Долго и счастливо. Сага о Гленарде. Том шестой

– Либо?

– Либо герцогиня Лайма станет полноценной герцогиней Плодэна, покинув Рауду и переехав в Долгополе. Тогда вновь встанет вопрос о престолонаследии в Зведжине. Мы его погасили десять лет назад, признав право наследования герцогства по женской линии. Но с этим до сих пор многие не согласны. И тут же снова появятся и Раймунас ан Биржис, и Йонас ан Пилкас, и Рута ан Пилкас. Да и Тадеш не останется в стороне. А это значит – снова проблемы в, и без того, одном из самых проблемных герцогств.

– И что ты предлагаешь? Запретить Анжену жениться на Лайме? Поссориться сразу и с Плодэном и с Зведжином?

– Может быть, и стоило бы запретить, – Гленард пожал плечами. – Меньшее зло. Но я бы предложил просто поставить условием свадьбы отказ Лаймы от герцогской короны Зведжина и урегулирование вопросов престолонаследия в Зведжине до этой свадьбы. Путем созыва собрания, контролируемого нами.

– И кто в этом случае станет герцогом Зведжина?

– Нужно подумать и поговорить с кандидатами. Они сильно изменились за время, прошедшее с той истории с убийствами и Раудской стрыгой. Я бы предложил Раймунаса ан Биржис, несмотря на обстоятельства его рождения. Впрочем, и к младшей сестре Лаймы, Сауле, тоже стоит присмотреться.

– Я подумаю, Гленард. Честно говоря, я не вижу таких уж больших проблем в объединении Плодэна и Зведжина. Что фактическом, что юридическом.

– Мне всегда больше нравилось разделять и властвовать. С большими структурами работать сложнее. Мы рискуем получить еще одну плохо управляемую территорию, стремящуюся к независимости, вслед за южными герцогствами. У нас и без того уже есть Хортия, где после смерти герцога Максиса три года назад правит полусумасшедшая Сабрина, а на самом деле, ее муж барон Игнасио ан Моллинос. И при этом, есть еще совершенно уж невменяемая Реджина, находящаяся у нас в Рогтайхе в заключении с ее сыном Максисом-младшим. Ее права на герцогский престол многие в Хортии поддерживают, несмотря на то, что отец ее ребенка никому не известен. И есть еще Аррикумма, Меддан и Клафтхорд с отстраненными герцогами, фактически управляемые нами, что тоже многим не нравится. В общем, проблем и без того хватает. Не хотелось бы добавлять в этот список еще и Зведжин с Плодэном. Это уже получится половина Империи в нестабильном состоянии.

– Я подумаю, Гленард. Я подумаю и приму решение.

– Конечно, Ваше Величество. Моё дело – сообщить и обозначить риски. Решение принимать тебе.

– А, кстати, я хотел поинтересоваться твоим мнением по еще одному важному вопросу, – Славий задумчиво смотрел на темную блестящую поверхность стола.

– Всегда рад помочь.

– Я начал серьезно задумываться о вопросе престолонаследия. Я имею в виду императорский трон.

– Не рановато? Что-то случилось?

– Ничего особенного, но мы с тобой не становимся моложе. Далеко не все императоры доживали и до нашего возраста.

– И?

– Катарина не сможет наследовать трон по правилам, установленным Императором Андером. А других законных детей у меня нет.

– Это я знаю, конечно. Что ты предлагаешь?

– Я не знаю, будет ли у нас с Ниарой еще один ребенок. Тем более, сын. Я знаю, Донрен предупреждал об этом, он был прав в этом, и только в этом, но я до сих пор уверен, что мое решение было правильным. Но такая ситуация существует, и с ней надо что-то делать.

– Согласен.

– Я думаю о том, чтобы изменить правила престолонаследия. Уравнять в правах девочек и мальчиков, как это мы сделали с герцогствами. Точнее, разрешить девочкам наследовать трон в случае отсутствия прямых претендентов-мужчин. Тогда Катарина сможет унаследовать трон после моей смерти. Что ты об этом думаешь?

– Ну, это логичное решение вопроса, – Гленард медленно сделал глоток вина. – Логичное, но не лучшее, если честно.

– Почему?

