Байки негевского бабайки

за иное выделяли им посты.

Опустели институты и конторы.

Бают: дезертиров с поля ждет расстрел.

Профессура переходит в пахтакоры,

ну а школьникам, так сам Аллах велел.

Начинаем мы учебный год не в школе,

стелим войлоки на нары на ночлег,

и руками хлопок собираем в поле

до поры, пока его не скроет снег.

Облегчат за то нам школьные программы,

хлопок – он важней чем грамотный народ.

Собирали хлопок бабушки и мамы

И не дай Аллах, так до внучат дойдет.

Руки в черных струпьях, кашель ночью душит,

а в бараке пахнет потом и мочой.

Но раис за хлопок просто вын ет душу,

или, может быть, отделает камчой.

Он не бай, но если будет сбор рекорден,

жизнь потом настанет сладкая, как мёд.

Сам Рашидов на пиджак приколет орден,

и в Ташкент к себе в правительство возьмёт.

Путь известен, если хочешь стать сардаром:

детский труд, приписки, ядохимикат.

Белым золотом пахту зовут не даром.

Стелет золотом шайтан дорогу в ад.

.........................................

Бутифос – дефолиант, которым опрыскивали хлопковые поля перед сбором хлопка

Пахта – (узбекск., таджикск.) – хлопок

Пахтакор – хлопкороб

Раис – (арабск. – глава) председатель колхоза

Сардар – (перс) правитель, вождь

8. Шутки, ирония, пародии, сатира

Древнегреческие байки. Сиракузы

ДАМОКЛОВ МЕЧ

Смерть стояла печальной вдовой,

И на ниточке тонкой и кволой

Меч висел над его головой.

Острый, длинный и очень тяжелый.

Страх сжимает сердца и умы,

Гость- сосед отшатнулся, весь синий,

И уже выступали из тьмы

Тени Фурий, а может Эринний.

Но лишь зависть в Дамокла речах,

И завистливо чешет он пузо:

Ведь второго такого меча

Днем с огнем не найдешь в Сиракузах.

***

УЧЕНЫЕ ТОЖЕ ЛЮДИ

Голым вдоль по рынку (Стыд и срам!)

Мчался старец, как Икар на крыльях,

Архимед, сказали греки нам,

"Эврика!" – кричал, – "Закон открыл я!"

Ах, не то кричал ученый, право.

Город слышал, как ругался он:

Эрика! Гетера, б-дь, шалава!

Драхму заплачу! Верни хитон!

***

О сложностях творческого процесса

Познакомлю с простыми вещами

незнакомых еще поэтесс:

Не кормите поэтов борщами.

Борщ поэта убьёт как Дантесс.

Вот борща он наестся от пуза,

на диван упадет, и тогда

переевшая толстая Муза

от него улетит навсегда.

***

Надёжный

Хоть я не секретчик-профессионал,

но лет два десятка тому

великую тайну случайно узнал

и не разболтал никому.

Не видел столь стойких людей белый свет!

Я – гордость детей и отца.

Ужасную тайну, свой страшный секрет,

я буду хранить до конца.

Ее ни за что не открою врагу

секрет пуще жизни храня.

А другу хотел бы – но я не могу,

ведь нету надежней меня.

Вчера приходили громилы ко мне

побили и тыл и фасад,

и даже утюг приложили в спине

сгоревший пол года назад.

И пусть испугался бандитских их рыл,

и очень реальных угроз,

но я свой секрет никому не открыл.

Забыл. Что поделать? Склероз!

***

Фантастика

Когда-то совсем не на нашей Земле

В стране чародеев и фей

Принцесса жила, что прекрасней зари,

Добора весела и скромна

Любила конфеты и торт крем-брюле,

На вертеле жаренных жирных гусей

барашка седло и картошечку фри

И хобот печеный слона.

Любила поесть до отвала с утра,

В обед и на ужин втройне.

И все это было в волшебной стране,

Где очень дешёвая снедь.

Потели на кухне её повара

Питалась и вкусно, и много, зане

Она не толстела. Ах, как бы и мне

Так жрать, и совсем не толстеть!

***

О недобрых снах

Мне приснилось – потерял работу

сердце рвалось, как на мышь терьер.

