скачать книгу бесплатно
– Полагаю, ты тоже не молчал? – поинтересовался Оберон. Они прошли к стоянке, и он увидел красный экипаж академии, в который погрузили их с Элизой вещи. Возница Жан-Жак, которого в прошлом году леший три дня водил по местным лесам, клевал носом на своей скамье, лошадка меланхолично хрупала яблоком.
– Еще бы я промолчал! – фыркнул Анри. – Ненавижу, когда министерские сморчки суют свои немытые лапы в мои сундуки. – Он покосился на Пайпера и вдруг улыбнулся. Щенок весело замахал хвостиком – зельевар ему тоже понравился. – Кстати, о лапах, миледи. Ваш квиссоле будет славным охотником на крыс, насколько я вижу.
Элиза одарила его хмурым взглядом из-под пушистых ресниц и, подхватив с земли щенка, прижала его к себе покрепче. Помогая ей устроиться в экипаже, Оберон поинтересовался:
– А что-нибудь еще интересное ты видишь?
Анри прищурился, пристально взглянул на Элизу, и в его взгляде мелькнул отчетливый мужской интерес.
– Я вижу цепочку между вами, – негромко сказал он. – Она потихоньку растягивается, исчезнет через пару недель. А еще на вас напали вчера. Нам нужно ждать незваных гостей?
– Боюсь, что нужно, – ответил Оберон. Элиза сидела рядом с ним, и он чувствовал, как где-то в глубине его души начинают звенеть невидимые струны. «Она мне нравится, – в очередной раз признал Оберон. – И то, что я вчера в очередной раз спас ее, привязывает нас друг к другу все крепче».
Утром между ними было уже двадцать шагов. Можно провести ночь в одной комнате, но на разных кроватях. Приказать домовым принести в его спальню диван…
Оберон сам поразился тому, насколько муторно от этого стало на душе.
Экипаж покатил по дорожке среди красно-рыжих кленов. Дорога уходила в гору, и отсюда уже был виден замок: массивный, подавляющий, даже грубый. Башни и башенки не украшали его, как чепцы и кружева не украшают уродливую женщину, а делают ее нелепой. Но Оберон любил этот замок – ему всегда здесь было спокойно и уютно.
Мы ведь любим матерей и бабушек не за красоту.
– Можешь на меня рассчитывать, – произнес Анри. – Как приедем, сварю для вас зелье. Отойдете друг от друга еще на десять шагов уже вечером.
Оберон усмехнулся. Наверно, это должно было обрадовать его, но он почему-то не испытывал радости.
Все случившееся казалось ему сном или миражом. Провел ночь с девушкой, несколько раз спас ее жизнь, привязался к ней, прикипел – и теперь с каждой минутой все возвращалось на круги своя. Они отдалялись друг от друга, и это, должно быть, было правильным.
– Благодарю вас. – Улыбка Элизы была по-настоящему чарующей. – Эта боль в груди – что-то невыносимое.
Лицо Анри озарилось той улыбкой, которой Оберон у него раньше не замечал. Вроде бы ничего особенного, но ему вдруг захотелось взять старого друга и коллегу за воротник и посоветовать вести себя прилично, как он позавчера посоветовал министерским сморчкам.
Раз уж пожираешь девушку взглядом, то хотя бы не чавкай.
«Я дурак, – признался Оберон. – Она совершенно свободна. Она не приняла моего предложения. Да, я называю ее своей невестой, а она этого не отрицает. Да, я сам предложил ее в помощницы Анри, никто не тянул меня за язык. Кто тут дурак? Я тут дурак, невесть чем набитый».
Он напомнил себе, что вообще-то выплатил долги покойного генерала, а Элиза выставила на подоконник сластолист. По всем законам, писаным и неписаным, он имел на нее права.
Почему-то от этой мысли стало еще хуже.
– Никогда не видела такого замка, – призналась Элиза, когда экипаж въехал в ворота. Она смотрела по сторонам с искренним любопытством, и Пайпер на ее руках тоже глазел с интересом. – Он странный. Но уютный.
Оберон улыбнулся. Экипаж въехал во внутренний двор, и Оберон подумал, что вернулся домой, к привычной, спокойной и предсказуемой жизни. Студенты, которые сидели на скамейках, наслаждаясь теплым деньком, помахали ему. На руке второкурсника Пауля Оберон заметил шнурок с волкудлачьим клыком.
Что ж, не он один охотился этим летом.
– Эти два типа, кто они? – поинтересовался Оберон, помогая Элизе спуститься из экипажа. Мелькнула неприятная мысль, что с этими министерскими господами в замок мог заявиться и убийца. Анри усмехнулся.
