скачать книгу бесплатно
Спать уже было нельзя. Микш нащупал в темноте свои брюки и туфли и начал одеваться.
– Собственно говоря, я съедаю ваш завтрак, – сказал Демба.
– Нет, нет! Я совершенно сыт.
– А я голоден. Я от голода чуть с ума не сошел. Со вчерашнего дня я ничего не ел, а сегодня утром у меня стащила завтрак одна собака.
– Кто? Собака?
– Да, безобразный пинчер в бурых пятнах. А мне пришлось на это спокойно смотреть.
– Почему пришлось?
– У меня случайно были заняты руки в это время. Впрочем, какое вам до этого дело? Попадаешь иногда в положение, когда нельзя управлять своими руками. Но я вам, кажется, не дал спать?
– Я не устал. Я могу еще после обеда поспать немного. К тому же мы так редко видимся… Каким образом вы сегодня дома? Нет лекций? Нет уроков?
– Я вернулся, чтобы взять на время какое-нибудь пальто у фрау Помайзль. У меня пальто порвалось. А у нее хранится гардероб ее сына, взятого в солдаты.
– У вас порвалось пальто?
– Да. Продырявилось. Собака вцепилась в него зубами.
– Возьмите мое. Мне его до вечера не нужно. А днем фрау Помайзль починит ваше.
– Нет, спасибо. Ваше на меня слишком коротко.
– Да ведь мы с вами одного роста.
– Нет. Не беспокойтесь. Я возьму накидку, которую оставил здесь сын фрау Помайзль.
– Как хотите. Что у вас нового?
– Нового? Ничего. Соня хочет уехать в Венецию с Георгом Вайнером.
– С Вайнером? Это кто такой?
– Идиот. Герой тенниса. Человек, который умеет говорить только о своих пиджаках.
– Ну и бог с ним!
– Бросьте говорить вздор! Разве вы дали бы себя обокрасть? – гневно воскликнул Демба.
– Кто же вас обкрадывает?
– По-вашему, это не кража, когда у меня кто-нибудь отнимет Соню?
– Нет. Она свободна. С вами не связана. Она может делать, что хочет.
– Вот как? Вы служите на железной дороге. И у вас есть покровитель в министерстве. Допустим, что кто-нибудь отнимет у вас внимание начальника отделения в министерстве, который ведь тоже «свободен», и лишит вас должности. Вы бы это позволили? Какого-нибудь несчастного, стянувшего кусок хлеба, сажают под замок, а на этих грабителей любви нет управы?
– Разве вы хотели жениться на этой барышне?
– Нет.
– Вот видите! Через несколько недель вы бы ее бросили все равно. Значит, потеря не так уж велика.
– Через несколько недель? Может быть. Но сегодня я еще не покончил с этим.
– То есть как это – не покончил? Несколько дней или недель не могут же иметь значения.
– Но ведь это еще не кончено, неужели вы не понимаете? Как мне вам объяснить?.. Слушайте: вы едите артишок. Или грушу. Откладываете последний кусочек в сторону куда-нибудь, ищите его и уже не находите. Тогда вас целый день будет тянуть к этому кусочку. Можете есть какие угодно другие вещи, во сто раз вкуснее, – маленького кусочка груши вам будет всегда недоставать. Весь день вы бессознательно будете ощущать на небе и на языке томление по этой груше только потому, что не съели последнего кусочка.
– Так что же?
– Так же обстоит у меня дело с Соней Гартман. Быть может, я бы ее забыл через несколько недель. Есть другие, гораздо более ценные люди, чем Соня Гартман. Но так как она вчера со мной порвала, то я не могу сегодня жить без нее. Последний кусок… Вы этого не понимаете? Микш, вы должны раздобыть мне денег.
– Шесть крон можете получить сейчас же.
– Шесть крон? Мне нужно двести.
– Двести? Господи милостивый, вы у меня просите двести крон? – Микш расхохотался во все горло. – На что вам деньги, Демба?
– Я хочу поехать с Соней в Венецию.
– Так я и знал. Вы думаете, все дело в деньгах? А если барышня полюбила другого?
– Если я достану денег, она поедет со мной.
– Вы в это серьезно верите?
– Ни во что я не верю. Я это знаю, – сказал Демба. – Я был у нее полчаса тому назад, и она мне это обещала. Я ее уговорил. Нужно только быть немного дипломатом и сердцеведом, тогда все удается. У нее всегда было непреодолимое стремление увидеть свет. Она должна совершить это путешествие, а кто ей поможет в этом – это для нее вопрос второстепенный. Если я до вечера деньги раздобуду, Вайнер будет оставлен.
– Сердцеведение ваше никогда вас не выручало, милый Демба, – сказал скептически Микш. Станислав Демба не слушал его.
