скачать книгу бесплатно
– К… Как вам подсобить?
Я начинал припоминать. Горнячок – моя детская фантазия. Я придумал его, когда в начальной школе наш класс ездил в шахту на экскурсию. Рассказывал потом родителям о маленьком бородатом человечке, работающем на Шубина[5 - Шубин – главная легенда шахтёров. Загадочный обитатель шахт, который то помогает тем, кто нуждается, то наказывает тех, кто того заслуживает. Существует множество легенд о его происхождении, с ними вы познакомитесь далее в тексте.].
– Да как! Простым работящим способом. Подойди.
Я подошёл. Встал в боксёрскую стойку.
– Ты шо делаешь?! – спросил он строго.
– А что?
– Опусти меня. Ниже опусти. Не дело это – копателю далеко от земли находиться.
Надеюсь, Горнячок не просит меня взять его на руки и поставить на пол. Оказалось – просит. Нагленько. Вернуться, что ли, в боксёрскую стойку? Горнячок пах землёй и, наверное, углём, и несмотря на то, что уголь не имеет запаха, какие-то флюиды по воздуху носились как окаянные.
– Нет! – рявкнул Горнячок. – Не то!
– Что – не то?
– Ниже. К земле неси.
Я пошёл в спальню родителей, взял чемодан, посадил в него Горнячка и, с трудом перекатывая по ступеням, выволок на улицу. “Ниже!” – донёсся приглушённый голос. Дворовые дедушки (каюсь: так я их про себя и называл) слышали плохо и не отреагировали, разве что дедушка Валя снова со мной поздоровался.
– Куда ниже? – прошептал я. И добавил громко: – Здравствуйте!
Дедушка Валя кивнул.
– Ниже, – буркнул Горнячок.
Я вернулся в подъезд и спустился к железной двери в подвал. Горнячок тихо засмеялся. “То! То!” – в восторге повторял он. Я расстегнул молнию на чемодане. Маленький человек ловко из него вышмыгнул и сказал:
– Недостатошно глубоко, конечно, но Шубин с ним. И, к слову моему придётся: Миша велел передать, дабы завтра с утра ты удобную одежду на себя того-этого, крепко поел кашу, в идеале – местную, а также поупражнялся руками.
– Зачем? – не понял я.
– Того не ведаю. Но я приду к тебе ещё. Сам меня придумал – теперь отдувайся.
– Я не понимаю. Тебя хоть Анатолий зовут?
Горнячок увидел в земле узкую щель, хлопнул в ладоши, наступил и провалился, так и не ответив. Весело, подумал я.
Примерно через час меня наконец-то накрыло. Я бегал по квартире как контуженный и отказывался признавать сегодняшние события реальными. Выбил могучими (так мне казалось) ударами из подушки всю дурь, помедитировал. Что-то сказал иконам в комнате родителей. А как успокоился, открыл в яндекс-картинках изображение Святогора и долго вглядывался в его лицо. Мой пример для подражания. Всю свою былинную жизнь Святогор делал дела как полагается, ничего и никого не боялся и помогал людям, даже если они того не заслуживали.
Заказать, что ли, постер с ним на всю стену?
Потом вернулась мама. Я сел за стол, пока она варганила котлеты.
– Ма.
– А.
– Знаешь, что такое Дикополье?
– Дикое поле – знаю. Дикополье – нет.
– И что такое Дикое поле?
– Так наши земли в прошлом называли. Во время Золотой орды… А может, ещё раньше…
– Что такое Золотая орда?
– Ты это в шестом классе проходил, забыл, что ли? Золотая орда – это государство, образованное после завоеваний Чингисхана.
– Понятно. А Дикополье – это что?
– Не знаю, Саш. Наверное, какая-то производная от Дикого поля. Где ты это услышал?
– Ма.
– А.
– Почему полиция Илюху не ищет?
– Саша, не начинай, ладно? С Ильёй всё в порядке.
– Не считая того факта, что он полетел в бездну вниз головой!
– Саша!!!
– Что?! Позвони его родителям, они подтвердят!
– А вот знаешь что? Возьму и позвоню.
Я этого не ожидал. Растерялся, чего уж греха таить. Прижался к спинке стула. Думал – поспорим с мамой, да и делу конец. Как обычно. Пожалуй, её неверие давало надежду и мне, что всё на самом деле хорошо, я всё выдумал, а сейчас она позвонит и правда материализуется, станет настоящей, и не вырубишь её топором, как бы ни хотелось.
