Пути Деоруса

Обстановка у внешних стен города не внушала радости: возле Зерновых врат творилось настоящее столпотворение. А ведь сезон Прилива еще только приближался. Оценив ситуацию, Ганнон решил попытать счастья у западных врат – Рыбных, путь к которым лежал через пляж. Народ там жил лихой, но днем должно быть безопасно.

Так или иначе, идти предстояло через весь город с запада на восток: через портовый район в гору, где располагались Внутренний рынок и храм Ихариона, затем мимо кварталов знати вниз к реке и, наконец, на другой берег – к замку. Ганнон свернул с дороги налево, направившись вниз по склону по одной из многочисленных троп, ведущих к побережью.

Вскоре каменистая почва сменилась песком. Слева вдоль пляжа ходили бедняки, собирая комья зеленых водорослей, которые выносил прибой, и складывали их в кучи чуть дальше от берега, словно стога сена.

– Эй, купи оберег, хедль! – Измазанный водорослями береговой мальчуган улыбался и протягивал страннику кусочек янтаря. Получив отказ, он тут же помрачнел и унесся прочь, показав напоследок неприличный жест.

Мокрые стога брухта влажно блестели и почти не источали запаха. А вот те, что подсохли и потемнели от солнца, уже ощутимо пахли. Юноша и ускорил шаг. Все хорошо в меру, особенно запах «морской приправы». Одинаково чумазые взрослые и дети, с руками, разъеденными солью, с любопытством разглядывали необычного странника серыми, как штормовое море, глазами.

Полоса песка становилась уже, и по правую руку начали появляться грубые хижины из плавника и плетня, обмазанного глиной. Сюда стаскивали янтарь, высушенные водоросли и моллюсков, жгли костры и готовили еду.

Впереди образовалось небольшое столпотворение: жрец и жрица Гирвара в одинаковых одеяниях цвета кости заканчивали раздавать залежавшееся зерно. Не пройти.

Слуги уже сложили все прочие вещи и – с особым благоговением – убирали в сундук весы и гири, символ рождения и смерти. Береговой люд, перебивая друг друга, чуть не плача и размахивая маленькими детьми перед бесстрастными лицами жрецов, пытались выбить себе еще подачку. Но сундук неумолимо захлопнулся, и служители культа, синхронно развернувшись, направились в сторону ворот.

Как только благодетели отвернулись, наступила тишина. Детей опустили на песок, и те резво разбежались по своим делам. Страсти в толпе разгорелись вновь так же быстро, как и улеглись: начался дележ. Тут уже было не до слезливых историй – дело пахло массовой дракой.

Один из береговых окликнул толпу, заставив ее притихнуть. Невысокий жилистый мужчина с копной всклокоченных седых волос и огромным носом, похожим на грушу. Он был одет в короткие штаны и безрукавку на голое тело.

– Всё! Ну-ка угомонились, демоны, Мархокар вас сожри! – Он быстрым шагом рассек толпу и растолкал в разные стороны самых яростных спорщиков. Народ притих. – Бахан! – Мужчина подозвал к себе рослого парня. Высокий, широкоплечий, но очень сильно горбящийся, он подошел и молча поглядел на вожака. Тот продолжил: – Бери своих бесполезных братьев, и живо тащите все зерно под навес. Пусть начинают готовить: чую, эта куча двух дней не проживет. Нам хорошего не дают, а за морем ничего хорошего и не растет. Диво, что еще в трюмах не гниет, как рожа Баала.

Ганнон поежился от упоминания демонов, но удержал себя от того, чтобы сотворить охранный жест. Местных внушительный список богохульств ничуть не смущал. Четверо парней принялись таскать зерно, а прочие береговые начали расходиться. Сквернослов, явно довольный собой, похлопал себя ладонями по голому животу, упер руки в бока и осмотрел своих подопечных, все ли при деле. Затем он развернулся и направился уже было прочь, но его взгляд уперся в Ганнона.

