скачать книгу бесплатно
«Куда же она идёт, ведь почти ночь на дворе – подумал он. – А может к своему парню, который живёт неподалеку, тогда зачем мешок, да ещё такой тяжелый».
Бородовой вышел из палисадника тетки Авдотьи и стараясь быть незамеченным направился вслед за девушкой. Он решил проследить за ней и узнать, куда все-таки она направляется.
Далеко идти не пришлось. Пелагея прошла ещё несколько домов и свернула в сторону речки. На небольшом пригорке стоял большой дом с резными наличниками и разукрашенными створками. Большой палисадник был усажен яблонями, ветки которых свисали вниз под тяжестью наливных яблок.
Она открыла калитку, подошла к окошку и слегка постучала. Зажегся свет керосиновой лампы. Пелагея поднялась на веранду и сразу открылась дверь. Она оглянулась по сторонам и вошла вовнутрь.
Бородовой следом открыл калитку палисадника и подошёл к тому самому окну. Но свет погас, и ему не удалось ничего разглядеть. Он подошел ко второму окну, но всё тщетно, там тоже ничего не было видно.
Он осмотрелся вокруг, в домах уже был погашен свет, и стояла полная тишина, постояв ещё немного около дома, он решил вернуться назад. Той же тропинкой, которая привела его сюда, Бородовой вернулся к дому тетки Авдотьи.
Утро было солнечным и тёплым. Воскресный день начинался с петухов кричащих на всю деревню. Только стало светать, а бабы уже с узелками собирались в дорогу в церковь, она была в соседнем селе Рождественское.
Дорога была дальней, ведь чтобы добраться до церкви, надо брести несколько часов по изнуряющей жаре, а если настигнет дождь, то идти придётся по полям, так как по всей дороге, на всем протяжении пути, лужи да грязь.
Сегодня, как и всегда бабы шли гурьбой, ведь в полях далеко от деревни было не совсем безопасно, мог и зверь напугать, да и человек не добрый обидеть.
– Эй, Матрена, а ну не отставай, – громко крикнула одна из баб.
– Да нагоню я, нагоню, – ответила Матрёна. В руках у неё был младенец, укутанный в большой платок, да к тому же приходилось кормить его грудью прямо на ходу, а за спиной висел мешок, который все время мешался, и ей приходилось его каждый раз поправлять.
Нет, нет, конечно, она не в церковь шла, обедню стоять с младенцем, ей надо к сестре родной в Рождественское попасть, а с бабами-то оно веселей, да и безопаснее будет.
– Послушай Матренушка, отдай ты мне мешок этот проклятущей, но не могу я смотреть на тебя, как ты мучаешься.
– Ой, спасибо тебе Пелагея, дай Бог тебе здоровья, сними ты с меня это упрядье дьявольское, ох, как тяжело.
– Конечно, – ответила Пелагея – Давай сюда.
– Эх, Пелагеюшка, добрый ты человек, жениха бы тебе хорошего, доброго да работящего.
– А ну их всех добрых работящих, зачем они мне? Вот Севостьян Емельянович в колхоз обещал принять, скоро я смогу сама зарабатывать, а значит, прокормлюсь как-нибудь.
– Да господь с тобой Пелагеюшка, как же без мужика-то, а по хозяйству, сена накосить корове, огородик вскопать, обмет навалить, да и по шее иной раз получить, нам это бабам нужно, а как же.
– По шее получить? Нет, Матрена, я не хочу по шее получать, ведь я хочу самого простого, чтоб человек со мной был всегда рядом, чтобы защищал, жалел меня и любил.
Матрена рассмеялась.
– Нет Пелагеюшка, такого не бывает, это только у дворян или кровей дворянских. А мы бабы, что при той власти, что при этой, рожаем да пашем. Ой, глянь наши-то ушли далеко как.
– Да ничего, пусть идут. Ну а ты сама-то скажи, счастлива, довольна своей жизнью или нет.
– Я-то, а кто ж его знает, есть муж, детей вот четвертое родилось в браке, наверное, счастлива.
– Эх, Матрёна, мне кажется счастье не в этом.
