скачать книгу бесплатно
Глава девятая
Старший инспектор Арман Гамаш выглянул из-за газеты, которую держал в руках, и бросил взгляд на свою маленькую внучку. Она сидела на илистом берегу Бивер-Лейк и засовывала в рот грязный большой палец ноги. Ее лицо было покрыто илом, или шоколадом, или еще чем-то, о чем даже думать не хотелось.
Стоял пасхальный понедельник, и весь Монреаль был одержим одной идеей. Утренняя прогулка по горе Мон-Руаяль с остановкой на озере Бивер-Лейк у вершины. Гамаш и Рейн-Мари блаженствовали на солнышке, сидя на скамейках и наблюдая, как семейство их сына наслаждается последним днем в Монреале перед отлетом в Париж.
Малютка Флоранс залилась смехом и плюхнулась в воду.
Гамаш бросил газету и начал вставать, но его удержала рука жены.
– Там с ней Даниель, mon cher[17 - Дорогой (фр.).]. Теперь это его обязанность.
Арман, все еще готовый действовать, сел, не спуская глаз с внучки. Его немецкая овчарка Анри поднялась на ноги и насторожилась, почувствовав внезапную перемену настроения хозяина. Но, как и ожидалось, Даниель рассмеялся, сграбастал свою крохотную мокрую дочурку большими, надежными руками и прижался лицом к ее животу, отчего она захихикала и обняла папу за голову. Гамаш выдохнул и, повернувшись к Рейн-Мари, поцеловал ее и прошептал в корону ее седых волос:
– Спасибо.
Потом он погладил Анри по боку и чмокнул в голову:
– Хороший мальчик.
Анри, более не в силах сдерживаться, подпрыгнул, и его ноги оказались почти на уровне плеча Гамаша.
– Фу! – скомандовал Гамаш. – Нельзя!
Анри немедленно перестал прыгать.
– Лежать!
Анри покаянно лег. Сомнений, кто здесь альфа-дог, не возникало.
– Хороший мальчик, – повторил Гамаш и дал Анри собачье лакомство.
– Хороший мальчик, – сказала Рейн-Мари Гамашу.
– А где мое лакомство?
– Что, прямо в парке, monsieur l’inspecteur?[18 - Господин инспектор (фр.).] – Она посмотрела на другие семейства, неторопливо прогуливающиеся по Мон-Руаялю, великолепному парку на горе в самом центре Монреаля. – Хотя, вероятно, это будет уже не первое твое лакомство.
– Для меня – первое. – Гамаш улыбнулся и слегка покраснел, радуясь тому, что этот разговор не слышат Даниель и его семья.
– Ты очень мил в роли мачо, – сказала Рейн-Мари и поцеловала его.
Гамаш услышал шуршание и увидел, как книжное обозрение его газеты, подхваченное порывом ветра, пустилось в полет – листы один за другим устремлялись в воздух. Он вскочил и стал бросаться во все стороны, пытаясь наступить ногой на улетающие страницы. Флоранс, завернутая в одеяло, показывала на него пальцем и смеялась. Даниель поставил ее на землю, и она принялась подражать движениям деда. Тогда Гамаш начал делать карикатурно преувеличенные жесты, и вскоре Даниель, его жена Розлин и маленькая Флоранс стали повторять за ним и ловить воображаемые страницы газеты, пока Гамаш продолжал ловить настоящие.
– Хорошо, что любовь слепа, – рассмеялась Рейн-Мари, когда Гамаш вернулся на скамейку.
– И не очень умна, – согласился Гамаш, сжимая ее руки. – Тебе тепло? Кофе с молоком хочешь?
– А знаешь, хочу. – Его жена оторвалась от своей газеты, «Ла пресс».
– Папа, давай-ка я помогу.
Даниель передал Флоранс своей жене Розлин, и двое мужчин направились к павильону среди деревьев неподалеку от озера. По узким дорожкам шлепали бегуны трусцой, на верховых тропах тут и там появлялись и исчезали любители езды на лошадях. Стоял великолепный весенний день, по-настоящему теплый под лучами молодого солнца.
Рейн-Мари проводила их взглядом и подумала, что они как две горошины в стручке. Такие похожие. Высокие, мощные, как дубы. Каштановые волосы Даниеля только-только начали редеть, а у Армана уже просвечивает лысина, да и аккуратно подстриженные волосы вокруг нее стали седеть. В свои пятьдесят пять Арман Гамаш держался легко, как и его сын, который выглядел на свои тридцать с хвостиком.
– Вы очень скучаете по нему?
Розлин села рядом со свекровью и взглянула в ее приветливое, в морщинках лицо. Она любила Рейн-Мари, любила с самого первого обеда, который будущая свекровь приготовила для нее. Начав встречаться с Розлин, Даниель представил ее своей семье. Она была ошеломлена. Не только потому, что уже тогда знала, как любит его, но и при мысли о том, что увидит знаменитого старшего инспектора Армана Гамаша. То, как он уверенно и спокойно раскрывал самые серьезные дела, проходившие по его отделу, сделало его настоящей легендой Квебека. Она воспитывалась, постоянно видя перед собой лицо Гамаша во время завтрака: ее отец читал в газете о подвигах старшего инспектора. С годами Гамаш на этих фотографиях старел, волосы его редели и седели, лицо несколько полнело. Появились аккуратные усы и морщины, не соответствующие складкам на газетном листе.