– По многим причинам. Во-первых, это может вызвать резкое недовольство и среди благородных, и среди простых людей. Мы и так очень много всего поменяли, и далеко не всё идет так, как мы хотели. Многие недовольны, и часто справедливо. Менять еще и это с явной целью удержать династию на троне любой ценой… Не уверен, что это будет поддержано. Вплоть до прямых выступлений и, вполне возможно, гражданской войны. Во-вторых, это вызовет сомнения в легитимности тебя как Императора вообще. Напомню, что после смерти твоего предшественника осталась дочь прошлого Императора, Солли ан Веннедун ан Фьотдайх. Вполне здравствующая и весьма активная, вокруг нее, в Ордене Фиалок, объединились все самые влиятельные женщины Империи. Твое решение вызовет логичный вопрос «А что, так можно было?» и позволит, теоретически, начать дискуссию о передаче власти Солли или ее сыновьям, как прямым наследникам прошлой императорской династии, ведущей свой род, почти напрямую, от Императора Андера Великого. В любом случае, мы настроим против себя еще и Фьотдайх. А заодно, возможно, и Мерфрайн с Абфрайном. И вот, считай, мы уже со всей Империей поссорились.

– И в-третьих?

– В-третьих, аналогичный шаг в отношении престолонаследия герцогств пока что не привел к каким-то особенно позитивным результатам. А вот вопросов поставил немало. В общем, я понимаю тебя, и даже во многом с тобой согласен. Но я, являясь охранителем спокойствия Императора и Империи, не могу не высказать свои опасения относительно последствий твоего решения. К тому же, существуют более простые и безопасные варианты.

– Например?

– А я уже говорил тебе. Признай официально своего сына Миллеша от Весницы, он уже почти взрослый теперь и не глуп, к тому же. Единственная проблема – его мать не из благородных, аристократии это будет сложно принять. Но всё же легче, чем изменение порядка престолонаследия. Такие прецеденты в прошлом уже были, ничего страшного, переживут. Или признай, опять же, Тэлфрина, сына Моррель. С ним, правда, еще сложнее будет, но хоть с вархами и прочими расами отношения укрепим. А самое лучшее, найди какую-нибудь симпатичную молодую баронессу с историей рода, уходящей во времена Андера Великого, заведи от нее сына и признай его официально. Это всех абсолютно устроит. Хочешь, я подыщу тебе хорошие варианты?

– Не хочу. Я не могу так поступить ни с Ниарой, ни с Катариной.

– Ну, что-то действительно надо делать? Ты спрашивал о моем мнении, я тебе ответил. Теперь ты недоволен, потому что я не поддержал твою идею. Хочешь, положи мою голову на плаху, но ситуация от этого не изменится. Ты сам понимаешь, что я прав, и тебя это злит.

– Ты прав. И меня это злит, – Славий тяжело вздохнул. – Ладно. Я тебя услышал, буду думать. Ты прав, кроме тебя мне никто этого не скажет. Посмотрим, может, Ниара всё-таки сможет родить сына.

– Ты снова откладываешь это решение?

– Да, – Император пожал плечами. – Может, это и не очень разумно, но я же Император, в конце концов. Хочу – принимаю решение. Не хочу – не принимаю. Буду думать, Гленард, серьезно.

– Хочешь, я подготовлю тебе подробный аналитический отчет по всем вариантам? Выясним возможное мнение каждой общественной группы в каждом герцогстве?

– Было бы неплохо, если серьезно. Только не надо мне приносить тысячи страниц отчетов. Просто суммируй это кратко.

– Конечно. Сделаем.

– Как ты сам-то? Что нового?

– Да, всё нормально. Лайрэ, вот, ко мне приехала с детьми. Славий-младший серьезен до невозможности.

– Надеюсь увидеть Лотлайрэ на балу.

– Обязательно. А после бала они уедут в Кратхольм присматривать за хозяйством, а я вернусь в свой Кларк.

– Не скучно тебе там?

– С чего бы? У меня там целое хозяйство. Колбасы сам делаю, сыры, вино. Попроще, конечно, чем твое квитинское, но тоже вполне достойное. Причем, когда я говорю «сам», то имею в виду именно сам, вот этими руками. Слуги, конечно, помогают, но я тоже сам много делаю.

– А я помню, ты же привозил, угощал. Было очень достойно.

– А ты приезжай, Славий, ко мне в гости. Не так далеко. Ты же у меня там ни разу не был еще. Замок, конечно, небольшой, даже не замок, а просто дом фактически. Но для тебя место всегда найдется. Я когда его покупал, думал, просто удобное место рядом с новым Домом Тайной Стражи – так, переночевать иногда, чтобы до Рогтайха не добираться. А потом, знаешь, как-то так понравилось там. Лес, сосны, дубы. Не такие, конечно, как в моем Кратхольме, но тоже вполне себе. Поэтому и сижу теперь больше там. В столицу заезжаю только по делам, и когда семья приезжает.