– Не в этом? Тогда я не знаю, тебе лучше знать, у тебя кровя господские, ты грамоте обучена, вот и объясни мне, что такое счастье.
– Не знаю Матрена, наверное, я тоже не смогу объяснить что это такое, и возможно ли объяснить это словами, я все же думаю, человек должен это почувствовать, ощутить на себе.
– Ощутить, объяснить вон куда ты загнула, нет Пелагеюшка ты моя, я этого никогда не пойму. Есть на столе что покушать, да детей покормить, вот тебе и все счастье.
– Глянь-ка, кто-то едет! – Громко сказала Пелагея. – Посмотри, посмотри, прямо сюда!
– Да, теперь я тоже вижу, – ответила Матрена. – Кто же это может быть?
Вдалеке между полей, краем посадок ехали несколько всадников. Как только они увидели двух женщин тут же направились к ним, как будто заранее знали что они идут в это время к обедне.
Лошади гнали галопом, только пыль летела из под копыт. Они стремительно приближались, всё ближе и ближе. Теперь их можно сосчитать, кажется пять лошадей. Через считанные секунды они окружили молодых женщин.
– Эй, односельчане! Что пригорюнились! – Закричали всадники, – подъехав почти вплотную.
Один из них слез с лошади и подошёл к женщинам, а остальные отъехали в сторону и, не обращая никакого внимания на происходящее стали о чем то негромко разговаривать меж собой.
– О-о, сама Матрёна здесь, что ж ты в поле с дитём-то, застудишь младенца.
– Да нам не привыкать, не впервой.
– Ну, смотри, смотри.
Тут он обернулся к Пелагее.
– Ну, здравствуй, Пелагеюшка.
– Здравствуй, Илья, – ответила девушка.
Илья молодой здоровенный парень воевал на Тамбовских землях против советской власти в банде Антонова. Он сбежал из дома, когда в селе появились чекисты, а затем отряд Котовского.
Присоединившись к банде Антонова, он иногда заезжал в своё село Масловку и наведывался к Пелагее. Он все же надеялся на то, что советскую власть свергнут и жизнь начнётся по-прежнему.
Пелагее он делал предложение несколько раз выйти за него замуж, но она опасалась такой жизни. Ведь уже было ясно, что советская власть пришла надолго и тогда её ожидали бы скитания и неизвестность.
Второй из братьев Мурзаевых Митяй остался в селе и решил помогать советской власти во всём, а затем вступить в колхоз.
Они стали врагами, оказавшись по разные стороны баррикад. Илья считал предателем Митяя, который предал не только его, но и своего отца. При первой встрече Илья решил брата застрелить, и эта мысль была с ним повсюду. Он ждал этого момента, момента расплаты. Ненависть и злоба бурлили в нём не утихая, он мечтал об этой встрече, чтобы увидеть глаза, предательское лицо Митяя, которой будет смотреть на него и молить о пощаде.
Глава 4
– Ну как живешь-то, Пелагеюшка? Как оно при советской власти?
– Ничего, живу как все. Живу с мечтами людей Илюшенька, о лучшей жизни.
– Да? – Удивился молодой борец с Советской властью. – Это ты мне говоришь Пелагея, что мечтаешь о лучшей жизни!? Да, хорошо же ты устроилась, лучшую жизнь ей подавай. А может, о прошлой твоей жизни вспомним как холопов своих, дядька твой кнутом насмерть забивал, и с раннего утра, как всходило солнце эти люди, с которыми ты мечтаешь, умирали в поле от непосильной работы, не дожив до заката.
– Да, наверное, ты прав, – перебив его, ответила Пелагея, – Но ведь в то время я была ещё маленькой, несмышленой девчонкой, я почти ничего не помню.
– А ты помни, помни! – Закричал Илья. Злость его вырвалась наружу, он покраснел, и лицо его искривилось от такого порыва гнева. Но это продолжалось недолго, через несколько секунд он повернулся к девушке и, сбавив тон, продолжил:
– Ладно, ладно тебе Пелагея извини меня, погорячился. Я ведь что хочу сказать, ты же других кровей не забывай, в родстве состоишь с фамилией самих Осиповых! О-си-по-вых! – По слогам повторил Илья. Затем он, чуть подумав, продолжил:
– А впрочем, лучше сейчас, сию минуту скажу, пусть это будет глупо, но честно и правильно.
