Дочь полка. Часть 3

– Кстати, хотел спросить тебя по поводу наших музыкантов, – вывел его из невесёлых мыслей Сорокин.

– Что тебя не устраивает? – повернулся к нему Александр.

– Не слишком ли жестоко? – поднял одну бровь тот. – Даже со стороны командира.

– В самый раз, – сказал Резанцев. – Лучший способ сплотить двух неприятелей – поставить им общую проблему.

Иван усмехнулся:

– Помню-помню, – проговорил с ностальгией он. – Нам в училище это постоянно твердили. Как его звали то… Федот Акакиевич. Вспомнил.

– Пригодилось же, – улыбнулся Резанцев. – Не зря он нам это в голову вдалбливал.

– А почему именно «Тачанку»? – спросил Сорокин.

– Потому, что я так решил, – стряхнул пепел с самокрутки командир и добавил. – А ещё потому, что она мне очень нравится.

* * *

– Я ненавижу эту «Тачанку»! – со злостью прошипел Косминов и поставил пальцы на кнопки баяна.

– Ты просто играть не умеешь, – подцепил струну Василенко. – А песню не трогай.

– Сам – то её подобрал? – посмотрел на бойца тот. – Умник.

– Я уже год, как её подобрал, – ответил Евгений. – Под тебя переделываю.

Солдаты сидели в одной из землянок и пытались разобраться с заданием командира. По отдельности – то они её сыграют, а вот вместе… Вместе тяжело. Как бы они не старались – ничего не получалось. То там не получается, то тут не сходится. Желание бросить всё к собачьим чертям удерживало только задание Резанцева.

– Ещё раз, – потёр глаз Василенко. – Я играю фон, – он указал пальцем на Косминова. – Ты – мелодию. Поехали на счёт три. Раз… Два… Три…

Он заиграл вступление, через несколько секунд подключился и Игорь. Но опять перед припевом они заглохли. Что-то не так с темпом:

– Ты можешь так не гнать? – спросил Косминов. – Ты перед припевом так начинаешь ускоряться.

– Ты тянешь потому, что, – сказал тот. – Я пытаюсь хоть как-нибудь темп вывезти, а то совсем…

Тут их спор прервал настойчивый стук в дверь.

– Входите! – крикнул Василенко и подкрутил одну струну.

Дверь тихонько отворилась и внутрь забежала Пуля, довольно виляя хвостом. Собака сразу же направилась в сторону печки отогреваться. За ней зашла и Катя. Она поспешно закрыла дверь и повернулась к бойцам.

– Тебя товарищ командир послал? – обеспокоенно спросил Игорь. – Уже вечер?

– Да нет, – вытерла нос рукавом та, – обед. Вы вообще есть собираетесь?

– Мы тут репетируем, – приподнял баян Косминов.

– Дядя Максим сказал, что игра игрой, а обед по расписанию, – проговорила девочка. – В общем, меня за вами послали.

– Спасибо, что предупредила, – поблагодарил её Василенко. – Но мы вряд ли пойдём. Не успеваем.

– Так трудно что ли? – с сочувствием спросила та.

– Вместе трудно, – ответил Игорь.

– А вы петь пробовали? – подала идею девочка. – Мне кажется, с пением хорошо пойдёт. И на сытый желудок тоже.

– Петь, – задумчиво произнёс Евгений. – Хорошая мысль. Спасибо, Катюх. Но обедать мы не будем. Пусть Максим там не серчает. К ужину придём.

Девочка улыбнулась и кивнула. Она подозвала к себе Пулю, которая уже пригревалась возле буржуйки:

– Пошли, Пулёк, – сказала она и после этого они вышли на улицу.

В землянке снова остались один Косминов и Василенко.

– Ну что? – повернулся к Игорю Евгений. – Попробуем?

– Попробуем, – вздохнул тот. – Куда деваться?

С пением и правда стало легче. Кто бы мог подумать, что ребёнок, ничего не смыслящий в музыке, предложит верное решение, до которого не могли додуматься музыканты. И сразу темп встал на своё место: никуда спешить не получалось и отставать тоже. За это время пыл ссоры потихоньку начинал утихать, бойцы уже не огрызались друг другу и даже улыбались. Вот оно – правило общей проблемы. И вот, наконец, у них получилось. Чисто, без ошибок. Руки отваливались, бойцов уже мутило от музыки, хотя раньше с ними это никогда не случалось. Как бы Василенко не любил свою гитару, он чувствовал, что наигрался на неделю вперёд точно, а может и больше. Евгений прислонился щекой к корпусу инструмента и вздохнул:

– Ну всё, – сказал он, – по шапке от командира точно не получим.