Успокойся, сердце, что ты, что ты!

Я уже пять лет пенсионер.

А еще приснилось что машину

кто-то мне разбил средь бела дня.

Сердце чуть не проломило спину.

К счастью, нет машины у меня.

Сердце-сердце, ах, скажи на милость

Ты взбесилось? Ну-ка, не дурачь!

Лучше б ты уже совсем не билось.

Только что об этом скажет врач?

Легковерью противостоя

Снам уже почти не верю я

***

Неодолимость

Голод ощущаю я и жажду

к благам всем, что вижу лишь в кино.

Мне бы в Монте-Карло хоть однажды,

на Бугатти въехать в казино,

Встать к рулетке, взбадривая нервы,

Распахнув лопатника шевро,

бросить нА кон пару тысяч евро,

проворчав небрежно: "На зеро!"

И уйти, не ожидая блока,

лишь крупье похлопав по плечу…

О, за что ты, жизнь ко мне жестока?

Почему не дашь, что я хочу?!

Мне бы в джунглях дикой Амазонки

город древних Майя раскопать.

Мне б, как Джеймсу Бонду, с танком гонки…

Мне бы просто хоть с дивана встать.

Но лежу, по-прежнему, в нирване,

Вспухнув шаром, пузо портит стать,

Потому, что лежа на диване

просто замечательно мечтать.

***

Спасём Природу, нашу мать!

Пародия на "Чудовищное дерево" Весса Блюменбаум

"У самой младшей дочки демона

В саду, подаренном отцом,

Росло чудовищное дерево –

Ствол с человеческим лицом…

Упало дерево, и странная

Кроваво-красная смола

Из раны тела деревянного,

Как кровь, на землю потекла."

В саду японском, где возвышенно

ручей поёт богам псалом

росла застенчивая вишенка

с кривым, как ноги гейш, стволом.

Как пальцы веточки изыканны,

цвет лепестков был бледно ал

Красу воспели птички свистами,

и жрец каннУси поливал.

Но мимо шел гайдзин безродный

был "бака", попросту дебил.

Ту вишенку неблагородно

он топором своим срубил.

А где несжатая полОсонька

где ширь полей и рек простор

Стояла вОполе берёзонька

и людям радовала взор.

Но вот по пьяни погуляти

пошел нетрезвый радикал.

Берёзку белу заломати

своим он долгом посчитал.

И всюду так, без исключения,

сплошной творится безобраз,

и всюду губятся растения.

Я, Весса, понимаю Вас.

***

Я памятник себе воздвиг бы, но либидо…

(Пародия на стихи Геннадия Банникова)

«Сопротивляюсь лишь для виду, сдаваться сразу – мове тон,

Литературное либидо мурлычет мартовским котом…»

Стихи не пишут до рассвета. Так зря не мучайся, пиит!

Во-первых, скверная примета, а во-вторых, либидо спит.

Нельзя, пиит, писать и утром! Неподходящая пора.

Ведь кот-либидо Камасутрой прибор свой балует с утра.

Чуть сдвинется земной овоид, пригреет солнца шар, вихраст…

Но днём писать стихи не стоит. Да и либидо-кот не даст.

Когда вечОр сгущает краски, не срок сложиться словесам.

Либидо-кот взыскует ласки. Орёт! Да ты же знаешь сам.

Но есть счастливые минуты в глубокой полночи тиши.

Стихи струятся почему-то, взывая вслух: «Пиит, пиши!»

Твои стихи проймут до дрожи всю поэтическую чадь.

И издадут твой сборник в коже, и в школах станут изучать.

Твой памятник, прекрасный видом, превысит даже «Бурдж-Дубай»*

И промурлычит кот-либидо что ты великий… краснобай.

––

*«Бурдж-Дубай», или «Бурдж-Халифа» самая высокая в мире башня

***

Пролетая, как фанера над Парижем

О Париж, легендами овеян

Мекка всех поэтов на Земле!

Там Джеймс Джойс гулял с Хемингуэем

Маяковский лапал Триоле.

Пусть поэтов знатных я пожиже.

Но скажу вам, братцы, нафига

Я мечтаю побывать в Париже,

Потоптать там Сены берега,

На Пигаль достигнуть апогея,

Поглядеть на Луврский дворец,

Ощутить себя Хемингуэем,

Ну Высоцким, на худой конец.

