скачать книгу бесплатно
В каждом окопе находились «фаустпатроны» и кумулятивные противотанковые гранаты. Они могли бы дать хороший отпор, если бы не внезапный ночной удар.
В других местах лежали еще несколько молодых солдат такого же возраста. На артиллерийских позициях остались тела пожилых, по военным меркам, солдат и унтер-офицеров, лет под сорок.
– Остатки населения Гитлер выскребает, – удовлетворенно заметил Малкин, – Некому воевать.
– Но дрались неплохо, – возразил Ольхов.
Собирали своих погибших. Их оказалось шестнадцать человек. Более двух десятков были ранены. В основном тяжело: когда сражаются в ближнем бою, стреляют друг в друга в упор, идут в ход ножи и штыки.
Фельдшер Злотников Ульян, воевавший с немцами еще в прошлую войну, доложил, что раненым оказана первая помощь, но их надо срочно эвакуировать.
– У некоторых по два-три пулевых ранения. У других множественные осколочные. Требуется хирург, иначе кровью истекут или заражение пойдет.
– «ЗИС-5» хватит? – спросил Ольхов.
– Впритирку. Почти все лежачие. Есть которые безнадежные. Дай бог, чтобы до санбата дотянули. Смотреть на ребят – сердце сжимается.
Кузов трехтонного грузовика «ЗИС-5» застелили трофейными одеялами, шинелями, осторожно положили раненых и отправили в тыл в сопровождении двух легкораненых вооруженных бойцов.
Саперы, торопясь, приводили в порядок мост. Вскоре по нему осторожно прошли два «студебеккера», десятитонные самоходки «СУ-76» и малым ходом обе «тридцатьчетверки».
Ольхов доложил в штаб дивизии результаты ночного боя и что частично поврежденный мост восстановлен.
– Наши «коробочки» держит. Оставлю прикрытие из легкораненых и двигаюсь дальше, согласно маршрута.
– Медленно двигаешься, – раздался в трубке голос комдива. – Вторые сутки идут, а ты полета верст одолел.
– Семьдесят, – поправил полковника Василий Ольхов. – Быстрее не получается.
– Большие коробочки по твоему мосту пройдут?
Комдив имел в виду тяжелые самоходно-артиллерийские установки весом сорок шесть тонн и танки «ИС-2».
– Должны пройти.
– Должны… ладно, не тяни время. Двигай вперед. До связи.
Но двигать вперед так сразу Ольхов не мог. Следовало похоронить погибших, покормить людей, привести в порядок технику.
Невзрачная сонная речка Пиница, приток восьмисоткилометровой Варты, являлась довольно серьезным препятствием для войск, двигающихся на Берлин. Илистые топкие берега затрудняли переправу. Да и не в каждом месте можно было подтянуть технику и людей по раскисшей весенней земле и навести даже простой понтонный мост.
Речка рассматривалась как один из рубежей (пусть второстепенных) на пути к Берлину. Понтонные мосты уничтожались с воздуха скоростными штурмовиками «Фокке-вульф-190», которые кроме пушек и пулеметов несли по тысяче килограммов бомб.
Захват моста обошелся группе капитана Ольхова более чем в сорок убитых и раненых бойцов и командиров. Ощутимые потери для его небольшого подразделения.
Но капитан отлично понимал, что если дивизия провела бы атаку с ходу всей массой людей и бронетехники, то узел обороны огрызнулся бы куда сильнее. Непростой узелок: тяжелый «тигр», две пушки, зенитка, минометы, противотанковые ружья «панцершрек», «фаустпатроны».
И боеприпасов было заготовлено столько, что пламя и столб земли из взорванного склада поднялись метров на сто. Да и мост успели бы взорвать, а для постройки нового потребовалось бы не менее суток. При условии, что его не разбомбили бы «Фокке-вульфы» с ближайшего аэродрома.
Теперь дивизия и приданные ей танки могли идти вперед без задержки, не скапливаясь перед водной преградой легко уязвимой массой. А какие потери несут в подобных ситуациях войска, Василий Ольхов уже нагляделся.
Пока все идет относительно нормально. А что дальше – видно будет.
