скачать книгу бесплатно
– Ну…. – Помедлил тот, смиряя простое любопытство старика. – Я научился извлекать выгоду из противостояния двух сил. Вы никогда не замечали, что войны не бывают короткими и не прибыльными. Особенно для тех, кто их спровоцировал….
Старик яростно посмотрел на него, затем, молча, опустил голову вниз. Его старая взъерошенная, как и волосы, кофта покрылась тенью глубоких выдохов.
– Победы и поражения – это неверный путь к приобретению избытка жизни. Самый верный путь – это котел! Когда тысячи людей кипят в нем, расходуя боеприпасы, лекарства и продукты, на которые есть спрос, потому что их нет. Люди готовы покупать все, чтобы выжить, за любые деньги. И это прекрасно, когда ты всем этим владеешь. Подготовившись заранее, можно сорвать неплохой куш с множеством нолей….
Он хихикнул, удовлетворенный своим остроумием, и черная облачность заполнила его вдох, погрузив мужчину в мир ощущений, которые струились из черной баночки, под управлением дрожащих рук старика. Кабина слегка поддергивалась, мужчина кряхтел и ворочался, крепко сжимая кулаки. Экран компьютера исчерчивался резкими пиками взрывов пульса….
Старик поднял свою голову, узкие морщинистые глаза плавали под пеленой чувственных потоков жидкой бесцветной грусти. Он прислонил ладони плотно к глазам и осушил их одним движением. На секунду замер, глядя на ящик своего стола.
В ящике была замочная не смазанная скважина, не запирающаяся уже тридцать лет, не было надобности открывать ящик все эти тридцать лет. Рука легонько потянула за ручку, из тоненькой щели выпорхнула пыль былых времен, с запахом окисленного металла и не восстановленного времени.
Старик достал несколько коробочек красного цвета, блестящий синий бархат хранил в них бронзу с надписями: «За отвагу!», «За мужество!», «За храбрость!». Далее на стол выкатились первая ржавая гильза, наградные остановившиеся часы, сбившийся компас. В глубине ящика показалась старая затвердевшая камуфляжка, изъеденная молью, изрезанная осколками, испачканная чужой кровью, которую долгое время старик использовал как робу.
Воспоминания разорвали бы его горло, перехватив дыхание, задушили бы тягостью пережитого, если бы он вовремя не собрал каждый момент жизни, каждый выстрел, каждую смерть, каждую потерю, каждую слезу в баночку.
В одну единственную баночку черного цвета, которая хранилась в сейфе под столом с подписью «Воспоминания»….
– Ааааа!!! Нет! – Из кабины донесся крик мужчины, пронзающий стекло насквозь. Ремни едва сдерживали его дерганья. – Взрыв! Помогите! Нас окружили…! Нужно прорываться. Взрыв! Саня! Где Саня?! Саня ранен, но жив, перевяжите его. Взрыв! У нас закончились медикаменты…. Саня…! Вызывайте подмогу! Подмога – в пути. Взрыв! Мы попали в засаду! Взрыв! Отстреливаемся и уходим. Взрыв! У нас закончились патроны…. Взры…. Что это!?! – Он закричал, как будто только сейчас проснулся от кошмара.
Он открыл глаза, не сразу осознав где находится, стал оглядываться по сторонам и увидел сидящего за столом старика, спокойно глядевшего в него.
– Ты…! Ты что мне за ощущения внедрил?! Аааа!!! Нет!! Взрыв! – Он опять весь выгнулся, изнывая от судорог. – Я почти умер! Сволочь! Сво…. – Слезы покатились автоматной очередью по его тонкой коже, голос надрывался осипшим шепотом взрывов боли вокруг, тьма резала сердце от потерь.
– Иногда ощущения становятся реальностью, верно? – Спокойно поинтересовался старик.
– Я тебя разорву! Выпусти меня! – Он дернул рукой, но плотные ремни стиснули ее намертво. – Ты будешь гнить долго и мучительно в самых страшных пытках! Выпусти! Я лично позабочусь о том, чтобы тебе перерезали глотку тупым ножом! – Его всего трясло от таких откровений. – Аааа! – В голову вспрыснулось несколько остаточных ощущений системы. – Ну…. Ну, пожалуйста…. Пощади…. Умоляю, не надо!