– Ба, хедль! Здравствуй, как это у вас говорят, почтенный! Как там житье с той стороны гор? – Насмешливо спросил береговой.

Все воззрились на чужака, мальчик с янтарем корчил скупердяю рожи. Ганнон отметил, что вожак не вооружен – в такой одежде ничего не спрятать. Зато у некоторых береговых, вскрывавших раковины, были широкие ножи из хорошего железа. Только вот кучки моллюсков рядом с ними были сильно меньше, чем у их коллег с паршивым инструментом.

– Кони ходят, Молк их водит! – Громко и с улыбкой ответил Ганнон, глядя прямо в глаза береговому. Пусть увидит, что они такие же серые. – Мне откуда знать, я там и не бывал никогда! – Продолжил он, растягивая гласные, как и все прибрежные жители.

– Кони… Молк… – Вожак согнулся и захохотал, похлопывая себя по коленям. – Ух, это я запо-о-мню! – Он вытер слезинку. – Но, скажи-ка, согрешила мать твоя с неардо, не иначе? Больно рожа у тебя темная, чистый хедль!

Ганнон с облегчением улыбнулся. «В следующий раз можно и потолкаться у Зерновых врат», – пообещал он себе.

– Звать меня Аторец. – Вожак встал сбоку от Ганнона и положил локоть тому на плечо: мужчине пришлось постараться, ведь он был на голову ниже юноши. – Пойдем выпьем. А как тебя звать, земляк?

В голове роились имена, но, как назло, не те. Нужна была местная легенда. Ганнон слишком долго пробыл в Арватосе и «запылился». Пауза чуть затянулась.

– Наггон, – Наконец начал он привычный спектакль.

– Ба, это что ж за имя такое? – Доверия в голосе бандита не ощущалось, но так и было задумано.

– Папаша с Неардора наших имен не знал, но хотел назвать по-береговому. – Изображая застарелую злость, отвечал «полукровка». – Как он запомнил, так меня и записали в храме… А ты сам с острова, что ли, с Атора? – Поспешил сменить тему Ганнон, видя, что береговой не то чтобы купился. А, возможно, ему просто было все равно, кого грабить.

– Не-е, ты что! Береговой краб, настоящий. Просто эль варю не хуже лесорубов этих, и такой же веселый! – Аторец улыбался во все десять зубов, явно довольный собой. – Что стоим-то – пойдем в дом!

Вместе они прошли до жилища Аторца. «Дом» представлял собой навес, песок под которым устилала старая солома. Но Адисса была и тут. К деревянному ящику была приклеена смолой скрученная из высохших водорослей фигурка, смутно напоминающая корову.

Сбоку выстроились целые и побитые глиняные амфоры, наполненные булькающей жижей, похожей на кашу. Некоторые находились в тени, другие были открыты солнцу. Аторец подошел к одной из амфор, наклонился и прислушался, потом засунул палец в жижу и облизал. После недолгого раздумья он перетащил сосуд в тень и накрыл тряпицей.

Далее Аторец присел на корточки и аккуратно зачерпнул воду из ямки, выкопанной рядом с треногами. В руках у него осталось с дюжину крошечных белых ракушек, которые мужчина смешал с брухтом, хорошенько помяв получившуюся жижу. Приправа отправилась в одну из амфор. Все это время он как будто не замечал своего спутника, полностью погрузившись в процесс, ну прямо алхимик. Закончив дело, Аторец резко повернулся и громко провозгласил:

– Что Гирвару негоже, а Гартоле не жалко!

Ганнон вздрогнул от неожиданности, но быстро сообразил, о чем говорил береговой.

– Зерно от жрецов и брухт – дар моря, – Проговорил он, а собеседник одобрительно закивал. – Я смотрю, тут не один дар моря. – Юноша указал на ракушки, этим дурманом торговали по всему Виалдису.

– Секретный этот, как его… – Аторец заговорщически подмигнул, – для остроты.