Пелагея с удивлением посмотрела на разгорячившегося парня, совсем ничего не понимая. Она видела, что в душе его творилось что-то невероятное, болезненное, он переживал, но все своё внутреннее состояние он пытался скрыть, не подать виду.
– Так все же, что ты хотел мне сказать? – С удивлением спросила Пелагея.
– Давно, давно хочу тебе сказать Пелагея. Уедем отсюда, из этой проклятой страны куда-нибудь далеко, купим домик, заведем детишек и будем жить вместе в радости, не вспоминая эти смутные события. А захочешь, вернёмся обратно, конечно когда пройдёт время и всё успокоится.
Пелагея на это ничего не ответила. Она просто стояла и молчала.
– Ну, ответь же ты, скажи хоть одно слово, что же ты молчишь?
– Ну почему! Почему я должен тебя уговаривать, ты же сама всё прекрасно понимаешь, ведь не дадут они тебе здесь жизни, не дадут! Подумай, кто ты есть для них, а ты для них враг, понимаешь враг! Дядька твой, отец, братья где они? А они прячутся от Советской власти, потому что они тоже враги и когда их найдут, то их просто расстреляют.
– Эх ты, Илюша, ну куда же мы собой поедем, – ответила Пелагея, – кто же нас ждёт с тобой, там за границей нужны деньги, понимаешь деньги.
– Есть, есть! У меня золотишко припрятано, – возбуждено ответил Илья, – на первое время нам с тобой хватит, а там дальше видно будет. Всё, всё для тебя сделаю, только поедем со мной. Вот ещё кое с кем поквитаюсь, и поедем, только дождись меня, дождись.
– Она посмотрела на Илью и за все время разговора улыбнулась.
– Сколько в тебе зла Илюша, сколько зла и ненависти.
– Да! Это ты верно подметила ненависти. Я их всех ненавижу, ненавижу. Вот из этой штуки, я готов убить каждого коммуниста, который мне встретится первым. – Он сжал обрез обеими руками так, что захрустели суставы в пальцах. – Потому что, они отняли у меня всё, всё до последнего, оставив только злую ненависть, да жизнь мою поганую.
Он сел на ближайший камень, который лежал неподалёку, закрыл лицо руками и замолчал.
Пелагея подошла к нему и не произнеся ни слова села рядом на холодный камень. Она вспомнила своего отца Григория Поликарповича скромного учителя уездной гимназии и заботливую мать Ольгу Ивановну.
Ещё до революции, в большой и просторный дом, стоящий на берегу небольшой речушки Ломовис, что проходила вдоль Сурменевки, Осиповы приезжали в основном летом на отдых. Когда студенты разъезжались на каникулы, в гимназии для преподавателей работы не было и как раз наступало самое время вспомнить о деревне. Небольшая усадьба принадлежала родному брату Григория Поликарповича, местному помещику Евсению Поликарповичу Осипову.
Сам Евсений Поликарпович появлялся там только тогда, когда приезжал его брат с семьёй. Вот тогда дом оживал, начиналось веселье до позднего вечера, да всякого рода развлечения. Заходил к ним и Трифон Тихонович Мурзаев, владелец значительной части местных земель. Он любил покрасоваться, да показать себя в богатстве, это была его слабость. Как подъедет к воротам на тройке вороных, да с колокольчиками, в расписных санях, так что только снег из под копыт лошадей разлетается по сторонам.
– Ээ-эй, принимайте гостей, да поскорей, уж очень мы замерзли, да так что есть, хочется! – Кричал Тихон Трифонович.
Они все садились в большом зале за длинным столом, где было вино, разные закуски в горячем и холодном виде, мясо копченое, тушёное, жареное, всякого рода птица, солености и деликатесы, и тут начиналось веселье.
Под звуки семиструнной гитары выходили цыгане. Красавицы с длинными чёрными волосами под аплодисменты присутствующих начинали петь, да так что текла слеза, а тут и цыганские детишки с выходом в прихлоп.