– И сегодня утром я чуть было не добыл эти двести крон. Если бы я только улучил мгновение! Но я слишком долго ждал, и теперь это мне значительно труднее. Я готов был бы надавать себе пощечин, если бы…
– Если бы что?
– Если бы мог. Это теперь тоже не так легко. – Демба коротко рассмеялся. – Довольно об этом. Значит, у вас нет для меня денег. В таком случае я должен поискать их где-нибудь в другом месте. Будьте здоровы!.. Ах да, накидка… Фрау Помайзль!
В соседней комнате послышались скользящие шаги. Хозяйка просунула голову в дверь.
– Вы меня звали, господин Микш? Батюшки, как же у вас темно сегодня! Собственных рук не видно.
– Фрау Помайзль, можете вы мне дать на сегодняшний день ту накидку, которую носил раньше ваш сын? Я продырявил себе пальто.
– Накидку Антона? Пожалуйста. Но только она слишком плоха для вас, господин Микш. Мой Антон в последнее время, до своей военной службы, не хотел уже выходить на улицу в этой накидке. Подождите-ка, я ее сейчас вам найду.
Фрау Помайзль исчезла в смежной комнате и через несколько минут вернулась с накидкой.
– Вот она, господин Микш. Немножко нафталином пахнет.
– Это ничего. Давайте ее сюда, – сказал Демба. – Практичная вещь такая накидка. Ее просто набрасываешь на плечи, застегиваешь спереди и не бьешься над просовыванием рук в эти проклятые футляры, которые выдумал черт…
– В какие футляры?
– В рукава. Я не переношу рукавов. Откройте ставни, Микш.
– Вам уже не больно?
– Больно? Где больно?
– Глазам не больно?
– Нет, черт побери! Не задерживайте меня своими вопросами и откройте ставни.
Яркий свет залил комнату.
Демба подошел к зеркалу платяного шкафа, являвшемуся украшением бедно обставленной комнаты. Погляделся в него и кивнул головой. По-видимому, он одобрил накидку.
– Батюшки, это вы, господин Демба! – воскликнула фрау Помайзль, только теперь узнав его. – А я и не знала, что вы дома. Я думала – вы ушли. Только что вас искал почтальон с деньгами.
– С деньгами? И он ушел? Вы ему дали уйти? – закричал Демба.
– Нет. Он пошел на четвертый этаж. Сейчас должен сойти вниз.
– Это хорошо. Я выйду на улицу и буду его караулить. – Станислав Демба повернулся к Микшу и рассмеялся. – Господин Вайнер отстранен. Это гонорар от издателя макулатуры, для которого я перевел роман на польский язык. Бульварный роман для служанок в четырехстах выпусках по двадцать геллеров, в каждом выпуске – убийство с целью грабежа, или поджог, или казнь, или подброшенный ребенок – на любой вкус. Мне, в сущности, должно быть стыдно, но вы знаете, Микш: non dolet. И он даже не затягивает платежей. Эти дикари все-таки самые лучшие люди.[8 - Не больно (лат.).]
– И как раз сегодня деньги пришли. Ну и везет же вам, Демба!
– Везет?.. Наоборот, проклятое невезение! Отчего деньги вчера не пришли? Господи Боже, если бы они пришли вчера!
– Что ж бы тогда было?
– То, что сегодня мне предстоял бы, может быть, спокойный день, больше ничего! – сказал Демба и потупился. Потом вдруг встрепенулся: – Теперь мне надо идти, а не то еще прозеваю, чего доброго, почтальона.
Через несколько минут Демба вернулся. Ни слова не говоря, он поднял крышку платяного сундука и зарылся в старые брюки, жилеты и пиджаки. Когда он вынырнул оттуда, на голове у него торчала престарелая, отливавшая жиром шляпа с отвислыми полями, с обтрепанными краями, чудовищный Мафусаил в племени шляп, несколько лет тому назад отправленный Микшем на заслуженный покой.
– Господи помилуй! Не собираетесь же вы показаться на люди в этой шляпе? – воскликнул Микш.
– У меня нет другой.
– Где же ваша?
– Я ее где-то забыл.
– Можно ли быть таким рассеянным?
– Я не был рассеянным. Мне пришлось ее бросить.
– Пришлось? Почему же?
Демба начал терять терпение.
– Не спрашивайте слишком много. Вы этого не можете себе представить? Вы меня когда-нибудь выведете из себя своей проклятой скудостью воображения. Все вам нужно объяснить. Ну так вот: погода ветреная, моя шляпа летит на рельсы трамвая, я бегу за ней, в это время проходит вагон… Иногда рекомендуется не протягивать рук вперед, чтобы не попасть под колеса, Микш!
– Вам нужно сейчас же купить себе новую шляпу, Демба. Теперь ведь у вас есть деньги.
– Нет, – сказал Демба, – у меня нет денег.
– Почтальон не пришел?
– О да, пришел!
