скачать книгу бесплатно
В подвале, куда их привел смотритель, на подставках находились дубовые бочки разной величины. Бывший фельдфебель показал на одну из них.
– Здесь вино урожая девятьсот двадцатого года. Я собирался переливать его в бутылки. Попробуйте, отличное белое вино.
Выпили по кружке. Пауль снова наполнил и предложил:
– Давайте выпьем за мир.
– Давайте за мир, – усмехнулся Василий Ольхов. – За что же еще пить, когда мы уже в Германии.
Ночевали в фольварке, хорошо поужинав. Малкин старался не налегать на спиртное, но не рассчитал силы. Выдержанное, крепкое вино ударило в голову. Он стучал себя кулаком в грудь и убеждал Ольхова, что в бою не подведет.
– Конечно, не подведешь, – соглашался добродушный сапер Петр Петрович Шевченко. – Тебе выспаться надо.
– Я посты должен проверить.
– Сегодня Грач дежурит. Он и проверит.
Этот и последующий день прошли спокойно. Но дороги Германии в апреле сорок пятого года были не самым спокойным местом на земле.
Глава 2. Вперед, на запад!
Катили по неширокой шоссейной дороге. По обеим сторонам тянулись ряды деревьев. Вязы, клены сменялись соснами, во многих местах росли яблони, аккуратно постриженные и побеленные снизу свежей известью.
– Глянь, яблони свободно растут, – удивлялся Иван Шугаев. – У нас мальчишки яблоки бы еще зелеными ободрали.
– Хоть и сволочная нация, а культурная в своем доме, – рассуждал ординарец Антюфеев. – Кругом порядок.
– Зато в лагерях людей несчитано угробили, – со злостью проговорил снайпер Маневич. – У нас в Белоруссии сколько деревень пожгли… вместе с жителями.
В бойцах поднималась злость. К сорок пятому году не оставалось ни одной семьи, где бы не потеряли близкого человека. А в большинстве нескольких сразу.
Изредка попадались беженцы. Они торопливо отступали в сторону, некоторые кланялись, снимая шляпы или шапки с козырьками. Женщин и молодых девушек было среди них мало. При виде солдат отворачивались, прятались за спины мужчин.
– Боятся за свое хозяйство, – провожая их взглядом, сказал один из бойцов. – Ничего, мы еще до вас доберемся.
– Ты рот на немок не разевай, – осадил его сержант. – Приказ помнишь? За изнасилование – под трибунал. Шлепнут в момент.
– Можно и по-доброму договориться.
– На пальцах, что ли?
– На ощупь, – вставил кто-то из остряков.
Остальные засмеялись. Четвертый год война идет, одичали мужики без женщин. Проблемы еще будут.
В довольно быстром темпе отмахали более ста километров. Стрельба по сторонам усиливалась. Прошедшая ночь была озарена отблесками далекого пожара, темнота не наступала. Небо было багрового цвета и, несмотря на отсутствие облаков, звезд видно не было. Спали, а точнее, дремали, тревожно. Зловещий цвет неба навевал всякие мысли. Вот она, Германия, откуда пришло все зло, и хорошего здесь ждать нечего.
Однако ночь прошла почти спокойно, если не считать короткого обстрела из винтовок и автоматов, который велся из леса на расстоянии километра. Потерь не было. Уже перед рассветом Савелий Грач разбудил Ольхова и показал на темную массу, двигающуюся вдалеке. Слышался звук моторов.
На запад прошла немецкая колонна: несколько бронетранспортеров и десятка два грузовых машин. Некоторые с пушками на прицепе.
Двигались они по мало наезженной дороге вдоль леса. Приближаться к шоссе немцы не рискнули, считая, что его оседлали советские войска. Не решились они напасть и на сравнительно небольшую группу Ольхова.
– Удирают фрицы без оглядки, – рассуждал кто-то из молодых солдат. – Как мыши в темноте прошуршали и исчезли. Это вам, гады, не сорок второй год.
– Может, здесь, и удирают, – сказал старшина Калинчук. – А через десяток километров остановятся и так из засады долбанут, что по-другому запоете. Расхрабрились!
Как и Ольхов, старшина трезво оценивал боеспособность немецких частей. На пороге своего дома они будут драться отчаянно.
– Поздно им долбать, – отмахивались от старшины. – Только и остается что удирать без оглядки.
