Грусть-Лабинск

скачать книгу бесплатно


– Ну не знаю, – говорит инженер. – Ситуация, прямо скажем, бредовая. Может, и объяснение у неё должно быть каким-то бредовым. А гипноз кажется чем-то слишком разумным.

Дверь в каморку открылась. Все трое замолчали. Пришёл Семёнов. Начал что-то им рассказывать, а они ничего, кроме роялей и скрипок, не слышат. Семёнов рот открывает, а они только надписи с его словами читают и молчат. Рассказал он им что-то, поинтересовался их зрением, сказал, что они сидят, как будто пришибленные, и ушёл.

– Предлагаю сегодня не высовываться, – говорит инженер. – Сидим здесь и молчим. Посмотрим, что завтра будет.

Согласились. Повезло им: день оказался спокойным, ничего нигде не ломалось, производство проработало и без них. Заперлись они в каморке и просидели до вечера, а потом по домам разошлись.

Ночью Ступин сквозь сон услышал голос. Не удивившись как следует, проснулся и прислушался. Голос ему на ухо шепчет: «Поезд прибудет в полночь. Место номер …, у окошка. Поезд прибудет в полночь. Место номер …, у окошка». Ступин только плюнул от досады и снова уснул. Утром стало легче: рояли и скрипки замолчали, в глазах не темнело, надписи больше не появлялись. Остались только немота и чёрно-белое зрение. Ну и на том спасибо. Но всё же Ступин заметил новую особенность зрения: перед глазами время от времени проплывали сверху вниз какие-то пятна, полосы какие-то тянулись. Вышел Ступин на улицу: прохожие мечутся как ненормальные, дёргаются как-то; движения резкие, непредсказуемые почти что. Пришёл на завод. Инженер со слесарем сидят, на какой-то бумажке что-то пишут, друг другу передают. И тоже как-то дёргаются. Увидели Ступина – протягивают ему бумажку. Там написано: «Про поезд было?». Ступин кивнул. Потом на бумажке написал: «Зачем бумажка?». Инженер написал в ответ: «А как по-другому? Надписей больше нет». Ступин опять кивнул. Стали они через эту бумажку общаться. Пишут что-нибудь и передают потом другому. Стали обсуждать поезд.

– Ну, – пишет на бумажке инженер, – гипотеза с кино как будто подтвердилась. В каком-то кинобреде мы с вами погрязли.

– Может, эта штука с поездом, – пишет Ступин, – может, она что-то значит? Что это за поезд такой?

Стали вспоминать фильмы про поезд. Да только что тут вспоминать? Фильмов-то много в мире, в каждом втором поезд можно увидеть. Думали, думали, ничего не придумали. А опытный слесарь сидит и только глазами хлопает. Много он всего в жизни повидал, но в такую чертовщину ему ещё не приходилось попадать.

– Ну ладно, – пишет инженер, – посмотрим, что завтра будет.

А завтра и не было ничего. Говорят, что ни Ступин, ни инженер, ни опытный слесарь на следующий день на заводе не появились. Стали их искать, а найти не могут. Нет их нигде. Стали им звонить, а никто не отвечает. По домам к ним пошли, а там говорят, что нет их: спать вечером легли, а утром их и не было уже. Стали в полицию обращаться, больницы обзвонили все, морги тоже – и там нет. Нигде нет. Пропали бесследно и беспричинно. Как сквозь землю провалились.

А может, и не пропадали они никуда. Может, сходили они в цех, слили себе молочка в бутылочку. Ну и выпили его, не дождавшись, пока его лаборатория проверит на всякую заразу. Может, отравились и слегли на месяц, пропали из виду.

А может, и вовсе этого не было. Может, всё это кто-нибудь от скуки придумал. Кто знает?

Телевизор

Телевизор – вещь противоречивая. Странная, даже своенравная в каком-то смысле. С одной стороны, сам процесс вещания с уважением относится к законам природы, строго их соблюдает: то есть никто, к примеру, не говорит электрическому току, что тот неправильно течёт, не в ту сторону или слишком быстро, или, например, не придирается к различным волнам и излучениям – не так, мол, вы колеблетесь, неправильно излучаете, по-другому должно быть. Всех всё устраивает, все довольны. Это с одной стороны. С другой же, когда посмотришь, что, бывает, из телевизора говорят – только за голову схватишься: как только не плюют порой на разные научные вещи, на законы природы и прочее.

