banner banner banner
Клад Наполеона (1812: неизвестные страницы)
Клад Наполеона (1812: неизвестные страницы)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Клад Наполеона (1812: неизвестные страницы)

скачать книгу бесплатно


Можно было бы предположить, что одна из ветвей генеалогического древа гвардейца шелестит младой порослью прямо над головой, здесь, в Монпелье! А тут, – на тебе! – само в руки! Знакомство с этим приятелем Поля, потомком – х-м! – д?Ора, пока не состоявшееся просто из-за того, что он исчез из поля зрения (потому она, собственно, и закадрила Поля, засветившегося в полиции во время съёмок в аббатстве), – знакомство это ещё впереди. Да! На ловца и зверь…

«Молодчина, Поль! – Отблагодарил! Ну а теперь он и без меня выкрутится. Денег поднакопил с моей помощью, ну а я… Да, правду говорят, что добрые дела и плоды приносят добрые!» – И Габриэлла стала собираться в дорогу. Сначала в Париж.

Поль ходил из угла в угол. Впервые в жизни, пожалуй, он не знал, что предпринять. А ситуация и в самом деле, непростая: подруга, к которой успел прикипеть и чувствовал себя обязанным… – нет, по-настоящему благодарным даже! – надолго его покидала (сославшись на необходимость закопаться в бумагах столичных архивов и на кучу других дел), а друг… – Николя же звал на крутое дело, рукопись, вот, даже презентовал… которую глянул разок, да и забросил на неделю, пока не пришла хорошая мысль всучить её Габриэлле. Да вот только дело-то следовало проворачивать в России, ну и капиталы требовались немалые – нет, риск уж слишком велик! Деньги, правда, пока были, – их удалось накопить, благодаря процентам Габриэллы, – но… так, чем же заняться?

Он напялил парик, оставшийся почему-то у него после съёмок, подошёл к зеркалу. «Поезд отправляется на Париж в шестнадцать часов двадцать восемь минут, время ещё есть. Правда, Габи просила не провожать, настаивала даже.»

Но как же, однако, его тянуло на улицу Святого Роха, на железнодорожный вокзал! «А что если…» – и молодой человек, подмигнув знакомой роже из зазеркалья, так смахивающей на него, принял решение. – Нет, он не будет её провожать, а лишь поглядит со стороны. А потом звякнет ей по смартфону. Поль, облачившись в новый костюм, как был в парике, вышел на улицу и поспешил на вокзал.

Скоростной электропоезд TGV (Train a? Grande Vitesse) был уже подан под посадку. Серебристо-голубая сигара его, с сильно удлинённым носом головного вагона, вытянулась почти на всю длину перрона. Развивая скорость свыше трёхсот километров в час, он домчит Габи до Парижа всего лишь (если верить расписанию) за четыре с небольшим часа!

Он увидал Габриэллу почти сразу. Она стояла у второго, с хвоста поезда, вагона и, беседуя с седоватым господином среднего роста, вертела в руках небольшой букетик. Затем, улыбнувшись друг другу, они расстались: девушка вошла в вагон, а незнакомец исчез среди провожающих.

Поль не двигался с места. Да и куда торопиться, – до отхода поезда оставалось шесть минут, и он решил дождаться. Так значит, его подруга-спонсор уезжала в столицу «наглотаться пыли столичных архивов», оставив его, и похоже, надолго. Парень не выдержал и достал смартфон. Найдя в списке «Габи» и нажав на «вызов», он через несколько секунд услышал её голос.

– Габи… – произнёс он тихо, – извини, что пришёл, всё же… мне будет без тебя тоскливо. Скорее возвращайся…

– … Спасибо, – услыхал Поль в ответ, – мы не прощаемся, будем друг друга держать в курсе. Жди меня, и я вернусь, только очень жди! – процитировала она отрывок из какого-то стихотворения и, рассмеявшись, бросила: – Пока! – И потом дала отбой.

Поезд плавно тронулся, – машинист даже не осадил перед этим состав назад, как это бывало раньше, на маломощной тепловозной тяге, – и, быстро набрав скорость, вагоны исчезли один за другим за изгибом пути, заслонённые другим составом, стоявшим в ожидании локомотива.