Но вот ей предстояло встретиться с этим человеком живьем.
«Bienvenue[19 - Добрый вечер (фр.).]. – Он улыбнулся ей и слегка поклонился, открыв дверь их квартиры в Утремоне. – Я отец Даниеля. Входите». На нем были серые брюки, удобный кашемировый кардиган, рубашка и галстук для воскресного ланча. От него пахло сандаловым деревом, рука у него была теплая и надежная – все равно что сесть в привычное кресло. Розлин знала эту руку. Такая же была и у Даниеля.
С тех пор прошло уже пять лет, и за это время много чего произошло. Они поженились, родилась Флоранс. В один прекрасный день Даниель пришел домой, подпрыгивая от радости, и сообщил новость: некая управляющая компания предложила ему работу в Париже. Контракт на два года. Но что на это скажет Розлин?
Ей и думать не нужно было. Два года в Париже? Теперь один год уже прошел, и им жизнь в Париже нравилась. Но они скучали по семье и понимали, как мучительно для обоих дедушек и бабушек целовать на прощание маленькую Флоранс в аэропорту. Они не видели ее первых шагов, не слышали первых слов, не присутствовали, когда у Флоранс начали резаться зубки; ее меняющаяся мордашка и изменчивые настроения – все это проходило мимо них. Розлин предполагала, что тяжелее всего будет ее матери, но теперь она была уверена, что больше всех переживает папа Арман. У нее разрывалось сердце, когда она шла по стеклянному коридору к самолету и видела ладони Армана, прижатые к окну зала ожидания.
Но он ничего не говорил. Он был рад за них и не скрывал этого. И не удерживал.
– Нам всех вас не хватает, – с улыбкой сказала Рейн-Мари, взяв невестку за руку.
А теперь они ждали еще одного ребенка. Они сообщили об этом родителям Даниеля и Розлин за обедом в Страстную пятницу, и это известие было встречено радостными возгласами. Ее отец достал бутылку шампанского, а Арман понесся в магазин, чтобы купить безалкогольного сидра, и потом они выпили за удачу.
В ожидании, когда принесут их заказ, Арман дотронулся до руки сына и отвел его немного в сторону. Он извлек из кармана конверт и передал его Даниелю.
– Папа, мне не нужны деньги, – прошептал Даниель.
– Прошу тебя, возьми.
Даниель сунул конверт в карман своего пиджака:
– Спасибо.
Сын обнял отца – словно соединились мегалиты с острова Пасхи.
Но Гамаш отвел сына недостаточно далеко. Кое-кто наблюдал за ними.
Розлин и Флоранс подошли к какой-то другой молодой семье, и Даниель направился к ним, а Гамаш сел на скамью, отдал жене кофе и снова взялся за свою газету. Рейн-Мари была полностью поглощена первой страницей «Ла пресс» и не прореагировала на его появление. Такое случалось редко, но он знал, что их обоих часто увлекает чтение. Анри спал на солнышке у ног Гамаша, который попивал кофе и поглядывал на прохожих.
День был исключительный.
Через несколько минут Рейн-Мари опустила газету. На лице ее появилось обеспокоенное выражение. Чуть ли не испуганное.
– Ты читал эту газету?
– Нет, только книжное обозрение. А что?
– Можно ли испугаться до смерти?
– Ты это о чем?
– О том, что кто-то все же испугался. До смерти.
– Mais, c’est horrible[20 - Но это ужасно (фр.).].
– В Трех Соснах. – Рейн-Мари пристально посмотрела на него. – В старом доме Хадли.
Арман Гамаш побледнел.
Глава десятая
– Входи, Арман. Joyeuses P?ques[21 - Поздравляю с Пасхой (фр.).]. – Суперинтендант Бребёф пожал Гамашу руку и закрыл дверь.
– Et vous, mon ami[22 - И тебя, мой друг (фр.).]. – Гамаш улыбнулся. – Счастливой Пасхи.
Первое удивление от новости, которую обрушила на него Рейн-Мари, прошло. Гамаш прочел газетное сообщение, а когда закончил, зазвонил его сотовый. Голос в трубке принадлежал его другу и начальнику в Квебекской полиции, Мишелю Бребёфу.
– Тут появилась одна новость, – сказал Бребёф. – Я знаю, у тебя сейчас Даниель с семьей, – извини. Можешь уделить этому немного времени?
Гамаш знал, что его босс проявляет деликатность – просит, а не приказывает. Но ведь они выросли вместе, всегда были лучшими друзьями и вместе поступили в Квебекскую полицию. Они даже оба претендовали на звание суперинтенданта. Получил его Бребёф. Но это никак не повлияло на их дружбу.
– Сегодня вечером они улетают в Париж, так что можешь не волноваться. Мы рады были их повидать, хотя сколько бы они ни пробыли – всегда мало. Я скоро приеду.