Старик медленно опустил голову вниз, все также сидя за своим столом. Мужчина изнывал в муках пережитого, того, что он никогда бы не ощутил в реальной жизни, все, что хранилось тридцать лет в недрах слизистых глаз старика.
Старческие пальцы набрали на своем компьютере какую-то комбинацию, и отправили еще одну загрузку в систему. Кабина снова загудела…. Мужчина нервно повернулся в его сторону. Через запотевшее стекло кабины он увидел, как впервые за весь сеанс старик отодвинулся от своего стола и стал приближаться, наплывом, не вставая. Его тень подступала ближе – тень в инвалидной коляске….
Две штанины были завязаны в узлы внизу, чуть выше колен, колеса слушались прикосновений кистей, скрипящее сидение застыло в тишине остановившегося воздуха.
– Знаете, у меня есть еще одно ощущение, которое вы точно никогда не испытывали. – Он внимательно посмотрел в глаза мужчины, проникая в самое нутро. – У вас никогда не возникало желания…, точнее, ощущения, что жизнь почти нагнула вас?
– Нет!!! Пощади! Нет! Не…. – Выкрики застыли запотелостью на стекле внутри.
Он отключился, дергаясь и извиваясь в стянутых ремнях….
Старик еще немного посмотрел на него в тиши гудения приборов. Как медленно проходил день до прихода этого пациента, а теперь кажется, что быстро проходит целая жизнь.
Коляска откатилась назад. Старик нагнулся и нажал еще одну кнопку, которая вызвала появление из-под стола еще одной точно такой же панели с баночками для ощущений, но все банки были пусты…. Они ничем не светились, из каждой баночки произрастал провод, тянущийся через компьютер к другой лежащей кабине.
Он подключил панель с пустыми банками к системе, компьютер ускорил ход, расходую себя на два процесса одновременно. Пальцы медленно нажали сенсор, запустили необратимость. Спешить теперь было некуда.
Старик подкатил к другой пустой кабине, которая стояла рядом с кабиной мучившегося пациента. Сильными руками он вытянулся на ручках своей коляски, подтянулся вверх и затащил себя в кресло лежака. Теперь они вместе лежали рядом, спина к спине, голова к голове, жизнь к жизни….
Старик подключил все клапаны и датчики к себе, ощущая прохладу, подступавшую снизу, посмотрел на поднимающийся уровень облака в кабине, проверил подключение кабины к компьютеру, соединяющий две их системы и прощально сказал:
– Что ж, старина…. По крайней мере, с делом тридцатилетней давности покончено. Теперь можно и отдохнуть….
Его глаза закатились назад, утопая в белоснежном облаке подступивших ощущений….
Здание опустело снаружи. Вывеска у входа «Более чем ощущения!» больше не висела. Комната озарялась ярким светом дневных ламп. Высокий мужчина в дорогом костюме проснулся, снова вернулся к жизни. Свет распахнул его глаза, проникнув резью вовнутрь. Рука потянулась к омертвевшему лицу, качнув свисающие свободно вниз ремни. Чувство пустоты перемещалось эхом по его полым внутренностям души. Он глубоко задышал, щупая пальцами свое дрожащее мокрое от пота лицо.
Он снова расплакался, осознавая, что все закончилось…. Что теперь можно будет все забыть, как в страшном сне. Что теперь, после этих испытаний, наконец-то можно вернуться к своей привычной жизни.
В комнате никого не было. Даже через заплаканный взгляд, отблескивающий ламповым свечением, он увидел отсутствие движения, разбросанные вещи на столе, железки, тряпку камуфляжного цвета, срезанные провода и пустые панели из-под баночек с ощущениями. Перед его кабиной стояла затертая опустевшая инвалидная коляска. Старик исчез….
Он взялся за края кабины большими слабыми руками, пытаясь встать и как можно скорее выбраться отсюда. Но ничего не вышло. Он не смог.
Мужчина омертвело посмотрел вниз и увидел выше своих колен два узла на своих дорогих штанинах.
У него не стало ног….
Как когда-то в молодости, приятно наступая на землю, полностью вытягивая ногу, делая короткие шаги, отталкиваясь чуточку вверх, старик бодро шел по улице, никуда, просто шел. Смеясь и плача – значит веселясь.
