скачать книгу бесплатно
– Вот, Владимир Андреевич. Моя жена. Предмет нашей беседы.
– Здравствуйте, – улыбнулась Соня. Винокуров смерил ее цепким, изучающим взглядом и аккуратно свинтил колпачок с дорогой ручки. Почему-то Соню зазнобило.
– Хорошо, Никита, – сказал Винокуров и, придвинув к себе книгу, принесенную Никитосом, открыл ее и бегло написал на форзаце, вслух диктуя самому себе: – Итак. «Дорогой Сонечке… на добрую память».
А потом неожиданно стало очень тихо и темно – Соня рухнула в сырой бездонный колодец, и последнее, что она увидела, была сытая ухмылка Никитоса, будто он хотел сказать: «Прощай, обезьяна».
?
– Подождите, как вы сказали? Винокуров? – Алита кивнула, и Лефевр горько рассмеялся. – Он отправил сюда мою мать. Точно так же, оставив автограф с ее именем. И она, как и вы, навсегда забыла, как ее зовут.
Лицо Алиты дрогнуло, и по щеке сбежала слезинка. Лефевр печально подумал о том, что довелось вытерпеть несчастной девушке – негодяй заставил ее страдать в родном мире, а здесь она попала в человеческий зоопарк, и ее мучения стали во много раз больше. Лефевр решил, что, пожалуй, никогда не станет спрашивать ее о том, что случилось после того, как Алита попала в Сузу. Лучше сделать вид, что ничего этого не было.
– Давайте посидим еще немного, Огюст-Эжен, – попросила Алита, глядя на мелкие язычки огня, перебегавшие по поленьям в камине. – Мне страшно идти спать. Вдруг, когда я проснусь, снова будет клетка. Или Никитос…
– Не думайте о нем больше, – посоветовал Лефевр. – Этот подлец больше не причинит вам зла.
Когда Алита рассказывала о своем муже, Лефевр невольно вспомнил историю своего неудавшегося брака. Десять лет назад он посватался к дочери своего тогдашнего начальника, господина Кьежу. Трезвый расчет и зов плоти убедили его не зариться на красавиц – Кати Кьежу была старой девой, угрюмой и невзрачной, и Лефевр был уверен, что она согласится. Господин Кьежу был на седьмом небе от счастья: невероятное здравомыслие говорило, что деньги Лефевра делают его исключительным красавцем. У денег вообще очень много волшебных свойств. Но Кати воспротивилась, сказав, что отец может ее выпороть, но она не станет женой Страховида. Отец выпорол – он был уверен, что розги очень хорошо проясняют разум, однако Кати осталась непреклонной и заявила, что бросится в реку сразу же после первой супружеской ночи. Узнав об этом, Лефевр предпочел откланяться, к глубокому неудовольствию несостоявшегося тестя: тот уже распланировал, куда будет тратить деньги зятя. Кстати говоря, Кати после этого довольно быстро вышла замуж за Пиетро де Баска, избалованного наследника одного из столичных банкиров. Брак оказался откровенно неудачным. Господин Кьежу мрачнел день ото дня – довольно скоро всем стало известно, что де Баска поколачивает новоиспеченную супругу. Лефевр несколько раз встречал Пиетро в борделе, и очень скоро по столице поползли слухи о том, что он притащил супруге какой-то весьма специфический букет заболеваний. Одним словом, Лефевр вполне мог злорадствовать, но язвительная радость при несчастьях других не была свойственна его натуре.
– Знаете, когда вы рассказывали о вашем муже, я подумал, что у меня есть похожий на него знакомый, – задумчиво произнес Лефевр. – Мерзавцы одинаковы во всех мирах. А этот Винокуров… вот кого бы мне доставить в допросную и побеседовать.
– В допросную? – едва слышно переспросила Алита. На ее внезапно побледневшем лице отчетливо проступил страх.
Лефевр отвел взгляд и ответил:
– Я инквизитор первого ранга. В мои обязанности входит поиск и уничтожение злонамеренных колдунов. Готов поклясться, что Винокуров самый страшный из них.
Алита молчала. Даже в полумраке кабинета было заметно, что ее знобит от нахлынувшего ужаса. «Неудивительно, – с грустью подумал Лефевр. – Попасть из клетки в инквизиторские лапы – считай, что из беды в горе». Девушка помолчала, а потом промолвила:
– В зоопарке меня выставляли как ведьму… Что вы собираетесь со мной сделать?
