banner banner banner
Разрешенное волшебство
Разрешенное волшебство
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Разрешенное волшебство

скачать книгу бесплатно

– Думаю, нам тут отсиживаться нечего, – спокойно и ровно заметил Твердислав. Скрестил на груди руки и задумчиво поднял глаза к небу – незачем друзьям-товарищам знать, что в груди у него – смертельная пустота и холод. Давненько уже вожаку клана не было так скверно перед боем. Давненько.

– Нападём? – Кукач жаден до драки. И смерти он не боится, ну ни чуточки. Ему любая схватка – забава. Про Великого Духа начнешь говорить – только рукой махнет, мол, на то он и Великий, и Дух, чтобы суть мою сразу видеть. А если не увидит – так тогда, значит, вовсе он не Великий и вовсе не Дух, значит, врали нам про него всё, выходит, тогда и бояться нечего!

Джейана как-то услыхала подобные речи, возмутилась. Кукач же, всем на удивление, не отступил перед Неистовой. Дело едва не дошло до поединка. Насилу развёл их Твердислав.

Вязали тростниковые шапки, делали дыхательные трубки, оборачивали, обкручивали ноги жесткой болотной травой-резаком: хоть ненадолго, но поумерит пыл придонных жителей, больших любителей полакомиться сладким белым мясом пришельцев. Близнецы, сосредоточенно сопя, мазали какой-то дрянью заостренные концы своих колов (какие это копья! Одно слово – колы!) Дрянь эту они с важным видом тут же выжали из вполне безобидного, на взгляд Твердислава, корешка.

Пошли.

Тёплая вода старицы сомкнулась над головами. Едва-едва выступая над поверхностью, показались дыхательные трубки. Плечом раздвигая неподатливую воду, Твердислав шёл первым. Мелкая речная погань засуетилась вокруг голеней и бедер, норовила впиться в глаза, залезть в ноздри; а до Ведуньи уже близко, и отгонные чары не набросишь.

Но вот наконец замаячила стена поднявшегося из дна тростника. Осторожно раздвигая стебли матрасника, Твердислав приподнял над водой голову – чуть-чуть, чтобы только открылись глаза.

Так, вышли нормально, впереди – проделанный ползачом лаз. Хорошо бы теперь прошмыгнуть, пока хозяин в отлучке – вернётся, не пожалует.

Прошмыгнули.

Последний островок. Последняя протока. Из непролазного волчьеглаза отлично, как на ладони, виден был следующий клочок земли, лишь самую малость приподнятый над плоским зеркалом болот.

На голой вершине островка, покрытой густой, изумрудно-свежей по этому времени года травой, стояла Ведунья. Высоченная, больше чем на голову выше рослого Кукача. Во всегдашних чёрных одеяниях Слуг Зла, как называл их Учитель. Длинные костлявые руки воздеты над головой; лицо скрыто громадным капюшоном.

Как ни странно, Ведунья была одна. Вся свита куда-то бесследно исчезла, и Твердислав немедленно решил, что бестии уже отосланы творить разор во владениях Лайкова клана.

Ведунья одна! Редкая удача! Впервые удалось застигнуть её врасплох. Чёрные разбойницы всегда отличались осторожностью и хитростью, их никогда нельзя было увидеть в одиночестве, без целого сонма тварей, и разумных, и неразумных, и облеченных в плоть, и бестелесных.

Не требовалось даже беззвучной речи, чтобы понять друг друга. Они должны это сделать! Впятером. Чтобы никакой Ведунье не было повадно шастать мимо земель клана Твердиславичей.

Телом Твердислав ощущал слабые толчки воды. Друзья расходились в разные стороны, беря злодейку в кольцо. Теперь покажут себя и немудрёные копья-колы!

– Вперёд! – рявкнул Твердислав, одним прыжком оказываясь на суше.

Вот она, фигура в чёрном, – прямо перед глазами. Костлявые руки-плети вскинуты, капюшон падает на белую маску лица. Она не двигается – провидит свою судьбу?

Пять копий ударили одновременно, разрывая ветхий покров плаща. И – провалились в пустоту.

– Да ведь это пугало! – ахнул Тарни, от неожиданности заговорив вслух.

Чёрный плащ оказался накинут на грубо стянутый прутняком жердяный остов. Вместо рук – выбеленные сухие отростки смертенца, вместо лица – пласт белой же коры хищного мохнача.

Обманули, провели как детей, как желторотых птенцов! Твердислав чувствовал, как от бешенства закаменели скулы. И они тоже хороши – так глупо попасться!