Поль, опустив голову, тяжело вздохнул и медленно двинулся к выходу. Он проходил уже зал ожидания, как вдруг…

– Извините… – услыхал он за собой мужской голос и обернулся. Перед ним стоял тот самый седоватый господин среднего роста. – Раз уж Вы здесь, то вот, возьмите, Габриэлла просила… – и передал незапечатанный конверт, в котором что-то хрустнуло. «Деньги… – сообразил Поль, – но ведь она и так уже…» В этот момент вблизи их что-то грохнулось. Поль обернулся, – оказалось, это со скамейки свалился чемодан.

– А… а как… – только и успел вымолвить Поль, запинаясь, но таинственный незнакомец уже исчез в толпе ожидающих. – Исчез так же внезапно, как и появился.

«Так, значит, всё это время… весь год я был у них на прицеле! – эта обидная мысль сверкнула, словно молния. – Вот почему она сама не стала передавать мне это послание: ей очень хотелось показать, что я под контролем! Вот только – у кого?» Бедный Поль поспешил домой. На ходу он заглянул в конверт, – ну, так и есть, деньги! – и сунул его в карман. Ему не терпелось пересчитать «премию», переданную таким таинственным образом, но лучше это было сделать дома.

Теперь стало ясно, что он был «под колпаком» и, скорее всего, это и есть причина, по которой у него теперь нет надёжного заработка. А кто же тогда, эта Габриэлла? И тут ему вспомнились те события, в аббатстве Люнье, – жандармерия, полиция… – от подобного поворота в рассуждениях его бросило в жар! – похоже, тогда он влип в такой переплёт, что до сих пор…

Парень понимал: надо бы выяснить, кто же такой, сей седоватый незнакомец, передавший конверт, но ему было так же ясно, что этого выяснить он как раз и не сможет. Оставалось одно: плыть по течению, зорко наблюдая за берегами. И… и срочно искать работу. – А что же он ещё мог предпринять?!

Правда, оставался Нико. Его роль во всей этой истории с подземельями аббатства до конца, всё же, была неясна. И откуда у него появились такие сведения о предке, об этом д?Оре, – семейная реликвия или… взломанный тайник в храме аббатства?

В облаке таких тревожных мыслей Поль добрался до дому и, как был в парике и в новом костюме, присел к столу и тут же вытащил содержимое конверта. В нём оказалось пять купюр, по тысяче евро каждая, и среди них записка, сложенная вчетверо. Прочтя послание Габриэллы, – текст был набран шрифтом «Times New Roman» четырнадцатого размера, – он, побледнев, расстегнул ворот рубашки, затем, пройдя на кухню, сделал пару глотков из носика холодного чайника, и лишь после этого взял трясущейся рукой сотовый. – Но, нет, сперва он сам должен всё обдумать, – и Поль отложил смартфон.

Этот звонок был сделан лишь через три дня…

Николя было о чём подумать, поломать голову! Поль, хотя и одобрил его замысел, но от участия в проекте отказался, сославшись на более насущные дела. Начинание, конечно же, требовало капиталовложений, а капитал… – короче, денег не было ни у того, ни у другого. Его друг, похоже, снова оказался «на мели» и теперь искал работу.

С чего же начать? – С разработки сценария? Но для этого надо бы сперва хорошенько изучить личность, побудительные мотивы и среду, в которой действовал главный герой. Изучение личности… – м-да! – Это, можно сказать, уже проехали; побудительные мотивы… – ну, можно взять, скажем, из исторических хроник; среда, в которой происходило действие… – Россия? – От одной лишь мысли ехать в эту дикую страну его бросило в жар! Правда, бабуся с дедом… – они ж ведь, ездили туда, пробыли в Петербурге почти полгода, и ничего, – вернулись живы-здоровы. Да как вернулись! – Его старики стали собственниками небольшой однокомнатной квартирки на Мойке (есть такая речка в Санкт-Петербурге): пока развал у них, у этих русских, квартиры там можно купить за бесценок!

Бабушка Николя имела русские корни и в Россию была просто влюблена. Узнав о серьёзных намерениях внука снять фильм об их далёком предке, оставшемся в России после отступления Великой Армии, она стала единственной, кто не только поддержал Николя, – бабуся даже посоветовала ему остановиться в их новой квартире и жить там «как дома», – она так и сказала! Ну а деньги… – там, у русских, жить намного дешевле… только были б, эти деньги! Да и с деньгами обещала помочь.

