скачать книгу бесплатно
«Я тебя найду. Все будет в порядке».
Но конечно, никакого порядка не получилось.
«Уходи. – Вот какие слова хотел бы сказать Арман. – Оставь меня с миром. Я очень переживаю из-за случившегося, но ничего не могу изменить».
Однако Арман Гамаш ни разу не произнес этих слов. И он знал, что если молодой человек исчезнет, то ему, Гамашу, будет его не хватать. Не той почти невыносимой боли, которую он всегда чувствовал, когда распахивалась эта дверь, а его общества.
Это был особенный молодой человек.
И Арман убил его.
Все произошло из-за случайной ошибки, говорил себе Гамаш. Из-за неверного решения, принятого в кризисной ситуации.
Непреднамеренно.
Но это была глупая ошибка, которой можно было избежать.
Если бы в тот ужасный момент он повернул направо, а не налево, молодой человек остался бы жив. Женился бы. Уже, наверное, растил бы детей.
«И пусть твои дни на земле будут долгими и счастливыми».
Но этого, конечно, не случилось.
И совесть Армана опять подала голос. Ничего особенного, говорила она, всего лишь тощий юноша, который никогда не обвинял его, только улыбался.
Арман поднес руку к виску и рассеянно провел пальцами по шраму. Словно это была печать Каина.
Рут наклонила голову, глядя на Армана. Как, вероятно, и все остальные, она знала, о чем он думает. О ком.
Старуха посмотрела на свой пустой стакан, потом на Розу, словно обвиняя утку в том, что та выпила ее виски.
Это случилось бы уже не в первый раз. Роза была пьяницей. Правда, с таким же успехом она могла быть и трезвой. Отличить пьяную утку от трезвой – дело нелегкое.
– А может, он здесь из-за меня, – сказала Рут. – Это ведь больше похоже на правду?
Она улыбнулась Арману. Точно так же ему улыбался и мальчик. В улыбке было столько нежности.
– Некоторые из моих деяний вам известны, – сказала Рут. – Я призналась в них и возместила убытки.
Клара посмотрела на Габри и одними губами произнесла: «Возместила?»
– Но есть одно…
– Вы не обязаны нам говорить, – сказала Рейн-Мари, коснувшись руки Рут.
– И чтобы это существо, – старуха подняла пустой стакан, указуя им в сторону деревенского луга, – преследовало меня до конца жизни? Нет уж, спасибо.
– Вы думаете, он здесь из-за вас?
– Возможно. Вам известно, почему мы переехали в Три Сосны, когда я была ребенком?
– Твой отец получил работу на лесопилке? – спросил Габри.
– Получил. Но знаешь, почему он вообще обратился туда? У него была хорошая работа в Монреале, в Канадской пароходной компании. Его все устраивало.
Рут погладила Розу, и та выгнула свою изящную шею то ли от удовольствия, то ли в пьяном ступоре.
Старая поэтесса перевела дыхание, как это делает ныряльщик со скалы перед прыжком:
– Я каталась на коньках на пруду в парке Мон-Руаяль. Был конец марта, и мать предупреждала меня, чтобы я не выходила на лед, но я не послушалась. Со мной был двоюродный брат. Он не хотел кататься, но я его заставила. Я по характеру лидер.
Друзья переглянулись, но промолчали.
– Мы опаздывали на ланч, и мать отправилась искать нас. Она увидела нас на пруду и закричала, и я покатила к берегу, чтобы первой добежать до нее и во всем обвинить брата. Я могу немного привирать.
Брови слушателей опять поползли вверх, но никто ничего не сказал.
– Мой двоюродный брат ее еще не увидел, и, наверное, шапочка, натянутая на уши, помешала ему услышать ее крик. А может, у меня просто слух был настроен на ее голос. Я до сих пор его слышу.
Старуха наклонила голову. Прислушалась.
– Вы, наверное, догадались, что случилось, – сказала она.
– Он провалился под лед? – тихо спросила Рейн-Мари.
– Я провалилась. Лед начинает таять по краям, и когда ты думаешь, что уже в безопасности, в этот-то момент и жди беды. Лед треснул. Я до сих пор помню это мгновение. Я словно замерла в воздухе. Смотрела на мать, которая была все еще далеко от пруда. Я помню все цвета, все деревья, солнце на снегу. Выражение ее лица. И вдруг – я под водой.
– Господи боже, Рут, – прошептал Габри.
– Она была такая холодная, она обжигала, ну, вы знаете.
Рут огляделась. Все присутствующие знали, что такое сорокаградусный мороз, когда воет ветер и ледяной холод обжигает щеки.
Но оказаться целиком в ледяной воде?
– И что дальше? – прошептал Габри.
– Я умерла, – фыркнула Рут, возвращаясь к жизни. – Что, по-твоему, случилось, тупица?
– И что дальше, Рут? – спросила Рейн-Мари.
– Брат бросился ко мне на помощь и тоже провалился. Моя мать успела спасти только одного из нас.
