скачать книгу бесплатно
– А вы как сюда…
– Навсегда, Александер, навсегда, – мой собеседних утробно захохотал. – Не зря, туды её в качель, я лёгкие в шахте выблёвывал! Не зря свинцом хер оборачивал! Выпал нам таки счастливый билетик! – глаза у него странно заблестели. Сигара у него была явно не с простым табачком.
Я вежливо кивал, не перебивая. Пусть говорит. Иногда такое может дать больше, чем все агенты Конрада, вместе взятые.
– Выпал нам, грю, билетик счастливый! Приехали сюда к вам измену выкорчёвывать! Вы тут, йохер-нахер, зажрались вконец, тольк… ты не обижайс… ладн…?
– Да что ты, Дэвид, что ты, – я успокоительно похлопал бородача по плечу. Пусть говорит. Что бы ни сказал.
– Зажрались, говор…! – рявкнул тот, обдав меня ядрёным табачным ароматом. – Вы тут изменом изменить решил…! А почему? Потому шт… жили слишком хорошо! Вам-то не понять, каково это – в шахте по двенадцать часов, да в скафандре, потому шт… иначе сразу каюк!
– А вы уехать разве сами не могли? – поддержал я. – Неужто вас Империя там насильно держала?
– Х-ха! – бородатый Дэвид аж руками всплеснул, словно призывая всех в свидетели моей потрясающей наивности. – Конешн… силком! Ссыльные мы там все были, Алекс, спецпоселенцы! За грехи дедунь да папашек расплачивались. Деньги, конешн… платили, не без того. Можешь скопить да выкупиться на свободу. Да только как там скопишь, если за каждую каплю воды платишь, как за жидкое золот…?! Помыться раз в неделю – праздник. Да и то, вся вода – регенерированная. Детишки болели, лейкемия, саркомы – что твой насморк. А почему? А потому, что на всех скафандров детских не укупишь.
– А это все твои, Дэвид? – я кивнул в сторону близняшек.
– Мои, – с мрачной гордостью подтвердил бородач. – Тоже… наш общий грех. Аборты запрещены. Кондомов в аптеках не купить! Не говоря уж о таблетках.
– А почему же, почему?
– Да всё потому же! – рявкнул мой собеседник. – Кто ж уран добывать-т… станет, а?! Я сам на Борге родился. Дедулю моего, старого хрыча, туда упекли за невосторженный образ мыслей. Так вот, ежел… у тебя детки рождаются, с тебя часть срока списывают, у кого он был, а кто на планете проклятущ… родился – тому на счёт денег подбрасывают. Был у нас один такой – десятерых родил и выкупился.
– И с детьми уехал?
– Х-ха! Держи карман ширше! – презрительно фыркнул Дэвид. – Ежели ты выкупаешься и много детей у тебя, то одног… самое меньшее, оставь. У тог… парня, с его десятерьми, двоих потребовали. Мальчишку и девчонку.
Меня передёрнуло. Да полноте, имеет ли право на существование такая Империя?..
– Г-гады, – выдохнул бородач, сжимая пудовые кулаки. – Сволочи. Ну да ничег… Вырвались мы с-под тех куполов, навсегда вырвались! Спасиб… товарищ… Дарк за то, освободила она нас. Порвём теперь Империи глотк..! А то, понимаешь, пока мы там гнили, ваши тут с врагами сговориться пытались!
– Так что ж, Борг теперь просто опустеет? – я игнорировал опасные темы насчёт гниения и сговора с врагами.
– Не-ет, зачем пустеть? Где ещё такие богатые руды найдёшь? Стране нашей уран надобен! Куда ж без урана? Как от имперцев отбиваться станем?.. Только ведь вахтами там попахать за дело свобод… совсем не то, что раньш… И если знать, что малышня моя в море плещется… – бородач закатил глаза и ощерил зубы в ухмылке. – Ничё, ничё, мы тут у вас порядок-то наведём.
– А это как? – полюбопытствовал я.
– Ну, как! Перв… – наперв… – всех предателей – в лагерь! А ещё лучше – к нам, на Борг. Пускай поработают, вину свою искупят. А мы пока в их особнячках да квартирках поживём. Эвон, у вас ванные больше, чем у нас спальни были! По три-четыре толчка, это где ж видан…?! Мы, йохер-нахер, заслужили. Детскими могилками всё оплатили! А? Что молчишь? Скажи, оплатили или нет? А?