Не одну бессонную ночь провёл Нико, размышляя о возможной поездке в Россию (даже при поддержке со стороны бабушки!), пока не укрепился в необходимости этой поездки, пока, одним словом, не созрел. Бабушка же, – ох, как она приняла близко к сердцу затею любимого внука! – бабуся тут же принялась составлять рекомендательное письмо на имя некоего обрусевшего француза, месье Ле Кёра…

Этот господин, по её мнению, был в хороших отношениях с самим Предводителем Дворянского Собрания Санкт-Петербурга, а это вам не шутка! Ну а членом сего почтенного заведения она уже успела стать, предоставив свою полную родословную, исключающую малейшую двусмысленность в вопросе о её дворянском происхождении.

Созрев же (не без помощи бабушки), Николя Орли начал собирать материалы о своём далёком предке, Шарле д?Оре – гвардейце Бонапарта, участнике похода в Россию в 1812 году (с кавалерией Императорской Гвардии под водительством маршала Жана-Батиста Бессьера).

Вскоре, однако, ему стало ясно как божий день, что, сидя в провинциальном Монпелье, он немногое высидит, и Нико стал собираться в дорогу. В Париж.

История любого государства, не подкреплённая архивными данными, по меньшей мере сомнительна! Поскольку же история создаётся людьми, то люди обязаны и должны знать о делах рук своих! Прежде всех это поняла Франция, – страна самых древних в Европе архивоведческих традиций, первые акты которой стали фиксироваться ещё с 1303 года! А это значит, что для поддержания в людях уважения к своей истории, к своему государству, необходим принцип публичности архивов и свободного использования архивных документов.

Вот почему декретом Учредительной Ассамблеи от 12 сентября 1790 года был образован «Департамент Национальных архивов Франции». Далее, декретом от 7 мессидора второго года республики (25 июня 1794 года) был провозглашён принцип публичности архивов. А в 1867 году маркиз Леон де Лаборд по указанию Наполеона III открыл Musеe des Archives nationales – Музей национальных архивов, призванный сделать документы государства доступными для публики и способствовать этим воспитанию народа в духе уважения к истории своей страны! Итак… –

Ну вот и Рю де Аршив – улица Архивов, цель визита Николя Орли в Париж. Он нашёл её довольно просто, – на правом берегу Сены, чуть к северу от острова Сите. А Отель де Субиз, где размещается Национальный Архив Франции, найти и вообще не составило никакого труда. Он сразу же направился в «Современную секцию» архива, в которой содержались дела с 1792 года, и начал копать с аббревиатуры «Or».

Начать-то начал… – Да! Это вам не архив коммуны Вилльвейрак или департамента Эро, где можно быстро всё разыскать (если, конечно же, там будет что искать). Здесь же, в Национальном Архиве… – здесь всё есть! Но попробуй, найди! Нико, после трёх часов безрезультатных поисков, вышел во внутренний двор отеля, решив подышать свежим воздухом и собраться с мыслями.

Во дворе Архива, окружённом одноярусной колоннадой, посетителей было немного. Скамейки отсутствовали: небольшая группка туристов, надумавших перекусить, расположилась прямо на одном из газонов (что вполне в духе европейских традиций), в два ряда протянувшихся вдоль двора; один студентик запросто спал на травке, положив под голову свой блокнот; да симпатичная девица лет этак тридцати, – Николя заметил её привлекательную фигурку ещё в читальном зале, – полулёжа рассматривала свои записи, держа во рту карандаш.

– Извините… – Орли подошёл к девушке, стараясь привлечь её внимание, – можно у Вас проконсультироваться?

– У?.. – Она вынула карандаш изо рта и кокетливо улыбнулась, – а что, сотрудники нынче не дают консультаций?

– Да я их и не заметил в зале… Сегодня приехал, не освоился ещё в столице.

– Так… и что за вопрос? – прервала его девица, всем видом будто бы хотевшая показать, что ей некогда, но, учитывая его нестоличное происхождение, она, тем не менее, готова снизойти…

– Мне очень нужно составить послужной список нашего предка… – ответил он, присаживаясь на траву, «не заставлять же её вставать ради меня!» – моего предка, кавалериста Императорской Гвардии, состоявшего в корпусе маршала Жана-Батиста Бессьера.

