скачать книгу бесплатно
– Сюда, шеф, – позвала агент Изабель Лакост, перегнувшись через перила темного дерева, так что ее каштановые волосы свесились вниз. – Она умерла в этой комнате.
Лакост показала себе за спину и исчезла.
– Joyeuses P?ques[29 - Счастливой Пасхи (фр.).], – сказала она минуту спустя, когда Гамаш поднялся по лестнице и вошел в комнату.
Агент Лакост была одета в удобную и стильную одежду, какую носят большинство квебекцев. Ей было под тридцать, она имела двух детей, но работала в полную силу. Хорошо одевалась и была абсолютно довольна своей жизнью.
Гамаш оглядел комнату. Роскошная кровать на четырех столбиках у одной из стен. Камин с тяжелой викторианской полкой по другую сторону спальни. На деревянном полу – громадный индейский ковер в темно-синих и алых тонах. Обои с изящным рисунком. Лампы на полу и на столе украшены кисточками. На трюмо лампа, искусно повязанная цветастым шарфом.
Он словно вернулся назад на сто лет. Вот только круг стульев посреди комнаты говорил о сегодняшнем дне. Гамаш пересчитал их. Десять. Три опрокинуты.
– Осторожнее, мы еще не закончили, – предупредила Лакост, увидев, что Гамаш направился к стульям.
– Это что? – Бовуар показал на ковер, где было рассыпано что-то похожее на кристаллики льда.
– Мы думаем, это соль. Поначалу мы решили, что это метамфетамин или кокаин, но это поваренная соль.
– Зачем посыпать солью ковер? – удивился Бовуар.
– Наверное, чтобы очистить помещение, – таким был ее неожиданный ответ.
– Что-то я не понимаю, – сказал Гамаш.
– Тут ведь проводился спиритический сеанс, верно?
– Да, я слышал об этом, – подтвердил Гамаш.
– Ну и что? – спросил Бовуар. – При чем тут соль?
– Сейчас объясню. – Лакост улыбнулась. – Есть много способов провести спиритический сеанс, но только один способ включает в себя соль, рассыпанную по кругу, и четыре свечи.
Она показала на свечи, стоящие на ковре внутри кольца. Гамаш их прежде не заметил. Одна из свечей упала, и когда Гамаш наклонился, то увидел на ковре расплавленный воск.
– Они расположены по сторонам света, – продолжила Лакост. – То есть на севере, юге, востоке и западе.
– Я знаю, что такое стороны света, – фыркнул Бовуар.
Ему все это очень не нравилось.
– Ты говоришь, что есть только один способ проводить сеанс с применением свечей и соли, – сказал Гамаш спокойным голосом, вперившись в Лакост проницательным взглядом.
– Это способ, которым пользуется неоязыческая религия вика, – сказала Лакост. – Колдовство.
Глава двенадцатая
Мадлен Фавро испугалась до смерти в прямом смысле.
Клара была уверена, что ее убил старый дом Хадли. И вот сейчас Клара Морроу стояла перед ним и предъявляла ему обвинения. Люси на поводке металась взад-вперед, стремясь поскорее оставить это место. Как и Клара. Но Клара чувствовала, что обязана сделать это для Мадлен. Нагнать страху на этот дом. Дать ему понять, что она все знает.
Что-то пробудилось вчера вечером. Что-то нашло их маленький тесный кружок друзей, которые занялись чем-то безрассудным, глупым, не соответствующим их возрасту. Только и всего. Никто не должен был умирать. И никто не умер бы, проводи они спиритический сеанс в любом другом месте. Никто ведь не умер в бистро.
Что-то в этом нелепом месте было вызвано к жизни, прошло по коридору в старую спальню, затянутую паутиной, и забрало жизнь Мадлен.
Всю оставшуюся жизнь Клара будет помнить случившееся. Пронзительные крики, визг. Они раздавались отовсюду. Потом удар. Пламя одной из свечей затрепетало. Люди повскакали с мест, чтобы помочь или броситься прочь. Включились лучи фонариков, бешено заплясали по стенам… и замерли. Все они направились на одно – на лицо. Даже в ярком и теплом солнечном свете дня Клара чувствовала, как сжимается петля страха – словно плащ, который невозможно сбросить с плеч.
«Не смотри!» – услышала Клара голос Хейзел, предположительно обращенный к Софи.
«Non!» – вскрикнул месье Беливо.