Чтоб остаток дней своих, беcстыже

Гладя юной девушки задок,

Заявлять: «Бывал я в том Париже!

Скушный, пошлый, право, городок»

***

Кровавая любовная драма

Ты помнишь, милая, как в колдовском июне

Мы от любви как будто в облаках брели.

Нас пробудить от сладких грёз старался втуне

Жестокий мир и силы темные Земли.

Блистала зеркалом Днепровская водица

И ветер в соснах пел как тысяча альтОв,

А нам хотелось одного – уединиться

Чтоб на двоих лишь разделить свою любовь.

Наш ялик Днепр нёс в чуть мутных нежных лапах

Нагретый воздух был и ласков и упруг

Песчаный пляж, сосновый бор, смолистый запах…

И сотни праздных разогретых тел вокруг.

И так их вид и гулкий говор был несносен

Так нестерпим и так навязчив, как зевок,

Что из-под сени разогретых солнцем сосен

Мы переплыли на ближайший островок

Там оказались словно в чудном царстве сонном,

Мир перекрученных теней окутал нас.

Ты стала Пятницей. Я – юным Робинзоном,

И никаких вокруг завидующих глаз.

И там зелёной ряской заросли протоки,

Тенист и плотен был кустарника покров.

Но в камышах роился миллион жестоких

Необычайно кровожадных комаров.

И там случилось то, что было неизбежно:

Как зря мы близость отлагали до поры!

Хотел любить тебя неистово и нежно,

Но мне всю попу искусали комары.

Пусть не любовь, должна же быть хотя бы жалость!

Ушел настрой и жизнь моя пошла на слом.

Ведь надо мною так жестоко ты смеялась,

Когда я сесть не мог и стоя грёб веслом.

И, пусть страдаете вы от любовной жажды,

Не поленитесь записать в свою тетрадь:

Не обнажайтесь, не проверив, даже дважды,

Что Вас никто не ждет, чтоб попу искусать.

***

Ономастика

(от др.греч. "давать имена")

Сложились так и времени течения

и мудрость предков, знавших то давно:

Есть у имен сакральные значения.

Нам их узнать (увы) не суждено.

Лишь может там, уже за смерти пОлогом,

узнаем про себя зачем и как:

Адам: Я был бы счастлив архелогом!

Зачем пошел в юристы, как дурак?

Жила б счастливо Валя мэра замом,

счастливой мамой стала б Фирюза…

Но все наоборот, и обе дамы

исплакали до старости глаза.

Пришлют любовь от милого в конверте,

представится при встрече новый друг…

Вы именам, пожалуйста, не верьте,

дабы ошибки не оплакать вдруг.

Как сына назовёшь, чтоб стал героем?

Как счастье дать внучонку своему?

Пиши мне, друг! Я всё тебе открою

Ну, и почти недорого возьму.

Все тайны сочетанья смыслов, звуков…

И как скажу, так их и назови.

Нет! У меня нет ни детей ни внуков,

Я ж шарю в именах, но не в любви.

Уж я бы муж был любящий, отменный

и преданный без всякого вранья

для женщин всех имен во всей Вселенной,

лишь почему-то им не нравлюсь я.

Лицом и телом я не хуже многих,

но только назовусь – у них рефлекс:

чуть скривят рот, и сразу – дай бог ноги.

И – да, зовут меня совсем неплохо: Секс

***

Поклонникам благостной старины

Инстинкт могутный, дикий, древний,

что в генах зрел за прядью прядь,

вернёт нас всех в свои деревни,

где б мы могли в грязи стоять.

Под стон и ржанье спозаранку

еще с вчера похмельных рях,

как Ромуальдыч ять портянку,

чтоб заколдобилось внутрях.

Внимать дедам и девкам красным

когда страдается страда

и осознать себя причастным

к посконной правде завсегда.

***

Эпитафия другу

Прощай, диван, мой корефан,

соратник в кутеже.

У нас с тобою был роман

Он кончился уже.

Пивко ты пил со мной не раз

Всегда был скромен, тих.

Здесь столько дам имело нас,

как мы имели их.