– Интересно, а что было бы, если бы мы не подготовились? – лёг на нары Косминов. – Как бы это выглядело?

– Я не знаю, – сказал тот. – Но знать бы не хотел.

– Слушай, – убрал с себя баян Игорь, – прости, что полез. Мне хотелось с тобой просто посоревноваться и всё в этом духе.

– Я понимаю, – зажал пальцами струны Василенко, – сам таким был несколько лет назад. И ты извиняй. Не следовало до такого доводить и тебя за грудки хватать.

Косминов задрал рукав и, прищурившись, посмотрел на наручные часы:

– Тогда пойдём, показывать, что мы тут наиграли.

* * *

Пламя костра вздымалось в чёрное звёздное небо, потрескивая на дровах. Катя с бойцами долго разводили огонь. Очень ветер мешал и снег. Но, со временем ветер утих, снег убрали и пламя, наконец, разгорелось. По такому поводу грех костёр не развести. Все с нетерпением ждали обещанный концерт. Катя сидела на бревне и грела руки. Рядышком сидела Пуля. Она сегодня так и не смогла отыскать хозяина варежки. Носилась-носилась по всему лагерю, так и не нашла. А ведь собака была близко. Михаил Макаренко не так далеко находился. Но ничего, в следующий раз получится. Народ только собирался вокруг костра. Медсёстры тоже пришли. Как такое можно пропустить? Только вот не наблюдалось главных героев всей этой затеи: музыкантов и товарища командира. Катя сидела и мотала головой в разные стороны, пытаясь найти их глазами. «Ну где же они», – гадала она. Тут показался Резанцев и Сорокин. Они прошли вперёд. Александр оглядел всех бойцов:

– Ну и где наши музыканты?

– Мы здесь, товарищ командир! – послышался вдруг голос Косминова сзади толпы.

Все сразу расступились и пропустили солдат, вооружённых инструментами. Музыканты выпрямились и поглядели на Резанцева.

– Ну что? – спросил Александр. – Подготовили?

– Подготовили, товарищ командир, – устало ответил Василенко.

Катя посмотрела на них и вздохнула. Она понимала, как они, бедолаги устали. Бойцы не пришли не только на обед, но и на ужин. Весь день в землянке просидели. Но, наверное, не зря. Не могли же они прийти сюда с пустыми руками. Люди талантливые. По любому что-нибудь сейчас им сыграют.

– Ну, давайте начинать, – объявил Резанцев.

Музыканты уселись на отведённые специально им места на поваленном дереве. Последовала пауза. Они собирались с мыслями. Это уже не репетиции, право на ошибку не имеют. Наконец, Василенко встряхнул руку и подвинул ближе гитару, а Косминов уложил лучше баян на коленях. Они переглянулись и заиграли вступление. Никаких ошибок не было. Баян и гитара хорошо звучали и дополняли друг друга. Кто бы мог подумать, что настолько разные инструменты так ладно сработают. Тоже самое можно сказать о их хозяевах. Вот она – сплочённая работа.

Наконец пошёл куплет. Евгений и Игорь запели:

Ты лети с дороги, птица,

Зверь, с дороги уходи!

Видишь, облако клубится,

Кони мчатся впереди!

И с налёта, с поворота,

По цепи врагов густой

Застрочит из пулемёта

Пулемётчик молодой.

Тут к припеву, по традиции, подключились и все остальные:

Эх, тачанка-ростовчанка,

Наша гордость и краса,

Конармейская тачанка,

Все четыре колеса!

Как же Кате нравились эти моменты. Настоящий хор. Она с медсёстрами поёт женскими высокими голосами, бойцы – низкими, грубоватыми. Огонь в такт тоже потрескивает. Все подключились к этой замечательной песне, даже природа стихла, чтобы лучше было слышно. Девочка смотрела на новобранцев, которые первый раз участвуют в таком массовом батальонном хоре и узнавала себя. Эти искры в глазах, эти эмоции, ощущение единства. Как же это прекрасно. Жаль, что растянуть такие моменты подольше нельзя.

Александр и Иван стояли рядом:

– И всё-таки ты прав, Сань, – положил руку другу на плечо Сорокин. – Это задание подходит им, как никому.

Глава 6

«Значение коротких строк»

Конец мая 1941 года.