– Да, конечно, конечно, – я постарался улыбнуться и покивать как можно убедительнее. – Ты не сердись, Дэвид. Я ж просто так спросил.
– Ничег… ничег… – прихмыкнул тот. – Радуюсь я просто, Алекс. Что из той смерти выбрались. Что Дариана нас спасла, что заживо не гниём теперь. Что теперь хоть на море да на солнышко посмотрим. Даже умирать, коль придётся, не так хреново будет. Потому как знаем, за что драться станем.
Я опять покивал.
Дэвида кто-то окликнул от входа в «Кайзер».
– Ну, бывай, Алекс, – бородач протянул мне ладонь, шириной больше смахивавшую на лопату. – Пора мне. Покуда тут устраиваемся, потом уж по квартирам разместимся. Эй, Саманта! Детей быстро взяла и пошли!
Бледная, до срока постаревшая женщина поспешно и мелко закивала, хватая девочек в охапку. Мальчишки тоже подскочили к ней, кроме одного, который, простодушно расстегнув штаны, мочился с парапета прямо в синий, коронованный белою пеной прибой.
Я стиснул зубы и отошёл.
* * *
– Кошмар, – простонал отец, хватаясь за голову. – Я предполагал, что дело скверно, но чтоб настолько… Конечно, эти несчастные с Борга за Дариану всем глотки перегрызут. И кем мы окажемся, если выступим против них? Мол, несчастных детей, от радиации погибающих, не пожалели, оттолкнули?!
– Если Новый Крым заполонят такие, как этот Дэвид, тут очень скоро не за что станет сражаться, – холодно проговорила мама. Она застыла, скрестив руки на груди, словно изваяние Возмездия. – Да, у них была ужасная жизнь. Жизнь, недостойная человеческого существа. Но сейчас они вырвались оттуда и, похоже, потеряли рассудок.
– Как там говорилось в далёком прошлом? «Понаехали тут…», – пробормотал отец.
– А что ты предлагаешь делать с гостями, которые гадят у тебя на ковёр, срывают картины со стен и бьют посуду? – обрушилась на него мама. – Кто был бы против принять детей с того же Борга? У нас санаториев бы хватило. Да и места ещё многим хватит! Только если они вести себя станут соответственно.
– Да таких уже поздно, Тань, воспитывать. Честное слово, поздно. Только если вот детей у них отобрать и поместить у нас в интернатах. С лучшими учителями, психологами, священниками… Глядишь, и помогло бы. А так – они вырвались из-под куполов, свобода, эх, без креста! Хочешь помочиться в море – мочись! А что, заслужили! Как этот, как его, Дэвид, выразился? Детскими могилками всё оплатили? Вот сейчас они и станут Новый Крым другими могилками покрывать. Нашими могилками. Спасибо дорогому товарищу Дариане за наше счастливое детство. Знала, ехидна, куда иглу отравленную воткнуть!
– Я уверен, что Дарк специально отбирала самые… выдающиеся экземпляры, – я поднялся, тоже подошёл к узкому оконцу верхнего бункера, где мы устроили очередной семейный совет. – Убивает сразу двух зайцев. Во-первых, формирует запасную гвардию. Во-вторых, провоцирует нас. Не знаю, но мне этому мальчишке, писавшему с парапета, ужасно захотелось надрать задницу. Как минимум. У других, не столь выдержанных, могут возникнуть и более радикальные желания. И всем ведь не объяснишь, что эти несчастные не виноваты, что жизнь у них была такая…
– Какая б жизнь ни была, это не повод становиться скотами! – резко отрубила мама.
– Ну, пока что они и не ведут себя, как скоты, – вступился за переселенцев папа.
– Когда поведут, будет поздно, – отрезала мать. – Их просто поднимут на штыки, а Дариане только этого и надо. Она не остановится перед геноцидом на Новом Крыму, подобно тому, что её «матки» устроили на Омеге-восемь.
– А как же эти, с Борга? – попытался оспорить папа.
– Ты думаешь, это её остановит? – мама презрительно усмехнулась. – Да это даже лучше! Это легко можно будет свалить на нас, новокрымчан. А желающих выбраться из-под куполов, не бойся, меньше не станет. Зато какие выгоды! Прекрасная планета, свободная от не шибко расположенного к Дариане населения. Все пищевые ресурсы в её полном распоряжении. Плюс избыток воды и тепла, необходимых, чтобы выводить новых «маток».