Мама притащила трубку радиотелефона и набрала короткий городской номер. Я смотрел в чёрные дырочки с опаской, руки дрожали. С каждым гудком, что доносился из трубки, я скукоживался, как апельсин в вазе для фруктов. Мама поглядывала на меня и улыбалась: сейчас, мол, всё станет на свои места.
– Не берут, – в конце концов сказала она и дала отбой.
– Ну? – я как будто даже выдохнул. – Что я говорил?
– Да господи, Саш. Они уехали. Наверняка. Света вообще говорила как-то, что они переезжать собираются. А может, я не знала, что всё-таки решились. В конце концов, не так уж близко мы общались…
– Не веришь – не надо, – обиделся я и отказался от ужина.
Мама удостоверилась, что температуры у меня нет, но на всякий случай поставила на тумбе возле кровати порезанный чеснок, потому что от ужина я не отказывался никогда, и я лёг спать.
Ворочаясь в голодном бреду, я медленно уносился в какую-то муть. Мне приснился гроб на вершине холма, обмотанный стальными цепями. Одна за другой они с громким лязганьем обрывались. И тени кругом, сонмы теней, и деревья – мёртвые. Во сне я был уверен, что стал Святогором, и всё в моей власти, и сразить я кого угодно сумею. И тем не менее это было настолько страшно, что я не решался подходить ближе к гробу, хотя давно научился смотреть беде в лицо. Кто внутри – я не знал. И не хотел узнавать. Только чтоб этот гроб так и оставался на том месте, где он есть, – вот и всё, чего мне хотелось.
Утром я с трудом, как ржавые двери лифта, открыл глаза, а после чистки зубов пальцем (ненавижу щётки!) сделал всё, как велел Горнячок. Правда, из упражнений руками я знал только отжимания и сделал их где-то восемь раз, зато на кулаках. Пресс, раз не просили, качать не стал, но поднял над головой компьютерное кресло.
Устал.
Школа номер 47 находилась на расстоянии троллейбусной остановки от дома, и ходил я туда пешком. Первым уроком стояла биология, вторым ещё что-то с тем же учителем – значит, химия, но я не вникал. Всё думал о том, что случилось с Илюхой. Это событие настолько повлияло на мою жизнь, что даже знакомство с Горнячком его не перебило.
Илюха был главным человеком в моей жизни после мамы и папы с тех пор, как мы переехали в новый район. Единственный, кто не отказывался слушать мои истории. Он даже записывал их на диктофон! Мы обсуждали “Звёздные войны”, ходили на турники, точнее, один раз только сходили, я тогда разбил губу о перекладину, и Илюха больше меня не звал. Сам он был крутым парнем, с такими ребятами я никогда не дружил и вряд ли подружусь впредь.
Несколько месяцев назад он позвал меня взобраться на глыбу-террикон возле стадиона “Шахтёр”, место, где концентрируются силы глубин и Земного ядра. Мы с ним болтали, смотрели на звёзды, а затем – пух! – я просыпаюсь у себя дома. И ничего не помню. А Илюхи нет. Нигде его нет. Трубку не берёт, дома его нет. Пропал. И никого не волнует, что был человек – и нет человека. И шлют меня на все четыре стороны с моей паникой. Тогда-то я и начал бегать через дорогу… Наверное, чтобы вспомнить, что произошло там, на терриконе.
Затем я познакомился с Алиной. Она жила в Гладком княжестве недалеко от Планетария. Как и я, любила сочинять истории. Но из дома не выходила. Мы общались исключительно по переписке. Илюху она мне не заменила, но хоть немного скрасила унылые ночи.
– Саш?
– А?! – вскочил я от неожиданности.
Надо мной нависал Виталик Корбуненко, здоровенный одноклассник, который с другими такими же громилами вечно сидел в углу и обсуждал машины и видеокарты radeon.
– Слушай, – он почёсывал немытую голову и подбирал слова, – мы тут с ребятами подумали, а ты не хочешь сходить с нами в кино? “Человека-паука” показывают. Прикинь, фильм сняли, судя по рекламе, там полный атас.
Я посмотрел на него. Виталику Корбуненко и других имён придумывать не надо – он прям вот Виталик Корбуненко, совершенное олицетворение своего имени. Его предложение мне не понравилась, даже взбесило немного. В голосе сквозила жалость, а это меньше всего мне надо.
– Да, конечно, – сказал я.
