скачать книгу бесплатно
– А-а… ну-ну. Ладно, не буду приставать. А что у тебя там вышло по службе?.. Я слышал, временно отстранен?
– Не временно уже, – сказал Елагин.
От этого не скроешь. Аркашке лучше не врать, а то доверия потом не будет.
– Ну ты.. по-честному… правильно отстранили?
– Нет, не правильно. Часто ты правильное встречаешь в таких делах?..
– Бывает и правильное, – сказал Аркадий. – Но тебе я верю, не сомневайся. Может, помочь чем?.. Есть надобность?
Елагин вздохнул.
– Подумать надо, – сказал он. – Я тебе позвоню. Конечно, есть… только в чем – не знаю пока. Мне же не отмазка нужна, а справедливость. Понимаешь меня? Как буду готов – позвоню.
– Конечно, – серьезно сказал Аркадий. – Звони. В любое время.
Капитан повесил трубку. Заглушил в себе всколыхнувшиеся обиды. Не время сейчас. Подождав немного, вернулся мыслями к Левиной секретарше. После того, как некоторое время безуспешно пытался вспомнить если не фамилию, так хотя бы ее имя, понял, что никогда его и не знал. Секретарша и секретарша. «Ты», «вы». Зачем имя?.. Не забыть бы только сегодня у Левы спросить. С ним разговор тоже может горячий получиться.
Вот, значит, как, подумал капитан. Машина виновата. С другой стороны, оно и понятно. Чего он хотел? Сообщения, что травмированную женщину нашли в служебном помещении вытрезвителя?.. Конечно, они могли бы и ее водкой накачать и отправить в такое же женское заведение, но, видно, Малинин поднял шум… Не получилось.
Капитан медленно шел в направлении Левиного офиса. Отсюда пешком – минут тридцать. Как раз успеет.
А может, Малинин был в курсе?.. Или нет?.. В общем-то, вытащить ее в окно и положить на мостовой мог и один человек, и вовсе не Малинин. А тот ради чести мундира молчит. Но ведь она-то знает, что это не машина. Значит, в опасности. И в Склифе в опасности. И Малинин, если это не его рук дело, тоже рискует. Он свидетель. Если, конечно, не наврал.
Капитан почувствовал себя как щепка в бурном потоке. Несет куда-то, а сделать ничего нельзя. Знать мало… доказать-то нечем. Пока с секретаршей не поговорит, лучше молчать. Ее роль тоже надо еще выяснить.
Елагин чувствовал за происходящим какую-то силу, но и только. А этим никого не удивишь. Значит – копать, копать… В его работе ничего нет хуже домыслов и полуправд, поэтому теперь лучше не останавливаться. Иначе та волна, которую сам поднял, его же и накрыть может. В вытрезвитель-то вон как ловко запрятали.
Предстоящий разговор с Левой должен был прояснить многое. Капитан сильно на него рассчитывал. То есть, просто необходимый разговор. Ведь до сих пор даже не было ясно, какая роль ему предлагается: то ли расследовать убийство Сороки, все как положено, но в частном порядке, то ли защищать интересы «Шписа и Прена» в непонятной пока борьбе, происходящей, видимо, вокруг этого коня. Куда, возможно, и убийство Сороки относится. Но тут важно отчетливо сознавать, чем занимаешься. Внятно и строго. Мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Это смешивать нельзя.
Пока шел, готовясь к разговору, совсем стемнело. Левин офис был закрыт. Не приехал еще, значит. Внутри должен был дежурить охранник, и Елагин звонил и звонил в дверь, пока не надоело. Никто не открывал. Он отошел на мостовую, посмотрел оттуда. Все окна темные. Что за черт, подумал он. Не бывает так. Всегда там свет, где-то внутри, даже ночью. Может, это из-за секретарши?.. Поехали в Склиф навещать, все, вместе с охраной?.. Он усмехнулся. Абсурд. Однако света не видно, внутри никого. Значит, на сигнализации. У Левы тут все предусмотрено, хотя внутри кроме пары компьютеров ничего, кажется, и нет.
Оглядевшись, Елагин снова подошел к двери. Улица была пустынной, лишь два-три человека были в поле зрения, да и то далеко. Немного поборовшись с растущей досадой, он размахнулся и пнул ногой дверь. Та дрогнула и вдруг слегка приоткрылась.
