скачать книгу бесплатно
Лишь эхо молитве вторит,
И четки в руках запляшут…
Устал я, расстанемся с миром.
Иди, забери муле?ту и шпагу, пока не поздно.
И отзови пикадоров,
и стаю бандерилье?рос.
Пусть лучше себе закажут
хороший и сытный ужин,
И окропят паэлью
старым красным вином.
Пусть, вспомнят былых матадоров,
легенды доселе живы.
Под звук неумолчной гитары,
под хруст кружевного платья
и звонкий стук кастанье?т.
Кабальеро
Куда мне теперь осталось,
Уйти под бездонным небом?
Насмешливым, злым и черным,
Кинжалами звезд искрящим,
в свой плащ завернувшись скорбно.
Три доблестных кабальеро,
стоят на закате молча,
Они мне дают мгновенье,
запах смерти почуя,
с тобой проститься навечно.
До боли в висках вспоминаю
жгучий вкус поцелуя…
Mi alma[11 - mi alma – (исп.) моя душа;]…
Mi amargura para siempre[12 - Mi amargura para siempre – (исп.) моя горечь навсегда (говорят при безответной любви).]
Душа по тебе тоскует.
О-о, замолчи, гитара,
Теперь уже слишком поздно.
Рыдать и молить о пощаде,
гордому сердцу невмочь.
Пусть, три револьвера дружно,
Залпом меня проводят.
По горной тропе к истокам,
Твоей и моей судьбы.
И красных звезд ожерелье,
На белой моей рубахе.
Все восемнадцать, кряду,
Украсят наряд мой скорбный,
Для лучшего из миров…
…теперь уж поплачь, гитара…
Смеяться ведь ты не можешь…
Любовь и несчастье вместе,
хоть я тебя не услышу…
2013—2023
О любви
Средневековая молитва Девы
Дева, скрывая рыданий нещадных потоки,
молча молилась в келье, в тиши предрассветной.
Тайно. Хотела вернуть свои чувства к истокам, —
высказать в жарком бреду, в молитве заветной.
Вихрь нескончаемый чувств неостановимый, —
выпустить дерзко и зло, порой вдохновенной.
Душу гнетет и томит, жжет огонь нестерпимый,
не спрятать от мира пламя мечты сокровенной.
«Навзничь свирепо меня опрокинь,
гунном мохнатым сорви все одежды…
Сладко принять мне до мертвенной стыни,
силу твою и остаться безгрешной.
Душу и тело мое истерзай,
в диком восторге, презрев все законы.
Меч свой горячий мне в душу вонзай.
Платой прими мои слабые стоны…
Тихо усни на груди у меня,
мальчик мой, воин печальный и сирый.
Будешь ты счастлив до Судного Дня,
мне ж, каменеть у отверстой могилы…»
1989
Его Муза
Муза его выгоняла из дома, в отчаяньи.
В ночь и премерзкую злую погоду,
в самую хлябь беспросветную стылую,
дерзко кричала ему нескончаемо вслед,
он кричал и ругался, и плакал в ответ, ей и миру.
Их злые несчастные вопли метались по ветру,
свирепо и точно жалили яростно, невыносимо.
Больные слова переплетались искусно
надрывно и скорбно со скрежетом мира, визгом
горластого и ненасытного вечно семейства.
Шквальный задиристый ветер, слепой ураган
превращался в неистовый смерч, он смешал
все проклятия, жалобы, черное, алое, стоны
в неимоверно бесстыдную адскую хищную
необъяснимую сна круговерть.
Он крушил, выворачивал навзничь привычное,
ввысь улетал, достигая до самого дна,
превращая живое в зыбкое и эфемерное.
В фартуке голая смерть, с усмешкой
дерзко и тщетно цветы поливала.
Под мертвой водой, скрижали, препоны
железобетонные слов, рушились,
медленно плавились в буре мосты,
оседая в седую пучину…
Молнии жгли и мерцали,
легко рассыпаясь синкопами искр,
проливаясь лучистым дождем через край,
немного наивным и ждущим ответа,
во тьме, барабаня игриво по листьям и лужам,
тревожил он, жег, хохоча, а ближе к рассвету,
всё уже было разрушено, смято, пустынно…
и что-то уже нарождалось в душе
и пространстве…
Извергшись, мощно раскинулась даль,
отпуская устало ресницы и молча
дышала вокруг неизбывной тоской
неотступной, томительной негой…
нездешний покой, крался неслышно и нежно
стелил покрывало тумана ковыльного,
щедро жемчуг капель росы разбросав,
улыбаясь скользил в горизонт,
пожирающий прошлое,
время, миры и пространства…
Но время суровое, что неприкаянно дружит
со смертью, в мудрые сроки свои,
однажды всё оживит, брызнув живою водой
и воспрянет цветок и взойдет, с солнцем,
живые слова, обескураженно, дико, очнувшись,
стремглав возвращались в чернильницу,
будто страшась потеряться во тьме,
раствориться в глубинах омута чувств
исчезали значенья.
Новые жадно бурлили, в котле клокоча,
колдуя, клубясь ослепляя, дразня и играя,
яды дробя, превращая отраву и боль
безнадёжной тоски в волшебное зелье.
Слова, горечь скрывая за ложью, а ложь
за беззубой улыбкой судьбы,
рассыпались каскадами искр,
фонтаном аорты, магмой сжигая несчастье,
дико танцуя над пропастью острой и зыбкой,
томно над вязкой и подлой трясиной мечты,
тянущей медленно вниз непреклонно и жадно,
встряхнувшись в последнем рывке,
растворялись туманом…
Ему оставалось, только перо обмакнуть
и уверенно, но осторожно
вытянуть их золотой и жемчужною нитью живой
на чуткую кожу бумаги…
Спокойно и трепетно, весело, честно и просто,
оставив как есть, как случилось…
Выплеснуть всё!
Не стыдясь, не тая, беспощадно,
чтобы доверчивый яркий цветок-огонек
трепетал на печальном больном пепелище,
чутко играя смешным озорным ветерком…
Возникало мгновение радости, боли,
чуть сожаленье о чем-то несбыточном…
Тут приходил таинственный сон бородатый,
ключами звенящий, тушил догоревшую свечку.
Небо ночное темнело на миг…
и взрывалось задиристо утро!
Муза с авоськами шла на базар
продавать эти строчки за гро?ши и
за просто так раздавать для души,
чтобы кормить всё семейство
тихой прохладой и радостью,
чуть улыбаясь, а горе и боль,
