Внутри

–Сара? – сзади стоял мистер Джобс, высокий седовласый мужчина в возрасте, довольно хрупкого телосложения. В отделении его в шутку называли «мистер Развалюха». Прескверный характер этого старичка только сильнее подкреплял свое звание.

–Что ты здесь делаешь?

–Я шла за капельницей, мистер.

Джобс смерил её взглядом и, кажется, забрал этим самым последние силы девушки. В тот момент Сара вспомнила «Гарри Поттера» и про себя подумала, что именно так и смотрел Волан-де-Морт.

–Разве сестра Ребекка не должна была поменять ее тебе с утра?

–Нет, мистер, я попросила её позволить сделать это мне самой. Я подумала, что для моей скорой реабилитации полезно немного пройтись.

Конечно же это было вранье, но Сара не хотела, чтобы мистер Развалюха ругал Бекки.

–Что ж, если у вас достаточно сил…, – не договорив, Джобс развернулся и направился в противоположную сторону.

Вернувшись в палату, девушка разрыдалась. Её слезы текли рекой. Напоминание о смерти матери резануло её сердце еще глубже. Из руки ее сочилась кровь, а рана отдавала острой болью. Ей следовало бы быстрее поменять капельницу, чтобы избавиться от этого чувства. Но ни одно чертово лекарство не заглушило бы её боли на самом деле.

3.

Было уже темно, когда Бекки пришла навестить Сару. Девушка читала книгу, которую медсестра принесла ей из детского отделения.

Сев на кровать, Ребекка молча взяла руку Сары и, пристально посмотрев ей в глаза, сказала:

– Джобс сказал, что ты сегодня была в коридоре, ходила за капельницей. Ты слышала наш разговор?

Девушка попыталась помотать головой, но по её безжизненному лицу Бекки поняла, что Сара всё знает.

– Я понимаю, что ты не хотела бы, чтобы я говорила о нем, а тем более чтобы я сообщала о ваших отношениях в органы, но… Понимаешь, я не люблю подонков, особенно тех, у которых есть возможность покрывать свои поступки деньгами.

– Да, я понимаю. Я не сержусь на тебя, просто я помню всё… Каждый день я снова и снова вспоминаю тот день, когда всё поменялось…, -девушка еле-еле сдерживала слёзы, а рукой она придерживала белую хлопковую простыню, но кажется ей это не придавало сил. – День, когда моя жизнь пошла под откос…

Ребекка знала, что в эту минуту ей просто требовалось тепло, понимание и принятие. И она дала ей это. Она обняла её так сильно, как только могла. Последний раз её так обнимала мама.

Ночь была морозной, а за окном гремела гроза. Сара, как обычно не спала, а лишь ворочалась с боку на бок. Она явно слышала отчетливые капли дождя, которые с дребезгом разбивались о крышу, а также она точно слышала завывания ветра, проносившиеся эхом сквозь канализацию. Единственное, что заполняло сейчас её мысли – воспоминания о доме…

Она была счастлива там, она обожала свою маленькую комнатушку с цветами на обоях, которые они рисовали вместе с мамой, садик, украшенный любимыми цветами хозяйки: тюльпанами и орхидеями. А чего только стоила теплая веранда около фонтанчика, где зимними вечерами семья собиралась за чашечкой чая или в папином случае кофе. Они читали там книжки, обсуждали новости, а по утрам веранда превращалась в парикмахерскую и столовую, где две стороны находились в непрерывном сражении: мама, заплетающая Саре косички и бабушка, пытающаяся обеспечить весь дом ароматными булочками с маком.

Но сейчас дом – это самое последнее место, куда бы она хотела вернуться. Теперь этот некогда уютный уголок ассоциируется у неё с ужасом и страхом…

Дом превратился в ветхую усадьбу, окруженную зарослями и сорняками. В их непроглядном множестве покоилась мрачная, заросшая паутиной веранда, которая сменила свой аромат маковых булочек на запах отсыревших досок и заплесневелых кухонных приборов, оставшихся там еще с давних времен. Прошло два года, а такое ощущение, что этот домик прошёл через две войны, чуму и налёт индейцев. Все цветы погибли, всюду были лужи и сплошная грязь.

От этих мыслей проснулись и побежали по всему телу девушки холодные мелкие мурашки. Их передвижение ледяными четкими шагами заставило девушку наконец-то заснуть.

4.