– Морис Лаваль и Николя Азуле. Приехали без слуг, – ответил он. – О, кажется, я уже слышу, как они скандалят.
Одно из окон открылось, во двор выглянула госпожа Бьянка и энергично замахала Оберону тонкой сухой рукой.
– О, господин декан, наконец-то! – воскликнула она. – Скорее! У нас проблемы в деканате!
Оберон вздохнул – начинался учебный год, и ему было тоскливо и в то же время как-то весело. Сейчас, вернувшись в академию, он ощущал биение жизни во всей ее полноте.
Он снова был на своем месте.
Элиза испуганно посмотрела на него. Оберон снова улыбнулся и взял ее за руку.
– При деканате есть комната отдыха, – сказал он. – Думаю, вам там понравится.
– Нам хватит двадцати шагов? – настороженно спросила Элиза. Оберон прикинул планировку и ответил:
– Хватит. Волноваться не о чем.
* * *
Комната отдыха оказалась вполне уютной. Опустившись на маленький диван возле окна, Элиза вытянула ноги и подумала, что страшно устала.
Эти несколько дней с нападениями и чудовищами вымотали ее полностью. Позавчера она и представить не могла, что окажется в академии, тем более в качестве невесты декана факультета, окруженного самой темной славой. Элиза вспомнила, каким было лицо Оберона, когда он называл ее невестой: наглец! Но наглец в своем праве, и она не будет с ним спорить.
Лучше жить тут в качестве невесты, чем содержанки. Это вызовет меньше вопросов, ухмылок и гадких предложений.
И ведь и эту ночь им придется провести вместе, и много других ночей! Это понимание вызывало в Элизе томительную неловкость. Она всегда знала, что будет делить комнату с мужчиной только в одном случае – если он станет ее мужем.
А сейчас все развивалось слишком быстро, чтобы она успела привыкнуть. Элиза поняла, что окончательно запуталась в своих чувствах.
На подоконнике Элиза заметила тонкую колбу артефакта, наполненную золотистой жидкостью. Артефакт покоя, вспомнила она, такой же был в кабинете ее редактора. Элиза поймала себя на том, что ей становится легче. Напряжение утекало прочь.
Да, ее жизнь изменилась. Но рядом с ней человек, который успел не раз показать свою порядочность. Оберон спасал ее жизнь, рискуя своей, – тут нельзя испытывать ничего, кроме благодарности. Сейчас они оба в безопасности. Элиза начнет работу в лаборатории Анри, все постепенно утрясется, и жизнь покатится дальше своим чередом.
И они обязательно выяснят, кто стоит за убийством ее отца. Элиза поклялась, что вернет генералу Леклеру его честное имя – и Оберон вполне разделял ее стремление. Элизе думалось, что она нашла в нем настоящего друга, – и это ее радовало.
Потом она задремала и очнулась от того, что кто-то осторожно прикоснулся к ее запястью. Открыв глаза, Элиза увидела Анри, тот успел сменить свой щегольской сюртук на нечто похожее на одеяние врача и держал в руке бокал, от которого поднимался розоватый дымок.
– Вот, – произнес он. – Выпейте. И вечером между вами будет на десять шагов больше. Оберон уже насладился моим зельем, слышите, как фыркает?
– Благодарю вас, – улыбнулась Элиза, принимая бокал. Варево приятно пахло земляникой, но на вкус оказалось настолько отвратительным, что Элиза с трудом смогла сделать несколько глотков. Ей казалось, что еще немного, и ее вырвет.
– Не могу больше, – прошептала она. Из глаз брызнули слезы, лицо свело гримасой. Анри сел рядом, оценил то, что осталось в бокале, и велел:
– Допивайте.
Это было сказано так, что Элиза не отважилась спорить. Через силу она осушила бокал и прошептала сквозь слезы:
– Невыносимо…
Анри ободряюще улыбнулся.
– Вы умница, – похвалил он. – Редко кто справлялся с моими зельями настолько решительно.
Похвала подбодрила Элизу, она даже смогла улыбнуться в ответ. Мерзкий вкус гнилого болота таял во рту, оставляя лишь далекий оттенок кисловатых ягод. Что ж, она будет пить это зелье столько, сколько потребуется.
– Я стараюсь, – ответила Элиза. – Мы ведь будем работать вместе? Оберон говорил, что вам нужна ассистентка.
Анри рассмеялся.
– О да! Тем более настолько отважная девушка. Вы уже работали с зельями?
– Нет, – призналась Элиза. – Я переводчица. Все зелья, которые я знаю, это травяной сбор от простуды, его заваривала моя домоправительница.
Из деканата донесся возмущенный женский возглас: «Да как же так можно? Что вы себе позволяете?» Незнакомый молодой мужчина звонко добавил: «Право же, это бессовестно!» Анри посмотрел на дверь, усмехнулся.