– А… а как же звали Вашего предка? – И если бы Николя был чуть наблюдательнее… – но он, однако, находился не в том состоянии, чтобы замечать малейшие изменения в интонации собеседницы.

– Шарль д?Ор. Я начал искать по аббревиатуре «Or», но…

– Нет, нет! – чуть возбуждённо воскликнула девушка, – надо попробовать на «Dor», а если опять не выйдет, то на «Charles» или даже «Charlesdor» – в те времена вначале указывались частицы «d» или даже имена, а фамилии записывали во вторую очередь.

После такого вступления как-то просто и само собою выяснилось, что её зовут Элин, что в Париже она тоже проездом, и что… – ну, короче, они договорились встретиться завтра в кафе «Маргарет» на площади «Отель де Вилле», что в десяти минутах ходьбы от Национального Архива, если идти к Сене.

Вернувшись в читальный зал, Николя, пользуясь рекомендацией Элин, разыскал-таки все необходимые сведения о своём родственнике и уже поздно вечером направился на север столицы, в Сен-Дени, где остановился на несколько дней у двоюродной сестры своей бабушки.

Нико долго не мог заснуть. Лишь стоило смежить веки, и перед мысленным взором его тут же закручивалась карусель: прелестное личико Элин (казалось, давно уже знакомое), её очаровательная фигурка сменялись круговертью листов ксерокопий с архивными печатями, содержащих сведения, от которых дух захватывало! – Страны, поля и дороги коих расстилались ковром под пыльными сапогами и копытами Великой Армии, места сражений, одержанные победы… На этих листах была отображена география почти всей Европы!

Его предок, – Шарль д?Ор, сержант четвёртого эскадрона конно-егерского полка Императорской Гвардии, кавалер ордена Почётного Легиона, – свою гвардейскую карьеру начал ещё в конце Второй Итальянской кампании сначала в конно-гренадерском полку Консульской гвардии Жана-Батиста Бессьера, куда был зачислен после шести лет службы в армейской кавалерии.

В битве при Маренго, состоявшейся 14 июня 1800 года, в которой Наполеон разбил австрийцев, а затем вынудил их покинуть Италию, Шарль принял своё боевое крещение в качестве конного гренадера Консульской Гвардии Бонапарта.

При Аустерлице, 2 декабря 1805 года, уже в полку Императорской Гвардии маршала Бессьера, Шарль д?Ор, участвует в лихой кавалерийской атаке, опрокинувшей русскую гвардию. Именно в этом бою Императорская Гвардия стяжала себе лавры непобедимой!

Что же представляли собой конные гренадеры Императорской Гвардии? Чем вообще являлась гвардейская кавалерия Бонапарта? – Она была самым элитным видом войск революционной Франции! Сверкание золота на мундирах, на дорогом оружии филигранной отделки, ржание породистых лошадей… – всё это вызывало восторг обывателей и зависть армейских частей! Служить в кавалерии было, несомненно, почётней, но и гораздо опасней: Бонапарта, привыкшего к быстрым рывкам и молниеносным победам, раздражала малоподвижность пехоты, этих «топтунов», и он отдавал предпочтение быстрой как молния кавалерии, бросая её в бой первой. Да и попасть в кавалерию Императорской Гвардии малорослым французам было непросто, – 176 сантиметров! – вот какой ценз по росту надо было пройти! Да что там рост! – если хочешь попасть в гвардейскую кавалерию, сперва отслужи в армии более пяти лет, да отличись не в одном сражении и не менее, чем в двух кампаниях!

И вот, в этой-то конной гвардии Императора самым почётным был конно-гренадерский полк, насчитывавший примерно тысячу сабель! В медвежьих шапках с красными султанами, в синих мундирах с ремнями, лацканами и клапанами обшлагов белого цвета и в таких же белоснежных жилетах под мундирами, с золочёными аксельбантом на правом плече и контр-эполетами, в белых кюлотах, заправленных в кавалерийские ботфорты со шпорами… на вороных (рядовые) и на серых (офицеры) лошадях отборных пород, – конные гренадеры Гвардии являли собой красу и гордость Великой Армии и её ударную силу!