Вожак клана уже понимал то, чего не успели ещё осознать остальные – ловушки так просто, забавы ради, никто не ставит, и раз Ведунья позаботилась оставить здесь своё подобие – значит, западня подготовлена по всем правилам.

Он ещё успел крикнуть остальным: «Встаньте в круг!», – когда окружающая островок вода внезапно забурлила и вспенилась. Ведуньина свита, та самая, которую видел Тарни, с воем, визгом, рычанием и скрежетом пошла в атаку. А над тёмной гладью старицы, скрестив на тощей груди костяные хватала, недвижно застыла сама Ведунья. Тонкий визгливый смех прокатился по-над болотами, негромкий, но перекрывший весь поднятый свитой хай.

И один лишь Твердислав разобрал в этом визгливом смехе слова:

– Отдай Ключ-Камень. Отдай, отдай, отдай!

Он не успел бы ответить, даже если б захотел – саламандры изрыгнули огонь.

Глава седьмая

Когда Буян пришёл в себя – словно вынырнул на поверхность душистого моря небывалых грёз – ламия по имени Ольтея сидела на краю приютившей их ямины, закинув ногу на ногу, и с ленивой грацией расчёсывала деревянным гребнем медно-рыжие кудри.

– Ну что, понравилось? – подмигнула она изгою.

Понравилось? Не то слово! Сладкий дурман, пьянящее наваждение, истома, за миг которой, казалось, отдашь всю оставшуюся жизнь. Ламии знали толк в плотских утехах. Там, где неумелая, дрожащая девчонка только и могла, что опрокинуться на спину, раздвинуть ноги да покрепче зажмуриться, ламия творила чудеса. Губы Буяна вспухли от поцелуев. Он никогда не знал, оказывается, что это такое – настоящий поцелуй. Он никогда не знал, что руки могут оказаться настолько ласковыми – мягкими, нежными, и в то же время – требовательными и настойчивыми. Да, совсем не так, как было с другими…

Ламия соскользнула с края ямы – единым слитным движением, мягким и грациозным.

– Нам пора. – Полные губы улыбались понимающе и чуть-чуть лукаво – знаю, мол, что больше всего на свете тебе хочется вновь сграбастать меня, но это, извини, ещё впереди.

Буян покорно склонил голову. Что ему ещё остается делать? Выбора нет. Джейана не помилует, и слезы Нумико не помогут. Да и как теперь, после всего случившегося, той же Нумико в глаза смотреть? А здесь, может, перед смертью ещё разок удастся – он невольно покосился на низкий вырез платья Ольтеи.

– Путь далёк, – ламия выбралась наверх. Улыбаясь, протянула руку Буяну – тот дёрнул щекой и одним прыжком вымахнул из ямы. Могу, могу, и нечего мне помогать! С этим-то и сам справлюсь!

Щелкунчик куда-то исчез – ну и хвала Великому Духу. Сгинул ехидный надоеда – нам же легче.

Мягкая ладошка осторожно, ласкаясь, всунулась в безвольно обмякшую было левую руку Буяна – и сами собой, стряхивая вялость, напряглись мышцы. Теплая и гладкая щека потёрлась об изуродованное плечо парня – о белый неровный шрам, оставленный клыком кособрюха.

– Больно, наверное, было.

– Больно? Мне? Ты что! Я даже и не заметил! – похвастался Буян.

– Наверняка. Я так и подумала. Ну, идем, путь неблизкий. А ты защитишь меня по дороге? – закончила она кокетливо, прижимаясь к Буяну.

Она умолчала о том, что сама с лёгкостью защитила бы и себя, и самого Буяна. И не устояла бы разве что перед разъяренной девичьей гвардией Джейаны Неистовой.

Они тронулись в путь, и тут Буяном неожиданно овладело странное безразличие. К Ведунам так к Ведунам. Хорошо бы только – поскорее. И чтобы не мучили бы долго. А смерть, что смерть – он её заслужил. Потому что струсил. И ламия по имени Ольтея – просто небольшая радость перед гибелью. А они-то, щелкунчик с нею, небось решили, что им его удалось соблазнить! Х-ха! Нет, он сам так решил. Погибать так погибать. Перед Великим Духом всё равно не оправдаешься.

Тайные тропы, по большей части неведомые даже лучшим охотникам клана Твердиславичей, повели Буяна и Ольтею на север, в обход секретов и постов, в обход опасных мест, где кишмя кишела нечисть – всё дальше и дальше, к таинственному гнезду Ведунов, к оплоту страшного, неистребимого Зла, попасть куда живьем всегда считалось намного хуже смерти.