– И что же делать? – как-то беспомощно развёл руками папа.
– Во-первых, мне кажется, надо дать знать Валленштейну, – сказал я. – Пришла пора наведаться на бывшую базу «Танненберга». Каптенармус Михаэль должен находиться там.
– Предположим, мы дадим им знать. А что потом?
– А потом, пап, продолжим то же, что начали. Дариана дважды уходила от нас. В третий раз ей это не удастся.
– Блажен, кто верует, – проворчал отец. – Она ведь ещё и биоморф… Мне вот всё не даёт покоя вопрос – сама-то она об этом знает?
– А она может ни о чём и не догадаться, – заметил я. – Предположим, она ничего не подозревает. Так ведь и я ни о чём не подозревал, когда в первый раз выбрался живым из резервуара Дарианы. Мало ли что! Мало ли как, вот выбрался, и всё тут. Невкусным оказался. Или запах у меня какой-то не такой. Можно придумать миллион объяснений. Дариане совсем не обязательно впадать в шок. Она так давно возится с биоморфами, что вполне могла себя успокоить, мол, «пропахла уже вся ими, вот и не тронули».
– Гм, резонно, – кивнул отец. – Мы, конечно, продолжим поиски.
– Я б на это не слишком рассчитывала, – покачала головой мама. – Третий раз Даша не попадётся. Пуганая. И опытная. Сейчас главное – найти её резервуары, буде таковые ещё есть. Твоя, Рус, мысль о геноциде… что-то мне не нравится, настолько она логична. Уж лучше б тебе ошибиться, сам понимаешь. Кстати, Юра, где сейчас Зденек?
– Завербовался в новую полицию Нового Севастополя, «антитеррористическое отделение». Стоило это уймы денег, но…
– Пусть отчитается, на что их ориентируют. Если Дариана готовит-таки массовое устранение оппозиции…
– То может и не воспользоваться недавно набранными на неблагонадёжной планете сотрудниками. У неё хватает верных псов.
– Тем не менее. А пока – Руслан прав, надо отыскать Михаэля…
Пока что на Новом Крыму царили тишь, гладь да Божья благодать. «Прямое федеральное правление» заставило очень и очень многих стиснуть кулаки, назревал всегдашний «конфликт поколений» – множество мальчишек и девчонок вступило в интербригады и даже слушать ничего не хотело против своего кумира, товарища Дарианы Дарк. Тем не менее монорельсы ходили, самолёты летали – планета изо всех сил пыталась жить «нормальной жизнью», хотя, конечно, это были напрасные попытки.
Вновь воспользовавшись плодами мимикриционных технологий, имея на шее подлинный имперский чип на чужое имя, я уже безо всяких пролезаний и перелезаний прибыл в Новый Севастополь. Автобус остановили на блокпосту, долго и нудно проверяли всех пассажиров – девчонки из интербригады плохо умели обращаться со сканером и базой данных, каждый запрос занимал чуть ли не по пять минут – но в конце концов всех пропустили. Мой жетон никаких вопросов не вызвал.
Город показался мне ещё грязнее и серее, чем в последний визит. Улицы заполняли толпы переселенцев, на Екатеринке и набережной специальным декретом для них даже открыли рестораны, «целево отпустив необходимые ресурсы морепродуктов», как говорилось в официальном сообщении. Моё такси притормозило на светофоре; на углу, за широкой полосой зелени, как раз размещалось открытое кафе, сейчас заполненное до предела. Я увидел, как к столику, где развалилось четверо здоровенных, заросших по самые глаза мужиков в комбинезонах (явно с Борга), подошла молоденькая официантка и как один из бородачей, нимало не стесняясь окружающих, по-хозяйски запустил ладонь девушке под юбку. Та дёрнулась, но другой тотчас схватил её за руку, дёрнул так, что она едва не повалилась на стол.
– Вот твари… – сквозь зубы прошипел пожилой шофёр-таксист, тоже заметивший эту сцену. – Сударь, может, того, задержимся? Сил нет на это смотреть. Они ж как с цепи сорвались… – таксист выразительно поиграл монтировкой.
– Задержимся, – решительно сказал я. Это было очень неправильно с точки зрения конспирации, и, возможно, именно на такие инциденты и рассчитывала Дариана, но я слишком долго гнул шею и маршировал под фашистские марши в «Танненберге», чтобы сейчас покорно молчать.