«Париж… Ах, он такой, каким я его помню. Эти странные сны… Но я так люблю их, ведь снова вижу красоту своего любимого города. Эти старенькие дома, улочки, создающие ощущение тепла и уюта… Цветные бульвары, украшенные магазинчиками разных видов, элегантными вывесками и, боже мой, прекрасными цветами, от которых кружится голова. Запахи выпечки, свежего кофе, сладких духов и терпких одеколонов…. Париж. Это всё Париж…

А вот и снова этот мальчик, как будто я знаю его всю жизнь. Он смотрит на меня также пристально, как и в первый раз. Интересно, он слышит меня? Я думаю, у него красивое имя. Оно совсем не французское. Том… Что-то английское. А еще мне нравятся его светлые волосы, слегка вьющиеся, то ли естественно, то ли от ветра. Они очень четко подчеркивают его слегка грубоватый, по-мужски, подбородок и большие карие глаза, невероятно темные, но при этом такие светлые и добрые. А еще меня всегда забавлял его неуклюже-высокий рост, он, казалось, напоминал мне великана. Хотя может это, наоборот, я для него гномик… Эти мысли заставили меня улыбнуться так легко и по-доброму, что я даже не заметила сперва…

Жаль, что я не знаю, существует ли он в реальности. Жаль, что не могу поговорить с ним вот так просто. Жаль, что у меня нет такого друга в жизни…

Но у меня есть сны, в которых, видимо, я всегда буду связываться с ним.

А еще мне так хочется рассказать ему свою историю… Я не знаю почему, но я так доверяю ему. Может это потому, что мне действительно не с кем поговорить об этом, да и вообще о чём-нибудь. Он пытается мне помочь… Дурачок. Он же не понимает, что не может ничего сделать. Или это я дурочка? Может я настолько хочу, чтобы кто-то мне помог, что вижу этого мальчика? Вот глупая, конечно, это я. Ведь это моё подсознание выдает эти сны. Мне так не хочется разочаровывать его, сказав, что он бессилен, поэтому каждый сон я дарю ему частичку своей души. Своей истории. Что бы рассказать ему сегодня? Он так обеспокоен… Искорки в его глазах мечутся точно пылинки в воздухе. Он знает мое имя, кто моя семья, он видел ресторан моего отца и наверно догадывается, что там произошло… Готова ли я рассказать ему, что случилось? Ведь это значит довериться ему еще больше. Больше самого большого… Доверить самое сокровенное, самое больное…

Он будто в клетке, пытается биться в пустоту, как в стекло, как в стену. Он непременно заслуживает знать обо мне всё. Он со мной уже три года и даже больше. Он будто бы внутри меня, в моём сердце…

Нет. Только не сегодня. Сегодня я просто буду смотреть в его бездонные глаза до самого утра, пока нянюшка Бекки не разбудит меня…»

5.

Так и произошло. Пройдя все больничные утренние процедуры, поболтав с Бекки о новостях и выпив чай с перловкой, отдаленно вкусной из-за клубничного топпинга, она по праву могла считать свою миссию выполненной. Посидев на жесткой кровати и вспоминая сон былой ночи, она вроде бы даже не чувствовала себя одинокой. За окном переливались солнечные лучи, слышался писк пташек, сидящих на проводах возле её окна, иногда доносился гул проезжающих машин и голоса спешащих прохожих. Она вдруг почувствовала себя необычайно легко, впервые за долгое время её мысли были светлыми… Голову омрачало лишь воспоминание о скорой выписке. Ведь это значит, что ей придется вернуться туда… В тот мрак, слякоть…

Сара сидела на широком подоконнике, когда услышала отчетливый знакомый звук хлопающей двери и крики из коридора. Она тут же мгновенно спрыгнула, насколько это было возможно, и поплелась к выходу. Подходя к двери, она чуть не столкнулась лбом с Бекки. Но возгласы были такие, как будто столкновение произошло.

– Бекки? Ты чего? Что случилось?!

Медсестра, едва отошедшая от неожиданности встречи, аккуратно поправила халат и заправила выпавший черный локон за острое, казалось бы всё слышащее ухо. Не отвечая на вопросы, она под зорким и любопытным взглядом своей подопечной направилась к высокому, но дряхлому шкафу. Ребекка распахнула дверцу, прочувствовала испепеляющий взгляд Сары на своей спине, подождала три секунды и с восклицательным выдохом провозгласила:

– Собирайте вещи, мадам! Мы отправляемся домой! И вся эта, не побоюсь этого слова, шарашкина кантора никогда нас больше не увидит! – размахивала руками и активно жестикулировала мимикой сестра.