Иван Мешков был человеком недоверчивым, но в то же время и доверчивым. Никому и ничему почти что он не доверял. Доверял только телевизору. Говорят, бывало, из телевизора, что, мол, «есть предположение, что русалки существуют» или что «возможно, единороги существуют и по сей день», а Иван внимательно всё это слушает и удивляется.

– Ну надо же, чего только в природе не бывает!

Слова о предположениях и прочие вводные конструкции Иван непроизвольно опускал и превращал откровенную белиберду про русалок и единорогов в состоявшийся факт. И верил в него. Скажут ему про русалок – верит в русалок, про единорогов скажут – поверит и в единорогов.

Однажды сказали из телевизора о возможном конце света через несколько лет. Иван не прошёл мимо, поверил, взял на заметку. Через несколько лет хватился:

– Так что же это? Завтра, получается, конец света!

Иван предпринял все необходимые – на свой взгляд – меры. Расплатился по долгам, прошёлся по знакомым: поругался с теми, с кем всегда хотел поругаться; подрался с теми, с кем уже поругался. Пришёл домой и стал ждать конца света. Сел и сидит. А конца света всё нет и нет, всё никак не наступает конец света, хоть убей.

«Неужели обманули? – подумал он. – Неужели из телевизора обманули?» Сел за стол, написал гневное письмо с жалобой на обман и отправил его не телевидение. Но ответа не последовало. Потом он отправил ещё два письма, а когда и на них ответа не получил, то стал ежедневно строчить по письму. Но всё равно никто ему не отвечал. Решил он тогда поехать на телевидение лично. Приезжает, идёт по коридорам, говорит первому попавшемуся:

– Обманули вы меня. Конец света пообещали, а его не было.

Отвели его в какой-то кабинет. Там какая-то женщина сидит. Спрашивает она у Ивана:

– Каковы ваши претензии?

– Обманули вы меня, – говорит Иван. – Вы в своих передачах про конец света говорили, назначили его на… В общем, полгода назад он должен был произойти. А его и не было совсем! Сидим вот, как видите, разговариваем с вами. Нехорошо вы поступили, обманули меня.

Женщина посмотрела на Ивана, почесала за ухом и говорит:

– Ну, мы ничего не назначали и никому концов света не обещали. Если у нас там что-то и было про конец света, то это всего лишь предположением было. Я так вижу, что человек вы уже не молодой, опытный. Должны уметь отличать предположения от утверждений, от обещаний тоже. И вообще, должны как-то критически осмысливать информацию. А то что же получается? Скажут вам, что русалки существуют, – и что? поверите вы?

– Как же, – говорит Иван, – как же не поверю? Есть же они. Вы же сами их показывали, сами же про русалок говорили, что бывают они в природе.

Женщина вздохнула.

– И это тоже было предположением. Если вы меня спросите, то скажу я вам: нет никаких русалок.

– И единорогов нет? – спрашивает Иван. – Ну они-то должны быть! Вы же сами доказательства приводили!

– Их тоже нет. И не было никогда.

– Обманули, значит.

Женщина ничего не ответила. Поднялся Иван и вышел из кабинета. Пока шёл по коридорам, поругался с каждым, кто мимо проходил. Каждого как минимум лжецом назвал. Даже какой-то бабке, которая полы молча протирала, досталось.

– Чего ты тут раскорячилась? – говорит ей Иван. – Конец света, конец света, русалки, русалки… Не будет никакого конца света! Отбой! И русалок тоже нет! Дура!

Бабка эта в молодости лёгкой атлетикой занималась. Достала она тряпку из ведра, накинула её на швабру. Потом прищурилась, прицелилась, как заправская амазонка, и метнула в Ивана шваброй, словно копьём. Швабра до Ивана не долетела, потому как тряпка слишком много воды в себя вобрала и «копьё» отяжелила.