Подумав, капитан осторожно потянул ручку на себя. Дверь легко и бесшумно уступила. Внутри было совсем темно. Капитан еще раз внимательно огляделся и, не обнаружив ничего вопиюще необычного (хотя, по правде сказать, это и настораживало больше всего), вошел внутрь, закрыв за собой дверь.
Некоторое время он стоял, привыкая к темноте помещения. Что-то произошло, но что? В любом случае, слушать звуки и напрягаться смысла не было. Здесь никого нет. И не может быть. Если только прямо сейчас кто-нибудь не шарит в Левином столе… ну, или еще где-нибудь. Но капитан не верил в такие совпадения. Войти в момент ограбления, да еще столько времени перед этим названивая в дверь – это уж слишком. Да и охрана… где охрана?
Он прошел, не включая свет, через первую комнату, и в конце ее наткнулся на опрокинутый стул. Не трогая его, прошел дальше. Что-то разбитое – ваза, наверно – на полу. Бумаги рассыпаны.
Он прошел в Левин кабинет. Тут вообще как буря пронеслась. Явно что-то искали, а может, и боролись. Да, скорей всего. Даже в темноте он разобрал, что не столько ящики открыты, сколько мебель перевернута.
Капитан вышел из кабинета в предбанник, где стоял стол секретарши. Посмотрел в окно. Весь двор отсюда просматривался. Вон там он лежал днем. Там его вели. Точно, отсюда хорошо видно. Как же это они так… лопухнулись. Секретарша могла узнать кого-то из них, из тех… А могла и просто среагировать на то, что вот человек вышел, и вдруг уже во дворе лежит, и уже ведут его… Надо с ней поговорить, подумал Елагин. Только она и может сама объяснить, что произошло.
Он быстро прошел через офис, осторожно приоткрыл дверь и, убедившись, что рядом никого, вышел на улицу. Вытер рукавом дверную ручку. И быстро пошел по тротуару к телефону на углу. Постоял с трубкой в руке, еще раз подумал. Конечно, Лева не сторонник обращаться в милицию по подобным делам. Предпочитает своими силами решать, для чего и Елагину платит. Да и милиция, по правде, не рвется из кожи, когда ни прямых улик, ни мотивов, да и потерпевшие готовы от всего отказаться. Поэтому можно, конечно, стоять тут до утра и ждать, как договорились, не поднимая шума. Но капитану казалось… да, собственно, уверен он был, а не казалось, что не придет сегодня Лева. И милиция, даже если что-то ей в руки попадет, тоже ничего делать не станет. Зачем ей вешать на себя еще одно нераскрываемое дело?..
Но вызвать, конечно, надо. Так, для профилактики. Как ранку спиртом протереть. И капитан, больше по привычке выводить события из равновесного состояния для того, чтобы лучше в них разобраться, набрал ноль-два, сказал об ограблении, назвал адрес. И поехал домой. Отоспаться, а потом узнать, что было, и принять решение.
Собственно, домом он сейчас называл квартиру старого приятеля, Валерки Валеева. Тот был фехтовальщик, шпажист, многократный чемпион Союза. Еще задолго до перестройки стал тренером, поработал где-то в Подмосковье, и вдруг недавно уехал по контракту в Эмираты, учить шейхов колоть. Уехал вместе с женой и сыном, а квартиру сдать не решился, побоялся. Оставил ключи Елагину, взяв изуверское обещание поливать цветы два раза в неделю и вообще присматривать, а если решит на время поселиться – потом сочтемся. Валерка был себя на уме, знал, что делает. Хитрый. Подловил капитана на желании иметь отнорок на всякий случай. Ну, мало ли что.
И Елагину пришлось поливать цветы. Но два раза в неделю не получалось, ни у него, ни у жены. Цветы поэтому давно засохли, а Елагин, все же, продолжал заезжать, хоть и далеко это от дома, потому что Валерка звонил оттуда, из Эмиратов, и ухитрялся застать его на месте, спросить, как дела (у квартиры, конечно, а не у Елагина), и рассказать о своих.