Красное солнце уходило за горизонт, выпуская напоследок свои тёплые лучи. Оно ещё нескоро сядет. Летом дни длиннее, а ночи короче. Луна уже торжествовала на небе, но её пока не было так хорошо видно. Тёплый лёгкий ветерок качал зелёные высокие колосья из стороны в сторону, а вместе с ними и трепал светлые короткие волосы Татьяны. Девушка аккуратно убрала пряди за уши и взглянула в сторону невысоких домов. Издалека они казались такими крохотными и нереальными: словно уличный художник на скорую руку вписал их в летний пейзаж своей лохматой кистью. Девушка вздохнула и повернулась к Александру, который лежал на земле, подперев голову руками:

– Ну и о чём ты хотел поговорить? – спросила она и тоже легла рядом. – Притащил меня в самую даль… – Таня взялась за один из колосков и потянула его к своему лицу. Тут пальцы её разжались и травинка зашаталась. – Чтобы уж никто точно не услышал. Не зря ведь.

Резанцев смотрел на проплывающие на небе облака и собирался с мыслями. Этот разговор он задумывал очень давно, но начать его никак не мог решиться. В голове всё так легко было. Просто сказать прямо о всех своих чувствах… Резанцева передёрнуло. Вот в этом и проблема. Он мог поговорить о чём угодно, а об этом нет. Александр сам по себе был уверенный человек, но рядом с Таней откуда ни возьмись, появлялось какое-то непонятное смущение, стеснение. Никогда такого с ним не было. Сорокин, зараза, всё подшучивал, давал ненужные советы. Лучший друг, называется. Ему в этом плане легче давалось всё. К девушкам у него был подход. Этот человек опытный. Но, правда, пользоваться опытом ему суждено было недолго. Встретил Иван свою судьбу, стал мягким и заботливым мужем, а затем и отцом двоих детей. Правда, там такая жена, что лучше её лишний раз стороной обходить. Но его всё устраивало. Как говориться, сердцу не прикажешь. «Просто скажи обо всём ей прямо», – говорил он. – «Тебе сказать три слова трудно?» Да, для Александра это было непреодолимое препятствие. Сорокин даже представить себе не мог какое. Тем временем Таня пытала Резанцева своим любопытным взглядом:

– Что ты молчишь? – улыбнулась она. – Команды «смирно» не было. Или что там у вас?

– Да я, – начал Александр и вздохнул, – я думаю.

– О чём? – продолжала спрашивать девушка.

Резанцев взъерошил волосы. «Ну, что ты такой дурак!» – ругал себя в мыслях он. – «Тебе тридцать лет скоро, что ты ведёшь себя, как пацан?» Он сел и тоже посмотрел в сторону домов маленького посёлка. За ним следом поднялась и Таня. Она с волнением наблюдала за Александром, но ничего не говорила, ждала. Резанцев посмотрел на неё. Сейчас. Другого момента уже не будет:

– Тань… я тебя люблю.

Сказав это, он почувствовал, как быстро заколотилось сердце. Такого волнения Александр не испытывал ни на одном экзамене или важном событии. Да что же с ним происходит? Девушка тепло улыбнулась и пододвинулась ближе:

– Я тебя тоже люблю, – с этими словами она обняла его и опустила голову ему на плечо.

– Ты не совсем поняла, – сказал тот. Резанцев очередной раз вздохнул и продолжил. Назад пути нет. – Я люблю тебя больше, чем ты думаешь и хочу…

«Зачем такие сложности? Что я опять хожу вокруг, да около?» – подумал он. Но Таня слушала очень внимательно и ждала того, что будет дальше. Александр даже не подозревал, что у неё сердце сейчас бьётся гораздо чаще, чем у него. Ждать в таких ситуациях тоже очень мучительно. И не скажешь ничего – девушка обязана терпеливо ждать. Ждать своего момента. Ну или, когда твой любимый, наконец, вспомнит все слова и перестанет глупить.

– Я хочу и дальше быть с тобой, всегда – продолжил он. – В общем, Тань. Ты выйдешь за меня?

Повисла тишина. Даже ветер не нарушал её, затихнув там, где-то за горизонтом вместе с солнцем. Видимо, Светило схватило его по пути и заставило сидеть и не мешать в такой важный момент. Остановилось всё. Эти секунды были самые сложные и мучительные в жизни Резанцева. Они тянулись не минутами, а часами. Может он поспешил? Может она не готова к такому? Хотя, они столько знакомы. Куда медлить дальше? Тут Александр услышал тихий голос Тани:

– Да, – сказала она и повторила громче. – Да.