Глаза Мадлен были широко раскрыты, вытаращены так, будто собирались вылезти из глазниц. Губы растянуты, рот распахнут, замер в крике. Клара схватила Мадлен за руки, чтобы успокоить ее, и поняла, что уже слишком поздно: пальцы скрючились и превратились в когти. Клара подняла голову и увидела движения за пределами их круга. И услышала кое-что.
Порхание крыл.
– Bonjour, – сказал Арман Гамаш, выходя из дома.
Клара вздрогнула, возвращаясь к реалиям дня. Она узнала этого крупного элегантного человека, который направлялся прямо к ней.
– Вы не больны? – спросил он, видя, в каком она состоянии.
– Нет. – Ее губы растянулись в полуулыбку. – Вот увидела вас – и сразу стало лучше.
Но выглядеть лучше она не стала. Напротив, по ее щекам потекли слезы, и Гамаш подумал, что эти слезы далеко не первые. Он тихо стоял рядом с ней, не пытаясь ее успокоить – позволяя выплакать печаль.
– Вчера вечером вы были здесь.
Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение. Гамаш читал протокол и видел имя Клары Морроу. И даже предполагал допросить ее первой. Он ценил ее мнение, знал, что у нее цепкий к деталям – как видимым, так и невидимым – глаз. Старший инспектор знал, что должен включить ее, вместе со всеми остальными присутствовавшими на спиритическом сеансе, в список подозреваемых, но не сделал этого. Он считал ее ценнейшим свидетелем. Клара отерла рукавом куртки лицо. Арман Гамаш, увидев результат, вытащил платок и протянул ей. Она надеялась, что выплакала уже почти все, но слезы текли, как полноводная весной речушка Белла-Белла. Паводок печали.
Питер предыдущим вечером вел себя великолепно. Он помчался в больницу, ни разу не сказав ей «я же тебе говорил». Впрочем, она сама не раз повторяла себе эти слова, сквозь рыдания рассказывая ему о случившемся.
Потом они отвезли домой Мирну и Габри. Предложили ошеломленной, потрясенной Хейзел и до странности спокойной Софи удобные комнаты в своем доме. Уж не от скорби ли она онемела? Нет, скорее, такое поведение давало Софи преимущество: все, как обычно, не знали, что она чувствует на самом деле.
Предложение было отвергнуто. Даже теперь Клара не могла себе представить, как это было ужасно для Хейзел – вернуться домой в одиночестве. Нет, конечно, вместе с Софи, но на самом деле – в одиночестве.
– Она была вашим другом?
Они развернулись и пошли к деревне.
– Да, она со всеми дружила.
Гамаш молча шагал рядом с Кларой, сцепив руки за спиной и храня на лице задумчивое выражение.
– О чем вы думаете? – спросила она, а спустя несколько секунд сама ответила на свой вопрос: – Вы думаете, что ее убили?
Они снова остановились. Клара не могла идти и одновременно мучиться этой мыслью. Эта мысль вообще была ей невыносима. Она повернулась и уставилась на Гамаша. Неужели до нее так медленно доходит? Разумеется, Гамаш именно так и должен думать. Если это было не убийство, то зачем главе отдела по расследованию убийств приезжать сюда?
Гамаш жестом предложил ей пройти к скамье на лугу.
– Откуда взялись все эти столики на улице? – спросил он, когда они сели.
– У нас была охота за пасхальными яйцами и пикник.
Неужели это было только вчера?
Гамаш кивнул. Они тоже прятали яйца для Флоранс, а потом сами же и искали. Надо надеяться, на следующий год такая задача будет ей по силам.
– Мадлен была убита? – спросила Клара.
– Мы считаем, что да, – ответил Гамаш. Дав ей время осознать его слова, он спросил: – Вас это удивляет?
– Да.
– Не спешите. Подумайте. Я знаю, что поначалу факт убийства всех удивляет. Но я хочу, чтобы вы хорошенько обдумали мой вопрос. Если бы Мадлен Фавро была убита, вас это удивило бы?
Клара повернулась к Гамашу. Его темно-карие глаза смотрели задумчиво, седеющие усы были аккуратно подстрижены, из-под шляпы выбивались ухоженные, слегка вьющиеся волосы. Смешливые морщинки в уголках глаз делали выражение его лица еще более впечатляющим. Она знала, что он говорит с ней по-английски из вежливости. Его английский был идеален, причем, как ни странно, Гамаш говорил с британским акцентом. При каждой очередной встрече она собиралась спросить его об этом.
– Почему вы говорите с британским акцентом?
Гамаш удивленно приподнял брови.
– Это что, ответ на мой вопрос? – с улыбкой спросил он.