Он взял одну из амфор и поднес поближе к своему жилищу. Не заходя под навес, береговой выудил из ящика две глиняные кружки. Затем поставил их на грубые доски и щедро разлил густой – с комками – напиток. Аторец взял одну кружку, кивнул на вторую и с гордостью произнес:

– Лучшее, что есть. Не жалел ингр… ингри… ингре-диен-тов! – Последнее слово далось ему с трудом.

Ганнон вспомнил торговца зерном из Первого Столба, который чуть не выпил его эль с брухтом, и задумался о божественной справедливости. Запах пойла Аторца был не чета тонкому аромату напитка из трактира. Юноша зашел под навес, после чего провел пальцами по фигурке коровы и взял кружку в руку. Хозяин, прищурившись, внимательно – словно заново – рассмотрел гостя. Он тоже шагнул под навес и тронул голову Адиссы. После непродолжительного замешательства Аторец поднял кружку повыше.

– Добро пожаловать, гость. Молк меня забери, в камень преврати, если не накормлю, не напою, спать не уложу, – Произнес он скороговоркой и, залпом выпив эль, взглянул на Ганнона поверх кружки. Смотрели на него и ребята с ножами. Не похоже, чтобы их волновали законы гостеприимства. Жизнь юноши зависела от расположения главаря береговых бандитов.

Он собрал всю выдержку и разом выпил предложенный напиток. Склизкие комки зерна пришлось дожевывать, а морской запах заполнил рот и ноздри, на секунду оглушив все чувства и заставив юношу полностью погрузиться в себя. Этот напиток был одновременно и похож на тот, что Ганнон пил раньше, и нет. Ароматы, в обычном эле бывшие лишь легкими оттенками, превращались в солирующие партии и сами раскрывались уже новыми нотками, но через мгновение в дело вступил вкус, который и раньше был сильнейшим, а в пойле Аторца достигал чудовищной силы. Проглотив напиток, несчастный смог-таки вдохнуть: соленый воздух огнем прошелся по раздраженному морской пряностью носу. Ганнон закашлялся и смутно услышал смех, а потом ощутил похлопывание по плечу. Слезящимися глазами он встретил одобрительный взгляд хозяина.

– Наш, береговой, видно! – Аторец присел напротив, скрестив ноги. – Чужак бы так не сдюжил. Ну, давай, расскажи, что видел? В Неардоре, говоришь, не был, ну а в Красном городе был, в Арватосе-то? Башня там у Черных высоченная, как хрен у Барбатоса, или брешут?

– Да Барбатос сам про свой хрен брешет, у него ремесло такое, – Подавляя отрыжку ответил Ганнон. Аторец оценил остроту и коротко хохотнул. Юноша почти оправился от напитка и снова вошел в роль собеседника богохульника. – Но Черная башня и правда есть, почти до неба достает.

– Что ж, выше Крепости нашей? – Почти обиженно спросил хозяин.

– Да.

– И выше маяка?!

Ганнон кивнул и грустно пожал плечами. Аторец, что-то бормоча и покачивая головой, потянулся к амфоре, чтобы налить еще.

– Хозяин, подожди! – Окликнул его Ганнон, больше он бы не вынес. Юноша огляделся по сторонам и взял небольшую бутыль, первой попавшуюся под руку. – Попотчевал и хватит, не могу же я весь лучший эль выпить. Давай другого, попроще.

– Этот… я бы тебе не советовал, гость. – С сомнением сказал Аторец, поглядывая на фигурку коровы.

Ганнон осторожно принюхался, ожидая худшего, но аромат оказался на удивление приятным: слабые нотки кислого зерна и брухта терялись на фоне сладковатого запаха, он никак не мог определить, чего именно… Как будто смешались все известные ему цветы и фрукты. Ганнон уверенной рукой протянул бутыль хозяину. Тот прищурился и произнес:

– Гость просит?