Сара, оторопев на секунду, собралась было переспросить, но увидев, что ей явно ничего больше объяснять не станут, сомкнула уже готовившиеся задавать вопросы губы и начала наблюдать.

Бекки поспешно достала старый чемоданчик девушки и впопыхах, прерываясь на то, чтобы поправить всё также стремившийся на волю волос, аккуратно складывала её вещи. Спихнув в чемодан две кофты, она с истерическим акцентом начала напевать какую-то мелодию, дабы не выдать своё волнение. Неужели она действительно думала, что пара нот, спетые ею, как последние слова перед смертью, смогут перекрыть напряжение, возникшее в этой палате? Спустя небольшое время, вызванное явным недостатком вещей в гардеробе Сары, Ребекка с усталостью села на кушетку и закрыла лицо руками. Потом протёрла его, как бы умываясь, и пристально посмотрела на девушку. Легонько ударяя по хлопковой простыне, она пригласила сесть её рядом.

– Девочка моя, всё будет хорошо, клянусь тебе всем, чем только можно! – Проведя рукой по воздуху, обрисовывая огромный круг, начала медсестра. – Не могу я тебя снова отдать этому тирану. Ну не могу! Хоть убей! Поэтому я официально подписала приказ об увольнении и собираюсь отвезти тебя к себе. Жить. Отказы и любые другие возражения не принимаются!

Явно оторопев от этой новости, Сара даже и не думала возражать. Единственное чувство, таившееся в ней в эту секунду, была огромная благодарность. Она вскочила и со всей своей силой обняла Бекки. Та покачнулась, но тут же ответила на объятия также крепко-крепко. И весь мир перестал существовать…

***

По дороге в новый дом, они слушали песни, горланя их так громко, что рядом проезжавшие машины иногда сигналили в след, то ли возмущаясь, то ли подпевая им. На заправке они купили два хот-дога и по банке газировки. После этой остановки в головах у них поселились яркие и светлые предсказания о совместном будущем. Сара думала о том, что после смерти её мамы ей никогда ещё не было так весело и тепло, а Ребекка смирилась с мыслью, что пока рядом есть Сара, недостатка в собственных детях у неё нет. Они были друг другу семьёй – крепкой и понимающей.

– Ладно, расскажи мне… Как выглядит твой дом? – поинтересовалась Сара

– Ооо, это ужасный, огромный дом с привидениями. Ночью туда залетают летучие мыши-дети Дракулы и пьют мою кровь. Да-да, прямо как я сейчас этот виноградный сок! – устрашающе провозгласила Бекки. – А что ты, собственно, смеёшься, дорогая? – спросила она у хохотавшей рядом девочки. – Вообще-то это омолаживает и способствует обновлению крови! Как врач тебе говорю!

– Ха-ха-ха-ха, Бекки! Ну ты даешь. Я серьезно… Ну допустим, у тебя есть веранда или беседка, чтобы мы сидели и пили там чай каждый вечер?

– Нет, моя дорогая. Веранды у меня нет, да и беседка заросла сорняками. А вот про летучих мышей – это правда! Точнее, это комары, но поверь, кровь они сосут так же, как Дракула! – машина озарилась смехом – звонким и молодым, более спокойным, но таким же светлым.

– Хорошо. Это не беда, я помогу тебе восстановить беседку и мы введём традицию пить чай! Прямо как англичане в пять часов!

– Как скажете, моя юная леди! – не отрываясь от дороги, левой рукой отдала честь Бекки.

– А с комарами я тоже разберусь. Когда я была маленькая, моя мама сажала целые клумбы мяты и полыни. Она говорила, что их запах отпугивает комаров. А когда мы сидели на веранде, она отрывала небольшие соцветия мяты и клала по краям стола. Не знаю, правда это или нет, но у нас работало!

Так, болтая о будущем, они не успели опомниться, как доехали до места. На улице уже стемнело, однако переулок, где расположился дом был ярко освещён красивыми фонарями, похожими на архитектурное чудо.

Улочка была небольшая, дома были тесно расположены друг к другу, однако некоторые разделялись небольшими садами или огородами, ну в общем участками для посева всякой всячины. Домики все были маленькие, большая часть которых – одноэтажные. Однако снаружи они были очень даже опрятные. Как будто пряничные. У каждого домика была своя маленькая кирпичная крыша, небольшая труба, говорившая о наличии камина. Окошки напоминали крошечные глаза, а двери были похожи на носы или рты, придающие дому жизнь и весёлую картинку. Для каждого домика был свой, такой же маленький, почтовый ящичек. У кого-то красненький, у кого-то серый или голубой.

