Будьте здоровы!

Входит Людовик, делая вид, что удивлен ее присутствием.

Людовик. Здравствуйте! Вы, конечно, Вивиан?

Вивиан. А вы Людовик Мерикур! Я много слышала о вас от Стефана.

Людовик. Именно этого я и боялся.

Вивиан. Он был человеком крайностей. Я всегда сомневалась в его оценках, которые часто бывали слишком прямолинейными.

Людовик. Мне это давно известно… Вы хорошо доехали?

Вивиан. Не очень, нас страшно качало над Альпами. Я хотела вылететь ночью, но не было ни одного самолета.

Людовик. Поэтому мы сами начали заниматься этими печальными формальностями. Люси сейчас в похоронном бюро, а я был в Сен-Жермен де Пре.

Вивиан. Благодарю вас. Признаюсь, я бы совершенно растерялась. Я ничего не понимаю в делах… Когда мы ходили к нотариусу мсье Булошу… Стефан пытался объяснить мне свое новое завещание, которое они составили, но я все равно ничего не поняла. Это невероятно сложно! Квартира делится между Люси и мной, но я имею право оставаться здесь и выкупить ее часть. Ах, я просто теряюсь…

Людовик. Оно и видно.

Вивиан. Мы обсудили все это с мсье Булошем.

Людовик. Скажите, раз мы уже заговорили об этом, не хочу быть нескромным, но ведь у него было огромное состояние. Мне говорили, что-то около миллиарда!

Вивиан. Считая картины, вполне возможно.

Людовик. Знаете, что мы должны были бы сделать?

Вивиан. Нет!

Людовик. Немедленно договориться о встрече с нотариусом.

Вивиан. Вы не считаете, что это слишком рано?

Людовик. Нет. Освободимся как можно скорее от всех формальностей!

Вивиан. Вы правы. Чем скорее это будет урегулировано… (Набирает номер телефона.) Алло! Соедините меня с мсье Булошем, говорит мадам Буасьер… Здравствуйте! Это Вивиан Буасьер… Да, у меня для вас очень печальная новость… А, вы уже прочли в утренних газетах… Нет, меня не было, я была в Италии… Я вернулась сегодня утром самолетом… Что?… Да. Меня очень потрясло, особенно над Альпами… Ах, простите!.. Да, это ужасное потрясение, так неожиданно узнать об этом! Тем более что Стефан был для меня не только мужем, но и отцом. Ах, придется привыкать жить без него. Скажите, рядом со мной находится муж его дочери Люси, мы думали, что можем условиться о встрече с вами уже сейчас… Только через две недели?… Не раньше! (Людовику.) Когда назначены похороны?

Людовик. В понедельник, в три часа дня.

Вивиан. В понедельник, в три часа дня… Условимся на вторник… В восемь тридцать утра?… Ах! Вы открываете контору только в девять. Хорошо, договорились в девять. Всего доброго. (Кладет трубку.) Я полагаю, что мы должны сейчас же составить список тех лиц, кому надо послать приглашение на похороны.

Людовик. Всем этим займется похоронное бюро. Люси дала им записную книжку Стефана.

Звонят в дверь. Луиза идет открывать. Входит Люси с газетой в руках. Она не замечает Вивиан.

Люси. Все-таки они могли бы поместить фотографию! (Замечает Вивиан.)

Людовик. Люси… Это Вивиан… Любов… Жена твоего…

Вивиан. Мадам Буасьер.

Долгое молчание. Женщины разглядывают друг друга.

Людовик (пытаясь разрядить атмосферу). Ну как… Люси? Все формальности закончены?

Люси. Да. Они все сделают сами… Со мной говорил мсье Атропос, очень симпатичный. Он только заместитель, но вполне приличный. Похороны будут организованы по высшему разряду… Как для государственного деятеля. Конечно, это немного дорого, но именно их бюро хоронит всех знаменитостей. Они даже попытаются достать место на кладбище Пер-Лашез.

Вивиан. Пер-Лашез?

Люси. Мой отец это вполне заслужил! Вы не находите?

Вивиан. Да, тем более что он сам выражал такое желание в своем последнем завещании.

Люси. Разве папа переписал свое завещание?

Вивиан. Два месяца тому назад. Разве вы этого не знали?

Люси. Ты слышишь, Людовик? Мы так и думали. Во всяком случае, имейте в виду, я не допущу, чтобы меня ограбили.

Вивиан. Ограбили? Ведите себя прилично! Завещание очень справедливое, мы с вами все делим пополам.