– Да. – Ганнон все еще держал сосуд в вытянутой руке.

– Тогда Адисса не велит отказывать. – Хозяин плеснул по небольшой порции в каждую кружку. Не успел он притронуться, как Ганнон уже осушил свою.

Юноша ощутил подъем, сердце забилось быстрее, пульс отдавался в висках, глазах и в пальцах, а потом наступило… Нет, не расслабление – ясность ума и спокойствие. Нужно было уходить, он слишком задержался. Скоро местные устанут ждать, пока их вожак играет с добычей.

– Хозяин, боги в помощь, – Сказал Ганнон, поставив кружку обратно на ящик и положил палец на голову фигурки. Аторец водрузил свою руку сверху, не давая юноше убрать пальцы.

– Да что ты так торопишься? Не рассказал же еще ничего… А Ступени? А жрецов Черных видал?

– Хватит! Мне нужно в город! – Твердо произнес Ганнон, и собственный голос гулко отозвался в его голове, а виски запульсировали болью. В глазах на мгновение потемнело, а перед внутренним взором пронеслась круговерть пергаментов с гербами. Аторец отпустил руку и секунд пять таращился на юношу стеклянными глазами. Потом он несколько раз моргнул и проговорил:

– Дай хоть провожу, чтобы сброд наш к тебе не пристал.

Остаток пути береговой провел молча, он шагал слева и немного впереди, то и дело потряхивая головой. Местные провожали пару подозрительными взглядами, но приближаться не рисковали. Так они дошли до вырубленной в скале каменной лестницы, что вела к площадке перед воротами. Аторец немного пришел в себя, огляделся по сторонам и немного смущенно проговорил:

– Ну, так ты это… землякам-то поможешь? Вон сколько добра у тебя из путешествия, ты ж видишь, мы небогатые. Отсыпь чего у тебя там.

Юноша вздохнул и с усилием подвинул сумку, дав спутнику посмотреть. Аторец глянул, затем уставился на Ганнона ошалевшими глазами и приложил палец ко лбу, сотворив охранный жест. Не произнеся больше ни слова, береговой бандит повернулся и почти что бегом отправился восвояси.

Глава 2. Камень и вино

На середине подъема с небольшой площадки открывался прекрасный вид на морской простор. Там Ганнон остановился и всмотрелся вдаль, на север. Говорили, что в хорошую погоду можно было заметить Атор, как точку на горизонте. Остров разглядеть не удавалось, зато было отчетливо видно сиреневую кайму над горизонтом – вечный Шторм. Юноша вытащил из-за пазухи жетон с отверстием в центре и продолжил путь, держа черный блестящий знак в руке. Оставалось одолеть около пятидесяти ступеней.

Увидев запыхавшегося от подъема странника, стражник разбудил напарника. Тот стоял, держась за копье и прижавшись щетинистой щекой к древку. Он поправил шлем и проморгался, пытаясь получше разглядеть редкого у этих ворот гостя.

– Ты от Аторца или Венноны? – Неуверенно спросил первый стражник, глядя на увесистую сумку Ганнона.

«Ждут поставку ракушек? Придется разочаровать мздоимцев.», – Подумал юноша и молча протянул караульному жетон с королевским гербом, таким же, как на плащах стражи: Крылатый Волк Избранников.

Часовые молча расступились. Первый с любопытством оглядывал асессора, а у его напарника сон явно выветрился – он вспотел и нервно теребил древко копья. Пройдя несколько шагов и скрывшись за воротами, Ганнон расслышал обрывки тихого, но яростного спора:

– Тих… ты… ссор… да плевать ему…

***

Между западной крепостной стеной и громадами зерновых складов были зажаты портовые трущобы. Тут и там встречались жители пляжа, продававшие ракушки. Они провожали путника не самыми добрыми взглядами. Знали бы эти береговые, кто его сопровождал до ворот. Асессор усмехнулся, припомнив, как глава этих головорезов – Аторец – таращился на его груз. Один из местных все же приветливо кивнул. Парень был похож на Ганнона: смуглая кожа и черные волосы, но глаза были ярко-голубые – настоящий неардо.