После Аустерлица были Йена (14 октября 1806 года) и Эйлау (8 февраля 1807 года) в Пруссии, где ударная мощь конно-гренадерских соединений оказалась настолько невероятной, что их полк пробил линию русских насквозь, выйдя им в тыл!

Далее – Испания: Медино дель Рио Секо (14 июля 1808 года), сражение под Мадридом (4 декабря 1808 года), битва при Гвадалахаре… – в результате чего испанский трон занял брат Наполеона Жозеф…

Да! Его предок, словно вихрь, – и тут перед мысленным взором Нико возникла живая, трепещущая лавина сверкающей стали и лошадиных подков! – он вихрем пронёсся по зелёным полям Европы, сплошь покрывая их кровью, а себя – славой!

Потом Шарля ждала Россия…

Элин вошла. Небольшой уютный зал кафе, заполненный лишь наполовину; мягкий свет люстры и сокрытых от глаз светильников, расположенных по периметру; приспущенные шторы… – и тут же увидала Николя, который, уже заказав столик, заметил её тоже и усиленно жестикулировал. Она подошла и, поздоровавшись, уселась за столик, одарив кавалера лучистой улыбкой бездонных карих глаз, а затем открыла меню.

– Вы уже заказали себе что-нибудь?

– О, нет-нет! Я только что пришёл… – соврал Нико, дожидавшийся Элин уже с четверть часа, и неуклюже поднявшись, вытащил из-под столика небольшой букетик, – это Вам.

– Благодарю! Вы, настоящий кавалер! – и она попросила его заказать чашечку кофе со сливками и булочку с корицей, что Нико тут же и исполнил, позвав гарсона. При этом он удвоил содержание заказа (чтобы особо не заморачиваться).

Разговор, конечно же, зашёл о результатах архивных поисков, и Николя с нескрываемым удовольствием поделился радостью своих открытий. Он также сообщил Элин, что собирается в Россию, в Санкт-Петербург… – писать сценарий фильма о своём далёком предке.

– А, знаете… – задумчиво произнесла девушка, взглянув на люстру, висевшую на потолке, справа от неё, – мне тоже нужно ехать в Петербург, может, и свидимся там… Я вылетаю через три дня.

Николя собирался ехать на поезде (так дешевле), погостив четыре дня в Париже. И Нико с Элин обменялись телефонными номерами, благо, роуминг у них был уже оформлен.

– Ну, что ж, – поедем врозь, а жаль… – добавила Элин, – мне было бы интересно поговорить о Вашем предке. Ладно, перенесём это в ресторанчик… этак, на Невском, где-нибудь.

Покинув кафе, они долго бродили по вечернему Парижу. Затем он проводил её до станции метро на острове Сите, и они расстались… – до встречи в Санкт-Петербурге.

Через три дня, в Люксембургском саду, некий господин в сером костюме, любовавшийся творением Фредерика Огюста Бартольди – статуей Свободы, – опустив руку в карман, извлёк свой сотовый: кто-то прислал ему эсэмэску. В сообщении было несколько слов: «Всё подтверждено. Вылетаю в Россию. – Эл.»

– Удачи тебе, Эл! – чуть слышно произнёс он и с нескрываемым удовольствием продолжил своё прерванное занятие.

На другой день, вечером, когда Николя, уже закончив свои бдения в архиве, присел отдохнуть в саду на углу Рю де Аршив и Рю де Бретань, его кто-то достал по сотке. Это был Поль.

Друг сообщал, что в России ему, – именно ему, Николя Орли! – следует быть крайне осторожным (при этом он не поскупился на краски, сгущённые собственными эмоциями), и что они с ним вляпались, ещё тогда, в аббатстве, в довольно скверное дело, за которое по своей воле и не браться бы вовсе, а уж, взявшись, – довести до конца! На вопрос об источнике таких конкретных сведений, касающихся его – Орли, – Поль ответил кратко: «друзья»!

Да. Конечно же, Николя пересмотрел бы своё решение и не стал, сломя голову, стремиться в Россию, но билет на поезд был уже взят, да и бабушка, – ох, уж эта бабуся! – она просто дождаться не могла, когда же любимый внучок отправится на её родину! Одним словом, он решил ехать, а уже там, на месте… – И, будь, что будет!