Однако вот теперь квартира его пригодилась, и еще как. Дело в том, что они с женой решили начать ремонт. У себя, конечно, в своей однокомнатной, на Бабушкинской. Все подготовили, сдвинули мебель, ободрали стены. Она взяла отпуск, совпавший по графику с ремонтом. И вдруг подруга позвала ехать отдохнуть к своим старикам, под Рязань. В деревню, возле речки. Если смотреть на вещи просто, так Елагину бы и обрадоваться, пусть едет, а то ведь его работа на Леву и ремонт съедали все время – что ж у нее за отпуск такой?..
Но капитан взревновал. Был, правда, аргумент, что у подруги двое детей, и едет она тоже без мужа, который сильно занят, для чего и пригласила ее, но издерганный своей милицейской опалой и самодовольным Шписом капитан принимал все на свой счет. Казалось ему, что отношения их уже совсем не такие безоблачные, как вначале, что для нее, физиолога, кандидата наук, его милицейские проблемы не вполне понятны, а то и вообще местами отвратительны, и, самое главное, там, в НИИ, где она работала, есть всякие такие… сотрудники. В общем, жена его была ничего себе, и пококетничать любила, похохотать, и общества мужского не гнушалась. И, главное, давала иногда повод капитану ревновать, задерживаясь на всяких застольях среди коллег, происходящих по поводу и без повода.
Но лишать ее отпуска он не мог, даже ревнуя. И она поехала с подругой и ее детьми в отпуск на капитановой «четверке», потому что ничего так не любила, как разъезжать за рулем. А он, полный жгучих мыслей, остался.
И в результате всего поселился в Валеркиной квартире, не в силах не то что быстро закончить, но даже просто продолжить ремонт, так как возникло дело Сороки. А ведь начал уже белить потолки.
Жена, конечно, знала, где он теперь живет, и звонила сюда, к Валерке, так как на Бабушкинской он телефон вообще отключил, чтобы не отвлекал в редкие минуты ремонта. Там только семейное, только для нее. Ничего другого.
Сейчас капитан включил ответчик, и голос жены сказал, что она не обольщается насчет его хозяйственности, но пусть он хоть что-то иногда делает по ремонту. Хотя, конечно, она понимает: работа, деньги. Но ремонт, ремонт не забывай.
– Ладно, – сказал ответчику капитан, заглатывая чай с бутербродом.
Потом она принялась шутить, не завел ли он там кого, пока они отдыхают. В голосе чувствовалось некоторое беспокойство. Странно. Он тоже подобное подумывал, только в ее адрес. Хотя чего там, под Рязанью. Кого там. А с другой стороны, как посмотреть…
– Нет, не завел, – сказал он, оглядывая, наконец, себя, во что одел его Малинин.
Ненамного лучше, чем во дворе. Ну да оно и понятно: вытрезвитель. Форма соответствует содержанию.
Жена отсоединилась. И заговорила Валеркина жена, Лида. Строго напомнила про цветы и сказала с намеком, что Валерка знает про ремонт, про то, что Елагин пока у них, и позвонит послезавтра днем, узнать, как там дела. У их любезной квартиры как дела, мысленно добавил капитан. Куркули. Хотя, конечно, за возможность пожить тут – спасибо. Надо купить им цветы. К приезду. Такие же, в горшках. Красные какие-то. А то ведь удавятся.
Он допил чай. Вот ведь тоже вопрос: откуда Валерка узнал, что он у них живет?.. Видимо, соседи наблюдают, решил капитан, подумав. Двойной контроль.
Больше сообщений не было.
– Послезавтра так послезавтра, – ответил он телефону и пошел в душ, отмываться от вытрезвителя.
Потом лег спать, и все исчезло. И почти сразу открыл глаза. Слепило солнце: забыл занавеску задвинуть. Но, вроде, выспался. По частям вспомнил, что было. Прикинул, с чего начать. И полез с дивана – работать.
7
Разговор получился коротким. Зусёк приехал на «Ниве», с двумя ребятами помоложе себя, которых он называл бойцами. С одним из них он вылез из машины, а второй боец достал ручной пулемет, положил его стволом на дверцу и прицелился.
Бандиты такого не ждали. Они приготовили счет лоху, из-за которого все сломалось, а приехали ветераны, с которыми говорить вообще нельзя. Эти нажмут на гашетку и не поморщатся.
– Ну? – спросил Зусёк, подойдя к серому «Мерсу», возле которого стояли бандиты. – Где это вы его так помяли?..