Домик Ребекки находился почти в самом конце переулка, он был огорожен заборчиком, выглядящим недорого, но стильно. Сам дом имел два этажа, маленькую крышу зелёного цвета и кирпичную белую трубу. Окна были чуть больше, чем у всех остальных, но это было даже мило. Особенно красиво представляли дом молочные занавески, виднеющиеся из окон. Даже издалека можно было убедиться в их чистоте. Дверь была темно-зеленого цвета, сама она имела слегка полукруглую форму и напоминала дверь в домики американских человечков из различных английских сериалов и фильмов. Однако выдержанный белый тон стен, сказочность фонарей и решётчатый металлический забор возвращали нас в изящную Францию. А точнее уже в её пригород – Понтуаз.

6.

Сказка утра заключается в терпком запахе кофе, морозной свежести воздуха и сладковато-пряном вкусе булочек.

Это было первое за долгое время утро, когда девушка чувствовала себя счастливой. Едва она открыла глаза, ей захотелось вскочить, подбежать к окну и раскрыв его настежь начать горланить на всю улицу что-нибудь из репертуара Элвиса Пресли. Но только она спустилась по хрусткой лестнице, сердце её заполнилось любовью песен Уитни Хьюстон.

Гостиная дома была просторная, вся в белоснежно-молочных тонах. На стенах висели картины, которые, как сказала Бекки, прибывали постепенно с ежегодными праздниками. Авторов и названий картин она не знала, но предполагала, что только какой-то дурак мог нарисовать глаза и нос человеческой пятке.

– Ну ты и балда, Бекки. – хохоча, провозгласила Сара. – Это же сам Дали! Тут вложен глубокий смысл!

– Да ладно! – саркастически прошипела Ребекка. – В этой непонятной каляке-маляке столько же смысла, сколько в соседской шавке, которая предпочитает метить только один куст из тысячи в нашем районе. И знаешь где он находится?! Правильно. – не отрываясь от готовки произнесла она. – под моим окном!

– Ха-ха-ха. Сила искусства!

– Ага, я ему за такое искусство хвост оторвала бы.

Кухня наполнилась ароматами и вот уже был готов завтрак. После вкусной еды они вышли погулять.

– Эх, Бекки… А что будет, если мой отец меня найдет? А он непременно это сделает, несмотря на то, что обратись он в полицию, его скорее всего пошлют из-за дикой ненависти, связанной с частыми визитами папы в их отделение за последний год.

Они подошли к маленькому водоему, окаймленному кустами и камнями разной величины и цвета. Сара плюхнулась на маленькую подушечку из травы и, грустно посмотрев на воду, начала кидать туда «блинчики».

– Девочка моя, честно сказать, я не знаю. Это незаконно и меня вообще могут посадить за кражу ребенка, но….

– Какая-то добровольная кража получается! – перебила Сара.

– Да, и всё же… Твой отец имел большие связи, но сейчас он ничего ровным счетом из себя не представляет. Прости, что я так говорю, но кто захочет помогать отъявленному алкоголику, который бьет своего ребенка?

– У меня есть бабушка… Наверно она тоже заметит мое отсутствие…

Ребекка села рядом с Сарой и спросила:

–Почему ты никогда не говорила про бабушку? Как её зовут и где нам её найти?

–Её зовут Нинон. Она исконная француженка. Её дом находится практически рядом с рестораном отца.

–Она хорошо к тебе относится? Знает про отца?

–Она всегда любила меня… И мою мать. А когда её не стало, она больше не смогла быть в доме, видя, как увядает мой отец. Через месяца два после её смерти она переехала в новый дом. Она рассказала мне это сразу, как я очнулась… Ну ты помнишь… – девушку снова охватили холодные воспоминания, ледяным ветром окутали её душу и мелкими мурашками заполнили её тело.