Итак, Нико ждала Россия, как и двести лет назад она ждала его предка, Шарля д?Ора…

Часть 2. Рукопись гвардейца Бонапарта

«Записки Императорской Гвардии конного егеря Шарля д?Ора о походе в Россию в 1812 году с корпусом кавалерии под водительством маршала Жана-Батиста Бессьера»

Любезный читатель мой! Не суди строго за корявое изложение путаных мыслей, – пишу по памяти, а писательскому ремеслу необучен. Но уж если эти письмена дошли до тебя, – хочу упредить, что составлены они рукою человека, совсем не лучшего из тех, кого ты встречал на своём пути, и уж точно, далеко не самого правдивого! Однако знай, что правда, изложенная письменно или словесно, заключается не в правде слов – «мысль, выраженная словами – ложь!» – а в правде того, что заставляет записывать или произносить эти слова.

Так, правда обмана – ложь, сокрытая уверенными и чёткими словами, каждое из которых правдиво; правда же честности, – ох, как трудно её порою расслышать в невнятном бормотании полусбивчивых и корявых слов (правда ведь так неудобна и так бесстыдна… особенно, еженли голая)! А, что ж тогда говорить о правде «не самого правдивого»?!

Важно лишь одно: прочтя или услышав слова, обращённые к тебе, ты должен попытаться в них отыскать Свою Правду! И коли это случится, – не так уж и важно, правдив ли рассказчик! Важно совсем другое: сможет ли он заставить тебя искать эту Правду!

А какою будет найденная тобою Правда, сие зависит лишь от тебя, – от того, кто ты есть сам!

Императорской Гвардии конно-егерского полка сержант Шарль д?Ор, кавалер ордена Почётного Легиона – с почтением!

И вот она, Россия… – огромная, загадочная, дикая! Лишь гладь реки отделяет нас от конечной цели похода: завалить этого великана! Грозной поступью Великая Армия, истоптавшая пыльными сапогами Европу, вышла, наконец, к берегу этой русской реки – Немана! Всего лишь одно усилие, один могучий рывок… – и степной великан ляжет к ногам нашего Императора, как преданный пёс! Ещё осень не успеет позолотить каштаны Елисейских полей, как падёт Санкт-Петербург, а за ним и Москва! Ну а к зиме… – Рождество, как обещает наш Командующий, будем отмечать уже дома, у родных очагов, удивляя домочадцев рассказами о прогулке по широким российским просторам!

Лишь гладь реки… Да! Надолго запомнится эта ночь, с 23-го на 24-е июня 1812 года каждому из нас… – вернее, каждому из тех, кто останется в живых! О, знать бы тогда, сколь нас мало останется!

Неодолимая сила… – более шестисот тысяч закалённых в боях, прокопчённых порохом воинов, почти тысяча четыреста орудий! – Великая Армия растянулась перед Неманом с юга на север: здесь были собраны все – от берегов Гвадалквивира до Вислы, от Польши и до Восточной Пруссии! – На южном фланге стояли почти сорок тысяч австрийцев Шварценберга; к северу, от Варшавы до Гродно, – сто шестьдесят тысяч поляков, итальянцев, голландцев, бельгийцев, рейнских и ганзейских немцев, а также немцев из Вестфалии, Баварии и Саксонии… (трудно всех и перечесть!) под командованием короля Вестфальского и вице-короля Италии Евгения де Богарне. Затем же – сам Император, во главе двухсот двадцати тысяч верных французов! И, наконец, на крайнем фланге, перед Тильзитом, – Макдональд с более, чем тридцатью тысячами пруссов! Позади же были ещё полторы сотни тысяч резерва, стоявшие наготове! – И всё это хлынет в Россию, яростной волной сметая русские сёла и города!

Ночь… только бы её переждать! Но, как же она длинна и темна, эта бессонная ночь перед великим Днём Славы!