В общем, настроение большинства бойцов было бодрое. Война идет к концу, до Берлина всего ничего осталось. Кормежка сытная. На завтрак повара сварили кашу со свининой. Запивали ее компотом из банок, прихваченных на ферме.
Многие приложились к фляжкам с вином и яблочной водкой. Бывалые бойцы делали это незаметно и сильно не увлекались. Зато несколько молодых ребят хватанули изрядно. Громко и возбужденно что-то обсуждали, смеялись. Ольхов, насмотревшись за войну, к чему приводит пьянка, приказал командирам взводов лично проверить емкости и вылить спиртное.
Если ночью пить опасались в ожидании неожиданного нападения, то утром решили расслабиться.
– Как курят нас подавят, если с утра лакать начнем. Малкин, это твой вопрос как политработника.
– Они меня не слушаются, – простодушно сообщил парторг.
– Бери за шиворот и веди ко мне, если сам не справляешься. Савелий тебе поможет. У него ручищи такие, что сразу по струнке вытянутся.
В принципе это была не такая уж проблема. Группа невелика, командиров достаточно, а бойцы все на виду. Долго копаться Ольхов не дал, и колонна снова вырулила на шоссе. Но проехали не больше двух десятков километров и уткнулись в хвост другой колонны.
От огорчения Василий выругался. Вот тебе и штурмовая группа! Их уже чей-то полк опередил. С досадой подумал, что надо было ехать и ночью. Однако картина, которую он увидел, показала, что ночная езда по незнакомым дорогам чревата немалыми опасностями.
Танковый батальон с десантом на броне выполнял роль такой же штурмовой группы, как и подразделения Ольхова. Только командир соседнего корпуса не поскупился и пустил впереди основных сил сразу два десятка танков и несколько тяжелых самоходок.
Нельзя сказать, что комбат мчался очертя голову. Впереди колонны двигался легкий танк «Т-70» с разведчиками на броне. Однако немцы нанесли удар умело и в удобном для них месте.
Шоссе здесь шло через низину. Дренажную трубу в основании дороги немцы законопатили. Талая вода перехлестывала через асфальт. Разведывательный танк «Т-70» осторожно миновал затопленный участок, проехал еще с полкилометра и доложил, что дорога впереди свободна, противника не видно.
Комбат приказал продолжить движение колонны, и в этот момент рванули два мощных фугаса.
Фугасы – это не противотанковые мины, вес которых ограничен несколькими килограммами взрывчатки. В узкие ямы на обочине дороги закладывают толовые та тики, головки гаубичных снарядов, мины, канистры с бензином или горючей жидкостью.
Один фугас взорвался в начале подъема и разнес «тридцатьчетверку». Кроме экипажа сразу погибли несколько десантников, шагавших следом. Через секунду сработал второй фугас. Он повредил пятую или шестую по счету машину и залил все вокруг горючей жидкостью, которая, шипя, горела даже на поверхности воды.
С криком разбегались, срывали горящие шинели и бушлаты десантники. Некоторые катались по земле, товарищи пытались им помочь, но липкая смесь прожигала одежду и руки. Кто-то бежал к воде и, утопая в грязи, горели на обочине.
Дальше началась мясорубка. На бугор выкатились штук семь немецких танков и штурмовых орудий. Крики заживо сгорающих людей потонули в грохоте взрывов.
Снаряды из длинноствольных пушек калибра 75 и 88 миллиметров за считаные минуты подожгли еще три танка. Остальные «тридцатьчетверки» отвечали беспорядочным огнем, уклоняясь от раскаленных болванок и искрящихся в пасмурном рассвете кумулятивных снарядов.
Батальон был смешанный. Новых «тридцатьчетверок» с орудиями калибра 85 миллиметров насчитывалось не более половины. Только эти пушки могли эффективно поражать врага за километр. Старые «трехдюймовки» прибавляли лишь шума.
Особенно старались две «пантеры» с их пятиметровыми орудиями и высокой точностью приборов. Танковый комбат, которого прочили в командиры полка, с отчаянием смотрел, как загорались все новые машины. Пехота наглухо залегла под откосом, многие прятались в ледяной воде, не замечая холода. Слишком плотным был орудийный огонь.
Горели, взрывались танки, снаряды ломали деревья, которые тоже вспыхивали от сильного жара. Батальон находился на грани истребления, когда майор-комбат вместе с двумя экипажами пошел в атаку.
На полной скорости, не обращая внимания на летевшие навтречу снаряды и угрозу завязнуть, три танка зашли с фланга и подожгли две немецкие машины.