– Ну, что ж…. – Пробормотал он сам себе. – Осталось только раздать эти ощущения людям….
В его сумке на поверхность просвечивались баночки светло-светлого, багряно-малинового, ультра-блаженного цветов…
Ее звали Криста?лл (Винница)
– Вы ранены? Где болит? – Спрашивал его доктор уже несколько часов, но мужчина молчал. – Я знаю, был взрыв, но…. Послушайте, я не смогу оказать вам медицинскую помощь, если вы не будете отвечать на мои вопросы.
Мужчина поднял на него свои глаза. После долгого взгляда, он протянул ему книжечку, в которой было написано все….
Структура этого изобретения была уникальна: в процессе кристаллизации, становления невероятно прочным и твердым, светящимся радостью материалом, материалом на всю жизнь, главным является не нарушить его драгоценные стенки звуковыми вибрациями. Пусть он камень, и твердый, и хрупкий, и холодный, но в некотором смысле живой. Поэтому теперь любой работник в этой лаборатории обладал свойственной ему, вошедшей в жизнь чертой – Молчаливостью….
С 2070 года на алмазном заводе в Виннице синтетик Александр Океанов занимался поисками новых способов создания алмазов. У него не было научной степени, так как в определенное время не смог решиться закончить учебу, но, метод получения алмазов на заводе, которые выпадали под давлением из раствора графит-металл, он считал бездарным. Поэтому все-таки, приложив огромные усилия, смог пересилить себя и предложил начальству модель собственной идеи создания алмазов. Идеальных алмазов….
Сидя в столовой «Грань» для рабочих завода, и увлеченно проводя расчеты необходимых условий для предстоящего публичного эксперимента, который пока не сформировался даже в подсознании, Океанов увидел чей-то мягкий, женский преломленный слезами взгляд в отражении стеклянного шатающегося на трех ножках стола. Александр поместил на ней свои глаза, и люминесцентно загорелся светом, не сводя с нее взгляда ни на минуту, даже когда пил парящий чай. Несколько раз проливал горячий напиток на себя, но все равно продолжал смотреть на нее, слепо вытирая салфеткой не ту штанину.
Как многогранна она была…. Вся переливалась лучами световых отражений, огранка линий ее лица, скул, носа, губ, говорила о том, что это был самый безупречный экземпляр, какой только может создать природа!
И вдруг, она увидела его. Его изломный взгляд. Даже в свете пасмурных потолочных ламп, в нем было сказано все, что Океанов хотел бы ей сказать. Но не мог….
Сначала она дико смущалась этому нахальству. Поднимала заплаканные глаза, чтобы проверить, смотрит ли он еще или перестал. Потом она решила бороться с ним тем же методом, осушив устья уголков ресниц, и стала смотреть долго и упорно, не моргая, прямо в него. Он слегка засмущался, но, в сущности, этого и надо было.
Постепенно ее взгляд перестал быть враждебным, смягчился, стал больше оценочным, как отражение взгляда женщины, примеряющей платье в зеркале. Они просидели так весь обеденный перерыв, до тех пор, пока она не кивнула одними ресницами и скрылась за дверью шумного цеха.
«Не знаю, как ее зовут, но она почти совершенна», – прошептал про себя Океанов, что-то быстро схематически внося в свой графический экран.
В полдень перед его дрожащим под белым халатом от волнения телом, стояла вся специально собранная комиссия, для оценки эксперимента.
– Ну? И как же оно будет работать? – Спросил его глава комиссии по оцениванию нового метода синтеза.
– Я попробую вам объяснить, хотя не уверен…. – Отвечал Океанов едва ли слышным тихим, почти девичьим шепотом. – Смотрите, если графит поместить в раствор из женских слез, – он слегка дотронулся до прозрачного контейнера с жидкостью, вспомнив о той девушке, – то синтетик, обладающий сильной и хорошей фантазией, сможет у себя в воображении представить, как графит меняет свою кристаллическую решетку структуры «sp-3», на алмазную кубическую решетку монокристалла. То есть, простыми словами, представить себе перестроение структуры появление алмаза из «простого» графита.