Вскоре справа открылось широкое пространство: Тропа Легионера, проходившая насквозь через Красный рынок, упиралась в склады. Протискиваясь мимо повозок и посмотрев направо, Ганнон увидел вдалеке Зерновые ворота и пестрые прилавки рынка.

Почувствовав зловоние, Ганнон ускорил шаг, чтобы быстрее миновать сливные люки канализации. Он никогда не понимал восхищения Боннара этими сточными канавами, но старый трудяга всегда был увлечен потоками и трубами. Путь шел в гору на внутренний рынок, с которого открывался прекрасный вид: гавань была как на ладони.

Сам порт заслуженно считался величайшим современным творением в известных землях. Рукотворный мол защищал гавань от штормов и атак с моря. Используя несколько мелких скалистых островов для постройки башен и насыпи – для стен, удалось огородить значительный участок моря от волн. В этом прямоугольнике торговые корабли дожидались своей очереди на вход во внутренний порт, который представлял собой широкое кольцо: почти идеальный круг морской воды с искусственным островом в центре.

Высокие башни стерегли вход из моря во внешнюю гавань, такие же стояли между внутренней и внешней. Огромные цепи выходили из оснований башен и погружались под воду. Натянутые, они надежно блокировали морской вход в город. В это время года кораблей было не так много, и внешняя гавань была пуста: всем хватало места во внутренней.

На рынке большинство торговцев уже покинули свои прилавки. Только двое спорили о цене за отрез полотна длиной в один рубб:

– Цена старая, что ты всполошился?! – Ворчал невысокий толстый торговец: судя по его раскрасневшемуся лицу, спор был жарким и начался давно.

– Длина новая, – Парировал его оппонент, стоявший со скрещенными руками на груди. Он явно не собирался сдаваться.

– Три шага – это три шага. Вот тебе и рубб! – Гнул свою линию первый.

– Семь футов, – Услужливо подсказал проходивший мимо высокий смуглый мужчина. Злые взгляды разгоряченных спорщиков быстро охладил вид топора-аизкора, что имели право носить с собой жители Неардора.

– Хедль молков, что у них там за футы? – Сплюнул второй торговец, когда почтенный отошел достаточно далеко. – Не твоих же шагов! – Продолжил он, смерив коротышку насмешливым взглядом. – Сходим к столбу померить? Каков был Руббрум?

– А что сразу не в Арватос? – Бедняга уже понял, что проиграл, но все еще отказывался признавать это.

– Там за его упоминание тебе сразу ноги выдернут! Больше не пошагаешь, —Усмехнулся второй. – Может, прямо здесь спросим легионеров, не принизил ли ты их собрата?

– Ладно, Молк с тобой! Перемеряй!

Нос почти отошел от пляжного пойла, и Ганнон ощутил манящую симфонию ароматов: запах дыма от горящих дров и углей перемежался с запахами жарящихся мяса и рыбы. Был слышен смех и негромкие песни. Раздались треск и ругань: кто-то пережарил орехи хедль с Ворнака, и горячая скорлупа разлетелась во все стороны. Жарить их надо было до «цвета рожи неардо», это все знали.

Ганнон, позволивший себе на секунду прикрыть глаза и задуматься об ужине, тут же поплатился за это. Выскочившая из переулка толпа детей пронеслась мимо, толкая неосторожного встречного. Одному из ватаги не повезло: он влетел в сумку и плюхнулся на землю. Асессор потянулся чтобы помочь, но мальчишка только отмахнулся. Бормоча проклятия, явно подслушанные у моряков, мальчик поднялся и начал растирать ушибленное плечо.

– Что прешь, как Мирток на Перемычку?! – Прикрикнул на него Ганнон.