Люси. Значит, достаточно выйти замуж за больного человека за шесть месяцев до его смерти, чтобы прикарманить половину состояния, заработанного целой жизнью огромного труда? И вас это не останавливает?

Вивиан. А вы считаете, что получить вторую половину только потому, что вы потрудились родиться его дочерью, более нравственно?

Людовик. Послушайте, сударыни, Стефан еще находится здесь.

Звонит телефон. Обе женщины бросаются к нему. Вивиан снимает трубку.

Вивиан (тоном, подобающим обстоятельствам). Алло!.. Да, это его жена… Здравствуйте, господин депутат… Благодарю вас… Нет, он совсем не страдал… В понедельник, в три часа дня из его квартиры… Да, придется привыкать жить без него. (Кладет трубку, к Люси.) Во всяком случае, у меня есть адвокат… И будьте уверены, я получу свою долю.

Люси. За то, что вы ходили целыми днями в сапогах, вам стоит заплатить такие деньги.

Вивиан. А ваша матушка спала в прозрачных плащах вместо ночных рубашек.

Люси онемела. Звонит телефон.

Алло!.. Это Вивиан… Да, сегодня ночью… Невозможно рассказать, что я переживаю… Благодарю тебя, Анни… В понедельник, в три часа дня. (Кладет трубку. Прежним тоном.) Когда я переехала сюда, я нашла в спальне, в шкафу, двадцать три прозрачных плаща всех цветов радуги. Стефан сказал, что сохранил их на память.

Люси. Мамочка всегда любила менять туалеты.

Вивиан. Вот именно. Стефан был прекрасным человеком, но всем известно, что у него была богатая фантазия.

Людовик. У нас у всех бывают маленькие странности.

Люси. Только не у меня.

Людовик (вздыхая). Вот это правда!

Звонит телефон.

Вивиан (соответствующим тоном). Алло!.. Да… Не вешайте трубку… Это вас, мсье Мерикур… Какой-то господин Бонне.

Люси. Судья!

Вивиан. По-видимому, это конфиденциальный разговор… Я схожу пока за покупками. (Улыбается Люси.) До скорой встречи. (Уходит.)

Людовик ждет, пока она закроет дверь, и берет трубку.

Людовик. Да… Он самый… Здравствуйте, господин судья… Почему? Совсем нет. Я не покидал своей квартиры. Мой автомат должен был сообщить вам, что у меня семейный траур… Да… Писатель. Похороны в понедельник, в три часа дня… Нет, это не помешает мне быть в вашем бюро в шесть часов, как условлено… Мои дела все в том же положении?! Да, но как раз по этому вопросу у меня есть новости. Я теперь в состоянии удовлетворить моих кредиторов… Нет. На этот раз это так. Я получу деньги в понедельник… Да, крупную сумму, так бывает в нашем деловом мире. Думаю, если я выплачу все с процентами, возможно, все обойдется… Разве это невероятно… Между порядочными людьми… Да, я знаю, что понедельник – крайний срок… Не беспокойтесь, в понедельник в шесть часов я принесу двести миллионов… Спасибо большое, что позвонили. Если завтра во время гольфа вы встретите нашего общего друга Эрика, успокойте его на мой счет… До свидания, господин судья. (Кладет трубку и вытирает со лба пот.)

Люси (в ужасе). Ты ему сказал, что у тебя уже есть эти деньги!

Людовик. А что я должен был сказать? Пропадать так пропадать!

Люси. А если твоего друга Марешаля это не заинтересует?

Людовик. Его?! Упустить возможность на ходу положить в карман три или четыре миллиона! Зная его, я был бы поражен. Он как гончая собака. Сейчас он принюхивается: «Ага, Люси Мерикур получает крупное наследство… Самое время содрать с нее все что возможно!» Он же знает, что я загнан в тупик. Теоретически я должен был бы давно позвонить. Он смотрит на часы: «Уже двенадцать! А Людовик до сих пор не звонит! Он же знает, что я в состоянии одолжить ему эту сумму, и потому вот уже три месяца бегает за мной! Возможно, я слишком его третировал, он на меня злится… И вполне способен обратиться к кому-нибудь другому». Не выдерживая больше, Марешаль решает позвонить мне и выразить свое соболезнование… Автомат дает ему здешний телефон… Он его набирает…

Звонит телефон. Вошедшая в комнату Луиза снимает трубку.

Луиза (Людовику). Это вас, мсье Мерикур.

