответила ему непринужденным рукопожатием, без капли робости. Похоже, она была в приподнятом настроении, как когда-то, когда с шампанским праздновала возвращение мужа из круиза.
Позже, когда они уже вернулись домой, Эвелина призналась золовкам:
– После смерти Альваро это первый человек, рядом с которым я почувствовала себя уверенно и надежно, как будто в этом доме со мной не может случиться ничего плохого.
После обеда мама не уткнулась в телевизор, пропустила очередную серию «Урагана» и даже не вспомнила об этом. Для начала нашей новой жизни в новом городе уже неплохо.
Тети со своими двумя женихами поужинали вместе с нами, а потом отправились к себе домой.
Сейчас я лежу с закрытыми глазами на верхней половине своей двухъярусной кровати и пытаюсь привести мысли в порядок.
С тех пор как мы закрыли за собой дверь нашей квартиры в Генуе (даже не верится, что это было еще сегодня утром), я столько всего увидела и узнала. Больше всего мне нравится, что у нас есть свой таинственный сад. Гораздо меньше – что имеются безымянные враги. Но главное – я, кажется, нашла себе подругу.
Хотя это еще не точно.
Э-будем-посмотрети.
Глава шестая
Станислав опасался не зря. За закрытыми дверями «ПРЕСТНЕДВ» скрывался кто-то, кого не обрадовали разговорчики наших друзей и высунутый язык Пульче и кто доложил об этом анонимному президенту компании.
Днем тот вызвал администратора Гельвецио Кальци в центральный офис «ПРЕСТНЕДВ».
– За что только вам деньги платят! – ледяным тоном сказал президент. – За некомпетентность и идиотизм? Вы понимаете, что из-за вашего разгильдяйства остановился весь наш проект «Исторический центр – для достойных»?
– Но, синьор президент, – пролепетал Кальци, – он остановился еще раньше. Что же делать, если новые собственники не хотят продавать…
– ТЕПЕРЬ не хотят. Теперь, когда этот фанатик Петрарка перетянул их на свою сторону. Надо было играть на опережение.
– Но я пробовал. Я написал письмо…
– Он пробовал! Он написал! Это же курам на смех.
Президент откинулся на спинку кресла и смотрел на Гельвецио Кальци ледяным взглядом.
– Нет, вы ничего им не объяснили, кретин. Все наши усилия последних лет пошли прахом – как и миллиарды, потраченные на реставрацию. Теперь эти оборванцы так и будут торчать в своей берлоге. Вы понимаете, что номер тридцать пять будет у всех как бельмо на глазу? Мы даже не можем представить проект «Исторический центр для достойных» как наш ответ «Белейшим кварталам».
– Но ведь и граф не согласился продать, и Петрарка никогда не уступит… – попробовал возразить администратор.
– Эти два старых маразматика! – в ярости завопил президент. – Единственные во всем квартале, кто осмелился встать у нас на пути… Единственные, кто не понял, что согласиться – в их собственных интересах. Идиоты! Отвергнуть такое уникальное предложение! Встать на защиту этого сброда… Умалишенные кретины! И теперь, когда Петрарка остался один…
– Маленький винтик большую машину остановит, – грустно вздохнул Гельвецио Кальци.
Начальник посмотрел на него с презрением.
– Хорошо умеете вздыхать, Кальци. Вам платили как раз за то, чтобы вы убрали этот винтик, даже два: Петрарку и эту вдову. Ну что я могу вам сказать? Я больше не нуждаюсь в ваших услугах. С этого момента вы уволены.
Гельвецио Кальци ударился в слезы:
– Дайте мне еще один шанс! Мне надо кормить семью!
Но начальник, встав, указал ему на дверь:
– Завтра утром зайдете в офис и получите расчет. И чтобы ноги вашей тут больше не было.
Глава седьмая
«Спокойной ночи, папа. Спокойной ночи, Филиппо. Хороших снов вам там, на дне океана».
Вот уже год, как Коломба мысленно произносила эти слова каждый раз перед тем, как уснуть.
В первые дни в Милане она стала обращаться еще и к графу Райнольди, благодаря его за новую спокойную жизнь, которую он подарил ей и ее семье. Здесь им всем сразу стало лучше. (Чтобы снова стать совсем счастливыми, нужно было оживить папу, а это, увы, невозможно.)
Лео перестал ныть по каждому поводу и больше не пялился целый день в телевизор вместе с мамой. У него появилось много друзей-ровесников из нового дома. Они вместе гуляли в таинственном саду и во дворе, играли в стеклянные шарики, лазали по деревьям или гоняли вокруг на велосипеде. Среди этих ребят были и темнокожие, и с необычным разрезом глаз, но Коломба ни разу не слышала, чтобы братишка упомянул об этом хоть единым словом. Кажется, он вообще не замечал никакой разницы между собой и ими.
Каждый день, закончив завтракать или ужинать, Лео рвется во двор играть с друзьями. К моему огромному облегчению, он больше ни разу не повторял отвратительных лозунгов акулы-тибурона, которые тот каждые пять минут выкрикивает в передаче «Хозяева в собственном доме» и в других подобных.
Но особенно счастлив мой брат оттого, что мама разрешила ему взять кошку. Эта черная кошечка, почти котенок, появилась у нас на пороге вместе с Пульче – висела у нее на свитере. (Ланч по-прежнему укутывал Пульче, как на Северный полюс, хотя она уже почти поправилась.)
– Липучка, – представила кошку Пульче. – Виктор Гюго так ее прозвал, потому что она все время висит на мне, никакими силами не отодрать.
– Это ненормально, – заметила мама.
Она так радуется, когда приходит Пульче, что даже на время перестает смотреть телевизор.
– Конечно. Где это видано, чтобы кошка боялась кур?
И Пульче объяснила, что Липучка боится спускаться на пол не только на террасе, но и в самой квартире. Стоит ей только увидеть через стеклянную дверь гребешок или клюв, как ее охватывает паника.
– А ведь они ни разу не сделали ей ничего плохого, даже петух. Когда-то одна курица за ней погналась, да и то не догнала, потому что Липучка залезла по водосточной трубе на карниз. Но с тех пор, как только она видит курицу, у нее начинается паническая атака. И каждое утро, когда петух просыпается и приветствует солнце, она забивается под мебель. Боюсь, как бы с ней сегодня-завтра не случился инфаркт.
– Бедное животное. Может быть, ей нужно поменять дом? – разжалобившись, сказала мама.
Пульче как будто только этого и ждала.
– Да, – оживилась она. – Мы больше не можем держать ее у себя и ищем ей новых хозяев. Виктор Гюго сказал мне спросить у вас.