– Может быть, деньги были вовсе не вам адресованы?
– Мне. Они были моими. Но…
У Станислава Дембы сделался припадок бешенства. Он опрокинул в неистовстве плюшевое кресло фрау Помайзль и стал искать, поводя глазами, что бы можно было в комнате разнести вдребезги. Шитый шелком экран перед камином с изображением св. Женевьевы имел несчастье приковать к себе внимание Дембы. От пинка он, кряхтя, свалился на пол и погиб мученической смертью. Это, по-видимому, успокоило господина Дембу настолько, что он мог продолжать свой рассказ.
– Он не хотел выдать мне деньги, – бушевал он. – Только под расписку! Он хотел заставить меня взять в руку его грязный чернильный карандаш, прикоснуться к его липкой книжке и расписаться в какой-то засаленной графе. Иначе он не может отдать мне деньги. Мои деньги, слышите ли вы, Микш? Мои деньги!
– Так что же?
– Я не допускаю над собой никакого принуждения, – сказал Демба. – Я не расписался.
Глава VI
– Четырежды тринадцать пятьдесят шесть!.. Нет, барышня, четырежды тринадцать пятьдесят шесть. Пятьдесят шесть, барышня! Пятьдесят шесть! Семью восемь… Да… Алло, кто говорит?.. Будьте любезны попросить к телефону фрейлейн Прокоп. Прокоп. Стеффи Прокоп. Да. Я?подожду у аппарата… Стеффи? Ты? Наконец-то! Слава богу! Четверть часа я не мог добиться соединения. Говорит Станислав Демба… Да… Здравствуй. Слушай, Стеффи, мне нужно с тобой говорить. Если можно, сейчас. Нельзя? Господи, только в двенадцать? Неужели нельзя сейчас? Может быть, тебя отпустит начальник… Нет? О, боже, все точно сговорилось против меня сегодня. Ну, пусть в двенадцать, так и быть. Будем ли мы тогда, по крайней мере, одни? Никто не помешает? Ладно. Я?приду… Этого я не могу тебе сказать по телефону… Да, разумеется, расскажу, для того ведь я и приду к тебе… Нет, по телефону никак нельзя. За дверью кто-то стоит и слышит каждое слово и уже теряет терпение, оттого что ему так долго приходится ждать. Я?вешаю трубку. Значит, в двенадцать… В?начале первого?.. Хорошо… Хорошо. До свидания, Стеффи!
Станислав Демба вышел на улицу и пропустил в телефонную будку маленького толстого господина, который глядел на него с яростью и бормотал невнятные ругательства. Не прошел он и нескольких шагов, как его окликнули с противоположного тротуара.
– Здравствуйте, Демба! Куда идете? Подождите, я пройду немного с вами.
Демба остановился. Вилли Эйснер перешел улицу. Демба кивнул ему небрежно головой.
– Что с вами? Разве вы больше не служите в банке? Как это вы разгуливаете по улицам в служебное время?
Вилли Эйснер затянулся дымом из папироски и выпустил его в пространство.
– Служу, – сказал он. – Вы думаете, банк позволил бы мне гулять? Но я иду с биржи, у меня там было дело.
Вилли Эйснер любил прихвастнуть. Он был мелким служащим Центрального банка и работал в инспекторском отделе. К биржевым операциям банка он не имел никакого отношения. Ему просто было поручено проводить одного артельщика, при котором были крупные деньги, а исполнив поручение, он не мог преодолеть соблазна пройтись немного по Рингштрассе, с лайковыми перчатками в правой руке и тросточкой в левой. Вилли Эйснер чувствовал себя не на месте в своей конторе. Он завидовал всем, кто имел свободную профессию и не был связан определенными служебными часами: адвокатам, художникам, торговым агентам. Идеалом существования рисовалась ему жизнь человека, который утром спокойно читает свою корреспонденцию, потом идет в кафе и, развалившись в удобном кресле, с папироской в зубах перед рюмкой ликера на мраморном столике, наблюдает уличную сутолоку; который днем прогуливается по Грабену сколько душе угодно, встречается со знакомыми, обменивается с друзьями, делая скучающее лицо, замечаниями насчет элегантных дам, потом не спеша обедает и наконец за своим письменным столом занимается кое-какими важными делами. Сам же Вилли Эйснер был принужден с восьми до половины первого и с двух до половины шестого в комнате, общей с восемью сослуживцами, неустанно сравнивать счета и цифры и против проверенных мест ставить карандашом птички.
Он говорил медленно, изысканными оборотами, вводил паузы между отдельными словами, чтобы придавать им надлежащую внушительность, и был уверен, что все слушают его внимательно, когда он считал уместным высказаться по какому-нибудь поводу.
– Мне пришлось отказаться от своей квартиры. Квартира у меня очень уютная, но мне стало в ней немного тесно; мне нужно место для моей библиотеки.