– Это та добрая старушка, которая приезжала к тебе за выпиской? Это наверно глупо, но я даже и не подумала, что это твоя бабушка…

Полянка наполнилась молчанием, скорбью и грустью. Воздух уже перестал быть легким и свежим, а казался плотным и тяжелым. Лучи солнца уже не приносили теплой радости, а раздражали глаза и излишне нагревали голову. Вот так одно воспоминание могло истребить всё счастье вокруг…

–Я знаю, что нам делать. Завтра же я поеду в город и встречусь с твоей бабушкой. Думаю, я смогу найти её около ресторана, раз она рядом живет. Я поговорю с ней и попрошу ничего не передавать твоему отцу. А дальше ты уже сама решишь, может тебе лучше будет жить у неё. – С этими словами, не дождавшись ответа, Ребекка с неким трудом поднялась и зашагала к дому.

Девушка осталась у прудика. Она смотрела в одну точку и пересматривала свою жизнь, как кинофильм. Теперь музыкой её утра скорее были Селин Дион или Элтон Джон…

7.

Не знаю, насколько удивительным вам покажется факт, что в цветущей провинции Франции был отличающийся от всех еще большей изящностью домик, но да! – он был. Во всём городе, ни на одной улице не было такого благоухающего местечка.

Домик Нинон находился прямо через дорогу от ресторана, их отделяла небольшая аллея с лавочками и пара журнальных киосков. Её участок славился богатством цветов. Казалось, что весь, не такой уж и большой участок земли, выделенный под проживание старушки, заполнен разнообразной растительностью. Каждый уголок, куда бы не ступала нога человека, пришедшего к ней в гости, был занят собственным «хозяином». Помнится, даже прошлым летом, когда Нинон первый раз посадила орхидеи, все удивлялись, как из одной затраченной пачки семян, которую опустошила старушка, вырос целый Орхидеевый лес. Так его называли все прохожие, знакомые и друзья Нинон.

Вот и Ребекка, приехав в этот райский уголок для всех побегов, не могла поверить глазам. Но это еще ладно! А вот найти дорогу, хотя бы тропиночку к дому, не обросшую цветами, казалось для неё поистине невозможным. Наконец справившись с этой задачей, она постучала в дверь.

– Да-да?.., – из-за двери послышался тёплый голос и медленные шаги.

Дверь открыла самой миловидной внешности бабушка. Ну вот прямо настоящая! Как во всех сказках писано. Маленький, слегка пухленький силуэт держали неуклюже коротенькие ножки, руки были такого же небольшого размера, но прошу заметить очень ухоженными. На ноготках даже был заметен блеск бесцветного лака. Голова, а точнее её «растительность» была аккуратнейшим образом убрана в белёсый пучок сзади, который держался за счёт заколки в виде бабочки. В руках у неё была лейка (что, впрочем, наверно не так удивительно).

– Я могу вам чем-то помочь? Вы наверно за семенами?

– Ан-нет. Не за семенами, но я надеюсь, что помочь вы мне сможете. – слегка смущенно произнесла Ребекка.

– Что ж, в таком случае прошу… – засмеявшись проговорила Нинон, жестом приглашая гостью внутрь.

Внутри дом был такой же сказочный, как и снаружи. Угадайте, что было главным узором и орнаментом? Эврика! Конечно, цветы. Обои были бледновато-розового тона с белыми розочками, расположенными вертикально в рядочки. Кухня была просторная и пахла свежестью, в спинках стульев был вырезан роскошный орнамент в виде бутона тюльпана. Сам стол покрывала белоснежная скатерть, на самых краешках которой красовались вырезы в форме ромашек.

– Вам чай с чабрецом или мятой? – таким же теплым и сладким голосом уточнила хозяйка.

– Я вообще больше люблю кофе… Давайте с чабрецом. – Ребекка мысленно готовила разговор и искренне не знала, с чего его начать.

– Дорогая, кофе вредит сердечно-сосудистой системе, а вот чай, да тем более с чабрецом, помогает нервной системе. Да и спать будешь, как младенец. – Нинон поднесла чашечки с ароматным напитком и добрым, с открытым любопытством взглядом посмотрела на гостью.

– Я Нинон, впрочем, вы наверно это знаете, раз одарили меня честью вашего присутствия. Позвольте узнать ваше имя?

– Ах, да, я совсем забыла представиться… -занервничала Ребекка, так сильно, что даже пролила немного чая на белоснежную скатерть. Испугавшись возможной реакции хозяйки, она тут же поставила чашку на место пятна. Хотя, кажется, Нинон была полна ожидания ясности и пятна её не интересовали абсолютно.

– Я медсестра в больнице, здесь недалеко. Я лечила вашу внучку – Сару, – протараторила она, не поднимая глаз с кружки и спотыкаясь на каждом слове, мысленно пытаясь собраться с духом.