– В гавань, смотреть! – Парень поглядел вслед своим приятелям, которые и не подумали вернуться за ним.

– На что? Неужто Двор Избранника по морю прибудет? Может, еще и на Сцилле?

– Двор? Сцилла? Тьфу! – Мальчик снова махнул рукой. Ни правящая семья, ни флагман их флота его не впечатляли. – Говорят, цирк! Цирк приплывает!

– По морю? – Недоверчиво спросил Ганнон.

Парень смерил недалекого собеседника презрительным взглядом.

– Настоящий цирк, с Атора! – Пояснил он и припустил за товарищами. Ганнон покачал головой: такие слухи появлялись в городе раз в пару месяцев.

На холме возвышался Великий Храм Ихариона: громада из белого мрамора, увенчанная плоским позолоченным куполом, блестела в лучах закатного солнца. Юноше пришлось прикрыть глаза рукой и какое-то время идти почти вслепую. Мозаики на стенах и сводах были набраны из янтаря, малахита, неардорского стекла и курума – главный храм Виадидиса вобрал в себя драгоценности из всех известных земель. На мозаиках Ихарион и его ангелы ниспровергали демонов в преисподнюю. Фигуры прочих богов были куда меньше своего предводителя, даже меньше иных ангелов.

Справа от холма можно было увидеть более скромные храмы младших божеств. Старому слову почтения оказывали и то больше: долунных духов вроде Молка поминали не реже, что уж говорить об Адиссе.

К востоку от святилищ начинались сады Ихариона, во внешний круг которых милостиво допускали всех жителей города. Дорожки, выложенные мелким белым камнем, петляли и извивались, образуя узор священного Круга. Они перемежались газонами с подстриженной травой, высаженными цветами и высокими деревьями, дающими тень и прохладу в жаркие дни. Покинув сады, Ганнон оказался в районе, именуемом Перемычкой. В этом месте стык крепостных стен сильнее всего приближался к морскому берегу, как будто город перетянули бечевкой. Место глупой, как считали здесь, гибели Миртока. Столетия назад этот Видевший атаковал Виалдис, несмотря на то, что марш Легионера уже подавил мятеж в Арватосе.

Слева высокая кованая ограда отделяла приморский район благородных. Роскошные дома, в подражание Храму, были увенчаны куполами-блюдцами. Здесь селились богатейшие лорды, что активно вели дела в Колониях, которые сами они все еще называли Дарованными землями.

Справа же, вдоль уходящей на юго-восток стены, простирался Речной город, что занимал почти весь левый берег Голоки. Оставалось пройти вдоль ограды квартала знати. Широкие ворота были еще открыты, рядом стояла стража в блестящих доспехах, с эмблемами нескольких домов, что владели особняками у моря. Выправка у них была не в пример лучше, чем у ребят возле Рыбных ворот. Один из них, увидев Ганнона, сделал знак товарищам и пошел наперерез путнику.

– Стой, чужеземец! – Звонкий голос окликнул Ганнона. Гвардеец стоял на пути, уперев руки в бока. Он надменно разглядывал потенциального возмутителя спокойствия прищуренными карими глазами. На гладко выбритом лице выделялся орлиный нос с горбинкой. – Ты, верно, заблудился, неардо?

– Почему же? – Ганнон собрал остатки терпения, чтобы достойно преодолеть новую преграду на пути к дому.

– Дорога, по которой ты идешь, опоясывает дома господ и через мост ведет к Замку. Ни там, ни тут таким, как ты, делать нечего! – Уверенно заявил стражник и взмахнул рукой, указывая на одежду путника.

Ганнон невольно осмотрел себя: да, плащ в дороге запылился, сапоги тоже были на последнем издыхании. Показать монету асессора? Решит, что украл, если вообще знает, что это…

– Может, мне направо, в Речной город? – Невозмутимо произнес Ганнон, разглядывая герб на доспехах часовых: бескрылый грифон, дом Хестол, Слышавшие. – Как вас зовут, господин?