– Вы шутите? Таким способом ни то, что идеальный алмаз нельзя получить, даже игрушечный. – По лицам людей пробежал легкий интеллигентный смешок.
– Сейчас я вам покажу…. – Встревожено ответил Александр.
– Перестаньте переводить материал. Это невозможно…. – Но Океанов уже начал.
Он поместил технический графит в раствор из женских слез, собранных у всех работниц завода. Каждая из них выдавливала слезинку из себя, рассказывая о житейских проблемах, трудностях жизни в пригородах Винницы, нехватки средств на жизнь в сердце огромного города. Океанов зажмурил глаза, припоминая все это, и стал воображать, держась руками за стеклянную шихту.
Через 30 минут перед глазами комиссии появился алмаз величиной в пять сантиметров. Его грани были не совсем ровными и не совсем четкими из-за нерешительной ясности сознания создателя.
Безмолвное удивление застыло на лицах глядящих. Но в самую последнюю секунду извлечения алмаза щипцами из шихты раствора, одна из представительниц женского пола – тучная дама, в составе комиссии, неожиданно вскрикнула от удивления:
– Вздор!
– Это полный бред! – Заявил громко начальник цеха.
– Ложись! – Крикнул всем Александр, но все и так упали без его шепота.
После чего последовал звонкий взрыв.
Начальник цеха прыгнул на пол раньше всех. Сверху на него мягонько опустилась тучная дама. Алмаз разлетелся на миллион мелких гранул, которые впитались в потолок и стены лаборатории, никого не задев.
– Единственное, в чем заключается сложность, – добавил Александр, также лежа на полу, – нельзя до осушения кристалла нарушать его поверхность формирования звуком. Никаким! Иначе…
– Воображением делать алмазы?! – Заявил начальник цеха сдавленным голосом из-под дамы. – Вы сумасшедший? Можно взглянуть на ваш диплом и научную степень?
– То есть, – возмутилась дама, – если я куплю такой алмаз, а потом представлю себе, как он превращается в графит, то он обратно превратится в, извините, карандаш?!
– Нет…. Это…. Методика еще не отшлифована до идеала, нужно пробовать….
– Этого не будет в моей лаборатории! Я не позволю…. – Грозно процедил начальник цеха, глядя на главу комиссии….
– Хм. – Подумал глава комиссии и обратился к тучной женщине. – Антонина Петровна, на всякий случай, внесите поправки в технику безопасности: никаких разговоров во время работы. – Ничего не добавив более, он покинул лабораторию, оставив Океанова без ответа еще на неделю.
Единственной отрадой для Александра в эти дни было нахождение в столовой «Грань». Он продолжительно нарушал параллели между взглядами этой женщины и себя. Она больше не плакала, не моргала, не шевелилась по пустякам – она просто смотрела в него. Сколько мыслей формировалось внутри, пока он всматривался в этот небесный свет ее белых, сливающихся со светло-фиолетовым цветом, глаз. Они не были неподвижными, постоянно играли на свету, вспенивая волшебную пелену прозрачно-фиолетового мягкого свечения внутри его полого тела. Он не переставая, смотрел на нее, нежно и мягко, просто смотрел. Если бы он расстегнул свой белый халат, то в районе груди, можно было бы увидеть, как двигается космический поток звездной пыли, орбитально вскруживая ему голову….
После работы, когда завод притих выдохами вентиляций, а глаза окон занавешивались электронными светоотражающими жалюзи, свет в его лаборатории снова оживал. Бодро и упорно, в тишине собственного дыхания он ставил эксперимент еще раз, вдохновляя трудолюбие, и еще раз, оттачивая воображение, чтобы, наконец, получить идеальный алмаз.
Шесть дней прошли в работе и сне. На перерывах обедал насыщенным взглядом этой девушки, на которую Океанов просто смотрел, не решаясь подойти. Оценочная комиссия должна была прийти повторно уже завтра. В мысли слетались все последние дни воедино. Из-за этого в экспериментах, то поверхность кристаллов выходила шероховатой, то ребра были мягкими и выгнутыми.
На часах было девять вечера. Океанов загрузил в шихту последнюю пробу на сегодня, на которую возлагал большие надежды, как дверь лаборатории беззвучно отъехала в сторону и на пороге появилась она.