– Ты согласна? – спросил Резанцев, до сих пор не веря, что это происходит.

Девушка кивнула и широко улыбнулась. Какая же она была красивая. Словно, её не существует на самом деле. Татьяна ещё раз кивнула и обняла Резанцева за шею. Александр прижал её к себе и уткнулся носом в её пушистые, короткие волосы. Она согласилась. Что может быть лучше? Он почувствовал, как волнения стали покидать его, на место них пришла непередаваемая радость. Таким счастливым Резанцев никогда не был. Опять подул тёплый ветерок. Солнце, наконец, выпустило его из красного горизонта, обогрев перед этим своими угасающими лучами. У него будет, наконец, своя семья, а если и дальше всё пойдёт хорошо – дети. Александр был готов так просидеть в этом поле вечность. Жизнь открыла новые двери.

– Выйти замуж за военного, – задумчиво произнесла Таня. – Думаю, бабушке понравится.

* * *

Александр вынырнул из своих воспоминаний и огляделся. Ни поля, ни родных домов вдали. Только стены тусклой и еле тёплой землянки. Как бы ни старалась буржуйка, обогреть всё она далеко не могла. Командир сложил фотографию, где он запечатлён с Таней, и засунул в карман. «Куда же ты лезешь?» – спросил в мыслях девушку Резанцев. Не спорил он – стране нужна помощь. Но почему нельзя было остаться в тылу? Там же тоже очень много работы. Нет, это мягко сказано! Без тыла фронта бы давно не было. Кто бы создавал оружия, делал танки? Там же работают женщины, старики и дети. Но нет, чёрт попёр её на фронт. Танька упрямая. Назад не повернёт и Александр это понимал. Тут в дверь постучали. Резанцев поднял голову и крикнул:

– Войдите!

Дверь тихонько отворилась и внутрь зашла маленькая, заснеженная фигурка. Это, конечно же, была Катя. Она встала ровно и шмыгнув, красным носом, отдала честь:

– Товарищ командир! Разрешите обратиться! – звонко протараторила девочка.

– Разрешаю, рядовой Камышева, – улыбнулся Александр. – Что у тебя?

В глазах Кати вдруг загорелась радость, серьёзное выражение лица спало, будто его и не было. Сразу видно, ей не терпелось что-то рассказать:

– Товарищ командир, почту привезли, – произнесла она и прижала руки к груди. – Разрешите раздать.

– Выполняй, – кивнул тот.

– Есть «выполнять»! – засияла девочка и отдала честь.

– Только, – сказал Резанцев.

Катя остановилась и обернулась.

– Смотри, чтобы бойцы не ленились, – продолжил Александр. – Чтобы хорошо отплясывали.

Девочка улыбнулась:

– Разумеется, товарищ командир.

С этими словами она вышла на улицу. Снаружи её уже ждала Пуля. Резанцев это понял по словам Кати: «Пулька! Дай мне выйти! Отойди!» Наконец, дверь захлопнулась и в землянке опять наступила тишина. Александр невольно снова погрузился в мысли. «Почта», – подумал он. – «Может, всё-таки написала?»

* * *

Катя перебросила огромную почтовую сумку через плечо. Она была тяжёлая. Значит, писем было много. Сумка аж трещала и не закрывалась. Конечно, почты сейчас поступает достаточно. Её и так было не мало, а вот перед Новым годом… В праздники очень много доставляют. Рядом кружила Пуля. Собака уже знала, что означает великое слово «письма». Девочка взглянула на своего четвероногого друга и подмигнула:

– Побежали, Пулёк! Пора делать праздник!

И они поспешили в центр лагеря, где больше всего кипела жизнь. Катя остановилась и, как обычно, объявила:

– Ребята! Нам почту доставили!

– Опа! – вскочил Летаев и оттолкнул назад Макаренко. – Первый я! – он побежал вприпрыжку. – Я уже танцую! Смотри, Катюх!

– Не наглей, Федя! – возмутился Василий Лунов.

– Да тут так много, – взглянула на сумку девочка, – боюсь выбирать не получиться.

– Слыхал, танцор, – скинул шапку с головы Летаева Максим Рубцов.

Фёдор подобрал ушанку и крикнул товарищу вслед:

– Да уж получше кашевара буду!