– Эх! А ну давай! Давай ещё! – Кричали уже хорошо подвыпившие гости.
И тут цыгане показывали всё, на что только были способны. Они пели, плясали, бегали, кувыркались и всё с частушками, да прибаутками. А потом хмельные гости выходили на улицу и пели песни до самого утра.
На некоторое время Пелагея погрузилась в свои воспоминания, ведь это было её детство, совсем беззаботное, далекое и безвозвратное. Она хорошо понимала, что всё это останется только в её мыслях как красивая сказка, которая будет только в её памяти.
– О чем ты думаешь? – Вдруг она услышала неожиданно. А когда подняла голову, то увидела Илью. Он стоял и смотрел на неё, не отрывая глаз.
– Да так, о своём, – ответила девушка. Что ж ты уезжаешь?
– Да, – ответил Илья. – Но я скоро вернусь, слышишь? Скоро вернусь, а ты обдумай моё предложение. У тебя ещё есть время.
Больше он не сказал ни слова. Он оседлал коня и рванул с места так, что пыль из-под копыт полетела. Тут и остальные вдогонку помчались вереницей, подгоняя лошадей. И вот не прошло и нескольких минут, как всадники исчезли вдали горизонта.
В правление колхоза ворвалась разъяренная женщина. Она быстро прошла по небольшому коридору и свернула в первую открытую дверь, оказавшуюся на её пути. Эта дверь вела в самую большую комнату правления, где находились Федот Колесников и новый председатель колхоза Бородовой.
В её глазах была ярость и решительность разгромить все на своём пути. Увидев председателя, она направилась прямо на него. Пройдя ещё несколько шагов, деревенская баба весом более ста килограмм остановилась, расставив руки в стороны как борец на поединке и посмотрела исподлобья на председателя.
Председатель, имеющий явно меньшую весовую категорию встал со своего места и отошёл в сторону.
– Э-э, вы что гражданка! – От неожиданности начал заикаться Бородовой.
– Яа-а! Крикнула женщина, – да я тебя сморчок несчастный в пыль сотру! Я из тебя вот этими руками дух выпущу!
Она вытянула свои большие жилистые руки вперёд прямо к лицу председателя.
– Я повторяю! Успокойтесь гражданка, – сделав ещё шаг назад, сказал Бородовой.
– А ну прекрати Степанида! – Встав со своего места, заорал Федот. – Ты что здесь устраиваешь? А то смотри, я ведь и привлечь могу.
– Это кто здесь председатель!? Он что ли, – кивнув головой в сторону Бородового спросила Степанида.
– Да он, Бородовой Василий Степанович, наш новый председатель, уважаемый человек, из РАЙКОМа присланный. Говори что надо, да проваливай отсюда побыстрей и не нервируй меня.
– Ничего Федот, ничего, – сказал Бородовой. – Ты присядь гражданка и расскажи что случилось?
Степанида присела на табурет и не отрывая взгляда от Бородового спросила:
– Это что же, ты действительно новый председатель?
– Новый, вот прежде чем кидаться на людей Степанида, хотя бы надо знать, с кем имеешь дело, – вклинился в разговор Федот.
– Это откуда же я могла знать, что он председатель, ведь он у меня вчера всю капусту в огороде потоптал, теперь вот торчат одни кочерыжки, а что жрать я зимой буду?
– Какую капусту ты, что несешь Степанида? Ты думай, что говоришь-то, – удивился Федот.
– Как это какую? Иди, посмотри на мой огород, почти ничего не осталось, вот его видели, как он под окнами вчера ночью у Емельяна топтался, а потом на мой огород перешёл.
– Что? – Федот хотел что-то сказать Степаниде, но Бородовой перебил его.
– Да всё верно она говорит Федот, все верно.
– Тут удивлению Федота не было предела. Он смотрел на председателя, раскрыв рот.
– Ты тётка Степанида иди домой, я тебе всё возмещу, потом.
– Возместишь? Да чем же ты мне можешь возместить, у тебя же ничего нет.
– Ну я же сказал, возмещу. Мне положено зерно за трудодни, вот зерном тебе и отдам, а сейчас иди, пожалуйста, домой, – сказал председатель.