В памяти всплывают пламенные слова и фразы воззвания Императора, воспалившие наше воображение и притупившие мысли об опасностях завтрашнего дня. Бонапарт, обходя строй и будто помня в лицо своих ветеранов, говорил со многими, и порою не стесняясь в выражениях, – ведь, грубость у солдат, привыкших рисковать жизнью, почитается за силу, а учтивость – за трусость! Одним он напоминал Маренго, другим – Аустерлиц, Йену, Фридланд… И вот теперь к славе былых побед можно присовокупить и славу покорителей России!

Бонапарт рассуждал, что русские, имея армию менее двухсот тридцати тысяч человек и всего лишь одного достойного военачальника – Багратиона (Кутузов уже был не у дел, а Главнокомандующий, военный министр Барклай-де-Толли… – да кто он такой, этот немец!) – и при отсутствии единоначалия (Александр постоянно, как знал Наполеон, пребывал в войсках и совал нос в дела командования), не смогут оказать сколь-нибудь серьёзного сопротивления его Великой Армии. Таким образом, война очень скоро перейдёт в плоскость политических кабинетных баталий, а Россия… – она, быстро покорившись его воле, станет послушным союзником в борьбе с Англией.

Великая Армия расположилась у Немана в ожидании переправ таким же порядком, как и двигалась к нему: немцы, во главе «двунадесяти языков», руководимые королём Вестфальским, направлялись к Гродно; Евгений де Богарне с таким же количеством итальянского войска шёл к Пилонам, а мы – двести двадцать тысяч французов – следовали за своим Императором к небольшой деревеньке Ногаришки, вблизи Ковно. И вот сейчас эта лавина стали и доблести замерла перед рекой, готовясь к прыжку!

Армия уже готова была форсировать реку, но ничем себя не выдавала, скрываемая дремучим прусским лесом и лесистыми горами. – Ни огонька ночью, ни дыма костра днём… ни единого сигнального выстрела!

Бонапарт, появившийся верхом на лошади, осматривал берег, намечая места для строительства мостов. Наш великий Полководец никогда и ничто не пускал на самотёк, вникая в любую мелочь! У самой воды лошадь его споткнулась и сбросила седока на песок. Многим, очень многим тогда это показалось дурным предзнаменованием!

Под покровом ночи, на 23 июня, первыми через реку неслышно переправились сапёры, чтобы начать возведение, согласно приказу Императора, трёх мостов. И что же поразило их?! – А поразила их тишина, царившая на русском берегу! Ни выстрела, ни крика, ни даже случайного возгласа… – мир и спокойствие!

Сразу же через реку переправилось три сотни стрелков для защиты строителей мостов, – но, от кого защищать?! А сутками позже, под сенью темноты, из лесу к реке безмолвно выдвинулись наши войска, – ни громких команд, ни огонька! – подавляя своим внушительным грозным видом и вселяя надежду на скорую победу!

И вот, настал рассвет, 6 часов утра 24 июня 1812 года! Никто из нас не забудет этой даты, – … никто из тех, кто останется в живых! Тут же был дан сигнал к выступлению, – и масса людей и лошадей, сверкающая оружием и усыпавшая склоны холмов и долины, пришла в движение. – Шла пехота, скакала кавалерия, тянулись пушки, ползли обозы… Армия, разделившись на три колонны, двинулась к трём мостам, обтекая холм, на котором стояла палатка Императора, окружённая конно-егерским пикетом. Извиваясь, словно три громадных змеи, то вытягиваясь, то сокращаясь, она была полна решимости покорить эту чужую дикую землю, простиравшуюся за Неманом!

Тут же начались потасовки за право первыми вступить на эту землю. Император тоже спешил сделать первый шаг… Перебравшись на другой берег, он, – водиночку, оставив позади не успевавший за ним пикет охраны! – промчался верхом, на бешеной скорости, по русской земле более мили… но, не встретив даже и намёка на присутствие неприятеля, воротился к переправе.

И лишь дня через три до нас долетел вроде бы отдалённый гром пушек… – в воздухе пронёсся глухой шум, стало темнеть, поднялся ветер… – и на землю упали первые капли дождя. Начиналась гроза. Словно сама природа брала под защиту русскую землю. Многим это показалось роковым предзнаменованием – увы! – так скоро исполнившимся!

Итак, на рассвете, 24 июня 1812 года армия Французской Империи без объявления войны перешла русскую границу. Внезапность удара, – вот на что был сделан расчёт!