Пришёл Иван домой. Злой, почти что в ярости. Стал перед телевизором и начал его бранить, отчитывать. Потом перешёл на мат. А телевизору-то что? Будь у него руки, умей он говорить, развёл бы он руками, сказал бы:

– А я-то что? Я всего лишь бытовой прибор. Я просто сигнал транслирую. Что в меня передадут, то я и озвучиваю.

Взял Иван телевизор и выбросил в окно. И не стал его больше смотреть.

А телевизор этот упал на голову одному случайному прохожему. Но это уже другая история.

А вот как раз и она, рассказанная непосредственным её участником:

Никогда я в чудеса не верил. В детстве, конечно, верил. В детстве и не в такое веришь. Тогда я и в фей, и в летающих людей верил. Однажды даже был уверен, что если посыпать на голову какой-то пыльцы, то человек полететь сможет. В доме у нас никогда такой пыльцы не держали. Полез я один раз в стол, нашёл там какие-то приправы. Насыпал их себе на голову и стою так посреди кухни. Жду, когда полечу. Но никуда не полетел, остался стоять на полу. Начались какие-то сомнения возникать – сомнения в наличии чудес. А со временем и вовсе перестал в них верить. Слышал, конечно, про чудеса света, но что же это за чудеса такие? Их же люди построили. Да, долго строили, но построили всё-таки. И ничего чудесного там нет. Взять те же пирамиды. Ну и что тут такого? Я вам с завода кирпичей могу натаскать и выложить точно так же, не хуже даже получится. Подумаешь – пирамиды. Тоже мне – чудо.

Иду я один раз по улице. На рыбалку шёл. Иду себе спокойно, напеваю что-то, под ноги прохожим не плюю. День хороший был. Иду, любуюсь. Вдруг – бах! Как шарахнет меня чем-то по голове! Я даже немного пополам согнулся от такой неожиданности. Стою, голову рукой растираю, в шоке нахожусь. Немного даже потерялся в пространстве и времени, забыл на секунду и себя, и какой сегодня день и вообще. Стою, по сторонам смотрю, пытаюсь вспомнить, какая сейчас эпоха на дворе, существует ли вообще электричество в мире. Смотрю – рядом телевизор разбитый лежит. Ну, думаю, раз телевизор лежит, то электричество существует. Пришёл в себя немного, стал умственные способности проверять. Не утрачено ли чего. Посчитал до десяти, потом в обратном порядке посчитал – ничего вроде бы не утрачено, на месте всё. Потом смотрю опять на телевизор и думаю: «Это что же? Это он мне на голову упал? Это его мне на голову бросили?»

Стал я возмущаться. Смотрю вверх на балконы и кричу:

– Да что же это такое? Где это видано – чтобы людям на головы телевизоры бросали? Это что за этикет? Где вас только научили такому? Да уж понятно, что не в Царскосельском лицее! Эх, чтоб вас… Так вас и этак…

Постоял я, повозмущался, но никто с балконов мне отвечать не стал. Испугались. Или стыдно стало. Посмотрел я на телевизор: а он старый-старый, здоровенный такой, древний, ископаемое почти что. Таких и не делают уже. Да, думаю, можно, конечно, владельца понять: такие телевизоры только с балконов и выбрасывать. Но не на головы прохожим, конечно. Махнул я рукой и пошёл дальше.

Прихожу на речку, сел, удочку закинул. Сижу, наслаждаюсь природой. Не ловится, правда, ничего. Не клюёт даже. Опустил удочку на землю. Вдруг – как потянет! Схватил удочку, еле-еле успел. Тяну, чувствую: нечто колоссальное попалось. Вдруг показался из воды здоровенный хвост, вижу: крючок за плавник зацепился. Странно, думаю, все нормальные рыбы обычно ртом за крючок цепляются, а эта дура – хвостом умудрилась! Тянул я, тянул, потом вдруг выныривает из воды какая-то баба. По плечи в воде находится. Волосы по лицу размазаны. Раздвинула она их, с лица убрала, посмотрела как-то строго на меня, недовольно, и говорит:

– Ну и какого чёрта ты тянешь, дубина?

Я, конечно, удивился немного. Никак не ожидал такого приёма.