Людовик. Мсье Марешаль?

Луиза. Нет, не Марешаль. Это из церкви Сен-Жермен де Пре.

(Уходит.)

Людовик. Алло! Большое спасибо… Да, это хорошая новость… Точно… в четыре часа, конечно, мы все будем здесь… Еще раз благодарю. (Кладет трубку.) Это служитель… Он подтверждает время заупокойной службы в понедельник. Это было не так легко устроить.

Звонит телефон.

(Машинально снимает трубку и подскакивает от изумления.) Алло!.. Кто это?… Ах это ты, ты! (К Люси.) Это Марешаль! (В трубку.) Удивлен? Совсем нет, мы как раз говорили о тебе, куда ты исчез?… Дела?… А, Рим, Япония?… Понимаю… (Меняя тон.) Да, старина… сегодня ночью, скоропостижно… Мы все в таком состоянии!.. О чем говорить, такова жизнь… Да, конечно, надо повидаться… Что?… Да, я звонил тебе несколько раз… Я попал в гадкую историю, но теперь все наладилось… Мне нужны были двести миллионов… Я их уже нашел… Люди, которых ты знаешь… Проценты вполне нормальные… Сам знаешь, что такое нормальные проценты, когда дело спешное… А! Если бы я только знал! Жаль! Вот что значит редко звонить друг другу… Нет, я полагал, что тебе для этого необходимо собирать все твое правление, а так как мне нужны деньги к шести часам в понедельник… А, у тебя есть особый совет для некоторых случаев?! Я не знал об этом… Какой у вас процент?… (Свистит.) Как видишь, мне не о чем жалеть. Другие берут с меня на один процент меньше… Безусловно!.. Конечно, я предпочел бы иметь дело с тобой… на тех же условиях… Да. Это возможно, я не подписал еще… Значит, ты уступаешь мне два процента. Хорошо, я больше не сомневаюсь… Да заезжай когда сможешь… Договорились! Всего хорошего! (Кладет трубку и делает несколько танцевальных па.) Мы спасены, Люси. Все в порядке!

Луиза входит и смотрит на него с ужасом.

Простите меня, Луиза, но мы только что узнали замечательную новость…

Луиза молча проходит в спальню Стефана. Сменив свечи, выходит и, взглянув на коллекцию оружия, застывает в изумлении.

Луиза. Не хватает двух пистолетов!

Люси. Не может быть!

Луиза (указывая на стену). Вот здесь висели два морских пистолета, модель тысяча восемьсот пятьдесят первого года, тридцать шестого калибра, с перламутровыми рукоятками, инкрустированными серебром.

Люси. Вы уверены?

Луиза. Еще час тому назад они были здесь, когда я делала опись.

Люси. Опись?

Луиза. Когда умирают хозяева и исчезают вещи, прежде всего обвиняют прислугу. Вот почему я смотрю в оба. Я никого не подозреваю, я только констатирую!

Люси. Это, конечно, Вивиан.

Луиза. Вполне возможно…

Люси (Луизе). Пойдемте со мной.

Людовик. Куда ты идешь?

Люси. Пересчитать серебро, если оно еще осталось.

Звонок в дверь. Луиза идет открывать. Возвращается вместе с профессором Гарроном.

Профессор Гаррон. Здравствуйте, Вивиан попросила меня зайти. Мы столкнулись с ней в дверях антикварного магазина…

Люси (подскакивая). Антикварного?!

Профессор Гаррон. Да, того, что на углу. Она очень спешила! А знаете, я прочитал статью о Стефане. Прекрасная статья!

Люси. Они могли бы поместить его фотографию.

Профессор Гаррон. Но вы же знаете этих журналистов! В одной из телевизионных программ они написали – «профессор Карруа». Я позвонил, чтобы они исправили, но им было наплевать.

Людовик. Но в тех случаях, когда вам необходимо, чтобы исказили вашу фамилию, они не делают опечаток, они пишут отчетливо, жирным шрифтом, вот такими громадными буквами! И уж обязательно помещают четкую фотографию. Может быть, хотите что-нибудь выпить, профессор?

Профессор Гаррон. Нет, благодарю вас. По субботам я так перегружен с утра.

Людовик. Облегчать страдания! Какая у вас прекрасная профессия!

Профессор Гаррон. Не всегда. Когда у вас нет места для кабинета… Поверьте, проводить консультации в собственной квартире – просто ад!

Людовик. Я не мог бы вынести всех этих больных, которые приходят к вам.