* * *

Джейана не позволила себе разлёживаться. Без неё в клане все пойдет прахом – это было её всегдашним и неистребимым убеждением. За всем и за всеми глаз да глаз нужен. Чуть чего не доглядишь – глядь, а беда уже на пороге, а за ней иная валит, ещё страшнее.

Вечером того же (думалось) дня, когда в посёлке малость улеглась обычная суета, Джейана выбралась на воздух.

Летние сумерки тихи и прозрачны, удивительно мирны – ни за что не подумаешь, что ночью здесь, под этим же небом, развёртываются кровавые схватки, хрустят кости, перемалываемые безжалостными челюстями, и предсмертный хрип жертвы смешивается с ликующим воем охотника-победителя.

– Фатима! – Голова ещё слёгка кружилась, но это ничего. Не к лицу Неистовой обращать внимание на такие мелочи.

Стая чёрных тугих косичек как будто бы даже обогнала свою обладательницу. Фатима бегом выскочила из-за угла.

– Как дела? От Твердислава?

– Ничего не было, – Фатима покачала головой и потупилась, словно чувствуя себя виноватой. – А так – всё в порядке. Мальчики полночи вал заново отсыпали, пока я их спать не погнала. До утра на постах всё было тихо. Выл кто-то там, где Отвечающий, но никто к нам не сунулся.

– Полночи? – Джейана подняла брови. – Погоди, какие полночи?

– Джей, ты была без чувств, – Фатима сочувственно покивала. – Весь тот день и всю ночь и почти весь следующий день.

– И ты дала мне валяться? – не на шутку рассердилась Джейана. – Да ведь тут…

– Ты что, ты что! – похоже, Фатима испугалась яростного блеска в глазах Неистовой. – Надо было тебе поспать! Надо! Уж мне-то ты поверь! Душу из тебя почти всю выпили, понимаешь?

– Да ведь тут без меня такого могли наворотить! – не унималась подруга Твердислава.

– Ну уж! – возразила Фатима, и косички отрицающе мотнулись из стороны в сторону. – Я следила. И эта троица – Дим с приятелями – помогала. Всё благополучно, не терзай, не изводи себя так! Гилви… я… Ой!

Едва услыхав имя Гилви, Джейана тотчас же помрачнела. Щека разом вспыхнула, словно вспомнив полученную от соплячки пощечину.

– Ой, ой, ой, что-то я не то сказала, – испуганно зачастила Фатима. – Джей, Джей, ну да ты уж прости её, глупую. К лицу ли тебе?

– Ежели всякие недомерки будут тебя по щекам хлестать – тебе это понравится?!

– Так ведь и ты её тоже приложила!

– Ты меня с ней равняешь?! – Джейана разошлась уже не на шутку.

– Ох! – Фатима села на порожек дома. – Бешеная ты, Джей, какая-то. Да никто тебя с Гилви не равняет, хотя ты же сама говорила, что Сила у неё есть.

– Хватит об этом, – ледяным голосом отсекла Джейана. Как бы то ни было, с Гилви она разберется. Чтобы все, все, ВСЕ раз и навсегда запомнили – её, Джейану Неистовую, бить по щекам никому не дозволено. Даже с самыми лучшими намерениями. Хотя, конечно, какие там лучшие намерения. Возгордилась соплячка чрезмерно. Решила полученное от меня вернуть. Уложила кособрюха и решила – ей теперь всё можно. Ошибаешься, подруга дорогая. Ничего тебе нельзя, пока я, Джейана, правлю кланом. И если я дрогну – Твердиславичам не устоять. Каждый начнет одеяло на себя тянуть. Сильный захочет обидеть слабого. Слабый отыграется на слабейшем, и Ведунам останется только взять озверевшую толпу – именно толпу, уже и не клан даже! – голыми руками.

– Хорошо. Как с Лиззи?

Обладательница сотни чёрных, как древесный уголь, косичек нахмурилась.

– А вот с нею плохо, Джей. Совсем-совсем плохо. – Она по-девчоночьи зажмурилась, вновь потрясла головой – косички вразлет.

– Что значит плохо? Ох, Фатима, Фатима! И когда же ты начнешь четко и понятно вести доносить? Дышит? В сознании? Жар есть? Ведун тебя возьми, Фати! Сама из Лечащих, а толково сказать, в чём дело, не можешь!