Лефевр пожал плечами. Надо было сказать что-нибудь успокаивающее и желательно с максимально мягкими интонациями – так утешают детей и животных. Он улыбнулся, стараясь не думать о том, насколько отталкивающей стала его физиономия с такой улыбкой, и сказал:
– Вы не ведьма, Алита. Вы несчастная скиталица между мирами. Я уже сказал, что вы в гостях у друга, и это действительно так.
Во взгляде девушки он прочел искреннюю признательность и облегчение. Лефевр вдруг подумал, что никогда и никому не даст ее в обиду. Просто потому, что она посмотрела на него так, как никто и никогда не смотрел до этого.
– А что я собираюсь с вами сделать… – он прищурился и продолжал: – Сейчас предложу вам отправиться спать. Полагаю, у вас был трудный день. Впереди у нас три дня праздников, и завтра мы займемся речевой магией.
Алита вопросительно изогнула левую бровь.
– Речевой магией? Как это?
– Очень просто, – улыбнулся Лефевр. – Новый тип заклинаний, недавняя разработка нашей разведки. Вы ведь не собираетесь говорить в Сузе по-русски?
Глава 2
Артефакт
Проснувшись, как всегда, до восхода солнца, Лефевр решил, что Алита ему просто-напросто приснилась. Он слишком много времени потратил, высматривая карие глаза у всех, кого встречал на пути, чтобы понять: вряд ли в столице появится еще одна гостья из иного мира, тем более землячка его матери. Это было нереально. Некоторое время Лефевр лежал в постели, глядя на почти неразличимую фреску на потолке, слушая, как за окном шуршит дождь, и прикидывая дела на сегодня. В полдень в кафедральном соборе Всех Святых начиналась месса во славу Рождества святой Агнес, и Лефевр не собирался опаздывать: инквизиторам не положено пропускать службу. После мессы можно было зайти в один из многочисленных ресторанчиков в центре города, пообедать и полистать свежую газету: Лефевр любил сидеть где-нибудь в углу возле окна, читать последние новости и сплетни и наблюдать, как кругом бурлит пестрая столичная жизнь. Остаток дня можно было провести в доме терпимости – Рождество святой Агнес, в отличие от многих других праздников, не накладывало ограничений плоти. Обычно Лефевр выбирал самых дорогих и красивых шлюх. Ему нравилось наблюдать, как сквозь профессиональную страсть на лицах фееподобных девушек проступает отвращение.
Поднявшись, Лефевр подошел к окну и долго смотрел, как просыпается город. По мостовой бежали ручьи – свет фонарей превращал дождевые потоки в бурлящее золото; в домах горели редкие огни, горожане еще спали, но приказчики магазинов уже поднимали жалюзи витрин и принимались раскладывать на прилавках свежие товары. Извозчик, стоявший под фонарем, хлестнул унылую мокрую лошадку и покатил в сторону конюшен: его смена закончилась, и, похоже, за ночь он почти ничего не заработал. Лефевр отошел от окна и потянул за шнурок колокольчика, подавая знак дворецкому.
Через десять минут Бланк постучал в дверь и, дождавшись разрешения войти, заглянул в спальню.
– Доброе утро, милорд, – сказал он и поклонился. – Ванна готова. Миледи Алита проснулась два часа назад.
Лефевр чуть не споткнулся на ровном месте. Миледи Алита. Значит, это был не сон и рыжеволосая девушка действительно появилась в его доме. Лефевр ощутил невольное прикосновение живительной радости – Алита была тут, он спас ее из клетки зоопарка, и она его не боялась. Что ж, это было замечательно. Насвистывая какой-то незатейливый мотивчик, Лефевр отправился приводить себя в порядок: день обещал многое.
Когда он, по обыкновению тщательно выбритый и одетый с иголочки, спустился в столовую, Луиз, накрывавшая на стол, сделала быстрый реверанс и затараторила:
– Миледи Алита сейчас спустится. Она такая бледная, сколько же пришлось пережить ей, бедняжке! Амина сказала, что Бланк ей сообщил, что миледи едва спаслась от этих южных еретиков, буквально из-под ножа выскочила! Спасла святая Агнес, не иначе. И все молчит, бедная. Так жалко ее, ведь сердце разрывается, как подумаешь, что…
Болтовня не мешала Луиз идеально сервировать завтрак: фарфоровые тарелки с зерновыми хлопьями, аккуратные стопки блинов на подносе, хрустальные креманки с желе и джемом, блюдца с изящно нарезанными ломтиками фруктов – и все это было выстроено на белоснежной скатерти с таким изяществом, что и королеву не стыдно пригласить.