Профессор Гаррон. Мне совершенно необходима более просторная квартира. Я знаю, сейчас не время говорить об этом, но если вы когда-нибудь будете продавать эту квартиру, я хотел бы первым узнать об этом.

Людовик. Вы хотите иметь двухэтажную квартиру?

Профессор Гаррон (возбуждаясь). Вот именно. Я бы сделал наверху кабинет и приемную, а здесь – жилые комнаты с прекрасной лестницей, вот в этом углу.

Людовик. Мне кажется, ее лучше сделать вон в том углу.

Профессор Гаррон. Я уже измерил эту комнату: если сохранить спальню Стефана и библиотеку, то не хватит места. (Снова измеряет кабинет.)

Людовик. Даже с винтовой лестницей?

Профессор Гаррон. Нет, это ерунда! Поверьте, лучше всего сделать ее здесь.

Людовик. А эта стенка?

Профессор Гаррон. Я ее снесу и заделаю вот эту дверь, ведущую в переднюю.

Людовик. А эту стенку?

Профессор Гаррон. Тоже снесу. Мне не нужны две спальни.

Входит Вивиан и с изумлением наблюдает за ними.

Вивиан. Что вы делаете?

Людовик. Мы обсуждаем, в каком месте профессор мог бы сделать лестницу.

Профессор Гаррон (смущенный). То есть… если когда-нибудь… я думал…

Вивиан. Я поняла. Если когда-нибудь эта квартира будет продаваться, вам первому станет об этом известно.

Люси. Вы считаете, что я не имею права высказать свое мнение?

Вивиан. Вы его выскажете, дорогая Люси, выскажете!

Входит Луиза с подносом, на котором лежат десятки телеграмм.

Луиза. Телеграммы! Со всего света!

Вивиан (вскрывает одну из телеграмм). «Потрясен известием, примите мое искреннее сочувствие. Вильям Бат». Кто это такой?

Луиза. Английский писатель, он сделал пьесу по роману мсье Стефана.

Вивиан (читает следующую телеграмму). «Примите мое глубокое соболезнование. Жан Плювье». Это его издатель.

Людовик. Ну, этот Плювье, конечно, весьма сожалеет о том, что Стефан больше не будет писать.

Вивиан (читает). «Все потрясены. Искренние соболезнования. Мадам Рене»… «Ошеломлены непоправимой утратой. Железнодорожная библиотека Франции»… «Французская литература в трауре. Примите наше сердечное соболезнование. Секретариат Министерства культуры»…

Они продолжают читать телеграммы, и это звучит как заупокойная литания. Внезапно раздается чиханье.

Луиза (находящаяся ближе всех к двери спальни, обернувшись, машинально говорит). Будьте здоровы, мсье!

Легкое движение среди присутствующих. И снова раздается чиханье из комнаты покойного, на этот раз очень громкое. Все потрясены и застывают в ужасе.

Конец первого акта

Акт второй

Та же декорация. На сцене – Людовик. У него ошеломленный вид. Взор его прикован к двери спальни Стефана. Луиза быстро проходит через кабинет. Она совершенно обезумела. В руках у нее кастрюля с горячей водой. Входит в спальню и плотно закрывает за собой дверь.

Людовик встает и начинает ходить по комнате, нервно затягиваясь сигаретой.

Вивиан выходит из спальни Стефана с какой-то бумагой в руках. В кабинет входит Люси с грелкой в руках и останавливает ее.

Люси. Что происходит?

Вивиан (показывая рецепт). Профессор послал меня в аптеку.

Люси. В аптеку? Значит, действительно есть надежда?

Вивиан. Безусловно!

Люси. Это же чудесно! (Уходит в спальню.)

Вивиан собирается уходить, но ее останавливает Людовик.

Людовик. Вивиан! Это невозможно! Это нам просто снится!

Вивиан. Профессор говорит, что лицо слегка порозовело и зрачок реагирует на свет.

Людовик. А что значит, когда зрачок реагирует на свет?

Вивиан. По-видимому, что-то значит.

Людовик. Я лично в это не верю. Когда человек умер, он мертв. Иначе – до чего мы дойдем! Мы же видели собственными глазами, что он лежал окоченевший, на лице восковая бледность, холодный…

Вивиан. Но он же чихнул!

Людовик. У нас нет доказательств, что это именно он чихнул! Может быть, кошка!

Вивиан. В этом доме никогда не было кошек.

Людовик. Раз это не кошка, значит, в стенной шкаф спрятался грабитель, он и чихнул.