– Да, да, прости, Джей, – Фатима смиренно потупилась. – Горит она вся. Лихорадка почище чем при болотной немочи. Первый день бредила, а теперь и бредить перестала. Дышит редко, с трудом. Хрипит. Девчонки чередуются, искусственное дыхание делают. А больше ни у кого ничего не выходит. Иринка, правда, варит ещё какие-то отвары, да только я в них не сильно верю. Нам, похоже, это чародейство неподвластно.

– Короче, пора яму копать, – жестко подытожила Джейана.

– Ой, Джей, ну зачем ты так. – Фатима даже покраснела. – Можно ж ведь еще…

– …попросить Учителя, – закончила Неистовая. – Но ты ведь знаешь – это потом против нас же и обернётся, не может Учитель по закону Великого Духа нам все время безвозмездно помогать. Расплачиваться придется! И кто знает, сколькими жизнями. Вон, Твердислава до сих пор нет.

Фатима вздохнула и опустила голову.

– Придётся без него решать, если Лиззи совсем плохо станет. Сейчас, Фати, сейчас пойдем её посмотрим.

Домик травниц напоминал разворошённый улей. Всегда аккуратный, чистенький, опрятный, сейчас он являл собой наглядную иллюстрацию к расхожему выражению «Ведун войной прошелся». На полу в беспорядке валялись пучки трав, искрошенные коренья, раздёрнутые связки коры, вязанки сушеных водорослей. Во дворе горели оба летних очага, и на каждом булькало по котелку с какими-то варевами. Иринка, травница, маленькая, быстрая, остролицая, носилась взад-вперёд то в кладовку, то к большой колоде – рубить принесённое, то к большой же ступке – растирать разрубленное. От обоих котлов валил пахучий пар; трав было намешано столько, что даже Джейана не сумела понять, чего же именно Ирка набросала в бурлящую воду.

Внутри, возле лежащей Лиззи, суетились Дженнифер, Сигрид и Фируз. Завидев Фатиму с Джейаной, разом приумолкли, раздались в стороны, давая дорогу.

С первого взгляда Джейана поняла – дело и впрямь плохо. Причём куда хуже, чем казалось тем же лекаркам и травницам. Лиззи уже почти рассталась со своим телом; её чистая душа, не оглядываясь, уже спешила прямо к порогу Великого Духа. Малышка уходила легко и радостно, не чувствуя ни боли, ни страха; и на миг Джейане стало до омерзения стыдно – вот, всё, девчушка счастлива. Таких, как она, очень любит Великий Дух, для них специально построил он на небесах особую страну, где нет ни зла, ни смерти, и куда, устав от повседневных тяжких трудов, порой удаляется передохнуть сам Всеотец-Создатель – а мы её, Лиззи, хотим выдёрнуть обратно к крови, нечистотам, страданиям, болезням. Лиззи, маленькая, прости нас, если сможешь. Я не могу тебя отпустить. Ты нужна клану. В тебе ведь такая Сила.

Только теперь, когда великая похитчица тайн – Смерть на краткий миг распахнула перед Джейаной все тайники детской души, подруга Твердислава, первая Ворожея клана, смогла понять, насколько же грандиозный дар Великого Духа достался крошке Лиззи. Когда она вырастет, по её слову скалы будут послушно, как стадо, переходить с места на место. Лесные чащобы расступятся, чтобы дать ей дорогу; болота пересохнут, чтобы, упаси Великий Дух, не осквернить стопы Лиззи своей застоялой, нечистой водой; словно буря, пронесётся она из конца в конец людских владений, круша и предавая огню логова Ведунов, – и тогда эта бесконечная война наконец будет убита.

Джейана даже застонала сквозь стиснутые зубы.

– Фатима, помогай!

Небывалый случай: Джей попросила помощи!

Вслед за летящей душой в погоню рванулись крылатые огненные драконы. К ним присоединились стремительные голубые птицы – посланцы Фатимы. Остановить! Вернуть! Только если душа сама захочет вернуться, смогут что-то сделать травницы.

Джейана никогда не думала, что это может оказаться настолько больно. Свирепые когти неведомого зверя прошлись про хребту от затылка к копчику, раздирая плоть, выламывая, вышелушивая позвонки; по лицу дождём заструились слезы, которые не остановишь силой воли – это просто инстинкт, крик тела, элементарный, как пот в жару.