Бронетанковая вражеская рота, видимо, имела приказ не ввязываться в затяжной бой, и спешно отступила. Тем более майор-комбат сумел подбить одну из «пантер».
Однако спустя десяток минут в небе появилась пара штурмовиков «Фокке-вульф-190», которые сбросили несколько тяжелых авиабомб. Мощные взрывы разнесли метров сто шоссейной дороги. Поверх перепаханного гудрона, глубоких воронок хлынул поток талой воды, размывая песок, щебень и землю.
Напор через некоторое время ослаб, но перед штурмовой группой расстилалось озеро и превращенная в болото низина.
Все это рассказал Василию Ольхову майор – комбат года на два старше его.
– Везло до поры, – прикуривая очередную папиросу, с горечью жаловался он. – Ну и нарвался. Пять машин вдребезги, еще четыре повреждены.
Он искал сочувствия. На груди двадцативосьмилетнего майора позвякивали четыре ордена, виднелись три нашивки за ранения. Столько же нашивок было у капитана Ольхова, лишь орденов вдвое меньше. Но Василий испытывал сочувствие только к погибшим.
– Сколько людей потерял? – спросил он.
– Четыре экипажа. Некоторые сильные ожоги получили, смотреть страшно.
– А десантники?
– Что? – не сразу понял вопрос майор. – Да какая разница! Мой батальон угробился. На ходу всего девять машин остались, из них два легких «Т-70».
– Свои танки сосчитал, а десантники, пехота, получается, для тебя чужие. Вон их сколько лежат.
– Пошел ты! – огрызнулся комбат.
– Пойду. Мне здесь некогда ошиваться, – сплюнул Ольхов. – А вот тебя какой леший заставил в низине танки в кучу сбить? Передние скорость сбавили, задние им в корму пушками уткнулись.
Тягостную картину представляло место побоища. Среди воронок и вырванных с корнем деревьев стояли в воде или завалились на обочину сгоревшие и поврежденные танки. Часть из них пытались восстановить своими силами экипажи.
Несколько бойцов вытаскивали из воды мертвые тела своих товарищей. На сухом склоне рыли братскую могилу.
Ольхов еще раз окинул взглядом понурого комбата и зашагал к бронетранспортеру. Задерживаться здесь было опасно. Несмотря на превосходство нашей авиации, у немцев оставалось еще достаточно самолетов, чтобы нанести крепкий удар по скоплению машин.
– Куда теперь? – растерянно спросил Малкин.
– Вперед, на Берлин, – дымя папиросой, отрывисто махнул рукой Савелий Грач. – У нас одна дорога, громить фашистского зверя. Так, что ли, на митингах политработники призывают?
– Они не только призывают, но и в бой идут.
– Извини, забыл. Ты же возле Пиницы тоже воевал. Наверное, пару фрицев уложил. Стрелял ты, Яша, много. Правда, издалека.
– Может, и уложил, – запальчиво выкрикнул лейтенант. – Ив атаку бежал вместе со всеми.
– Ладно, отстань, Савелий, от парня, – осадил Ольхов командира разведки. – В бою Яков участвовал, и подначивать его не надо. Воевал как мог. Не всем героями вроде тебя быть.
– Я не герой, – раздраженный бездарными действиями танкового комбата, не мог успокоиться Савелий Грач. – Герои в штабах сидят да батальонами командуют. А ты, Яша, у нас молодец. Учебу бросил, на фронт пошел, даже в штабе остаться не захотел.
Давно уже действовал приказ Гитлера, запрещавший всякое отступление. Сжатая вражеская оборона располагала большим количеством тяжелого вооружения, которое сравнительно легко перебрасывалось на самые горячие участки. По мере продвижения к Берлину сопротивление росло.
Официально обозначенная Берлинская наступательная операция начнется 16 апреля 1945 года. Но и бои на подступах к столице отличались упорством и ожесточенностью с обеих сторон. Стремясь затянуть войну и нанести максимальные потери Красной Армии, были заранее подготовлены оборонительные рубежи восточнее Берлина, где сосредоточилась мощная группировка немецких войск.
Местность благоприятствовала длительной обороне. Здесь протекали реки Одер, Нейсе, Шпрее. Дорогу преграждали их многочисленные притоки и каналы в междуречье Одера и Эльбы. К началу апреля на подступах к Берлину были созданы три мощные оборонительные линии.