– Заеду как-нибудь в гости. Почему бы и нет?

– Заезжай, заезжай обязательно.

– Договорились. Что-нибудь есть еще у нас на сегодня?

– Да, ничего особенного, Ваше Величество. Мне еще нужно с маршалом Фьодмором поговорить и с полковником Бальтасаром касательно усиления охраны дворца и охраны бала. А к тебе у меня пока нет никаких вопросов. А у тебя ко мне?

– Вроде, пока ничего нет. Держи меня в курсе всего, что сегодня обсуждали. А у меня сейчас еще встреча с Первой Священницей, госпожой Эйлин.

– Как она тебе?

– Характер у нее непростой. Но говорит мудрые вещи. Сильно отличается, конечно, от Латия. Ну, что делать. Все мы не вечны. В среде священников у нее очень хорошая репутация. Поэтому я ее и выбрал. А тебе?

– Сложно сказать. По моей линии всё чисто. Никаких участий в заговорах, порочащих связей, подозрений. Но я с ней лично почти что не общался. Так, в официальной обстановке только. Поживем, увидим.

– Именно. Ладно, Гленард, хорошего дня тебе. И доброй охоты.

– Спасибо, Славий, – Гленард допил вино, встал, и стукнул себя кулаком в грудь. – Служу Империи. Слава Императору. Я всегда рядом, если что.

– Я знаю, друг. Спасибо.

– Ваше сиятельство! Граф Гленард!

Гленард обернулся. Первая Священница, госпожа Эйлин из Доохомы, сменившая недавно скончавшегося Латия ан Лангделен, приветливо улыбалась ему у стены зала ожидания аудиенций. По крайней мере, она пыталась улыбаться приветливо – на ее лице с резкими чертами и большим крючковатым носом улыбка смотрелась несколько хищнически. Высокая, очень худая женщина лет шестидесяти с седыми волосами, собранными в тугой пучок. Одета в простое серое платье безо всяких украшений, за исключением небольшого серебряного кулона в виде полумесяца на серебряной же цепочке у нее на шее.

– Доброго дня, госпожа Эйлин, – Гленард стукнул себя кулаком по груди. – Как ваши дела? Уже освоились?

– Да, ваше сиятельство, спасибо. Всё хорошо. Я хотела бы поговорить с вами.

– Можно просто Гленард, госпожа Эйлин.

– Тогда можно просто Эйлин. Я хотела бы попросить вас о помощи, Гленард.

– Что-то случилось? – Гленард обеспокоенно посмотрел ей в глаза. – Вам кто-то угрожает?

– И да, и нет. И нет, и да. Не мне конкретно, нет. Всей нашей вере. И, следовательно, всей нашей Империи. Вы же призваны защищать нашу Империю, ведь так, Гленард?

– Несомненно. Так что именно ей, по-вашему, угрожает?

– Ересь.

– Ересь? Неужели?

– Ересь, Гленард, ересь. И злая магия.

– Что вы имеете в виду, Эйлин?

– Год за годом, на протяжении последних десяти лет, я наблюдаю странные вещи. Священники извращают учение. Меняют обряды. Образуются какие-то группы, особенно среди образованной молодежи, которые ставят под сомнение некоторые догматы нашей веры в Двух Богов. Начинают придумывать свои обряды. Начинают делать какие-то странные вещи. Некоторые пытаются смешать веру в Двух Богов с еретическими верованиями альвов и бьергмесов. Кто-то считает вархов живыми богами. Кто-то, особенно на юге, проникается кадирской ересью. Кто-то вообще перестает верить в Богов и начинает проповедовать, что никаких Богов нет, а люди живут сами по себе. Кто-то рассуждает о каких-то там Сферах и Вселенной, подменяя ими веру в Богов!

– Вот как?

– Именно так, Гленард. И с каждым годом вся эта гнилая язва увеличивается и разрастается. Появляются ведьмы и колдуны. Люди насмотрелись на чудеса вархов, богопротивные, замечу, чудеса, и начинают пытаться творить какую-то магию сами. Злую магию, Гленард. Вытравление плодов, лишение коров молока, проклятья, привороты, отвороты, заговоры, и всё такое. Люди страдают, Гленард! Страдают на самом деле! Вместо того, чтобы искать решения и утешения у алтаря Двух Богов, они идут к ведьмам и колдунам и творят злодеяния, направленные на своих ближних. Боги плачут, Гленард! Они страдают от того, что происходит! Рыдают от бессилия и любви к нам!