Была спина твоя мягка

Но вот уж пару зим

вконец замызганы бока

и скрип невыносим.

Приедет мебели божок

хитер и грубоват

и увезет тебя, дружок,

в ваш рай, а, может, в ад.

Твой сменщик молод и силен,

иного образца.

И мне, дай Бог, послужит он

до моего конца.

Я вспомню о твоей судьбе

как буду помирать.

А эпитафией тебе

сей стих в мою тетрадь.

***

Электричество!

Предупреждающие таблички

Брат, не лезь в щиток рукой!

Трахнет – а тебе на кой?

***

Там не сахар и не мёд.

Не влезай на столб, в…убьёт!

***

Эта линия под током!

Тронешь – стукнет ненароком.

***

Как на шлюху без резины

не влезай без бот на шины!

***

Проверяй свой инструмент!

Пробьет – и станешь импотент.

***

Чтобы жизни сохранить остаток,

Чтоб не хоронил тебя завод,

без диэлектрических перчаток

не вскрывай, дружок, шинопровОд.

***

Не лезь в неотключённый распредбокс

чтоб твой конец не превратился в кокс.

***

Платон мне друг, но…

Пусть это истина давно,

но повторюсь для пользы дела:

Платон, конечно, друг мне, но

своя рубашка ближе к телу.

…

Пусть мудрость многая без толку,

но я врубился как-то вдруг:

чем дальше в лес, чем толще волки,

тем более Платон мне друг.

…

Нет, я не чувствую вины,

хоть десять раз криви ты рожу:

Пусть мы с Платоном дружбаны,

но истина в вине – дороже!

…

Есть в Древней Греции закон:

все допустимо дружбы ради.

Но есть пределы, друг Платон!

Так не пристраивайся сзади!

…

Хоть отдавать мне недосуг

все, что одалживал когда-то,

но если ты, Платон, мне друг,

займи сто баксов до зарплаты!

…

Друга выбирал я не спеша

С другом на двоих одна душа

И за сотню (даже голых) истин

я не сдам Платона-кореша!

***

9. О детях и для детей

Колыбельная галчонку

Золотой луны кружок

за окном у нас кружится,

и летит ночная птица

за жуками на лужок,

Спи, галченок, спи, дружок!

Почему тебе не спится?

С тополей летит снежок

на траву поспать ложиться.

Спи и ты, дружок!

А вдали простор морей

каравеллы, бригантины.

Взапуски плывут дельфины,

кто смешней и кто быстрей?

И в тельняшках полосатых,

над волною голубой

очень добрые пираты

в вальсе кружатся с тобой.

Там заснул прибой.

Сон слетает с облаков

мягкий, сладкий, добрый очень.

Звезды – глазки теплой ночи

светят сотней светлячков.

Там, где воздух нежно звонок,

колокольчиком звеня,

ждет, когда заснет галчонок

сказка завтрашнего дня.

Спи, звезда моя!

***

Сказка про ворона

1

Причины не могу понять я,

Но с давних пор твердит народ:

Всегда сбываются проклятья

На царский насланные род.

Я расскажу вам, как умею,

Не хвастаясь заране зря,

Про Ваню, сына Еремея,

Давно забытого царя.

Царь с детства рос в любви и холе,

да был охоч на озорство.

Спалил крестьянке как-то поле,

за что та прокляла его.

Лишь позже, в тяжкую годину

царь вспомнил: крикнула ему

"Заплачешь о потере сына,

как я по полю моему!"

И царь судьбы подвластен знакам.

А всё ль исполниться? Как знать…

Но хватит присказки, однако.

Пора и сказку начинать.

2

Закрывшись от прислуги в спальной

в своем золоченом дворце,

царь Еремей сидел печально

с унылой миной на лице.

А у дверей, держа пищали,

при бородах и при усах

но с тем же образом печали

стрельцы стояли на часах.

Который день царю не спится,

со стражей стал он крут и груб:

уж третья тянется седмица,-

болит несносно царский зуб.

Объявлено в газетах местных,

но не помог никто, увы!

Десяток лекарей известных

уже лишились головы.

И вдруг приходит, как из сказки

старик с котомкой за спиной,

в медвежьей шкуре с опояской,

и с бородой в сажень длиной.