Вивиан. Что вы говорите, Людовик! Профессор сейчас делает ему укол для поддержания сердечной деятельности.

Людовик. Но ведь профессор сам выдал свидетельство о смерти! Похоронное бюро официально объявило о том, что Стефан Буасьер скончался четырнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Это мне не приснилось. Я держал в руках документ. Я его читал: скончался и прочее. Я читал его! Что вы на это скажете?

Вивиан. Каждый человек может ошибаться! (Выходит.)

Людовик (ошеломлен). Ну уж нет! Никто не имеет права! Бывают обстоятельства, когда никто не имеет права!

Взволнованная Люси выходит из спальни.

Люси. Его сердце снова бьется, слабо, но очень четко. Профессор дал мне послушать. Тик… Так… Тик… Так…

Людовик. Это тикают его часы!

Люси. У него появился пульс!

Людовик. Ну и что это доказывает? У мертвеца бьется сердце! Вот и все! Такое уже бывало! Нечего фантазировать!

Люси. Я была так несчастна, что мы поссорились перед его смертью. Теперь я смогу попросить у него прощения.

Людовик. Ты теряешь голову. Только послушайте! Сердце бьется, зрачок… В конце концов, твой отец не Иисус Христос, чтоб воскреснуть!

Люси. Это чудо природы!

Людовик. Нет, издевательство природы! А что об этом думает великий профессор Гаррон?

Люси. Он еще не высказался окончательно.

Людовик. Понятно! Хорошенькие дела, наверное, творятся в его клинике при такой диагностике.

Люси. Удивительно, Людовик! Можно подумать, что воскресение папы тебя раздражает.

Людовик. Меня? Раздражает? Я просто уничтожен.

Люси. Уничтожен? Но почему?

Людовик. Потому что если твой отец устроил нам… как бы это сказать… мнимый уход из жизни, мы снова на краю пропасти.

Люси. Но почему же?

Людовик (раздраженно). Почему? Просто черный юмор! Послушай, Люси! Если сведения, поступающие из той комнаты, верны, то в понедельник я буду ночевать в тюрьме.

Люси. Что ты выдумываешь?

Людовик. Это жестокая правда!

Люси. Но ведь Марешаль обещал дать тебе деньги?!

Людовик. Когда он узнает, что Стефан ожил, он не даст мне даже на билет в метро.

Люси. Но почему?

Людовик. Потому что раз твой отец жив, он сам располагает своим состоянием как ему заблагорассудится. Может спустить все в казино или пожертвовать монастырю, или просто отдать бедным. Марешаль никогда не был игроком. Он согласился одолжить мне эти деньги только потому, что уверен в своей выгоде. Раз твой отец жив, ты не получаешь наследства. Нет наследства, нет и гарантии, значит, не будет и денег в понедельник на столе судьи Бонне. У нас снова все опишут – и квартиру, и твои драгоценности, и все остальное.

Люси. Ты действительно думаешь, что Марешаль теперь откажется?

Людовик. Никогда он не станет рисковать.

Люси. Боже мой! Снова начинается этот кошмар.

Людовик. Да, если только…

Люси. «Если только»?

Людовик…если до понедельника твой отец перестанет оживать. Это наша единственная надежда.

Люси. Значит, надо выбирать между отцом и тюрьмой?

Людовик. Да! А я так великолепно действовал. Марешаль проглотил приманку вместе с крючком, все шло как по маслу, и вдруг – лопнуло. Все рушится! Я проклят… Я проклят… (Падает на диван.)

Некоторое время оба молчат.

Люси. Мой дорогой Людовик, наберись мужества!

Людовик. Я погиб… Я конченый человек… Оставь меня… Найди другого мужчину, который сможет сделать тебя счастливой… Оставь меня…

Люси. Послушай, Людовик, надо быть реалистом, это легкое улучшение не может долго продолжаться, и до понедельника еще достаточно времени, чтобы окончательно умереть.

Людовик. Зрачок! Теперь сердце бьется! Пойми, Люси, я не желаю смерти твоему отцу…

Люси. Я знаю, Людовик.

Людовик…но в этом наше единственное спасение!

Из спальни тихо появляется профессор Гаррон. Он очень взволнован.

Профессор Гаррон. Невероятно! Впервые в моей жизни происходит такое.

Людовик. Короче, в двух словах, какова ситуация?

Профессор Гаррон. Он открыл один глаз.

Люси. О боже! (Бросается в спальню.)

Людовик. Может быть, это нервы!