Не отвлекая его, она встала сбоку и кивнула ему головой, молча наблюдая за его работой. От неожиданного смущения, Александр сделал вид, что очень занят.
Она медленно обошла со спины вокруг него, рождая в нем дрожь, и остановилась прямо перед ним, с другой стороны стола, где проходил эксперимент, все также глядя куда-то вглубь его глаз-океанов. Океанов только теперь посмотрел на нее. Какая уверенность была в ее глазах, какая сила…. Она ждала от него, втягивая в себя своим взглядом, ждала каких-то действий, решений, слов. Александр подумал, что ей будет интересно узнать, чем он тут занимается, поэтому нервно схватил наработки своего эксперимента, широко открытыми глазами указал на шихту с раствором и, улыбаясь, протянул ей графический экран.
Не глядя на устройство со схемами и объяснением процессов, она отложила его на край стола, оперлась двумя руками перед собой и, скользя по воздуху, прильнула к нему ближе, оказавшись прямо над бурлящей шихтой. Во взгляде было все тоже ожидание, вопрос, желание знать, требование признания…. Он постарался выдержать ее напор, дергая зрачками, будто на глаза положили несколько тонн веса. Под весом собственной нерешительности, в конечном итоге, он печально опустил их, не глядя, указав рукой на новую табличку на стене, с надписью:
«Говорить в лаборатории строго запрещено! Ведутся реактивные эксперименты»
Она, холодно глядя перед собой, не посмотрев на него на прощание, стремительно вышла из лаборатории, слегка прихлопнув выезжавшей сбоку дверью. Графит в растворе забурлил от звука, и пенные испарения перелились через край стеклянной шихты, забрызгав стол и бесцветный халат Океанова.
Он безразлично довел эксперимент до конца, устало вытянул щипцами алмаз, который не имел ни одной ровной грани. Весь кристалл получился в форме овала, посередине которого была округлая бесконечная впадина пурпурно-фиолетового цвета. Весь кристалл получился в виде ее глаза….
На следующий день, Александр пришел в столовую «Грань» еще до наступления обеда. На заводе строго запрещалось покидать рабочее место до тех пор, пока на руке не завибрирует ремешок, предвещающий о наступлении обеденного времени или о конце рабочего дня.
Он смотрел в пустоту ее привычного столика, где она еще не появилась, думая о том, как же ей объяснить то, что он не может выразить словами. В его голове он мысленно обращался к ней каждую минуту. Если бы она была телепатом, то получала бы тысячу его мысленных писем к ней в день….
Зал начал наполняться запахами еды, идущими на этот запах рабочими, белыми призраками халатного вихря. В мутном взгляде его размышлений появился ее силуэт.
На удивление, она посмотрела ему в ответ, но не ответно. Безмолвно мягко глядя на нее, Океанов пытался высказать ей то, что не смог произнести вчера. В сечении его взгляда была озаренная нежность. Как пульс, ее излучаемое свечение исчерпывалось, становилось, стихая, хилее, а затем она впервые за всю неделю отвела свой взгляд от него, посмотрев просто в теменную глубь своей чашки.
Затем она выделила ему еще меньший луч своих глаз и через минуту убрала их в окно. Потом она просто провела взглядом по нему, как кистью, когда поворачивалась с левой стороны вправо. Их взгляды стали параллельны друг другу, оставив лишь легкий иллюзорный парамагнетизм между собой и вдоль.
Невидимая сила рассыпалась, когда к ней за столик, одним резким и четким движением, подсел молодой человек. В угловом отражении ее глаз отзеркалился начальник цеха.
С первого взгляда на нее, с первой секунды, он заговорил, обратился к ней звучащей улыбкой обаяния, ограничивая чином ее ответы. Они говорили! Она смущалась, все еще изредка поглядывая на Александра, улыбалась из вежливости, но потом и впрямь увлеклась разговором так, что даже перпендикулярный, бесчинный, нарушающий их связь взгляд Океанова, не мог достучаться до нее, не привлекал более ничем.