Он осмотрел покореженный бампер и сказал:
– Аккуратней ездить надо.
Потом обвел взглядом молчавших парней и спросил:
– Еще нужны советы какие-нибудь?
– Сам знаешь, что нет, – ответил один из них.
– Паспорт тогда давайте.
Переглянувшись, они неохотно кивнули другу другу. После чего один из них слазил в «Мерс» и протянул Зуську паспорт Геника. Тот посмотрел, убедился, что все правильно и аккуратно спрятал его в нагрудный карман.
– Ну тогда счастливо оставаться.
Зусёк с сопровождавшим его бойцом вернулся к «Ниве», и тогда второй, с пулеметом, ударил очередью под ноги стоявшим возле «Мерса». Бандиты запоздало прыгнули кто куда успел. Одна из покрышек с шипением осела.
– Убьешь же! – крикнул один из упавших.
– Убью, – согласился Зусёк уже из кабины, высунув локоть из открытого окна.
И ветераны уехали.
Упавшие встали, отряхнулись.
– Падла, – сказал кто-то из них вслед «Ниве». – Теперь еще колесо менять.
– Сменишь, – ответил другой. – А вот что бороде скажем?
Перед этим у Зуська была короткая встреча с Миковым, учившим его когда-то ездить верхом. Миков тогда работал в «Динамо», и Зуська, имевшего характер, по мнению всех его друзей, совершенно непреклонный, для начала стал сажать на своего молодого троеборного коня, чистокровного, купленного недавно со скачек. Работать его Миков еще не начал, и тот всегда готов был стартовать – то единственное, что знал и умел. Это был неуправляемый снаряд, как ядро под Мюнхгаузеном. Подбрасывал ноги выше головы, кидался в разные стороны, и Зусёк шмякался с него так, что эхо по манежу гуляло. Но зато через месяц сидел в седле крепче мастеров. Правда, научившись цепко держаться, он этим и ограничился. Сам решил, что хватит. Главное, чтоб направить на врага и не упасть. Это Зусёк освоил, а остальное его не интересовало. Зато Миков стал его другом навсегда.
Сам Зусёк был романтик и наемник. Воевал в Анголе, на Кубе, потом попал в Афган. Вернулся оттуда зрелым мужиком, повидавшим такого, что больше о романтике не говорил ни слова. Существовал он в трех ипостасях: на полигоне, на охоте и на рыбалке. Соответственно управляя БМП и тягачами, охотясь не меньше чем на кабана и ловя на квок сомов, причем, если попадались до пятидесяти килограммов, считал неудачей. Характер его из непреклонного стал зверским. Когда надо, конечно. Можно было даже сказать, что он с характером справился. В быту стал спокойным, ровным и рассудительным. Но на пути у Зуська стоять было нельзя, сшибет, как грузовик.
Поэтому, когда Миков рассказал ему про аварию, случившуюся у брата, тот внимательно дослушал и хлопнул по плечу:
– Понял. Геник не виноват. А таких крутых я знаю… И они меня знают. Что гораздо важней.
Перед самой встречей с Зуськом Микову позвонили, забили стрелку. Он передал Зуську информацию, спросил:
– Мне ехать?
– Да зачем ты мне там, – пожал тот плечами. – Я, бойцы, пулемет – все места заняты.
И в тот вечер Миков остался дома. Примерно за час до стрелки позвонил тот, низким голосом, говоривший витиевато. Сказал:
– Вы еще здесь?.. Хочу предупредить, Геннадий, что предстоящий вам разговор, касающийся, так сказать, материальных отношений с владельцами дорогих автомашин, ни в коей мере не отменяет вашей ответственности за срыв поездки. Это, так сказать, другая сфера…
Миков повесил трубку и сразу сообразил, что забыл спросить его телефон. Хотя наверняка не скажет. Он подождал, но витиеватый, считавший, что говорит с Геником, в тот вечер больше о себе не напоминал. Зато позже позвонил Зусёк. Как обычно, сквозь шум мотора и, как обычно, коротко:
– Спустись к подъезду.
Миков выскочил, подошел к стоящей перед домом зеленой «Ниве» с громко работающим двигателем. Зусёк из окна протянул ему паспорт и сказал:
– Извини, спешу. Потом поговорим.