Пока в Ставке Верховного главнокомандования решались вопросы взятия Берлина, на территории Германии не прекращалось наступление советских войск. Указатели на дорогах сообщали: до Берлина осталось 110 километров… 85… 60…
Армейские газеты выходили с заголовками «Раздавить фашистское логово!», а в Россию шли сообщения родственникам о гибели их сыновей и братьев. Нелегко давалось продвижение по этой трижды проклятой земле!
Василий Ольхов доложил по рации командиру дивизии, что вынужден свернуть с шоссе, и объяснил сложившуюся ситуацию.
– И далеко ты собираешься сворачивать? – спросил полковник. – Мы и так плетемся в хвосте.
Это было не совсем так. Дивизия, танковый полк, саперные подразделения продвигались в целом по плану. Сейчас этот план нарушался.
– Сообщу дополнительно через пару часов, – ответил капитан и передал трубку радисту.
Снял фуражку, подставляя лицо лучам выглянувшего из-за облаков солнца. В апреле погода меняется быстро. Совсем недавно на северных склонах лежал снег, а речка Пиница покрывалась ночью ледовым припоем. А сейчас бойцы снимали шинели и бушлаты.
– Весна…
– И солнце теплое, как у нас в России. Земля аж парит.
Отросшие волосы на голове капитана были светло-рыжего, соломенного цвета. На затылке, возле правого уха темным пятном выделялся шрам от осколка. Еще зимой кусочек металла пробил каску, шапку и застрял в кости. Три других осколка от разорвавшейся мины вошли в плечо и руку, уложив Василия на полтора месяца в госпиталь.
– Весь в отметинах домой вернешься, – сказал сапер Петр Шевченко. – Не перепутаешь ни с кем.
– С кем меня путать? Нас три брата было, у всех волосы одного цвета. Двое погибли, один я остался, да сестренка в нашей сельской школе учителкой работает.
– А у меня отец как пропал осенью сорок первого, так ни слуху ни духу. Еще один брат на севере воюет. Тоже недавно ранен был. С матерью самый младший брательник остался. Шестнадцать годков ему. Хоть бы он эту чертову войну избежал.
Колонна рассредоточилась в сосновом перелеске на склоне холма. От затопленной низины отмахали уже километров восемь, кое-как перебравшись через топкую глинистую речушку. У самоходки «СУ-76» сорвало гусеницу, ее натягивали общими силами. Заодно решили перекусить. Пока вскрывали консервные банки, резали хлеб, послышался необычный свистящий гул.
Два немецких самолета пронеслись на огромной скорости к затору, образовавшемуся на шоссе. Это были реактивные истребители – бомбардировщики «Мессершмит-262», обтекаемой, как у дельфинов, формы. К танковому батальону прибавилась еще какая-то воинская часть. Саперы спешно оборудовали перемычку, но дело продвигалось не слишком быстро.
Оба «мессера» сбросили несколько бомб, подняв на воздух обломки бревен, фонтан раскрошенного асфальта и земли. Затем самолеты развернулись и прошли вдоль дороги. Каждая из этих стремительных машин имела на вооружении, кроме авиабомб, по четыре 30-миллиметровые пушки.
Осколочно-фугасные, бронебойные, кумулятивные снаряды обрушились пучками, разнося и зажигая автомашины, задымил один, второй танк. Экипажи торопливо тушили огонь. Против «тридцатьчетверок» небольшие снаряды весом 400 граммов были слабоваты. Зато на третьем заходе «мессеры» подожгли еще несколько автомашин и бензовоз.
Уйти безнаказанными истребителям не дали. Очередь крупнокалиберного пулемета прошила серый, змеиного цвета корпус одного из «мессершмиттов». Самолет клюнул носом, но скорости не потерял и ушел прочь вместе с напарником, ныряя вниз и снова выравнивая полет.
На дороге растекался горящий бензин, окутались клубами огня несколько «студебеккеров» и «виллисов» с пушками на прицепе. Детонируя, взрывались снаряды.
– Это называется только вперед, – покачал головой Савелий Грач. – Пора бы к концу войны научиться на рожон не лезть.
Остальные промолчали. Люди торопливо жевали хлеб с консервами. Расчеты зенитных пулеметов настороженно следили за небом.
– Ешьте по очереди, потом времени не будет, – сказал Василий Ольхов, – Вряд ли «мессеры» снова появятся. Сильная штука, но их у фрицев немного.