– Они вам сами это сказали?

– Прекратите, Гленард. Не богохульствуйте. Сарказм тут совершенно не уместен. У меня есть реальные факты, всё записано. Появляются магические кружки. Общества изучения магии. Не в одном месте, не в двух, почти во всех герцогствах Империи, особенно в больших городах. Это выглядит стихийным явлением, но если смотреть на ситуацию широко, в целом, то картина получается пугающей и ужасающей. Кто-то пытается подрыть корни нашей веры, как кабаны подрывают корни дуба, кормящего их желудями. А потом этот дуб, наша вера, рухнет, с ним рухнет и вся Империя. Вы этого хотите, Гленард?

– Нет, Эйлин. Но я не понимаю, чего хотите от меня вы.

– Расследуйте это, Гленард. Найдите виновных. Накажите их. Если потребуется, максимально жестоко. Лучше сжечь десяток злодеек-ведьм, чем разрушить основы всей нашей жизни. Умоляю вас, поручите своим стражам искать ведьм и еретиков, хватать их, выявлять корни этой отравы и выжигать эти корни. Если нужно, выжигать в буквальном смысле. Это заговор, Гленард. Заговор против Императора и Империи. Заговор всеимперского масштаба. Заговор такого размера и такой опасности, что Злая война по сравнению с ним покажется маленьким локальным недоразумением. Расследуйте этот заговор, Гленард. Предотвратите гибель Империи, пока не поздно!

Гленард несколько секунд потрясенно молчал.

– Вот, что я вам скажу, Эйлин, – наконец, вымолвил он. – Я, честно признаюсь, не слишком религиозный человек. Я больше верю в себя, чем в Богов, хотя в моей жизни было немало ситуаций, которые выходят далеко за грань обычного мира. Возможно, у меня значительно больше причин верить, чем у других. Но я всё же не могу назвать себя религиозным человеком.

– Никогда не поздно прийти к истинной вере, Гленард.

– Согласен. Однако я человек очень любознательный и начитанный. Поэтому я очень хорошо знаю и историю нашей веры, и ее обряды, и ее главные книги, и всё, на чем она стоит. Я не знаю, что думаете о вере в Двух Богов вы, Эйлин, но я абсолютно, непоколебимо уверен в том, что наша вера построена на любви. На любви, уважении и терпимости. На любви к Богам, к людям всех рас и народов, ко всем живым существам, и ко всему, что составляет этот мир, несовершенный, но прекрасный. Именно эта догма, базовая догма любви, позволила нашей вере в Двух Богов просуществовать столь долгое время без серьезных конфликтов, расколов, религиозных войн, которые затронули в свое время и бьергмесов, и альвов, и зорг даджидов и даже кадирцев. Священники и священницы Двух Богов всегда имели возможность служить Богам по любым обрядам, которые они считали нужными, и изменять их, если этого требовала обстановка или их личное убеждение, которое, как считается, и есть воля Бога и Богини. Да, есть какие-то традиционные формы обрядов, особенно здесь, при дворе. Да, есть какие-то общие традиции и обычаи. Но они всегда были именно традициями и обычаями, а не законами и правилами. И именно это было проявлением нашей любви к Богам и любви Богов к нам. То, что вы сейчас говорите, Эйлин, это не о любви. Это о желании жестко контролировать то, что такому контролю не должно и не может подлежать. Да, наша вера постоянно изменяется. Да, появляются новые группы, новые течения, новые веяния, новые обряды, новые формы молитв и заклинаний. Но наша вера, в целом, остается неизменной. Остается единой во всех тысячах многообразностей ее проявления. Потому что любовь, она одна для всех. И каким бы ни было формальное выражение нашей любви к Богам, внутри нас, каждого из нас, оно остается единым. Любовь нельзя ограничить каким-то фразами или правилами. И мне крайне странно, Эйлин, что вы, пройдя такой долгий и славный путь в нашей церкви, достигнув вершины ее иерархии и став главным священником нашей Империи, этого не понимаете. Меня это изумляет, и, если откровенно, ужасает.