– Что ж, переводы требуют аккуратности, я полагаю, – сказал он. – Да я и не буду поначалу вас как-то нагружать. Полы моют домовые, а вам останется сортировка ингредиентов. Простая работа, но довольно нудная. Впрочем, вы, должно быть, усидчивы.
Элиза смущенно улыбнулась.
– Боюсь, милорд, я плохо разбираюсь в ингредиентах. Вернее, совсем не разбираюсь.
Анри только рукой махнул. В нем было что-то настолько легкое, светское, непринужденное, что Элиза совершенно расслабилась и успокоилась. Если отвлечься, то можно было представить, что они находились где-нибудь в гостиной, на малом приеме у баронессы Конти, беспечно болтали о каких-нибудь пустяках, и это было настолько спокойным, настолько нормальным и правильным, что оковы, стиснувшие Элизу после смерти отца, дрогнули и разжались.
– Пустяки, – весело сказал Анри. – Я дам вам определитель, он поможет. Тут и первокурсник справится, но я не рискну их пускать в лабораторию. Они обязательно утащат что-нибудь.
Элиза рассмеялась. Оберон о чем-то заговорил в деканате: она не могла разобрать слов, лишь слышала интонацию, тяжелую и властную. Когда он так говорил, ему наверняка все подчинялись и никто не отваживался спорить.
– Почему вы так уверены, что утащат? – поинтересовалась она. Анри улыбнулся, и Элиза подумала, что он похож на эльфа. Такой же изящный, непринужденный, привлекательный. Того и гляди пустится в пляс или возьмет маленькую арфу и заиграет, как и положено эльфу.
От зельевара едва уловимо пахло апельсиновой туалетной водой. Элиза невольно подумала о криках чаек над песчаным пляжем, солнце, морских волнах – юге, которого никогда не видела.
– Потому что я и сам был студентом, – с прежней непринужденностью светского щеголя признался Анри. – И знаю, как привлекает возможность стащить ингредиенты и приготовить что-нибудь очень нужное и очень запретное. А это нужное и запретное всегда хорошо оплачивается.
– Например?
– Например, напиток лунной любви. – Анри сцепил пальцы в замок на колене, мечтательно улыбнулся. – Девушка выпьет его и не сможет сказать «нет». Впрочем, и юноша тоже. Знали бы вы, сколько браков заключилось с помощью этого напитка! Баронесса Лефре, например, вышла замуж за своего барона и прожила с ним всю жизнь только благодаря лунной любви. Барон был сволочью, честно говоря, но жену обожал до самой смерти.
Почему-то Элиза поежилась. Беспечное очарование на мгновение покинуло зельевара – ей показалось, что за милым обликом Анри промелькнуло что-то еще, темное и властное. Словно спящий дракон приоткрыл глаза, посмотрел ярко и цепко и снова опустил веки.
– Или есть еще Стеклянная смерть, – уже без улыбки продолжал Анри. – Всегда есть соблазн расправиться с соперником, правда? Стеклянную смерть не купишь просто так, в магазине, ее варят только по специальной заявке. А тут такая возможность! Собрать ингредиенты, сварить и продать…
Элиза нахмурилась.
– Кому же нужно такое зелье? – спросила она.
– Обычно его готовят для больниц, – ответил Анри. – Есть болезни, при которых умирают мучительно и долго. Стеклянная смерть действует намного быстрее. И, в отличие от ножа или пули, не считается убийством. Просто милосердие к тем, кого нельзя исцелить… и нельзя заставлять страдать. Или, допустим, есть Щедрая щепоть: можно отдать кому-то то, что есть у тебя. Например, болезнь или неудачу. Сами понимаете, как к этому относятся. Но желающих много…
В деканате что-то хлопнуло, и Оберон отчетливо произнес:
– Господи, ну и дрянь на наши головы. Повезло так повезло.
Женский голос что-то возмущенно заговорил, к нему прибавился незнакомый мужской.
– Но самое интересное, – продолжал Анри, – это Рука мертвеца. Человеку достаточно вдохнуть его запах, и он не сможет сопротивляться чужой воле. Будет делать то, что приказано, даже если ему приказать прыгнуть с крыши. На востоке Рукой мертвеца поят рабов, чтобы они трудились и не думали о побеге.
Невидимый морозный палец скользнул от затылка к позвоночнику: Элизе почудился хруст льдинок. Она знала, что магия и артефакторика – страшные науки, она понимала, что их используют в самых разных целях, но больше всего ее испугало то, с каким непринужденным спокойствием Анри говорил о свойствах своих зелий.