– Все нормально? – спросил Миков.
– А чего там может быть ненормального?.. Поговорили. Порядок. Если чего надо – звони.
– Спасибо, Зусёк, – сказал Миков.
– Звони, – повторил тот, махнул приветственно рукой, и «Нива» поехала, рыча мотором с особой яростью, какую даже у «Нив» еще поискать.
Потому что Зусёк, считавший машинами только такие шумные и скачущие на кочках внедорожники, наверняка выбирал ее сам, ориентируясь не в последнюю очередь по силе звука мотора. Самую громкую из всех.
Витиеватый вновь объявился только на следующий день, с утра, перед самым отъездом.
Аленка была уже в заводе, они только что поговорили. Там, вроде, все шло нормально. Геник заперся в комнате заводской гостиницы, Подарок стоял в деннике и был в полном порядке.
И тут раздался звонок на домашний телефон.
– Геннадий!..
Миков, уже настроившийся на то, чтобы вновь стать собой, то есть, Василием, даже не сразу понял, к кому обращаются. Сообразил только потому, что узнал низкий голос. Хотел было сказать, чтоб перезвонил через часок, когда будет уже в пути, но вспомнил, что ведь тогда отец может подойти. Вернется от друга, куда они с матерью с утра отправились, и запросто окажется дома. А ему если что покажется важным, так все подробности вытянет. К тому же и этот, витиеватый, захочет тогда мобильный номер узнать. Отец не скажет. А это уже может быть чревато.
– Слушаю, – сказал он.
– Хочу вас предупредить. То, что я сказал вчера насчет сорванной вами поездки – не шутка. Слышал, конечно, что крышу имеете бронированную… ну что ж, это, хоть и неожиданно, но сути дела не меняет. Поездка состоится. И к вам претензии те же: помешали – теперь должны помочь. Я думаю, что и ваш друг-пулеметчик согласится с этим.
– Ну и что я должен?
– Вот это уже прилично. Вы должны поговорить с вашим братом. Хотите – по телефону, хотите – можно и съездить… вас отвезут. Но смысл в том, что Василий должен устроить судьбу, так сказать, Подарка…
– Чего? – перебил, не удержавшись, Миков, и сразу вспомнил предостережение вчерашнего сыщика на Пушкинской.
– Ну это его коня так зовут. Подарок.
– Это я знаю.
– А чего тогда удивляетесь?.. Любая судьба стоит того, чтобы ее устроить. В том числе и братья наши меньшие, как их называют… и эта животина тоже. Мы предлагаем очень хороший вариант. Будь я лошадью – согласился бы без разговоров. Чем рисковать своими копытами и, так сказать… другими подковами… можно славно и мирно проводить дни…
– Так о чем речь? – перебил Миков. – Что я-то должен делать?
– Быть на нашей стороне. То есть, на стороне Подарка. Поверьте, действуем в его интересах, хоть и не по его поручению. Короче, эту лошадь хочет купить один очень заинтересованный человек. Очень богатый. И, сразу скажу, купить не для спорта. И не для селекции. А для себя. Поймите эту слабость истинного ценителя непарнокопытных, который, наконец, обрел состояние, достаточное для…
– Зачем это?.. – снова перебил Миков, не в силах ждать естественного окончания фразы. – Почему я должен вам помогать?.. Конь принадлежит не брату. Говорите с хозяином, если хотите купить, но я уверен, что никто на это не пойдет.
– И вы совершенно правы. И я, и мои друзья, и все заинтересованные лица уверены в том же самом. Для этого нам и нужен ваш брат. Он единственный специалист, который может дать заключение о дальнейшей непригодности Подарка к спорту.
– Не может он этого, – усмехнулся Миков. – Как он это сделает? Даже если бы захотел, то ведь вокруг не идиоты. Конкур в Берлине вы куда денете?..
И тут вдруг до него дошло. Он даже не услышал, что принялся вкручивать ему витиеватый голос дальше. Прав этот сыщик, прав. Дело может серьезным оказаться.
– Давайте так, – сказал он, и витиеватый сразу замолчал. – Дело непростое… подумать надо. Через… через полчаса. Звоните мне сюда, я буду ждать звонка. И договоримся. Идет?
Собеседник его помолчал, словно взвешивал предложение.