– Давненько я не дрался… – зло прошептал мне таксист, надвигая кепку на глаза и пряча за спину руку с монтировкой.
Тем временем гогочущие бородачи дали официантке выпрямиться. Руки ей под юбку запустили уже двое, их приятели наперебой диктовали заказ. Девушка дрожала, по щекам текли слёзы, однако дрожащий стилос в тонких пальчиках быстро делал отметки на планшетке.
Нас с таксистом тут явно не ждали. Пожилой шофёр крепко меня удивил, без слов и предупреждений просто огрев монтировкой по жирному затылку одного из тех, что лапали официантку. На лице бородача успело отразиться несказанное изумление, и он молча ткнулся мордой в расстеленную салфетку.
Негоже отставать от того, кто годится тебе в отцы, если не в деды. Ребро моего ботинка врезалось в переносицу ближайшего переселенца, и тот с грохотом опрокинулся вместе со стулом. Двое других попытались было вскочить, но один поймал ухом молодецкий замах монтировки, а другому я без долгих колебаний заехал ногой в причинное место.
– Вот и славно, – перевёл дух шофёр, окидывая презрительным взглядом других переселенцев, остолбеневших от такой нашей наглости. – И запомните, судари любезные, будете наших дочек так лапать – кончите, как эти свиньи, – он кивнул на четыре валяющихся тела и махнул мне рукой: – Поехали, дорогой.
Официантка закусила губку и робко улыбнулась нам сквозь слёзы.
В машине мы с шофёром пожали друг другу руки. И, само собой, перешли с имперского на русский.
– Александр.
– Трофим я, Саша.
– А по батюшке?
– Хм, по батюшке… значит, стар я уже, так, что ли? Сергеевич я.
– Хорошо вы их, Трофим Сергеевич. Даже не пикнули.
– Да и ты, Саша, их славно приложил. Где так драться выучился? Я и глазом моргнуть не успел.
– Да так, занимался то здесь, то там… ещё когда в универе учился.
– А-а-а… понятно. А у меня уже сил нет смотреть, что творят! Да ещё и возникают, мол, вы тут все изменники, империи предаться хотите, мол, жрали да спали, пока мы в шахтах…
– Гнили, – подхватил я.
– Ну да. Гнили. По мне, так гнили б там и дальше, если такие… такая мразь. Понавезли их тут, млин. У меня у самого дочка меньшая в интербригаде, при имперцах чуть на Сваарг не угодила, а они мне – «изменники»! И чуть что – промеж глаз. Их вон много, они злые, сплочённые, а наши-то все словно попрятались…
– Так нашим, небось, совестно – дети-то на Борге и впрямь безвинно гнили. Радиация, Трофим Сергеич, она не разбирает, кто ты…
– Да знаю, всё знаю! – досадливо отмахнулся водитель. – Конечно, на таких планетах жить… эх! Да неужто мы б их детишек не приняли? Если б они к нам по-людски, по-человечески? А то… ссут, прости за выражение, где попало, урны словно не для них поставлены, а газоны – специально, чтобы вытаптывать да бутылки с-под пива раскидывать!
– Они люди, Трофим Сергеевич. Несчастные люди. Их пожалеть надо. «Ибо не ведают, что творят».
– Ишь ты, Саша, пожалеть… Я их с охотою пожалею, ежели они себя в рамках держать станут.
– А не боитесь, что номер ваш заметили? – я поспешил сменить тему.
– Не, не боюсь. Куда им. Да и машина за живой изгородью стояла, не вдруг разглядишь. Обычное такси, каких сотни. А вообще я её на прикол ставить собирался. Сейчас дела – хуже некуда. Чтобы карточки отоварить, как теперь говорят, мне заначки хватит. А по городу ездить… только сердце кровянить. Лучше уж на ферму податься, зять старший всё зовёт…
…В аэропорту я вновь подвергся тщательной проверке. Прошёл контроль (при этом меня раздели до трусов), сел в кресло – и имел возможность лицезреть «оперативный полицейский репортаж» из того самого кафе, где мы погеройствовали с таксистом Трофимом Сергеевичем.
– Наглое и возмутительное нападение на отдыхающих переселенцев… Причинение тяжких телесных повреждений… перелом носа… Ничем не спровоцированное… – доносилось из динамика.