И снова серьёзные бойцы становятся мальчишками. А всё вокруг на некоторое короткое время – мирным и спокойным. Только сегодня ночью был бой, и наши ребята готовили винтовки. Но сейчас они готовили музыкальные инструменты и песни. Все окружили Катю, медсёстры стояли скромно неподалёку и о чём-то перешёптывались.

– Может что-нибудь новенькое? – неожиданно предложил Зимин Владимир. – Может сценку какую-нибудь разыграем?

– Сценку тебе нужно? – поднял брови Сорокин.

– Почему? Хорошая идея, – вмешался вдруг Фокин.

Все притихли и посмотрели в сторону бойца. Если Егор во что-то вмешивался, то вмешивался по делу и предлагал что-то годное и правильное. И сейчас. Что он предложит?

– Например, «Прекрасную маркизу», – сказал солдат. – Все же знают?

Толпа раздалась одобрительными откликами. Катя взялась за первое попавшее под руку письмо:

– Значит «Маркиза?» – прервала возгласы она.

– Давай! – махнул рукой Сорокин и повернулся к музыкантам. – Ну-ка! Игорь, Женька!

– У меня пальцы замёрзли, – сказал Косминов, – я пока не могу.

– А ну быстро пальцы греть, боец! – приказал Иван. – Без тебя не сыграем!

– Есть! – стал искать варежки тот.

Сорокин повернулся к Василенко:

– У тебя тоже пальцы замёрзли?

– Я сыграю, – крепче взялся за гитару тот.

Роль прекрасной маркизы досталась Алёне Маренко. А за подданных взяли несколько бойцов. Первым вышел Антон Шевченко. Василенко подобрал аккорды и стал играть. А герои юмористической сцены – петь:

– Алло, алло, Джеймс, какие вести? – начала Алёна. – Давно я дома не была. Пятнадцать дней, как я в отъезде, ну как идут у нас дела?

Смущённый до красноты ушей Антон, отвечал:

– Всё хорошо, прекрасная Маркиза, дела идут и жизнь легка. Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка. Так ерунда, пустое дело, кобыла ваша околела, а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Катя, понимая, что песня «Джеймса» заканчивается, достала ещё один конверт:

– Липтенко! – крикнула она.

Из толпы на смену Шевченко, вытолкнули Матвея, тоже смущённого, как никогда. Зато «маркиза» чувствовала себя просто прекрасно: пританцовывала и улыбалась:

– Алло, алло, Мартен, ужасный случай, – она прислонила руки к щекам и покачала головой, – моя кобыла умерла. Скажите мне, мой верный кучер, как эта смерть произошла?

– Танцуй, Лунатик! – крикнул Макаренко.

Щёки Липтенко налились красным. Он стал неуверенно пританцовывать и отвечать Алёне:

– Всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, как никогда. К чему робеть от глупого сюрприза, ведь это, право, ерунда. С кобылой что – пустое дело – она с конюшнею сгорела. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!

Вот дальше уже выходили бойцы посмелее – Летаев, разумеется, Сорвунов Семён, даже Иван Сорокин попал. Давно в батальоне не было такого веселья. Хорошая идея была – сценку разыграть. Конечно же, после такого представления, девочка отдала бойцам заслуженные письма и главное – Алёне Маренко. Маркиза из неё получилась отличная. Но пришло время для других. На сегодня сценок хватит, пора и потанцевать нормально. Катя вынула письмо и замолчала. На конверте была написана её фамилия.

– Ну что там? – с нетерпением спросил Роман Сонтынков.

Девочка врать не стала:

– Камышева, – тихо проговорила она и опустила голову вниз.

– Ну, Катерина, – подошёл к ней сзади Сорокин. – пляшут все.

– Да знаю я, – скромно сказала та и отдала письмо.

Иван помог снять с неё сумку, пообещав, что ни одно письмо не уйдёт «не оттанцованным», пока она будет занята. Катя вышла в круг и огляделась. Танцевать она умела, но при народе не очень любила. Письма ей стали приходить недавно, поэтому девочка ещё не привыкла к этой традиции в роли получателя. Но ничего.

– Так, что нашей Катюхе сыграем? – снял варежки Косминов.

Тут из толпы кто-то запел:

– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша на высокий берег на крутой.