Нинон ничего не ответила, лишь в глазах ее сверкнул еще более любопытный блеск и, уткнувшись не по-старчески алыми от помады губами в чашку, продолжила слушать.

– Мы с ней подружились… Очень сильно… И иной раз мне кажется, что я люблю эту девочку, словно свою дочь…

В глазах старушки промелькнула ежеминутная скорбь и ярость в то же время. Но виду она не подала и продолжила слушать.

– Вы не подумайте, я понимаю, что она не моя дочь, и более того я уверена, что её мама была самой лучшей, так как Сара неоднократно повторяла это….

Нинон резко встала, отставив чашечку в сторону, и неоднозначным взглядом окатила Ребекку. После чего её коротенькие ножки унесли Нинон в другую комнату. Она не заставила себя ждать, несмотря на не столь быстрые движения, и уже через минуту появилась снова. В руках она держала книжку или что-то наподобие. Ребекка не могла точно рассмотреть. Но, когда та подошла поближе, стало ясно, что это альбом.

– Знаете, Ребекка, семья – это единственное самое важное приобретение для каждого человека. Семья – это дом, в который мы возвращаемся уставшими. Семья – это праздник, когда мы грустим или злимся. Семья – это самый теплый ужин, самая мягкая постель. Я бы обменяла все цветы в моем палисаднике на то, чтобы цветы распустились в моем сердце. А это возможно только, если бы мне вернули мою семью.

Это были самые правильные и нужные, но в то же время самые больные слова, которые только могла слышать Ребекка. У неё не было семьи… Никогда.

–Вы правы… Вы абсолютно правы. – вздохнула Ребекка.

Ей почему-то так захотелось открыть свое сердце этой женщине, как никому и никогда. Поделиться с ней тем камнем, что давит на её крохотное сердечко.

– Знаете, у меня никогда не было семьи… Мои мать и отец погибли в автокатастрофе, когда мне было пять лет. Меня забрали в детский дом, где каждый лишний для других. Меня не хотели забирать в семью, да я и не жаловалась. Не знаю почему, но мне казалось, что все семьи, которые приходили забирать детей – не мои. Среди них не было ни одного родного человека. Так я и жила до совершеннолетия. А после я переехала из того маленького городка в еще более маленький – Понтуаз. Там обжилась, создала что-то типа уютной атмосферы. – Ребекка прервалась, сделала успокаивающий глоток чая и продолжила. – Но знаете, я даже как-то домашних питомцев не заводила никогда. Не знаю почему… В детстве у меня был кот Берлин. Это я его так назвала. Мне его подарили на день рождения, коронным блюдом которого были берлинские пончики, ну вот я его и назвала в честь них. -Ребекка усмехнулась, вспомнив тот самый светлый праздник в её жизни. Единственный светлый праздник. – В собственной личной жизни у меня как-то не сложилось, да и не ладилось никогда… Детей нет, была одна работа, а сейчас и её нет, – она выдохнула весь воздух что был в её легких, она пыталась выдохнуть всю боль, осевшую там плотным слоем. Но не смогла… – А однажды в моей жизни появился свет. Я встретила вашу внучку, я искренне полюбила эту девочку. Она стала ярким пятном в моей жизни.

– Таким же ярким, как то, от чая? – улыбаясь, по-доброму проговорила Нинон.

– Да… – улыбнувшись в ответ проговорила Ребекка. – Простите… Я очень неловкая. Мне так неудобно перед вами…

– Брось, – перебила старушка. – Вон мой покойный муж постоянно клал чайные пакетики, что уже является преступлением, потому что я не признаю такую варварскую форму этого напитка, на стол. Я только постираю скатерть, а он раз и положит. И даже не извинился ни разу! Но зато как он меня любил! А это важнее всего.

Две женщины стали смеяться, искренне и по-детски. Начали рассматривать фотоальбом. Свадьба Нинон, рождение её дочери Марии. На бумаге она выглядела такой живой, такой смешной и настоящей. Её первые шаги, первая улыбка, первая прическа и платьице – всё осталось в маленькой книжечке, которая стала спасением Нинон.

– Я вообще пришла, чтобы кое-что вам сообщить…

– Я надеюсь, это из приятных новостей?

– Вообще-то не совсем…, – снова замялась Ребекка. Её вновь окатил страх и невероятное волнение… – На самом деле вашу внучку на днях уже выписали…