скачать книгу бесплатно
После полуночи я проснулся от крика и выскочил в соседнюю комнату.
Клоп низко держал пистолет, направив его Сене прямо в живот. Получалось так, будто он показывает оружие исподтишка. Арсений и Клоп смотрели друг на друга, как два собирающихся подраться кота. Молчаливые дружки главаря – их было двое – ухмылялись, разглядывая жильё моего товарища.
– Монету. И мы уходим, – сказал главарь, судя по тону голоса, уже не в первый раз.
Арсений сказал:
– Хорошо. Я отдам вот эти.
Он сгрёб со стола неудачные подделки и ссыпал их главарю в ладонь.
– Сколько стоят? – спросил Клоп.
– Рублей триста каждая, – соврал Сеня.
– Дёшево, – сказал Клоп.
– Слушай, надо крутиться. У меня тут не триллионы хранятся. Находишь, продаёшь, снова ищешь, снова продаёшь. Так и деньгу имеешь, – выпалил со злостью мой друг.
Клоп улыбнулся широко и решительно. Затем вдруг что-то изменилось в его лице: оно стало веселее и дурнее.
– Эти я тоже возьму, – сказал он.
– Слушай, ты поступаешь крайне нехорошо, – усилием воли успокоив себя, сказал Сеня и удобно уселся в кресло у окна.
Он был дипломатом. Он долго говорил о том, что это ломает все их дела, что после этого происшествия он у Клопа ничего и никогда больше не возьмёт. О том, как он долго искал эту монету, и о том, что Клоп одним своим неправильным действием всё у него отбирает.
– Возьмёшь. Скоро помиримся, и всё будет по-старому. Хорош базарить. Давай её сюда, – сказал Клоп с улыбочкой.
– Нет, – твёрдо ответил мой друг.
Главарь каким-то киношным движением кивнул своим парням, приказывая им обыскать жильё. Его дружки стали бродить по комнате и неловко искать монету. Один пощупал обрывок кольчуги на стене, хохотнул, снял каску с гвоздя, нацепил её на голову и улыбнулся широко и по-детски. Одного зуба спереди у него не хватало. Другой бандит заглянул под кровать, а затем, оглядываясь на нас и покашливая от смущения, открыл шкаф.
– Давай вытаскивай монету, не тяни! – зашипел главарь.
Он сметал копейки ладонью со стола. Они подпрыгивали, крутились на полу и сверкали в свете лампы. Друг мой снова стал уговаривать Клопа. Главарь разозлился и стал угрожать Сене расправой, размахивая пистолетом, – казалось, что выстрел грохнет в любой момент.
Монета лежала в тяжёлой антикварной пепельнице, прижимающей открытую записную книжку на углу стола. Главарь всё перебрал, раскидал и добрался до этой пепельницы. Он взял монету, подержал её на ладони, провёл пальцем по странице в записной книжке, с пометками напротив номеров и имён. Друг мой изображал безразличие и смотрел в сторону, но всё же отчаяние на миг мелькнуло в его глазах, и главарь всё понял: он обладал этим особенным звериным чутьём. Клоп взял трубку телефона и набрал номер из записной книжки. Когда после долгих гудков ему ответили, главарь напористым голосом спросил:
– Здрасте, гражданин. Вам деньгу сегодня предлагали купить, 15 копеек?
– Да, – удивлённо ответили ему.
– Спасибо! – загоготал Клоп и грохнул трубку на рычаги.
– Эта! – сказал он, разглядывая монету на ладони. – Слушай, а ведь с виду дрянь дрянью. Слышь, Сенька, чего и такие много стоят? – захохотал он.
– Зря ты так, – сказал мой друг обречённо.
– Да ладно, Сенька, не обижайся. Мы с тобой друзьями были, друзьями и останемся. Забудется всё, вот увидишь.
Тут я не выдержал, кинулся к главарю и ударил его по руке. Монета взлетела в воздух, щёлкнула в потолок и отрикошетила в сторону. Сеня сорвался с места, подпрыгнул и схватил её на лету. Один из дружков Клопа, настоящий амбал, сцапал меня за шкирку и прижал к стене, замахнувшись кулаком.
– Верните, падлы, по-хорошему, а то щас пальну! – завизжал Клоп и направил пистолет на Арсения.
Сеня весело оскалился и стал пятиться и строить главарю рожи. Он спрятал монету в кулак за спиной. Клоп шипел и уговаривал Сеню, наступая на него. Друг мой понял, что просто так с бандитами нам не разойтись. Сеня вдруг наклонился и бросил монету в трёхлитровую банку, полную копеек, что стояла на полу. Он тут же схватил эту тяжеленную банку, с натугой пару раз её встряхнул, поднял эту ношу над головой, запрыгнул на кресло, с кресла прыгнул на стол и с диким, изменившимся лицом швырнул её в главаря.