Он попрощался с сыном, невесткой и Флоранс.
– Я позвоню попозже, – пообещал он Рейн-Мари, поцеловав ее.
Она помахала ему и проследила за ним взглядом, когда он целеустремленно направился на парковку в сосновой роще. Она смотрела, пока он не скрылся из виду. Смотрела и после.
– Ты читал газеты? – спросил Бребёф, садясь во вращающееся кресло за его столом.
– Не столько читал, сколько просматривал. – Гамаш вспомнил, как пытался читать газету с большим отпечатком собственного ботинка. – Ты, случайно, не о Трех Соснах говоришь?
– Значит, газеты ты все же читал.
– Рейн-Мари показала мне эту заметку. Но там сказано, что смерть не насильственная. Страшная, но естественная. Она действительно испугалась до смерти?
– Так сказали врачи из больницы в Кауансвилле. Инфаркт. Но…
– Да, я слушаю.
– Ты должен сам посмотреть, но говорят, что вид у нее был такой… – Бребёф помолчал, чуть ли не смущаясь тех слов, которые собирался произнести, – словно она что-то увидела.
– В газете сказано, что она присутствовала на спиритическом сеансе в старом доме Хадли.
– На спиритическом сеансе! – фыркнул Бребёф. – Глупости! Понятно, когда такими вещами занимаются дети, но взрослые? Не понимаю, зачем люди тратят время на подобную ерунду.
Гамаш спросил себя, почему суперинтендант вышел на работу в выходной. Он не помнил случая, чтобы Бребёф начинал говорить о деле, пока оно еще не открыто.
С чего такое исключение?
– Врачи только сегодня утром догадались сделать ей анализ крови. Вот что мы имеем.
Бребёф протянул Гамашу листок бумаги, и тот надел свои полукруглые очки. За свою жизнь он видел сотни таких листков с результатами анализа и точно знал, что ему нужно искать. Токсикологические данные.
Минуту спустя он опустил бумагу и посмотрел на Бребёфа поверх очков:
– Эфедра.
– C’est ?a[23 - Именно так (фр.).].
– Но это еще не означает, что она была убита, – сказал Гамаш, словно рассуждая с самим собой. – Ведь люди и сами принимают эфедру?
– Это вещество запрещено к использованию, – возразил Бребёф.
– Да, верно, – рассеянно произнес Гамаш. Он снова принялся изучать результаты анализа. Несколько секунд спустя заговорил: – Это интересно. Послушай-ка: «Рост жертвы составляет пять футов семь дюймов, вес – сто тридцать четыре и семь десятых фунта». Не скажешь, что ей требовались диетологические таблетки.
Он снял очки и сложил их.
– Большинство людей тоже так думают, – заметил Бребёф. – И мысли другой не допускают.
– Любопытно, сколько она весила несколько месяцев назад, – сказал Гамаш. – Может быть, так она и опустилась до ста тридцати пяти фунтов. – Гамаш постучал очками по бумажке. – С помощью эфедры.
– Может быть, – согласился Бребёф. – Твоя задача – выяснить это.
– Убийство или несчастный случай?
Гамаш снова взглянул на листок, размышляя, что еще можно из него извлечь. Но старший инспектор знал, что в бумагах редко содержатся ответы на вопросы. Убийство ли это? Кто убийца? Почему убийца так ненавидел или боялся эту женщину, что решился забрать ее жизнь? Почему? Почему? Всегда сначала «почему», а потом уже «кто».
Нет, ответы крылись не в книге и не в экспертизе, а в плоти и крови. А зачастую – даже не в плотских вещах, а в том, что нельзя подержать, пощупать, к чему нельзя прикоснуться. Ответы на эти вопросы лежали в туманном прошлом и в скрытых там чувствах.
Бумага в руке Гамаша содержала факты, а не истины. За истинами ему придется отправиться в Три Сосны. За истинами ему придется снова вернуться в старый дом Хадли.
– Кого ты возьмешь в команду?
Этот вопрос вернул Гамаша в кабинет его друга. Бребёф старался говорить непринужденным тоном, но скрыть необычность этого вопроса было невозможно. Никогда прежде не спрашивал он Армана Гамаша, подчиненного ему главу отдела по расследованию убийств, о процедуре и уж точно никогда о таких приземленных вещах, как состав команды.
– Почему ты спрашиваешь?
Бребёф взял ручку и постучал ею по кипе бумаг, ждущих его:
– Ты прекрасно знаешь, почему я спрашиваю. Именно ты обратил мое внимание на то, как она себя ведет. Ты собираешься привлечь Иветт Николь к расследованию этого дела?
Вот оно. Тот самый вопрос, который не давал покоя Гамашу по пути от горы Мон-Руаяль. Оставить ли агента Николь в команде? Пришло ли время? Он просидел какое-то время в своем «вольво» на пустой парковке Квебекской полиции, пытаясь решить это. И все же он опасался, что его друг задаст этот вопрос.
– И что ты посоветуешь?
– Ты уже принял решение или есть шанс, что мои слова могут на тебя повлиять?