Бонапарт, не встретив сопротивления противника, объяснил это неготовностью России к войне. Он не учёл, однако, что русским силам, и в самом деле намного более слабым, чем его Великая Армия, будет предписано командованием не только отказаться от наступления и даже от обороны приграничья, но и спешно отходить вглубь страны.

Таким образом, рухнул первый замысел Наполеона: разбить русскую армию в генеральном сражении на пограничной полосе и, стало быть, завершить войну! – В этом был его первый серьёзный просчёт!

Впервые идея подобной тактики русских в возможной войне с Францией на российской территории зародились ещё в начале 1807 года, во время Второй войны с Наполеоном.

Март 1807 года. Мемель. В этом небольшом прибалтийском городке находился тогда на излечении генерал-майор Михаил Богданович Барклай-де-Толли, тяжело раненный под Прейсиш-Эйлау. Там же проездом оказался и русский Император Александр I, и он, конечно же, навестил своего верного и способного помощника. Тяжело было тогда на душе у раненного генерала! Его постоянно тревожила мысль: как одолеть Бонапарта, особенно, если дело будет касаться земли Отечества? Поделившись этой заботой со своим государем, Барклай прямо и откровенно заявил, что у России нет полководца, равного Наполеону! А поэтому единственной тактикой ведения большой войны, по его мнению, следует считать заманивание противника вглубь страны, уничтожение за собою городов и запасов провизии, нарушение коммуникаций рейдами у него в тылу.

Этот план ведения военных действий был одобрен царём и осуществлён Барклаем-де-Толли в 1812 году, когда он уже был Военным министром, Командующим 1-й Западной армией и фактическим Главнокомандующим вооружённых сил России…

Мы заняли Ковно и Вильно. Заняли – не то слово: мы просто вступили в эти города! Повсюду – следы разрушений, оставленные отходившими русскими силами, но самой армии не было. Буквально перед нашим приходом русская армия исчезла! Цель нашей гонки за русскими – разбить их армию… но чтобы разбить, её сперва надо было найти! Русские же отступали к Смоленску и, по всей видимости, – далее, к Москве. Но почему же к Москве?

Я ломал голову над вопросом, занимавшим меня почти с самого перехода границы. По логике войны государство лишь тогда окажется побеждённым, когда будет повержена его столица… так, почему же мы, влекомые нашим Великим Полководцем, шли по пятам русской армии, отступавшей к Москве? Почему бы часть Великой Армии не развернуть на север, в сторону Санкт-Петербурга, никем почти не прикрытого? Быть может, главная цель нашего Императора – уничтожить армию противника, а столица… – она без армии падёт и сама?

В этом как раз и заключался гениальный замысел Барклая-де-Толли, подхваченный впоследствии Кутузовым, и на который «повёлся» Наполеон: отступать, изматывая противника, но не к столице для её защиты (что было бы вполне логично, – …однако, тогда война будет неминуемо проиграна, поскольку французов силой не остановить!), а вглубь страны, к Москве, создавая у неприятеля иллюзию, что на этом городе свет для русских сошёлся клином!

Ну а Санкт-Петербург… – это направление закрыть было просто нечем (все войска брошены под Смоленск!), и его прикрывал всего лишь один-единственный корпус (двадцать три тысячами пехоты с конницей, при 108 орудиях) генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна, бросать против которого половину Великой Армии, необходимой для уничтожения главных сил противника (оставшегося бы тогда у неё в тылу), было бы просто глупо. – И в этом состоял второй крупный просчёт Бонапарта!

Не успел я отыскать ответ на свой вопрос, как на другой же день, – такова уж наша жизнь, что нередко ответы на вопросы как-то находятся, а сами вопросы как-то решаются лишь оттого, что мы начинаем о них думать! – итак, на другой день, вызывают меня через посыльного к нашему полковнику, и притом, в полной выправке…

Полковник Конно-гренадерского Полка Императорской Гвардии дивизионный генерал Фредерик-Анри Вальтер (звания в Гвардии соответствовали армейским, но были рангом выше), одновременно являлся командующим третьей бригадой, куда входил полк, а также – и дивизией корпуса кавалерии Гвардии, командовал которым маршал Империи Жан-Батист Бессьер, генерал-полковник Императорской Гвардии…