Профессор Гаррон. Через пятнадцать часов после смерти – безусловно, нет.

Людовик. Если я правильно понял, он чихает, он порозовел, зрачок реагирует на свет, сердце бьется и, наконец, он открыл глаза…

Профессор Гаррон. Совершенно верно…

Людовик. Но вы же сами выдали свидетельство о смерти!

Профессор Гаррон (смутившись). Так точно… Но когда я констатировал смерть, все признаки были налицо, все!

Людовик. В таком случае как вы это объясняете?

Профессор Гаррон. Очень просто: свидетельство о смерти – это одно, а смерть – совсем другое.

Людовик. Я не предполагал, что этот документ распространяют, как рекламные объявления.

Профессор Гаррон. В данном случае только энцефалограмма могла бы нам все объяснить.

Людовик. Это не меняет того факта, что его чуть не похоронили заживо. Такого сорта ошибки часто случаются?

Профессор Гаррон. Я не имею права говорить, но, увы, да, случаются!

Людовик. Так, великолепно!

Профессор Гаррон. Специалисты даже предполагают, что только в одном Париже ежегодно преждевременно хоронят шестьдесят – восемьдесят человек. Один из этих специалистов высчитал, что на всю территорию Франции приходится один человек на пятьсот.

Людовик. Так мало!

Профессор Гаррон. Безусловно, к этим цифрам надо относиться с большой осторожностью. Кроме того, американский врач Карлтон менее пессимистичен и считает, что ошибка происходит один раз на тридцать тысяч.

Людовик. Отлично! Я предпочитаю этот вариант.

Профессор Гаррон. Тем не менее он высчитал, что за последние два тысячелетия в Европе было преждевременно захоронено четыре миллиона человек.

Людовик. Наконец-то я понял, зачем нужна внутренняя обивка гроба – для звукоизоляции!

Профессор Гаррон. Во всяком случае, необыкновенно интересно наблюдать подобное явление. Присутствуешь при медленном восстановлении всех функций организма.

Людовик. А в данном случае, со Стефаном, это может продолжаться долго? Этот кризис?

Профессор Гаррон. Несколько часов!.. Или несколько лет!..

Людовик. Несколько лет!!

Профессор Гаррон. Безусловно. Если его состояние будет удовлетворительным, ничто не помешает снабдить его маленьким сердечным стимулятором.

Людовик. Безумие этот прогресс науки! Вы не останавливаетесь ни на мгновение! Беспрестанные триумфы в лабораториях! Сплошной фейерверк! Скоро придется кидаться под автобус, чтобы умереть!

Профессор Гаррон. Автобус тоже не даст полной гарантии! Медицина скоро будет в состоянии склеивать все части человеческого тела.

Людовик. Если я вас правильно понял, у нас будут тысячи столетних стариков!

Профессор Гаррон. Миллионы! Каждый человек имеет право жить сто лет.

Людовик. Вот будет радость пенсионным кассам!

Профессор Гаррон. Безусловно, государство больше не сможет давать каждому пенсию в сорок лет.

Людовик. А как вы думаете разрешить эту экономическую проблему?

Профессор Гаррон. Включить их в активную жизнь.

Людовик. Заставить работать столетних стариков!

Профессор Гаррон. Это единственное правильное решение. Наш врачебный долг – бороться с болезнями, со смертью, иначе мы станем невольными пособниками эвтаназии.[2]

Людовик. Кстати, об эвтаназии. Вы, конечно, яростный противник?

Профессор Гаррон. Безусловно. Почему вы спрашиваете?

Людовик. Просто так.

Луиза (выглядывая из спальни). Доктор! Доктор! Он вытянул руки! А они же были у него скрещены на груди!

Профессор Гаррон. Непостижимо! Иду! (Исчезает в спальне Стефана.)

Оставшись в одиночестве, Людовик складывает руки и начинает молиться. Ясно, что он молится не «во здравие» умирающего. Входит Вивиан и с изумлением смотрит на него.

Вивиан. О! Простите! Вы молитесь!

Людовик. Да. Я верующий.

Вивиан. Что происходит?

Людовик (устало). Он открыл один глаз, вытянул руки – короче, он полон сил.

Вивиан. Вы говорите это таким тоном!

Людовик. О! Прошу вас, не будем лицемерить, я строил планы, а вы разве нет?

Вивиан. Я тоже… Конечно… Мы все их строили, но нельзя желать смерти своему ближнему только потому, что это нас устраивает, – это было бы чудовищно!