– Гленард, – Эйлин воздела руки к потолку, – вы меня не слушаете! Я не говорю о том, что я хочу заставить всех молиться одинаково. Я не хочу превратить нашу прекрасную религию в мрачное подобие кадирской ереси. Я говорю не об этом. Я рассказываю вам о тех случаях, фактах, реальных событиях, когда наша вера была намеренно извращена для совершения злых деяний. Я рассказываю вам о людях, реальных людях, которые занимаются магией, реальной или мнимой, с целью причинения вреда, и им действительно удается этот вред причинить. Я рассказываю вам о возможном существовании целого заговора, пытающегося расколоть и подорвать Империю путем таких вот реальных действий. А вы мне говорите о любви. Естественно, наша вера и наши Боги – это любовь. Но именно эта любовь сейчас в опасности. Потому что где-то там, за стенами этого дворца и вашего Дома Тайной Стражи есть реальные люди, которые эту любовь ненавидят и хотят эту любовь уничтожить. И у них это может получиться.

– Вы хотите, чтобы я бросил своих стражников на поиск этого заговора и этих еретиков?

– Да, Гленард. Я хочу, чтобы вы поступили с этим заговором точно так же, как вы поступаете с любым другим заговором в Империи. Если хотите, я перечислю вам все факты, которые мне известны, а вы сделаете свои выводы.

– Перечисляйте, Эйлин. Напишите в подробностях на бумаге или на пергаменте все обстоятельства заговора и злодейств, о которых вы мне сообщили. Тайная Стража обязана расследовать любое сообщение об угрозе Империи и Императору. И мы расследуем. Конкретные случаи с конкретными последствиями и их возможную связь. Если что-то найдем, будем поступать точно так же, как и с любым другим заговором в Империи. И не больше. Я не буду превращать Тайную Стражу, Эйлин, в стражу веры, как в Кадире. Мы не будем охотиться за ведьмами и травницами просто потому, что они ведьмы и травницы. Мы не будем врываться к священникам в дома и проверять исполняют ли они заветы церкви, и не еретики ли они. Мы не будем следить за тем, кто из крестьян и горожан посещает алтари и храмы, а кто нет, и что они там делают и говорят. Мы не будем этим заниматься сами, Эйлин, и я клянусь вам, что я не позволю этим заниматься кому-то еще. Мы – Тайная Стража. Мы не охотники за ведьмами и колдунами, и мы не позволим превратить нашу веру в Двух Богов, веру любви, в веру ненависти и нетерпимости. А если кто-то попытается это сделать, мы будем жестко, а при необходимости – и жестоко, это пресекать. Независимо от того, как высоко этот кто-то сидит. Я понятно выражаюсь, Эйлин?

– Предельно понятно, Гленард, – священница помрачнела. – Я всё поняла. Я подготовлю вам подробный список конкретных злодеяний, а вы делайте с ним то, что считаете нужным. Вы знаете свое дело, и я не намереваюсь указывать вам, как его делать.

– Что ж, благодарю за понимание, Эйлин. Надеюсь, мы друг друга поняли. Всего доброго. Полагаю, вас ожидает Его Величество.

– Всего доброго, Гленард. Спасибо, что меня выслушали. Да благословят Боги ваш путь.

Глава VII

Основными целями осмотра места преступления являются:

1. Предварительное выяснение обстоятельств совершения преступления;

2. Фиксация взаимного расположения объектов на месте преступления в целях последующего сравнения свидетельских показаний и улик с картиной на месте преступления и поиска противоречий и подтверждений;

3. Поиск улик, свидетельствующих об обстоятельствах преступления и личности преступника;

4. Обеспечение доказательной базы для последующего судебного процесса.

Полковник Вернард Миланд, «Базовое руководство по осуществлению оперативно-розыскных мероприятий в Тайной Страже» (только для служебного пользования сотрудниками Тайной Стражи).

16 число II месяца 1268 года После Падения ЗвездыЛагерь геологоразведочной партии, где-то в горах Башрайг

Большой вагон-бытовка начальника партии был прямо через дорогу от столовой. Весь лагерь был усыпан снегом, но на дорожках он был плотно утоптан, и Рэйнар с Дженн ступали по нему легко, как по асфальту. Мэйди приходилось сложнее на ее высоких каблуках.

– У нас здесь домики на два и четыре человека, – пояснила Лаверна. – Инженеры и административный персонал живут по двое, в домиках три на девять метров. Рабочие, когда они здесь, – по четверо, в бытовках шесть на девять. В вагончиках, соответственно, две или четыре маленькие спальни, три на три метра, и такая же общая зона. Единственное исключение – начальник партии. Роберт жил вот в этом большом, по нашим меркам, доме, шесть на двенадцать. Но жилая зона занимает только половину дома. Остальное – это кабинет и заодно комната совещаний.

– Тело Роберта нашли в рабочей зоне?