Одиноко и не спеша, в наступившей тишине после полудня, шурша щипцами по поверхности стола, проводил свой эксперимент Океанов, ожидая членов комиссии. «Значит, малярная масса предыдущего вещества составляла 798 грамм на один моль, следовательно, нужно продолжить повышение на 1,5%. Почему? Почему вещество не реагирует с раствором? Оно просто находится в поле его действия, но не проявляет активности. Ведь если долгое время наблюдается только контакт, а реакция не происходит, то раствор начинает реагировать с другим веществом…. Веществом, которое… может что-то сказать раствору. Какой бред!», – метался голос из угла в угол головы Александра.
В коридоре послышались голоса, заставившие внутренний голос притаиться. Дверь в его лабораторию резко отъехала в сторону, после сильного нажатия кнопки, впитав в себя начальника цеха и его «спутницу».
Океанов, долго глядя на них, быстро и неуклюже стал доставать алмаз их шихты, роняя и подхватывая его, загружая следующую пробу. Он хотел сказать, чтобы не мешали, но начальник цеха приложил указательный палец к губам, приказав тем самым молчать, а потом, этим же пальцем, указал на табличку: «Говорить в лаборатории строго запрещено!».
Она бесшумно порхала за каждым шагом начальника цеха, который ходил и показывал ей что-то, продолжая беседу без слов, расширенными глазами, вызывая удивление в ее взгляде, что-то показывал прищуренными глазами – срывая ее смех легких морщинок в уголках век.
Александр Океанов наблюдал за ними строгим испепелением из-под бровей. Склонившись в расчеты, он оставил пробу на самопроизвольную реакцию, глазами он не мог пропустить момента, когда, наконец, поймает ее взгляд.
Шутливо махнув на Океанова рукой, как на что-то не живое, торчащее здесь с утра до вечера, начальник цеха думал вызвать бурю смеха в ее игривых глазах. Но когда она повернулась в сторону Александра, то, встретившись с его взглядом, перестала смеяться. Она смотрела на него серьезным, но не стыдливым взглядом, а скорее, бросающим вызов. Океанов был неподвижен в своем упреке, выражающимся напряжением век.
Он многозначительно перевел свой взгляд на начальника цеха, открыто и серьезно расширил зрачки и стал давить на него всей полнотой глаз. Начальник подмигнул ей, подготавливая ее посмеяться над этим немощным угловатым неудачником, прищурил правый глаз и стал пульсировать в синтетика.
Океанов нанес ему первый удар своим насмешливым взглядом на его новые неряшливые грязные ботинки, говорящие ей о нем большее, чем мог сказать о себе он сам. Ей хорошо была видна эта вычурность, она тоже обратила на них внимание, слегка усмехнулась, но потом пожалела начальника милым взглядом, с наклоном головы. Он заерзал на месте, шоркая ногами, тяжело задышал.
Его глаза расширились, и он устремил их на дешевый рабочий халат Александра, усеянный дырами от работы, которая не приносила ему средств для покупки нового халата. Океанов невероятно смутился, бегая взглядом от него к ней, преимущественно ниже уровня глаз их обоих. Руки сами потянулись к дырам, чтобы хоть немного прикрыть их ладонями, но вместе с этим из-под рукава показались простые дешевые детские наручные часы, на протертом ремешке. Начальник указал глазами еще и на них и расхохотался.
На вырывающиеся выхлопы смеха из его груди, графит, помещенный в шихту, начал бурливо закипать, реагируя на отвратительный звук. Резервуар разрастался мокрой черной прессованной пылью.
Океанову ничего не оставалось делать, как кивнуть девушке слегка сплюснутыми веками на ворот его рубашки, на котором был легкий, но вполне заметный оттиск красного безвкусного цвета губной помады, отличной, от помады ее губ.
Начальник цеха закипал от злости. Это был его крах. Он хотел ей что- то объяснить, но она более не смотрела на него.
Шаркающие грязные ботинки вышли из лаборатории, просыпав частички грязи на пол.
Теперь она смотрела только на Океанова, мягким удивительным взглядом, лучепреломляющего свечения. Он спокойно, подавляя частое дыхание, старался смотреть глазами победителя, но у него не очень получалось, ведь таковым он никогда еще не был.
«Почему же ты раньше молчал?», – спрашивала она его взглядом, не смея прерывать процесс формирования алмаза звуком.
«Молчал?», – в недоумении смотрел на нее он.