Колонна шла по тому же проселку, засыпанному гравием. Где-то впереди он пересекался с шоссе, но сколько до него осталось, никто не знал. На картах, которые имелись у Ольхова и начальника разведки Савелия Грача, ни мост, ни проселок обозначены не были.
Шоссейная дорога, идущая через города Лансберг, Кюстрин и дальше на Берлин, штурмовой группе была не нужна. Там двигались другие войска. По-прежнему впереди шли мотоциклы и бронетранспортер лейтенанта Грача. Их сопровождали две легкие самоходки «СУ-76».
Эти открытые сверху машины имели слабое бронирование, но отличались маневренностью, небольшими размерами и несли сильные пушки «ЗИС-3». Они были способны дать отпор в случае внезапного нападения.
Пехотная рота, усиленная взводом автоматчиков, разместилась на броне танков и самоходок. Часть людей ехали на двух «студебеккерах».
Яков Малкин находился в одном бронетранспортере с Василием Ольховым. Лейтенант был призван в армию с третьего курса университета, прошел военную подготовку и с полгода служил в политотделе дивизии. В штурмовую группу Ольхова он напросился сам.
Война подходила к концу. После победы было бы обидно слышать язвительные намеки, что он просидел все это время в штабе. Правда, как в любом штабе, своих работников не обижали. Яков успел даже получить медаль «За боевые заслуги» после успешного завершения Львовско-Сандомирской операции, хотя никакого отношения к ней не имел.
Перепоясанный тугой портупеей поверх шинели, с автоматом, кобурой, полевой сумкой, он выглядел вполне бывалым командиром. Хотел даже поменять свой «ППШ» на трофейный «МП-40», но Василий Ольхов сухо заметил:
– Не надо. «ППШ» дальнобойнее и точнее немецких автоматов. Кроме того, в бою вы можете словить гранату от своих. Швырнут сгоряча на треск чужого автомата. Ненужный риск.
– А почему разведчики сплошь трофейное оружие носят?
– Спросите у них сами, Яков Григорьевич.
Но задавать вопросы долговязому, острому на язык Савелию Грачу инструктор политотдела не рисковал. Кажется, тот недолюбливал политработников.
Да и весь его вид – бушлат, шапка-кубанка, нож на поясе придавали начальнику разведки какой-то полупартизанский, расхристанный вид. Говорили, что в ночном бою лейтенант убил пять или шесть немцев, кого-то из них своим ножом. Спросишь у такого – нарвешься на грубость.
Кроме того, лейтенанта задевало, что Ольхов, простой в обращении со всеми, упорно обращался к Малкину на «вы». Словно подчеркивал, что он из другой команды.
А ведь лейтенант добровольно пошел в штурмовую группу, когда там понадобился переводчик и политработник. И вчера искренне просил капитана взять его в ночную операцию, хотя знал, насколько она опасна. Ольхов просто отмахнулся, а сейчас, сидя рядом, словно игнорировал парторга.
Не спросил даже, как он чувствовал себя в первом своем бою, когда на рассвете шел вместе с другими в атаку и расстрелял целый диск. Правда, держался немного позади, но, как и другие, рисковал жизнью. А ведь в атаку никто его не гнал. Парторг мог сам выбирать свое место в бою. Переждал бы атаку, перекуривая с водителями «студебеккеров», и никто бы ничего не сказал.
Сегодня утром впервые на его глазах убили человека. Боец, бежавший впереди, вдруг взмахнул руками, из спины брызнули кровавые клочки, и он замертво свалился на траву в десяти шагах от Малкина. Яков успел залечь. Эта пулеметная очередь могла вполне срезать и его.
Капитан Ольхов, не обращая внимания на Малкина, о чем-то шутил со снайпером Михаилом Маневичем, который постоянно находился в командирской машине. В разговор встревал ординарец Николай Антюфеев, хотя, как и Маневич, он был всего лишь сержантом и не соблюдал никакой субординации. Впрочем, ординарец относился к Малкину вполне доброжелательно и даже слегка опекал его.