Он промахнулся. Банка грохнула в стену – дом содрогнулся. Раздался оглушительный хлопок, и копейки брызнули во все стороны, весело запрыгали и закрутились на полу.
– Вот! Ищи! – закричал мой друг с торжеством.
Секунду все пялились на монеты, которые повсюду крутились и сверкали. Сеня прыгнул на главаря со стола и двинул ему левой тренированной рукой в нос. Главарь выронил пистолет, закрыл лицо ладонями и повалился на пол – поставленный удар у Арсения, видимо, ещё не пропал.
Я сцапал заступ, стоявший в углу, и заорал. Это была та самая устрашающая помесь мотыги, кирки и топора с блестящими, отточенными лезвиями.
Один из бандитов подхватил главаря под мышки, другой бросился к пистолету и уже схватил его с пола, но Сеня прыгнул на гангстера, повис на нём и укусил его за руку. Парень заорал басом и выронил оружие. Сеня согнулся и боднул бандита головой в живот – тот вылетел в коридор.
Друг мой завладел пистолетом и направил его на гангстеров. Его дурная рожа в этот момент, признаюсь, и меня самого напугала. Мы погнали их через узкий тёмный коридор в подъезд, а оттуда на улицу. Сеня угрожал пистолетом и пинался, и мы оба орали. Я замахивался на бандитов устрашающей киркомотыгой. Размахивая этой алебардой, я ненароком снёс люстру – острые осколки посыпались нам на головы.
На выходе из подъезда главарь очнулся. Покачиваясь на ногах, он пригрозил нам жесточайшей расправой. Со второго этажа заорал испуганный насмерть и хриплый женский голос:
– Милицию позову! Прекратите драку, остолопы!
И старый пропойца из соседней квартиры заревел, запел тюремную песню.
После яростной схватки мы, отдышавшись, сидели на тесной кухне. Пистолет лежал на столе между нами.
– Он ведь, зараза, ещё придёт, – сказал я.
– Мне все блатные из ПТУ денег должны. Всё нормально будет, – ответил Сеня.
Я взглянул на пистолет.
– Слушай, да это же люгер! Он стоит уйму денег!
Друг мой взял его в руки и стал с безразличием разглядывать.
– Ты прав. Штука ценная. Только вот он не стреляет.
– А зачем ты руки вверх поднимал?
– Нелепо разрушать остатки самолюбия, основанные на ржавом пистолете.
В люгере были патроны, но он действительно не стрелял, что было тут же проверено в саду.
В этом поступке моего друга, в том, как Арсений швырнул банкой в бандитов, снова оказалось пополам его страсти и расчёта.
– Оно того стоило. Как банка взорвалась – будто шрапнельный снаряд! – повторял он, довольный своим броском. – А монетку я всё равно найду.
Однако расчёт не удался. Мой друг обыскал весь дом и вскрыл половицы. Он лазил в подвал и всё там перерыл.
Монета исчезла.
Через неделю после схватки с налётчиками в квартиру к Арсению нагло завалился здоровый детина ростом под два метра, упитанный, розовощёкий и очень курносый. Это был сын художника. Он пришёл ругаться, обнаружив, что отличный экземпляр его коллекции разменяли на почтовую марку, – я вполне понимал его ярость.
Сеня в этот момент сидел за столом и чистил люгер.
– К сожалению, у меня вашего экземпляра больше нет. Такие дела, Федор Иванович, – сказал мой друг таинственно.
Детина прищурился, оценил ситуацию и попятился. В дверях он пригрозил взвинченным бабьим голосом, что заявит в милицию за вымогательство.
Через пару месяцев люгер вызвал новый виток каких-то не совсем законных операций, где присутствовал железный крест и немецкая каска с дырой.
Странно, что эта полная страстей жизнь заканчивается быстро и без следа. Коллекции лежат грудами. На них оседает космическая пыль. Представители прекрасных семейств, нимфалиды и парусники, рассыпаются в труху.
Друг мой изредка берёт карандаш. У него отлично выходят летящие наброски. В его доме на стенах висят карандашные рисунки: вот бежит лошадь, вот парень вытянулся в прыжке – он хватает в воротах футбольный мяч, а вот птица садится на землю, раскинув крылья.
***
Вскоре я вернулся домой.
Иногда мне казалось, что мой начальник, Веспасиан, ненормален. В том смысле, что он походил на сектанта или блаженного еретика. И если б он и вправду был таким, то, думаю, он обязательно основал бы своё учение.
Я пришёл в цех. Мой начальник в одиночку ворочал доски и складывал их в штабель у стены. Пахло сухим деревом. Гора белых опилок выросла у станка на земляном полу.
– Где был, чем занимался? – спросил Веспасиан.
– Охотился за серебром, – ответил я не без гордости.
Начальник сурово взглянул на меня.
– Бандитизм? – произнёс Веспасиан тоном судьи.
– Нет, что вы. Монеты искали. Но нам угрожали ржавым люгером!