– Уважаемая, – говорю, – во-первых, не кричите, пожалуйста, рыбу не пугайте. А во-вторых, чего это вы мне запрещаете тянуть? Вы что, из инспекции какой-то, лов рыбы мне тут запрещаете?

Баба говорит:

– Во-первых, никакой рыбы тут нет. А во-вторых, дубина, не тяни меня за хвост. Весь плавник сейчас порвёшь.

– Я вас, – говорю, – ни за какую часть тела не тяну, мне это не нужно. А тяну я рыбу, причём аномального масштаба рыбу, а вы мне мешаете. Поэтому перестаньте, пожалуйста, скандалить и покиньте воду.

Она мне в ответ:

– Да не рыба это. Это я. Ты меня своей идиотской удочкой за хвост зацепил. Русалка я. Понимаешь ты это, дубина?

– Что-то, – говорю, – что-то не очень-то вы на русалку похожи. Русалки так себя не ведут. Если вы русалка, то почему вы, когда я вас поймал, не взмолились?

Баба удивилась:

– С какого это перепугу я должна взмаливаться?

– Ну а как же, – говорю, – я много сказок про русалок читал. И в каждой говорится, что «русалка», будучи пойманной, «взмолилась». А вы не взмолились, а говорите – русалка. Не верю.

Она искоса так на меня смотрит, прищурилась.

– Ох, – говорит, – какой умный нашёлся. Да, вижу я, что ты начитанный очень, ну просто очень начитанный. Всё-то он знает. А это точно русалки были, а не рыбы какие-нибудь или прочая живность? Не было там невода, случайно? Или их тоже на удочку ловили? Ну да ладно, разницы-то всё равно никакой нет. Ведь то были сказки, а на деле – по-другому всё обстоит. На деле – ставлю я тебе ультиматум: перестань меня тянуть, или я сейчас из воды вылезу и в глаз тебе дам.

– Сделайте одолжение, гражданка, – говорю, – вылезьте из воды. И мешать не будете, и всё видно сразу станет – какая из вас русалка.

Стала баба подплывать ближе, потом как-то приподнялась из воды. Вижу: у неё ниже пупка всё чешуей идёт. А самого пупка и нет. Удивился я, испугался немного.

– Ого, – говорю. – А вы как будто и правда русалка.

– То-то же, – говорит баба. – Убедился? Тогда удочку положи, я крючок из хвоста достану.

Скрылась она под водой, крючок извлекла. Потом опять вынырнула.

– Я, – говорю, – гражданка, извинения свои приношу. Никак не думал я, что вы – настоящая русалка. Не думал я, что настоящие русалки в природе бывают.

Она усмехнулась и говорит:

– А какие бывают? Ненастоящие? И почему это им не бывать? Ещё как бывают. Я – живое тому подтверждение.

– Да как же это, – говорю, – не бывает же русалок. Это практически научный факт.

– Ага, – говорит русалка, – ты мне ещё скажи, что единорогов не бывает.

– А что же? – спрашиваю. – И единороги бывают?

Она как засмеётся.

– Да ты, голубчик, как будто головой где-то ударился. Бывают и единороги. Ты что, Ваську нашего не видел?

– Какого, – спрашиваю, – такого Ваську?

– Да единорога нашего. Он тут рядом бегает, – и показывает на ближайшее поле. – Сходи, – говорит, – познакомься. Он дружелюбный. Покатает тебя, по небу пронесёт.

Удивился я окончательно.

– По какому ещё небу? – спрашиваю.

Русалка смотрит на меня снисходительно так.

– По обычному небу. Он летать умеет вообще-то. Сходи, не бойся. Людей он любит. Только в носу ему пёрышком не щекоти. Он это не приемлет.

Распрощался я с русалкой и пошёл в сторону поля, в котором этот сверхъестественный Васька должен был бегать. Вышел в поле, иду, смотрю кругом. Вдруг вижу: скачет мне навстречу какой-то конь. Только нельзя сказать, чтобы он скакал. Как будто немного над землёй парил, топота не слышно было. Подходит ко мне. Смотрю: у него во лбу рог торчит. Сам он белый, но местами с какими-то фиолетовыми пятнами. Где-то и золотые пятнышки встречались. Крылья на спине сложены. Так вот, думаю, значит, как единорог натуральный выглядит.