Застыли стольники в оскале,

да, излучая благодать,

его в палаты пропускали

(зачаровал их дед, видать)

Проходит молча мимо стражи,

стрельцы воротят прочь носы

молчат постельничьи, и даже

попрятались под лавки псы.

Сев перед ложем на тряпицу,

дед, бородищу теребя,

ворчит: "А сможешь расплатиться

коль от болей спасу тебя?

Учти, "полцарства" мне не надо,

но побожишься наперед:

В котомке унесу награду.

Божись, и боль тотчас уйдет!"

И Еремей божится сразу:

"Да хоть венец с меня сними,

бери все злато, все алмазы,

но боль проклятую уйми!"

А вот лекарством или чудом

колдун царя от боли спас,

секрета раскрывать не буду.

Да и не знаю в этот раз.

Вот возглашает царь прилюдно:

мол, царским словом и божбой

что пожелает лекарь чудный,

в котомке унесет с собой.

Тут настежь двери все открыты,

в палаты двинулся старик.

Чу – конь у ставен бьет копытом,

а по дворцу несется крик.

Бегут стрельцы к царю в покои,

дворяне по полу ползут.

Царь удивился: "Что такое?

да что за ценность взял он, плут?"

А доложили – царь со стоном

все бармы на себе порвал,

у аналоя бил поклоны

и все к Всевышнему взывал.

Шептал сквозь слезы он негромко:

"Как обманул, смердящий пес!

Старик царевича в котомке,

как кошку, из дворца унес!"

3

Пусть царь в кручине слезы точит,

А мы – вослед за колдуном.

Вот скачет он под кровом ночи

вдоль деревень, объятых сном.

Луна пятном блестит немытым,

а ветер ели гнёт, сердит.

Вот высек искры конь копытом,

и вот по воздуху летит.

А лес качается скрипуче,

И от людей скрывает мгла

как выше сосен, ниже тучи

Колдун несется, что стрела.

Он рад, колдун, своей удаче,

И по душе ему полет.

Царевич в сумке тихо плачет,

Колдун же весело поет:

ПЕСНЯ КОЛДУНА

Отберу судьбу-удачу,

обману, оболгу.

В черных тучах месяц спрячу

и в арбу запрягу.

Под копыта ночь течет

и огонь в груди печет.

Звезды, тучи да луна -

вот друзья колдуна.

Слава, почести, богатство

колдуну ни к чему.

Тайной властью наслаждаться

черный дух велит ему.

Черный лес впереди,

а огонь жжет в груди.

Черный бор, тишина -

вот жильё колдуна.

За минуты тайной власти

я плачу огнем в груди.

Мне покоя нет и счастья,

и никто добра не жди!

Под седлом черный конь,

а в душе горит огонь.

Пламя, ад, Сатана-

вот семья колдуна.

Я людишек в жаб зеленых

превращу, не снесу.

Только совы да вороны

будут в черном жить лесу.

Ночь со мной говорит

и огонь в душе горит.

Ни покоя, ни сна -

вот судьба колдуна.

4

Дни за неделями послушно

Летят, как листья на ветру.

Десятый год уже Ванюша

Живет в избе, в сыром бору.

Сперва малец рыдал с испугу,

кричал средь ночи и средь дня,

но пообвык, и кличет другом

теперь волшебного коня.

А конь-летун мечтал о воле,

ведь он свободным был рожден,

Но колдовством недобрым в поле

смирен и к службе принуждён.

Конь мудрым был и знал немало,

полезным обучал вещам.

К нему-то паренёк, бывало,

Сбегал поплакать по ночам.

И слышал шепот свод конюший,

под мерный зуд ночной мошки,

как вспоминали конь с Ванюшей

былые славные деньки.

Деревья сонно шепчут что-то,

Над ними полная луна,

Тяжка Ванюшина работа:

Он ученик у колдуна.

В избе стоит котел огромный

И в том котле кипит вода.

Огонь и днем и ночью темной

не затухает никогда.

Огонь гудит, вода играет,

да на полу лежит зола.

Царевич хворост собирает

и носит воду для котла.

Уже он в травах разумеет,

лес для него почти как дом,

хотя при колдуне-злодее

не смеет хвастать колдовством.