– Тебя? – спросил Оливье, приготовившись к язвительному ответу.
Но ответа не было.
Старуха только кивнула, устремив взгляд вдаль.
Она глубоко вздохнула:
– Мать так меня и не простила. «Моя мать давно умерла и покоится в другом городе, / но со мной так еще и не покончила», – процитировала она собственное стихотворение. – Я и сама себя не простила.
– Увы, – произнес Арман.
Рут кивнула. И Роза кивнула.
– Нам пришлось переехать сюда, – сказала Рут. – От семьи и друзей, которые тоже обвиняли меня. Обвиняли ее. За то, что спасла не того.
Оливье, сидевший рядом, застонал и положил руку на костлявое плечо старухи.
Рут опустила голову. Она пыталась заставить себя сказать еще что-то. Последнее.
Но не могла говорить. Как не могла и забыть.
– Я бросил друга, когда он признался мне, что у него ВИЧ, – сказал Габри. – Я был молодым и испугался.
– Я выписала лекарство пациентке, – сказала Мирна. – Молодой матери. В депрессии. Из-за лекарства ее состояние ухудшилось. Она позвонила, и я велела ей утром сразу прийти ко мне. Но ночью она покончила с собой.
Клара взяла ее за руку.
– Я не послушалась вас, – сказала Клара, взглянув на Армана. – Я пошла искать вас и Питера в тот день в рыбацкой деревне. Вы мне говорили не делать этого, и если бы я…
Габри взял ее за руку.
– Я обманом выуживал у стариков старинные вещи, – сказал Оливье. – Давал им малую часть реальной стоимости. Я больше так не делаю. Но ведь делал.
Он говорил с удивлением, словно описывал какого-то незнакомого ему человека.
– Мы знали об этом, mon beau,[21 - Красавчик (фр.).] – сказала Рут, похлопав его по руке. – Ты говнюк.
Оливье хрюкнул от неожиданности.
Какой-то шум, поначалу приглушенный, донесся до них с деревенского луга. Громкие голоса, становящиеся все громче. И наконец перешедшие в крики.
Друзья удивленно переглянулись. Арман поднялся с кресла. Распахнув входную дверь, он увидел, что происходит.
На лугу собралась толпа. Видна была только макушка головы кобрадора.
Он стоял в окружении людей.
Арман выбежал из двери, и остальные последовали за ним, кроме Рут, которая никак не могла выбраться из кресла.
– Не оставляйте меня здесь!
Но они оставили ее.
И она снова увидела руку матери, погруженную в ледяную воду. Ищущую. Отчаявшуюся. Выбивающуюся из сил.
Пытающуюся найти ее двоюродного брата.
Но за ее руку ухватилась Рут и осталась жить. Ненужная.
И тогда прощенные и прощающие встретятся снова,
или, как всегда, будет слишком поздно?
– Увы, – пробормотала она.
– Идем, старая карга.
Клара вернулась и протянула ей руку. Рут несколько мгновений смотрела на эту руку, потом ухватилась за нее.
И была вытащена.
Они поспешили по дорожке на деревенский луг.
Глава девятая
– Ты, сукин сын! – орал крупный мужчина.
Он стоял в центре круга и держал в руке металлический стержень, собираясь нанести удар.
– Стойте! – прокричал Гамаш, протиснулся через толпу и остановился в нескольких футах от этого человека.
Он узнал в нем нового члена дорожной бригады Билли Уильямса, хотя имени новичка не помнил.
Человек либо не услышал Гамаша, либо не хотел слышать, настолько был поглощен своей мишенью. Кобрадором. Тот продолжал стоять. Не отступил ни на шаг. Не съежился в ожидании удара. Не приготовился к его отражению.
– Давай уже! – крикнул кто-то.
Толпа превратилась в банду.
Арман, выбежавший из дома без свитера и куртки, стоял в одной рубашке на холодном дожде. А окружали его – окружали кобрадора – молодые родители. Деды. Соседи, знакомые ему мужчины и женщины. Ни одного из них не назвал бы он бузотером. Но теперь они заразились страхом. И страх изменил их.
Гамаш подошел к дорожнику сбоку. Осторожно. Будто протиснулся под стеклянный купол.
Он не хотел, чтобы его появление стало неожиданным, чтобы тот среагировал. Набросился на кобрадора, находящегося совсем рядом.
– Убирайся отсюда в жопу! – прокричал дорожник кобрадору. – Или я размозжу тебе голову. Богом клянусь, я это сделаю!
Толпа подзуживала его, и он крепче обхватил свое оружие и поднял его еще выше – теперь Гамаш увидел, что это кочерга.
Вид у нее был жутковатый, ею ворочали поленья в печи. Убить таким инструментом было очень даже просто.
– Не надо, не надо, – ровным, спокойным голосом проговорил Гамаш, приближаясь. – Не делайте этого.
А потом заметил движение. Из толпы вышел еще один человек.