– Я не отрезаю тебе язык только за отличную работу, Луиз, – сказал Лефевр, усаживаясь за стол.
Луиз запнулась на полуслове, прижала ладонь ко рту в жесте покорности и, поправив вазу с белыми орхидеями, убежала на кухню. Лефевр невольно похвалил себя за вчерашнюю выдумку. Работа в разведке инквизиции была отличным прикрытием для человека ниоткуда.
Послышались легкие шаги, и в столовую вошла Алита. Она действительно была бледной, но сегодня на ее лице почти не было следов страха и затравленности. Девушке удалось отдохнуть, и спокойный сон в чистой постели помог ей хотя бы немного прийти в себя. Сегодня ее глаза блестели, словно Алита выпила бокал вина, уголки губ едва заметно приподнимались в улыбке, а старое платье Бригитты, голубое с отделкой браменским кружевом, превращало девушку в первую красавицу столицы. Алита действительно была красива – в очередной раз признав это, Лефевр ощутил укол неожиданной тоски.
– Доброе утро, Алита, – улыбнулся он, поднявшись со стула. Девушка подошла к нему и, взяв за руку, неожиданно всхлипнула и уткнулась лбом ему в плечо, как вчера, в экипаже, когда услышала родную речь.
– Спасибо, Огюст-Эжен, – разобрал Лефевр ее сбивчивый шепот. – Спасибо вам. Я только сейчас поняла…
– Все хорошо, – промолвил Лефевр, осторожно направляя Алиту к стулу. Когда она села за стол и, шмыгнув носом, взяла салфетку, Лефевр заботливо погладил ее по плечу и сказал, усевшись на свое место: – Нас сегодня ждет много дел, так что предлагаю позавтракать как следует. Обычно Бланк прислуживает мне за столом, но сегодня я решил, что нам лучше побыть без посторонних.
Несколько минут они молчали: каша и блинчики сегодня были особенно вкусными. Алита ела с завидным аппетитом; Лефевр задумчиво смотрел на нее и размышлял о том, что нужно сохранять здравомыслие и крайнюю трезвость ума, чтобы не принять благодарность за любовь. Наконец, после того как был выпит кофе со сливками, сваренный по особому семейному рецепту, Алита спросила:
– Так что там с речевой магией?
– Строго секретная совместная разработка инквизиции и разведки, – сообщил Лефевр. – Это особые чары, которые объединяют разумы двух людей и позволяют передать речевые конструкции и вокабуляр, – он помедлил, решив, что напрасно говорит слишком заумно. Все-таки не в суде. – Одним словом, если вы готовы, то мы можем начать.
Алита как-то нервно улыбнулась и сказала:
– А разве вам можно использовать магию? Простите, я не совсем поняла…
– Ничего страшного, – улыбнулся Лефевр. Поднявшись из-за стола, он протянул Алите руку, и они пошли к его кабинету. – Видите ли, в магии как таковой нет ничего противозаконного. Господь сотворил магию и дал людям для того, чтобы они делали свою жизнь легче и лучше. Но вот когда волшебство ставят на службу силам тьмы, используют с дурными целями, то появляется злонамеренное колдовство, с которым и борется инквизиция. Поверьте, в том, чем мы собираемся заняться, нет ничего предосудительного.
Заперев дверь кабинета изнутри, Лефевр подвел Алиту к окну и некоторое время пристально всматривался в ее глаза. Карие с прозеленью, наивные, широко распахнутые, смотревшие на него со страхом и надеждой; подавив внутреннее волнение, Лефевр произнес:
– Постарайтесь расслабиться. Больно не будет, уверяю.
Он не до конца понимал, как работает эта методика, но, в конце концов, иногда бывает достаточно знать основные принципы, чтобы пользоваться той или иной идеей. Подняв руку к голове, Лефевр надавил пальцами на висок и, отведя руку в сторону, увидел, как за ней потянулась длинная сверкающая прядь, энергетический канатик, который должен был соединить их разумы. Алита потрясенно ахнула.
– Не шевелитесь, – предупредил Лефевр и осторожно прикоснулся к виску девушки. Та вздрогнула всем телом и попыталась отпрянуть в сторону, но канатик надежно прилепился к ее виску, и Алита покачнулась и оперлась на подоконник. Лефевр поддержал ее, не позволяя упасть, и шепнул на ухо: – Тихо, тихо. Полдела сделано. Надо немного потерпеть, самую малость.