– Нет, профессор. Но я давно хотела спросить вас об этом, только все время забывала.
– Я учился в Кембридже. В колледже Христа. Изучал историю.
– И оттачивали английский.
– Я там научился английскому.
Пришел черед Кларе удивляться:
– До приезда в Кембридж вы не говорили по-английски?
– Я знал две фразы.
– Какие же?
– «Огонь по клингонам» и «Боже мой, адмирал, это ужасно».
Клара прыснула.
– Я часто смотрел американское телевидение. В особенности два этих сериала.
– «Звездный путь» и «Путешествие на дно океана», – кивнула Клара.
– Вы и представить себе не можете, насколько эти фразы бесполезны в Кембридже. Впрочем, «Боже мой, адмирал, это ужасно» можно применить в трудную минуту.
Клара рассмеялась и представила себе молодого Гамаша в Кембридже. Кто же это отправляется за океан учиться в университете страны, языка которой не знаешь?
– Итак? – Лицо Гамаша посерьезнело.
– Мадлен была милой во всех смыслах этого слова. Она легко нравилась людям, и, думаю, ее легко было полюбить. Я вполне могу себе представить, что полюбила бы ее, если бы наше знакомство продлилось чуть дольше. Но поверить, что кому-то понадобилось ее убивать…
– Потому что она была такой? Или потому, что кто-то другой таким не был?
Хороший вопрос. Если ты признаешь, что случилось убийство, то признаешь, что есть и убийца. Среди них. Совсем рядом. Почти наверняка кто-то из людей, присутствовавших в комнате. Один из тех, кто улыбался, смеялся, один из этих знакомых людей скрывал мысли столь злобные, что они подтолкнули его к убийству.
– Сколько здесь прожила Мадлен?
– Вообще-то, она жила не в деревне, а вон там. – Клара показала на пологие холмы. – Вместе с Хейзел Смит.
– Которая тоже присутствовала при всем этом вчера с некой девицей по имени Софи Смит.
– Это ее дочь. Мадлен стала жить с ними лет пять назад. Они очень давно знают друг друга.
В этот момент Люси дернулась на поводке, Клара оглянулась и увидела Питера – он вышел из калитки и двинулся по дороге, махая им рукой. Клара посмотрела по сторонам, проверяя, не едут ли машины, и отстегнула Люси. Пожилая собака рванула по деревенскому лугу прямо к Питеру, и тот согнулся пополам. Гамаш сочувственно поморщился.
Питер распрямился и похромал к их скамейке. У него на брюках остались два грязных отпечатка собачьих лап.
– Старший инспектор. – Питер протянул руку с большим достоинством, чем Гамаш мог ожидать.
Старший инспектор поднялся и тепло пожал ему руку.
– Грустные времена, – сказал Питер.
– Да. Я как раз говорил Кларе: мы считаем, что мадам Фавро, возможно, умерла насильственной смертью.
– Почему вы так решили?
– Вас ведь там не было? – спросил Гамаш, игнорируя вопрос Питера.
– Нет, у нас перед этим был званый обед, и я остался наводить порядок в доме.
– А вы пошли бы, будь у вас такая возможность?
Питер без колебаний ответил:
– Нет. Я не одобряю таких вещей.
Сказав это, он сам себе показался викторианским священником.
– Питер и меня пытался отговорить, – сказала Клара и взяла Питера за руку. – Он был прав. Не нужно нам было это делать. Если бы мы держались подальше от этого места, – Клара кивнула в сторону дома на холме, – то Мадлен была бы жива.
«Наверное, да, – подумал Гамаш. – Вот только надолго ли? Есть вещи, которых не избежать, и смерть – одна из них».
Инспектор Жан Ги Бовуар наблюдал, как последние криминалисты собирают свои вещички; наконец они освободили спальню и закрыли дверь. Отмотав желтую ленту с рулона, он перекрыл ею вход в комнату. Он проделал это несколько раз – больше, чем обычно. Что-то ему говорило: нужно как можно надежнее закупорить то, что есть в этой комнате. Жан Ги Бовуар, конечно, ни за что в этом не признался бы, но он чувствовал: здесь что-то растет, зреет. Чем дольше он здесь оставался, тем больше оно росло. Дурное предзнаменование. Нет, не предзнаменование. Что-то иное.
Пустота. Жан Ги Бовуар чувствовал себя опустошенным. И вдруг он понял, что если останется здесь еще ненадолго, то внутри у него вместо органов образуется гулкая бездна.