Колонна по-прежнему шла по гравийному проселку. Где-то вдалеке громыхали приглушенные орудийные раскаты, раза два высоко в небе проплыли, натужно гудя, наши бомбардировщики.
– «ТУ-2», мощные штуки, – сразу определил Антюфеев. – По четыре тонны бомб несут, и скорость хорошая.
Тяжелые машины охраняли истребители. Юркие скоростные «Яки» порой спускались довольно низко, им махали касками и шапками.
– На Берлин идут, – заявил ординарец. – Говорят, от него одни развалины остались.
В остальном война не слишком напоминала о себе. Будь Малкин поопытнее, он бы определил, что местность вокруг них называется на языке военных «слоеный пирог». По этой дороге отступали немецкие войска, уходили на запад беженцы, прошли наши передовые танковые части.
Но оборонительные бои, которые упорно вели немцы, шли в основном вокруг крупных городов, железнодорожных станций, автомагистралей. Именно там наши танки взламывали узлы обороны.
Здесь же, на забытом Богом проселке, остались лишь следы отступления и торопливого исхода немецких беженцев. Их гнала и пропаганда Геббельса о зверствах большевистских орд, и вполне объяснимый страх за собственную жизнь. К концу войны граждане Германии вдруг прозрели.
Узнали о существовании концентрационных лагерей, где массово уничтожались тысячи (в миллионы верить не желали) евреев, русских, поляков. Вертелись на языке слова «Освенцим», «Дахау», а эсэсовцы, эти рослые красивые парни, элита армии, по слухам специализировались на карательных акциях и расстрелах.
По обочинам дороги валялись сломанные повозки, брошенные автомашины, домашняя утварь. Кое-где виднелись воронки от бомб и снарядов. Невольно провожали глазами могильные бугорки. Некоторые с крестами, другие со звездами, а большинство просто оплывшие от дождей еле заметные холмики.
Видели следы боя. Несколько обугленных «тридцатьчетверок», сгоревший «студебеккер» и братскую могилу. Немецкие траншеи были перепаханы снарядами и гусеницами танков. В капонирах разглядели искореженные пушки, тела убитых немецких артиллеристов.
Немного подальше, на обочине, застыли сгоревшие грузовики, несколько тяжелых гусеничных тягачей «фамо». Здесь трупов было больше. Часть сбросили в кювет, некоторые были сплющены колесами.
Когда медленно проезжали мимо (дорога была сплошь изрыта воронками), в нос ударил острый трупный запах. Лейтенант Малкин удивился, почему так сильно пахнет. Погода держится холодная, снег лишь недавно растаял.
– Нормальный запах, – втянул воздух широким носом белорус Миша Маневич, у которого в оккупации погибла почти вся родня. – Даже приятный. А воняют они так, товарищ лейтенант, потому, что жрут много. Всю Европу обожрали, а сейчас лопаются.
И сплюнул, целясь в разутый труп немецкого артиллериста. А Малкин спросил у Ольхова:
– Здесь ведь наши танки уже путь проложили. С кем после них воевать?
Прозвучало с долей гордости. Наши танки они такие, всё сметают на пути, и штурмовой группе вроде делать нечего.
– Прошли наши танки, – согласился капитан. – Но наступление идет широким фронтом. У них свой маршрут, и переправлялись они в другом месте. А мы, Яша, свой мост с боем брали, сорок человек потеряли. У нас своя задача.
Политработник понимающе кивнул. Ольхов, с его авторитетом, опытом и орденами, разговаривал с лейтенантом как с равным, по-дружески. Это Малкину понравилось, и он решил, что капитан Ольхов – мужик неплохой, не кичится заслугами и своим положением.
Между тем дорога раздваивалась. Куда ехать дальше, было непонятно.
В километре виднелся фольварк, каменный дом, хозяйственные постройки, яблоневый сад. Колонна остановилась. Стволы пушек настороженно смотрели на постройки, деревья. Хорошее место для засады.
Разведчики – мотоциклисты, успевшие объехать фольварк вокруг, махали руками.
– Пусто. Двое каких-то гражданских и больше никого.