– Раз шагни за черту с ледяным сердцем. Вернись с сердцем, полным горящих углей, – произнёс он вполголоса, отвернувшись.
У него был талант выдавать такие строки – похоже, собственного сочинения.
– И откуда вам только в голову такое приходит? – удивился я.
– Рождается по наитию, – ответил Веспасиан со смущением, но довольный собой.
– Слова у вас такие, знаете, – сейчас так не говорят.
Я оглядел наш цех и добавил:
– Давайте-ка лучше сегодня вон с той толстой доски начнём.
– А мы не будем начинать, – сказал Веспасиан.
– Почему? – удивился я.
– Сегодня у нас будет выходной.
Было раннее утро в начале августа.
Письма Сенеке
Это было лето чудесных ожиданий и предчувствий. Проезжая на велосипеде по набережной и глядя на трубы заводов, многоэтажки и старые дебаркадеры на том берегу реки, я чувствовал: больше ничто не имеет значения. Ни вспыхнувший заново кровавый бунт на Ближнем Востоке, ни очередной экономический кризис – смысл я видел только в одном: мир может повернуться ещё одной гранью и за ней – я точно знал – окажется сверкающий немыслимый простор, способный убить меня или сделать навсегда счастливым.
Я гулял по вечернему городу и катался на велосипеде вдоль реки в ожидании этого открытия. Вдобавок я начал переписку с Луцием Аннеем Сенекой – как бы нелепо это ни звучало, – а это серьёзнейшее из занятий требует умственной дисциплины и полнейшей сосредоточенности.
Тем летом я окончил четвёртый курс, сдал экзамены и остался в университетском городке. Жил в общежитии. Я бросил работу дворника и устроился работать на автомойку. Заодно начал эксперимент по дипломной работе.
Арсений тоже учился и работал. Он днём и ночью программировал, и вытащить его куда-нибудь я никак не мог. Однако он вдруг объявился у меня в общаге, когда я подсчитывал сколько крыс, мышей и реактивов мне понадобится для опытов.
Не снимая кроссовок, Сеня улёгся на кровать и стал ковырять спичкой в зубах.
– Ходил к вам в столовку. Макароны липкие, как пластилин, и кислые. Котлеты – из бездомных кошек, – сказал он без всяких приветствий.
– Мы не жалуемся, – ответил я и стал выжидать, что Сеня скажет дальше, потому что знал: если мой друг начал с посторонних вещей, значит на уме у него дело великое.
На первый раз он мне ничего не открыл, однако же стал приходить в мою комнату постоянно, как будто лежать здесь и размышлять ему было приятней, чем в любом другом месте. Поначалу Сеня просто валялся на моей кровати. Иногда, не проронив ни слова, он внезапно покидал мою комнату. Он не нравился моим соседям по комнате, а их подруг своим непредсказуемым поведением вообще доводил до бешенства.
Наконец он признался:
– Я хочу подчинить жизнь строгому плану.
После этих слов он долго развивал эту мысль, к чему я привык. Если излагать его рассуждения здесь, то рассказ растянется на сотню страниц, потому что придётся разъяснять термины, которые Арсений сам для себя выдумал. Мой друг спускался к важнейшей цели своего рассуждения, словно стервятник к добыче, снижаясь и кружась. Он начал из такого далека – я и подумать не мог, чем он закончит. А сказал Сеня под конец своей речи вот что:
– Мы откроем антикварный магазин. Это восьмой этап моего плана.
Идея мне понравилась. Однако моё сумасбродство захватило меня полностью, и я хотел побыть один, пока не напишу все послания Сенеке.
Я так и сказал Арсению, зная, что он меня поймёт:
– Я пишу письма одному человеку. Пока все не закончу, не могу с тобой в такое дело ввязаться.
– Ну-ка прочитай, чего ты там накорябал, – ответил Сеня.
На самом деле, хоть я и потратил на эти письма уйму времени, написал полностью я пока всего лишь одно. Смущаясь, я прочитал его Арсению:
Письмо первое
Уважаемый Луций, вы, наверное, хотите узнать, что у нас тут случилось за столь долгое время. Поэтому первым делом сообщаю, что ваш отменный последователь отразил германскую угрозу и не уронил знамени стоицизма – его книжку я тоже прочёл. Хотя должен заметить, тон его сочинений таков, будто он всё время куда-то спешит и ему толком не дают сосредоточиться. Думаю, всему виной тяжёлая походная жизнь, резкие звуки горнов по утрам и промозглая погода пограничных провинций.
У нас многое произошло за последние годы – всего сразу и не перескажешь. Наша жизнь имеет оттенок печальной монотонности, характерный, думаю, для жизни в любой империи, какие бы внешние атрибуты она на себя ни цепляла. Мы вечно жалуемся, хотя живём примерно как ваш друг Луцилий. Столы наши ломятся от яств, но животы просят большего.