Его нисколько не пугали те цели, с которыми использовались зелья. Ему, кажется, было все равно.
– Но ведь есть же и хорошие зелья, – сказала Элиза, надеясь, что ее голос не звучит слишком уж беспомощно. Анри улыбнулся.
– Конечно! Одно из них вы сейчас выпили.
* * *
Оберон освободился только в девятом часу. За это время Элиза успела вздремнуть, пообедала кроликом в сливочном соусе, которого принес слуга, и понаблюдала в окно за тем, как во внутреннем дворе студенты пускали разноцветные мыльные пузыри. Пайпер проснулся, перекусил, поиграл с хозяйкой и с чистой совестью завалился спать.
Стараясь найти средство от скуки, Элиза сунулась было в шкаф и разочарованно отметила, что он пуст. Ни книг, ни бумаги для записей, ничего. Изнутри дверцу шкафа украшало зеркало в тонкой позолоченной раме. Некоторое время Элиза всматривалась в свое отражение и не могла понять, что с ним не так. Знакомое лицо было одновременно чужим, словно к нему добавились черты незнакомки. Брови стали гуще, легли ровными дугами, волосы обрели оттенок темного меда, завились и рассыпались по плечам, в глазах появился энергичный блеск.
Пайпер удивленно пискнул, но Элиза его не услышала. Она смотрела в глаза зеркального двойника и видела далекий осенний лес и бледно-синий платок вечернего неба над березами. Ноздри дрогнули, ловя запахи листвы и воды, пальцы сжались и разжались. Элизе вдруг нестерпимо захотелось туда, к свободе, к золотой монетке полной луны – ее не было видно, но Элиза вдруг всей кожей почувствовала, что она там.
Двойник дрогнул, отступая в сторону – в зеркале возник серый ноябрьский вечер, далекое эхо наступающей зимы, и Элиза, как и девушка с медовыми волосами, зачарованно ловила каждое движение природы. Вот шевельнулась тьма в колючей тишине опустевших гнезд, изморозь коснулась последних темных ягод, и там, где краснела полоса заката, вдруг послышался тонкий звук, идущий откуда-то с неба, – словно кто-то затрубил в рог, призывая первый снег…
Она опомнилась, когда Пайпер легонько куснул ее за ногу. Элиза помотала головой, сбрасывая наваждение, подхватила щенка на руки, и он встревоженно заскулил, лизнув ее щеку, будто почувствовал далекое дуновение ноябрьского ветра. Переведя дух, Элиза снова заглянула в зеркало и увидела там свое привычное отражение.
Все было, как всегда. Ни малейшего следа незнакомых отражений, ни краешка чужого и такого влекущего мира.
Померещилось? Или так на нее действует магическое поле, которое окружает академию?
Потом Элиза услышала, как открывается дверь в комнату отдыха, и почему-то шарахнулась от шкафа так, словно сделала что-то очень неправильное. В комнату вошел Оберон, и по выражению его лица было понятно: рабочий день у господина декана выдался крайне насыщенным. Оберон посмотрел в сторону шкафа, оценил вид Элизы и произнес:
– Уже успели полюбоваться?
– Успела, – призналась Элиза, понимая, что нет смысла скрывать очевидное. – Это какое-то странное зеркало. Я видела в нем себя, но та я была другой. И… там была не эта комната, а осень, лес…
Взгляд Оберона был похож на прикосновение перышка: притронулись к скуле – и тотчас же убрали, только мурашки побежали по спине. Элизу бросило в жар и сразу окатило ледяной волной.
Они ведь проведут эту ночь вместе. Элиза не знала, почему это сейчас заставило ее волноваться настолько сильно. Может быть, из-за медовых искр, которые проплыли во взгляде Оберона?
Он смотрел на нее с искренним интересом. И Элиза не знала, радует это ее или настораживает.
– Вы видели там себя оборотня, – сообщил Оберон. Закрыл дверцу шкафа, зеркало скрылось во тьме, и Элизе стало легче. – Ту, кем бы вы были, если бы не вшитая в вас нить.
Вот оно что… Элиза вдруг поняла, что ее сердце бьется так, что его, должно быть, слышно по всей академии. И вспомнился запах далекого леса, воды и сухих трав, шелест шагов по опавшей листве, зов полной луны, голос свободы.
Она хотела бы ощутить все это не в зеркальном видении, а на самом деле. Но Элиза слишком хорошо понимала, какой будет расплата за эту свободу.
Безумие. Оборотни, которые принимают звериный облик слишком часто, теряют разум. Они сохраняют человеческий вид, но становятся зверьми.
Оберон опустился на диван, и Элиза села рядом с ним, будто повиновалась неслышному приказу. Ее начало знобить.