Это были смотрители оставленной хозяевами фермы. Немец лет пятидесяти, с искалеченной беспалой рукой и его жена. Оба в аккуратной рабочей одежде. У женщины светло-русые волосы спрятаны под платок, она моложе мужа и держится рядом с ним, не отходя ни на шаг.
Старшина Тимофей Калинчук доложил Ольхову, что в стойлах находятся коровы, обнаружен свинарник, а в погребах запасы копченого сала, консервированных овощей и много другого продовольствия.
– Я присмотрел боровка пудов на семь. Надо бы горячего сварить. Разрешите, товарищ капитан.
– Вам нужна расписка? – спросил Ольхов у смотрителя. – Мы возьмем часть продуктов и свинью, чтобы сварить горячее для солдат. Позже, в комендатуре, с вами расплатятся по установленной цене.
Яков Малкин перевел, а смотритель впервые за четверть часа общения заговорил на русском языке. С сильным акцентом, но довольно понятно.
– Берите, что найдете нужным, господин капитан. А расписку оставьте, я здесь не хозяин. Мне придется отчитываться.
В слове «отчитываться» прозвучало, что приход русских – явление временное, а хозяин рано или поздно обязательно вернется.
– Пальцы на войне потеряли?
– Так точно, господин капитан. Командир автомобильного взвода. Последнее звание – обер-фельдфебель.
– Успели побывать на Восточном фронте?
– Да. Я получил ранение летом сорок второго года под Ростовом.
Василий внимательно оглядел немца. Широкий в плечах, сухощавый. На правой руке от четырех пальцев остались лишь обрубки, но с хозяйством он справляется, видимо, неплохо. И держится вполне уверенно. В свое время был наверняка решительным командиром.
– Вы, кажется, хвалитесь, что участвовали во временной оккупации Ростова?
– Я ничего не оккупировал, а просто водил грузовик и командовал пятью другими машинами.
При этих словах жена крепко стиснула локоть мужа и заискивающе улыбнулась Ольхову.
– Пауль был всего лишь шофером. Под Москвой отморозил ноги, а в сорок втором получил тяжелое ранение, началась гангрена. Он три месяца пролежал в госпитале.
– Фри месяца – какое горе! Под Ростовом расстреляли двенадцать тысяч евреев, а в концлагерях погибли сорок тысяч советских военнопленных.
Это горячо и возмущенно проговорил лейтенант Малкин. Его розовое лицо пошло пятнами, а голос срывался.
– Пауль об этом не знал, – странно улыбаясь, сказал Ольхов. – И вы не знали, что в концлагерях убивают тысячи людей. Так ведь?
– Так. Эсэсовцы делали свои дела скрытно, – растерянно отозвалась женщина.
Было заметно, что смотритель занервничал, потянул из кармана сигареты, стал прикуривать.
– Встать, как положено, если хвалишься, что ты солдат и воевал против нас, – негромко приказал капитан. – Вам известно, что каждого немецкого военнослужащего проверяют на причастность к массовым убийствам мирных граждан на оккупированной территории?
– Я не участвовал в убийствах.
– Только возил наших ребят на расстрел, – неожиданно вмешался Савелий Грач. – Возил, сученок?
– Нет… клянусь.
– Самое справедливое – шлепнуть тебя, пса беспалого. Взводом он командовал, Ростов брал. Герой Рейха!
Атмосфера накалилась. Смотритель, который, несомненно, был смелым человеком, понял, что перешагнул черту. Он хотел сохранить достоинство перед людьми, каждый из которых потерял брата или отца. Их жилье сгорело, и пришли они, наполненные ненавистью.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но Ольхов взял себя в руки и коротко приказал:
– Тщательно обыскать все постройки. Особенно чердаки и подвалы.
– Посторонних на ферме нет, – заверил смотритель.
– А оружие?
– Только охотничья двустволка и полсотни патронов к ней. Охрана от мародеров.
– Сдайте ее старшине.
Вместе с Савелием Грачом и Яковом Малкиным осмотрели поместье. Поражали чистота и порядок, которые поддерживались даже в это неспокойное время. Крупные породистые коровы стояли в теплых стойлах возле автопоилок и бункеров с сеном.