Музыканты сразу подхватили мелодию, а все остальные слова. Они не знали, но это была любимая песня девочки. Она её обожала ещё задолго до прибытия в батальон. Делать нечего. Катя начала танцевать. Конечно, многому она научилась, наблюдая за тем, как это делают солдаты. Вот потихоньку девочка и отплясывала «Катюшу». Впервые в жизни, ей эта песня не понравилась. Не понравилась тем, что она была слишком для неё длинная. Катя уже уморилась. Бойцы хлопали в такт и подпевали. Тут на середину выбежала Пуля. Она стала радостно прыгать вокруг хозяйки. Если бы были письма для собак – Катя бы точно отдала одно своему четвероногому другу. Танцевала Пуля, порой, даже лучше некоторых бойцов. На последнем припеве, наконец, подошла помощь. Сорокин вышел в круг, взял её за руку и стал кружить. Для Кати кружилась далеко не она, а бойцы вокруг. Вот и стихли голоса и баян с гитарой. Солдаты зааплодировали. Девочка остановилась, вся румяная и мокрая от танца. Перед глазами всё плыло от кружения Сорокина. Она улыбнулась и пошатнулась. Ей опять на помощь пришёл Иван:

– Всё, – придержал её он, – натанцевалась на неделю точно.

– Мне кажется, на год, – поправила съехавшую шапку та.

Сорокин похлопал её по плечу и отпустил. Всё вокруг, как раз успело встать на своё место и Катя смогла спокойно вернуться на своё место и взять заслуженное письмо из Малиновки и почтовую сумку. Как бы девочке не хотелось прочитать то, что ей написали тётя Агафья и Васька, нужно было в первую очередь выполнить своё долг и раздать всем почту. Поэтому девочка бережно спрятала конверт в карман и опять засунула руку в сумку.

* * *

Александр беседовал с Марией Фёдоровной. Этим двоим было далеко не до плясок. Разговор шёл о тяжёлых раненых:

– Они не смогут здесь восстановиться, – говорила женщина. – У одного вообще открытый перелом. Я-то сделала, что было в моих силах, но не факт, что нога останется.

Резанцев поморщился, жалея в душе бедного бойца. Такой перелом никому не пожелаешь:

– И сколько их? – спросил он.

– Человек пять-шесть точно, – говорила Мария. – Нужно точно посчитать. Ну, мы пока машину дождёмся.

– Мы разумеется, отправим ребят лечиться, – успокоил её Резанцев. – Не думайте, мы их не оставим здесь. Лучше скажите мне, что по медикаментам?

– Медикаментов пока хватает.

– Это хорошо, – кивнул тот. – Ладно, Мария Фёдоровна. Я распоряжусь насчёт раненых.

– Спасибо, товарищ командир, – сказала женщина, – я тогда пойду в медпункт.

– Идите.

На этой ноте они разошлись. Александр достал заготовленную папироску из кармана и зажал её зубами. День тяжёлый сегодня. Ночью был бой, толком не удалось никому поспать. А тут ещё и обычная фронтовая суета подоспела. Нужно закурить. Он стал хлопать по остальным карманам. Куда-то Резанцев задевал спички. Только вот куда?

– Товарищ командир, – послышался голос Кати сбоку.

Резанцев повернулся и взял папиросу пальцами:

– Что такое? – спросил он.

Девочка, улыбнувшись, протянула ему треугольный конверт:

– Наконец и вам почта пришла.

Александр взял письмо и с волнением прочитал свою фамилию. Да, точно ему. Пришла весточка от Тани. Катя наблюдала за ним и не могла понять, что тут было не так. Командир не радовался, как обычно. Он застыл в нерешительности, даже не разворачивал конверт. Это было на него не похоже. Девочка тихо спросила:

– Товарищ командир, я сделала что-то не так?

Резанцев встрепенулся и взглянул на ребёнка:

– Нет-нет, – успокоил её он, – я просто задумался. Ты уже закончила?

– Окопы остались, – поправила сумку Катя. – В медпункте уже была.

– Молодец, – похвалил её Резанцев. – В окопах аккуратней будь.

– Есть, – отдала честь Катя и пошла за Пулей, которой в это время чесала шею Зоя Мамонтова. Она ещё раз обернулась на командира, но потом принялась за работу.

Резанцев подождал, пока она отойдёт и ещё раз взглянул на конверт. Он уже знал ответ. На бумаге не было написано жирными чернилами: «Лихвин». Был другой, неизвестный ему адрес. Руки слегка затряслись, папироса упала на землю. Александр развернул письмо. Там было всего лишь несколько коротеньких строчек:

10 декабря 1943 года

Я знаю, ты будешь недоволен, но я не могу иначе.

Чувствую – это мой долг. Я обязана защищать Родину

от фашистов. Не прощу себя, если останусь в тылу.