Когда заклинание начало действовать, Лефевр ощутил колючую головную боль: она возилась и скреблась под черепом, словно мелкий свирепый еж. Глаза Алиты закатились, и она, пробормотав что-то неразборчивое, обмякла в руках Лефевра – он и сам едва удержался на ногах. На какое-то мгновение очертания кабинета расплылись и растаяли, и он увидел большую комнату, заставленную книжными шкафами и полками, стол, за которым сидел толстый старик совершенно отвратительного вида, и раскрытую книгу перед ним. Старик расчехлил темное перо и, придвинув к себе книгу, проговорил:
– Итак. Дорогой Со… На добрую память.
Боль стала настолько невыносимой и жгучей, что Лефевр едва не завыл. Тряхнув головой, он закусил губу и крепче стиснул руки, не позволяя Алите упасть. Видение растаяло бесследно: они снова были в его кабинете, Алита все еще была без чувств, а ее глаза судорожно метались под веками, словно девушка видела страшный сон. Лефевр резко втянул носом воздух и запрокинул голову назад – это испытанное средство всегда помогало, вот и теперь он окончательно пришел в себя и увидел, как канатик, прежде сверкающий и золотой, сейчас наливается зловещим темно-красным свечением, словно по нему текла кровь. Лефевр обрадовался: все шло правильно. Алита вздрогнула, один из гребней вывалился из прически, и волнистые рыжие пряди упали на плечо.
«А ведь в прежние времена ее сожгли бы, – подумал Лефевр. – Просто за красоту и цвет волос».
Он ведь почти разобрал ее имя. Солия, Сокия… Девушка прерывисто вздохнула, и канатик растаял с легким хлопком. Обряд завершился; вздохнув с облегчением, Лефевр осторожно опустил девушку в свое кресло и мягко похлопал по щекам.
– Алита, – негромко позвал он и сказал по-валеатски: – Алита, вы меня слышите?
Веки девушки дрогнули, и она откликнулась:
– Да. Да, слышу… Что-то меня тошнит.
Лефевр рассмеялся: Алита ответила ему по-валеатски и без малейших следов акцента.
– Это сейчас пройдет, – радостно сказал он и, выдвинув один из ящиков стола, достал шкатулку, содержимое которой составляли пузырьки из темного стекла.
Открыв самый маленький, Лефевр поднес его к носу Алиты, и ей хватило одного вдоха, чтобы прийти в себя, зажмуриться и воскликнуть:
– Гадость какая!
Лефевр снова улыбнулся. Он давно не чувствовал себя таким счастливым и таким… живым, что ли.
– У нас все получилось, – сказал он. – Мои поздравления, Алита, вы прекрасно говорите по-валеатски.
Девушка с сомнением во взгляде посмотрела на него и спросила:
– Точно? – и осеклась, поняв, что говорит не по-русски. На мгновение она замерла, словно вслушивалась в слова, звучавшие в ее голове, а потом на ее лице расцвела удивительная улыбка: мягкая и немного смущенная.
Лефевр поймал себя на том, что тоже чувствует непривычную робость, и, чтобы сменить тему, сказал:
– Алита, во время ритуала я заглянул в ваше прошлое, – девушка изумленно посмотрела на него, и Лефевр продолжил: – В момент вашей встречи с Винокуровым в магазине. Я видел, как он подписывал книгу и почти рассмотрел ваше имя.
Радость покинула лицо Алиты. Она поднялась с кресла и, подойдя к окну, с задумчивой печалью уставилась вниз, на шумную праздничную улицу. По мостовой шли гуляющие, коробейники предлагали засахаренные фрукты и кульки с цукатами, возле магазинов размахивали флажками зазывалы.
– Если вы назовете его, – промолвила Алита, – я вернусь обратно?
Лефевр пожал плечами. Он вдруг понял, что его гостья испытывает не грусть, а самый настоящий страх – ей одновременно хочется вернуться домой и остаться здесь. Дома ее ждал муж: если Никитос додумался до того, чтобы выкинуть опостылевшую жену в другой мир, то страшно представить, что еще он может выкинуть, если Алита вернется.
– Я не знаю, – признался Лефевр. Приблизившись к Алите, он дотронулся было до ее локтя, словно хотел успокоить и утешить, но тотчас же опустил руку. – Если хотите, то могу назвать то, что мне удалось рассмотреть.
– Ничего не помню, – призналась Алита. – Я же вижу перед собой эту надпись в книге. А имени не могу разобрать…
Она обернулась и посмотрела на Лефевра так, что он почувствовал невольную дрожь.