Рядом – знала Джейана – точно так же корчится сейчас Фатима. И всё же драконы, посланные ею, обогнали крохотную, жемчужно-мерцающую фигурку. Обогнали – и Джейана, насилуя собственное естество, заставила их обернуться волнами ужаса, свирепо покатившимися на Лиззи. В ход пошли все ночные кошмары, какие только Неистовая оказалась способна извлечь из глубины памяти. Все детские страхи, вся горечь и весь страх первых лет, когда они были ещё не кланом Твердиславичей, а крошечной кучкой зверенышей, только-только обучившихся отстаивать самодельными копьями жалкую пищу перед грозным натиском хищного зверья (про Ведунов тогда никто и слыхом не слыхивал!) – все давным-давно преодолённые кошмары Джейана теперь гнала в бой.

«Я не могу дать тебе умереть, Лиззи. Меня не станет. Ворожеей сделается Фатима. А потом или Олеся, или Гилви, если эту стерву я не прибью раньше. А там, глядишь, подойдёт и твоё время! Клан не может без Ворожеи! И он не может позволить самой сильной из всех, что когда-либо рождались, вот так запросто умереть от какой-то там хворобы!»

Голубые птицы Фатимы, огромные, прекрасные, с ясными, лучистыми, как и у самой Фати, глазами несколько запоздали. Оно и понятно – Джейана гнала своих драконов кнутом ненависти, распаляя собственное воображение картинами грядущей победы над ведуньиным отродьем, Фатима же, напротив, вложила в нежных, цвета неба, созданий всю прелесть и красоту того жестокого, но в чём-то и прекрасного мира, твердь которого служила домом для всех родовичей клана. В послании Фатимы смешалось всё – радости духа и радости плоти, любовь и дружба, неведомое пока ни самой Фатиме, ни Джейане материнство, единство клана, счастье ощущать себя его частицей, знание того, что ты не одинок на этой земле. Никакие иные силы не подействовали бы сейчас на стремительно уносящуюся к пределам Великого Духа Лиззи. Вся сила Джейаны Неистовой не стоила тут ничего.

И крошечная фигурка заколебалась. Первым чувством, остановившим её, был страх – уж больно натурально получились у Джейаны кошмары, могущие ожидать Лиззи впереди, решись-таки она покинуть своё тело окончательно.

Джейана солгала.

«А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня…» – вспомнились слова из Заповедей Великого Духа, оставленные Иссой, Учителем Учителей.

Но так нужно для клана! Нужно, чтобы Ворожея жила! Великий Дух, несомненно, поймёт и простит её, Джейану, нарушившую Его установления, но ведь исключительно с добрыми намерениями!

Нет, прочь колебания, прочь, прочь, прочь! Джейана никогда не отступала. Не отступит и на сей раз. Она не спасует перед Смертушкой!

Остановленная драконами, зовимая птицами душа Лиззи медленно-медленно побрела обратно.

С губ Джейаны сорвался хриплый возглас – не то торжества, не то боли.

Однако обратно в измученное лихорадкой тело душа Лиззи так и не вернулась. Замерла на полдороге, словно в колебаниях. И, быть может, Джейане с Фатимой ещё бы и удалось добиться успеха – если б не боль. Терпеть под конец стало совершенно немыслимо; Фати просто лишилась чувств, Джейана была близка к тому же.

И всё-таки главного они добились. Душа Лиззи уже не рвалась прочь. Теплилась надежда, что, одолев болезнь тела, можно будет вернуть и душу.

Глава восьмая

В первые же мгновения боя Твердислав чётко и хладнокровно осознал, что надежды на спасение нет. Ведунья собрала самую гибельную, самую смертоносную нечисть. Всё оказалось хуже, намного хуже, чем мнилось вожаку клана в тот момент, когда он только вглядывался в чёрный след там, на Косом Увале.

Саламандры тут были, и кособрюхи-оборотни, и душители, крылатые ящеры, что запросто могут утащить ребенка, а взрослому – выбить глаз страшным клювом или располосовать лицо когтями, и плевки-прыгунки, чья ядовитая слюна запросто прожигает деревянный, обитый железными полосами щит, и летающие – притом без крыльев – толстые круглые твари, шары-шарами, только посредине, как щель, – здоровенная пасть с тремя рядами зубов. Вынырнули и какие-то совсем невиданные бестии, с какими ни разу не встречался даже сам Твердислав.

Пошли, называется, за Ведуньей.

Саламандры, здоровенные, мерзкого вида лягушки, вторично распахнули уродливые рты, окаймлённые чёрными, как будто бы обугленными, губами. Первая их попытка пропала даром – твари поторопились, выдохнули пламя далековато от изготовившихся к бою Твердислава и его спутников; теперь они готовились ударить вторично. Никогда ещё этих бестий не собиралось больше двух – а тут, гляди-ка, аж целых семь.

Ведунья вновь расхохоталась скрипучим, торжествующим смехом.