– Да. Жилая зона не тронута. Не похоже, чтобы там была какая-то борьба.

– Посмотрим. А вон там, большой соседний дом позади, что это?

– Лазарет. Но он сейчас, к счастью, пустует.

– Сильвия, ваш врач, там живет?

– Нет, она живет со мной. Вон, в том вагончике за столовой. А слева, рядом с домом Роберта, живут Гретэль и Беатрис.

– То есть, они были ближе всего к месту преступления?

– Да, но вход в кабинет Роберта с этой стороны, от столовой. Сомневаюсь, что от вагончика Гретэль он хорошо виден.

– Понял. А где живут остальные?

– Аллиат позади нас, через дом. На краю лагеря. С ним обычно живет кто-то из молодых инженеров каждой новой смены. То же самое с Арнардом, его дом там, вдалеке, за столовой. Стифен обычно делит дом с тремя рабочими-механиками. Но сейчас он, как понимаете, один. Его вагон позади нашего, вон там, на другом краю лагеря, у площадки техники.

– Диспозиция понятна. Спасибо, Лаверна.

– Пожалуйста. Кстати, вот этот домик, рядом с нами, между столовой и домом Аллиата, мы приготовили для вас, Рэйнар. А для Дженн и Мэйди вон тот, подальше, рядом с домом Арнарда. Вы же не возражаете жить вместе?

– Конечно, не возражаем! – широко улыбнулась Мэйди. – Можно будет вечером поболтать!

– Пристрелите меня!.. – пробормотала Дженн. – Ладно, ничего страшного. Бывало и похуже.

– Пойдемте внутрь, – предложил Рэйнар. – Чего на холоде стоять.

За дверью оказалась довольно просторная комната с двумя окнами на боковых стенах. У стены напротив входа стоял большой письменный стол, за ним висела карта местности. Рядом, в углу, была дверь. Видимо, в жилую часть дома.

У правой стены стоял большой шкаф с небольшим встроенным сейфом серого цвета. Напротив, у другой стены, простой диван из бурой искусственной кожи. Стулья, вероятно обычно стоявшие посреди комнаты, отодвинуты к стенам, часть из них опрокинута.

Весь пол, покрытый бежевым линолеумом, был залит кровью. Она, конечно, за эти дни успела подсохнуть, превратившись частично в желеподобную массу, а частично просто в бурые разводы на линолеуме. Было видно, где висело тело, в центре комнаты, там вокруг было натоптано (видимо, когда Роберта снимали). Но кровяное покрытие в оставшейся части комнаты было не тронуто.

Запах разлагающегося гемоглобина стоял непередаваемый. Мэйди побледнела, сморщившись.

– Откуда столько крови? – она с удивлением посмотрела на Рэйнара. – Неужели это всё из Роберта?

– В человеке больше четырех с половиной литров крови, – Рэйнар пожал плечами. – Причем, у нее хорошая текучесть, пока она не подсохла. Попробуй разлить в комнате четыре литра молока или сока и получишь примерно такую же картину.

– Это еще хорошо, что сейчас зима, холодно, – Дженн с усмешкой взглянула на Мэйди. – Летом здесь была бы еще туча мух, личинки, копошащиеся в крови…

Мэйди позеленела, зажала рот и стремглав выскочила из комнаты. С улицы послышались характерные звуки тошноты.

– За что ты с ней так? – Рэйнар укоризненно покачал головой. – Нам, вроде, сказали дружить со свободной прессой.

– Старые счеты, Рэйнар. Нам сказали допустить свободную прессу к расследованию, но дружить я с ней не собираюсь.

– А что так?

– Она пустышка, Рэйнар. Тупая, симпатичная пустышка, которая ничего сама не может нормально сделать. Ее и в газете-то держат только потому, что ее отец, Даррен Йоррель, один из главных владельцев «Вестника Искольда». Равно как и половины шахт вокруг города, и трех из четырех казино в Искольде.

– Личные счеты?

– Мы взяли большую банду наркоторговцев год назад. Наводняли весь город наркотой, причем тяжелой. Героин, мет, всякая синтетика. Активно били целенаправленно по молодежи. Дети двенадцати-тринадцати лет, Рэйнар, умирали от передоза пачками. Мы долго за ними охотились. Взяли, наконец. Мэйди как раз освещала ту историю, прямо как сейчас. Там всё пошло не совсем гладко, пришлось пару раз сделать кое-что, что не совсем по инструкциям и по кодексу. Но это нужно было сделать, понимаешь?