– Назовите, – сказала Алита, и Лефевр вдруг понял, где видел такое выражение лица, как у нее: у колдунов, идущих на казнь, понимающих, что ничего уже не исправить, и готовых принять свою судьбу. – Назовите его, Огюст-Эжен, и будь что будет.
– Там было написано: «Дорогой Солии», – промолвил Лефевр. – Или «Дорогой Сокии». Я не уверен точно.
Он был готов ко всему – например, к тому, что Алиту подхватит черный смерч и унесет прочь или же она просто растворится в воздухе: только что была тут, а теперь исчезла. Но ничего не произошло. Алита по-прежнему стояла возле окна, только теперь обреченность и горе стремительно покидали ее лицо.
– Значит, это не те имена, – сказала она с явным облегчением. – Должно быть, вы не рассмотрели надпись четко, потому что я ее не помню.
– Может быть, – ободряюще улыбнулся Лефевр. Ощущение было таким, словно с плеч свалился мешок, набитый здоровенными булыжниками. – Но знаете, что самое интересное? Перо этого мерзавца Винокурова. Это артефакт, причем очень сильный. И артефакт из нашего мира – я различил несколько несомненных деталей.
– Что же нам делать? – спросила Алита, и Лефевр отметил для себя это «нам».
– Я сегодня съезжу в гости к старому знакомому, – ответил он. – Бьорн Гундеготт, профессор кафедры артефакторики. Думаю, он даст ответы на мои вопросы. Видите ли, Алита, – Лефевр взял девушку за руку, и она не вздрогнула и не отстранилась. – Неизвестно, сколько еще человек Винокуров выкинет из вашего мира. Он негодяй, и я должен его остановить.
– Это ваша работа, – вздохнула Алита.
Лефевр кивнул.
– Да. Служить людям, защищать слабых и преследовать зло везде и всюду, – произнес он. – А Винокуров – зло. И я его достану.
?
Алита не пошла на мессу: Лефевр решил, что пока ей лучше посидеть дома. Бланк, слушая распоряжения хозяина, заметил, что для молодой леди можно вызвать куафера и портного – благородной даме все-таки не пристало носить старые, да еще и чужие вещи. Лефевр согласился: обновки и прическа наверняка порадуют Алиту, а он очень любил делать подарки. Правда, в последнее время дарить их было почти некому…
Народу в кафедральный собор набилось столько, что Лефевр едва смог пробраться к скамьям, зарезервированным для инквизиции. Гербренд Гуле, его коллега и давний приятель, подвинулся, освобождая место, и поинтересовался:
– Говорят, у тебя личная жизнь налаживается?
Лефевр закатил глаза. Гуле был хорошим человеком, но обожал слухи и сплетни. Иногда казалось, что он знает о каком-нибудь щекотливом событии за полчаса до того, как оно произойдет. Впрочем, к чести своей, он никогда и никому не передавал того, о чем ему рассказывал Лефевр, – это и делало их друзьями.
– Ты о чем? – ответил Лефевр вопросом на вопрос, попутно решив, что вся прислуга сегодня получит выволочку.
Гуле посмотрел на него чуть ли не обиженно: мол, скрываешь, а я-то думал, что мы друзья и братья по оружию.
– О рыжеволосой миледи, конечно, – заговорщицки промолвил он.
– Это мой агент, – сухо сказал Лефевр. – Помнишь дело Ятти Яааппи?
Гуле прищурился.
– Это когда в страну ввозили наркотики с югов под видом пряностей? – уточнил он. – И маскировали заклинанием Тени?
Лефевр кивнул.
– Совершенно верно. Миледи Алита была моим внедренным агентом. Схизматики вычислили ее и приговорили к смерти, она бежала, долго скрывалась и только вчера смогла выйти со мной на связь. – Гуле слушал с приоткрытым от удивления ртом, и Лефевр добавил: – Представь себе, она пересекла границу в клетке человеческого зоопарка.
Гуле уважительно покачал головой.
– Иногда ты меня просто потрясаешь, Огюст-Эжен, – признался он. – А я-то уж было решил, что скоро мы всем отделом будем есть салаты на твоей свадьбе.
Лефевр натянуто улыбнулся и решил сменить тему.
– Кстати, что ты знаешь о Ползучих артефактах? – спросил он. Гуле, несколько лет сотрудничавший с кафедрой артефакторики, знал о магических предметах если не все, то очень многое. Возможно, и в университет не придется ехать.