Чуть ночью соловьи засвищут,

из чащи вылетит сова.

Колдун с Ванюшей место ищут

где пьет росу разрыв-трава.

А утром вновь ведро без ручек,

и вновь за хворостом бежать.

И вновь старик: "Иди-ка, внучек,

пора учебу продолжать.

Почувствуй, будто очень злишься,

Скажи "Я – Воррон" десять раз

И непременно превратишься

Ты в птицу ворона тотчас"

И вновь работа да ученье,

уборка, хворост да вода.

И вновь колдун, под настроенье:

бормочет: "Ваня, подь сюда!

Ты палку видишь?" "Вижу, деда!"

"Ну, так пожуй вон тот цветок,

и этой палкой до обеда

маши, что силы, на восток.

А после палкой у колодца

напишешь "Дождь" пять раз подряд,

и дождь такой тотчас прольется,

что будешь сам ему не рад"

А то смеется: "Хочешь меду?

Вон, за избой колода тут.

Шепчи "мед, мед" и дуй в колоду.

И пчелы меду принесут"

Хоть впрок царевичу наука,

не любит Ваня колдуна.

А тот зовет парнишку внуком:

Уж очень кровь ему нужна.

Колдун сто лет такую ловит,

в ней сила тайная жива.

Всяк день три капли царской крови

нужны ему для ведовства.

Вот кличет Ваню басовито

старик в избу, а средь избы

валун из черного гранита

лежит для черной ворожбы

Дед надрезает Ване руку,

кровь капает под детский стон,

Колдун же выгоняет внука:

Заклятье в тайне держит он.

Но тонкий слух определенно

слов тайных ловит звук порой:

колдун бормочет исступленно:

"Открой грядущее, открой!"

Над бором ветры злые дуют

и филин ухает вдали.

Ванюша по отцу тоскует,

по доброте родной земли.

5

За полночь ветер в ставни рвался,

В углу избы храпел старик.

Ванюша к валуну прокрался

и ножиком по пальцу – чик!

Валун как будто закачался.

Сквозь храп и дикий ветра вой

Ванюшин голосок раздался

"Открой грядущее, открой!"

И голос грубый и суровый

звучит: "Свободным сможешь стать

как только вымолвишь три слова:

"Освобожден навеки тать"

Но шума было слишком много…

Колдун со сна хватает нож

Он на валун глядит с тревогой.

Орёт: "Ты кто? Ты, Ванька, гад! Ты что ж?

Да как ты смел его касаться?

Ты, от горшка едва-едва…

Ты что, надумал состязаться

Со мной в науке колдовства?"

Напуган до смерти Ванюша

Он сам не знает, что творит

Чтоб только колдуна не слушать

Три чудных слова говорит.

Колдун к царевичу рванулся

(а Ваня наш стоял столбом)

да в бороде своей запнулся

и грохнулся об камень лбом.

Раздался треск, упало тело

вскипела в очаге зола.

И словно птица отлетела:

Колдун освобождён от зла.

Поплакал Ваня, но немного.

И, схоронивши колдуна,

уже собрался в путь-дорогу:

Там ждет родная сторона.

Но есть еще одна забота,

От страху не забыл едва:

Волшебный конь среди болота

Прикован силой колдовства.

Творит царевич заклинанье

(подслушал как-то, был досуг)

и конь стрелой летит над Ваней

крича: «Прощай! Спасибо, друг!»

А ты куда?»

«Во чисто поле!

Мечтаю в поле я поспать»

«Прощай же, Быстрый! Легкой доли!

Освобожден навеки тать!»

«А ты, Ванюша, если будет

Нужда какая, иль беда -

Зови! Тебя найду я всюду!

Прощай, быть может, навсегда!»

Конь скрылся за лесным покровом.

Царевич дверь подпёр бревном

и попрощался добрым словом:

Спи, дед, спокойным, мирным сном!

6

Вот зубы сжав, Ванюша злится,

творит заклятие потом,

и он уже как ворон мчится

на запад, где родимый дом.

ПЕСНЯ ВОРОНА:

Будто озеро без края

Голубой простор небес

Ветер крылья мне ласкает

И звенит волшебный лес.