– Лады! Тогда после уроков встретимся во дворе и пойдём.
После уроков я просидел в туалете, а когда вышел, никто меня не ждал. Хотя опоздал я на каких-то двадцать минут. Что и требовалось доказать.
Зато во дворе я встретил Мишу. Он сидел на чёрном железном заборчике, положив ноги на чемоданчик. Махал мне и лыбился во весь рот.
* * *
Насколько я знаю, Виталик тоже живёт в Москве. Женился, вроде ребёнок даже появился, судя по фоткам в соцсетях. Но я никогда ему не писал. Хоть и понимал, что в тот день в кино он позвал меня без всякой задней мысли… Виталик жутко тогда на меня обиделся и не заговаривал до самого выпускного. На выпускном он, собственно, тоже со мной не заговорил.
Когда я вошёл в лифт своего подъезда, то увидел на стенке написанное от руки объявление:
Собираем на помощь детям Домбаса.
И телефон.
Не знаю, хороший ли я человек. Давно не думал о себе в этой системе координат. Проще, наверное, сказать, что я – никакой. Просто есть. Был – переехал. Где зло, а где добро – не знаю, не различаю. Спотыкался на этом столько раз, а один раз – и вовсе – критически…
Так или иначе, я взял маркёр и исправил “Домбаса” на “Донбасса” – потому что это производное от “Донецкий бассейн”. Мелочно, неправильно, но кто они такие, чтобы коверкать это слово, от которого ёкает сердце всякий раз, когда случайно слышишь его в трамвае или по радио в парикмахерской? Пусть они ничего дурного и не имели в виду. Я тоже не имел.
Лифт приехал. Я вышел. С надеждой, что вместе со мной вышла и совесть, не оставшись навеки в том лифте.
* * *
– Дело у нас с тобой, Саша, – сказал Миша. – Тебе послание передали?
– То, что я должен поупражняться? Передали.
– Чудово[6 - Прекрасно – укр.]. Ты, как мне удалось понять, опасность котируешь?
– Ну… Есть такое.
– Я предлагаю тебе лучший риск. Отборный! Ибо в опасности наше с тобой Дикополье. Тебе понравится.
– И что мне грозит, интересно?
– Увидишь. Главное – мать свою и отца предупреди, что вернёшься ближе к ночи, скажи, что гулять пойдёшь или с девушкой встретишься… В общем, сам придумай.
Ага, с девушкой. Рассмешил.
Мы ехали на троллейбусе по центральной улице города – имени Архимага Артёма – до площади Ленина, которой я так и не придумал альтернативного названия. Ленин – он Ленин везде. Вышли напротив драматического театра, а затем спустились по брусчатке к Усу Кальмия – главной реке… Дикополья. Не считая, пожалуй, Днепра Широкого.
– А можно спросить?
– Ты уже спросил, Саша.
Я замолчал.
– Ладно, спрашивай.
– А кто, кроме Горыныча, бывает?
Хоть я ещё не до конца не верил в произошедшее, на всякий случай решил, что называется, прощупать почву.
Миша призадумался. Он так сильно махал чемоданчиком, что прохожие обходили нас стороной.
– Да всё бывают. Богатыри. Гремучий дедушка. Ты бываешь. Я бываю. А кого пока не придумали – того ещё придумают. Правда, здесь, на нашей земле, они не такие, как ты привык считать.
– А какие?
– Местные, – коротко ответил Миша.
Я всмотрелся в воды Уса Кальмия.
– Что, и водяной есть?
– Конечно. Мы, к слову, к нему и идём, – тут Миша очень театрально прыснул в руку, – только не называй его водяным! Здесь он привык к другому величанию – по фамилии. Водянов. Так и говори – Водянов. А лучше – ничего не говори. Сложно с ним беседы беседовать.
Набережная Уса Кальмия – место средоточения прогрессивной молодёжи города.
Здесь тусовались все: поэты, юные политики, олимпиадники-физики. Да и простая шантрапа. Главный плюс этого места – разрешение на распитие алкоголя, но только тем, кому есть восемнадцать. Мне ещё не стукнуло, поэтому я не пил, да и в принципе на тусовках Набережной бывал лишь однажды – Илюха приводил, у него здесь было много знакомых. Я тогда не нашёл с ними общий язык и вернулся домой. Илюха остался.
– Ладно, я тогда тут немного ещё потусуюсь, – сказал он тогда, а я только и повторил за ним эхом:
– Ладно.