– Ничем не спровоцированное, как же! – фыркнула седая старушка рядом со мной в лихо повёрнутой козырьком назад бейсболке. – Опять, небось, лапы свои грязные распускали! Ох, и молодцы же те, что им дали!
Судя по лицам пассажиров – а среди них преобладали пожилые – старушка высказала всеобщее мнение.
Я опустил голову. Оружие Дарианы Дарк разило точно.
Рейс до Владисибирска шёл полупустой, и это несмотря на то, что «Столичные авиалинии» вдвое уменьшили число полётов. Новый Крым замер, словно былинный богатырь, оглушённый ударом дубины по шелому.
Во Владисибирске меня встретили. Верных людей оставалось всё меньше и меньше, но пока ещё отцовские связи срабатывали. Двое молчаливых крепких парней, меняясь за рулём джипа, лесными дорогами довезли меня до предполья базы.
– Там сейчас никого, но бережёного Бог бережёт.
– Даже охранения не оставили? – удивился я.
– Стояло тут охранение, по первости, покуда всё не вывезли, – ответил мне водитель. – А как пакгаузы очистили, так и делать им тут стало нечего.
Я кивнул.
– Удачи, Рус. Будем тебя ждать сутки.
– Столько не понадобится, – я помахал моим провожатым и шагнул в густой подлесок.
Все окрестности базы «Танненберга» я в своё время пропахал на пузе, прошагал под полной выкладкой; я знал тут без преувеличения каждый куст, каждый овражек и каждое дерево. Сейчас кончатся заросли, и я увижу широкую безлесную полосу, за которой – три высоких забора из колючей проволоки и бетонный ров. В небо воткнуты сторожевые вышки, а за ними – размалёванные камуфляжными разводами родные бараки. Чуть подальше, за самой базой – военный городок, с нашим собственным «Невским», его бары и забегаловки, где я встретил Гилви, где я маршировал во главе своего отделения, когда мы вернулись с Зеты-пять…
Я осторожно отогнул последнюю ветку, не торопясь высовываться на открытое место.
Базы больше не было. Большая часть бараков – подорвана, торчат обугленные остовы; в заборе из колючки проделаны широкие проходы, ров во многих местах завален. Там, где был военный городок, тоже остались только руины. Словно кто-то в первобытной ярости старался стереть базу с лица земли.
И где же здесь мне искать Михаэля? Как он вообще мог здесь выжить? Городок «Танненберга» раскатали по брёвнышку, а самого каптенармуса, хоть он и вольнонаёмный, самое логичное было б упрятать в кутузку. И вообще, что сделалось с гражданским персоналом базы? Когда «Танненберг» уходил с планеты, он оставил тут довольно многих, в том числе и офицерские семьи.
Где-то там, среди развалин, должны валяться обломки огромной мраморной плиты, на которой «Танненберг», ещё не успев раздуться до полка, отмечал всех своих погибших и награждённых. Где-то там имена Кеоса, погибшего в самой первой нашей операции на Зете-пять, Ханя, так и не вернувшегося к нам после Сильвании, других ребят… Там имена Микки, Глинки и Назариана – после того, как они стали командирами отделений. Там и моё имя, мой Железный Крест третьей степени с дубовыми листьями – за Кримменсхольм и Ингельсбург…
Там часть меня. Там люди, которые не были ни патологическими садистами, маньяками и убийцами, равно как и не были ангелами в белых ризах. Их можно было направить и на добро, и на зло, они хорошо умели выполнять приказы. Да, конечно, совесть у большинства из них дремала, поскольку солдат есть «автомат, к винтовке приставленный», и, следовательно, «за него думает начальство». Но всё-таки её ещё можно было бы разбудить, эту совесть…
Я мешкал, наблюдая за безжизненными руинами. Что-то удерживало меня от того, чтобы очертя голову выскочить на открытое место. Уроки господина старшего мастера-наставника, штабс-вахмистра Клауса-Марии Пферцгентакля.
И я дождался. Среди руин появилась медленно бредущая человеческая фигурка. Она двигалась, нелепо дёргая руками и ногами, то и дело «ныряя» головой то вправо, то влево. Так ходят умалишённые; вскоре я укрепился в своём подозрении, потому что человек громко распевал какую-то бессмысленную песню, смешивая слова в дикую кашу.