– Лоссар, – Отчеканил гвардеец и положил руку на эфес меча. – Без разрешения господ сюда нет входа даже жрецам, не то что простым горожанам. А я не думаю, что ты из Речного города, я не думаю, что ты вообще из этого города. И здесь тебе делать нечего.

– Ворота же вот, – Ганнон указал рукой, – а я иду себе дальше.

– Значит, ищешь место, чтобы перебраться через ограду! – Это не было вопросом.

– Можешь идти за мной, если хочешь, – Устало сказал Ганнон: вежливость иссякла, и он быстрым шагом направился в сторону моста. Опешивший стражник не нашелся, что сказать, когда наглец прошел мимо. Судя по лязгу доспехов, Лоссар последовал за ним. Миновав угол ограды, уходившей на север к морю, Ганнон продолжил путь к замку, а звон лат стал удаляться. Слава богам, район благородных господ в надежных руках. А защита твердыни Избранников не сильно заботила гвардейца.

Стража на мосту через реку, хорошо знала, что означает черный с золотыми надписями символ. На правом берегу Голоки – под сенью замка – перемешались новые роскошные поместья, не уступающие соседям на левом берегу, и старые дома наследных слуг. Скромные жилища занимали слуги, бывшие поданными правящей династии еще до того, как она утвердилась в своем божественном праве. Тесные улочки петляли между домами, жавшимися друг к другу. Надстроенные верхние этажи почти смыкались, закрывая небо.

Возле увитой плющом стены сидела женщина. Длинные темные волосы выбивались из-под белого платка, на руках она баюкала младенца, тихо напевая. Ганнон невольно остановился и долго не мог отвести взгляд. Со стороны замка донесся гулкий удар колокола, всколыхнув тревожные воспоминания: в храмовом приюте звонили отбой. Женщина подняла зеленые глаза и вздрогнула, увидев незнакомца. Юноша смущенно потупился и поспешил прочь. Мать же сотворила охранный знак: приложила палец сначала к своему лбу, следом – ко лбу ребенка и скрылась в доме.

Стража у ворот знала его в лицо, и он прошел знакомой дорогой во двор замка и, наконец, во внутреннюю твердыню. Плечо немело под лямкой тяжелой сумки. – «Дойти до комнаты и оставить там?».

Асессор зажмурился и опустил голову. Стража знает его. Десять секунд раздумий. Нет, лучше не рисковать: может, старик только его и ждет. Вряд ли внушавший ужас и суеверия глава тайной службы Гамилькаров так уж срочно нуждался в докладе Ганнона, но все же мог отслеживать рвение своих людей. Лучше было не затягивать.

Кратчайший путь лежал через тронный зал, благо сейчас он пустовал. Ганнон вошел в просторное прямоугольное помещение, по периметру окруженное деревянным помостом на локоть выше красного каменного пола. Пройдя по доскам, он добрался до винтовой лестницы и поднялся на второй уровень – в галерею. Обведя помещение взглядом с высоты, юноша не удержался от того, чтобы остановиться и полюбоваться видом, что многое мог рассказать и о прошлом, и о настоящем.

Пол представлял собой цельную глыбу скалы, привезенную из Арватоса: Гамилькар Первый умел править с размахом – ритуальные запреты и предписания не были ему преградой. С тех пор в стране было два зала «на священной земле Арватоса». Видевшие стояли на красном камне, а недостойные этого Слышавшие – на деревянном помосте. Над всеми возвышался трон с фигурой крылатого волка над спинкой. Ближе к престолу помосты как будто выпускали щупальца, оканчивающиеся двумя круглыми трибунами: синяя площадка для спикера Морского Легиона и красная – для Земного. Так Видевшие, хоть и были ближе всего к монарху, оказывались зажаты между двумя Откликнувшимися. Злая шутка над высокомерием старых лордов. И напоминание о мощи легионов.