скачать книгу бесплатно
– Нет.
– Тогда быстрее надо. Я и так медленно иду…
Последний час действительно пришлось идти в полутьме – к тому же опять начало накрапывать, и плотно сбившиеся в цепочку друзья чувствовали себя солдатами, спешащими в самое сердце опасности… А дождь капал все гуще, и было уже понятно, что скоро он польет всерьез.
Но как раз в это время тропинка стала пологой, потом по сторонам замелькали кусты – и впереди наконец появилась серо-коричневая хижина, очень похожая на вчерашнюю.
– Успели, – сказал Акинфий Иванович.
Во втором коше нашлась такая же точно керосиновая лампа, как в прошлом. Бидон с водой тоже ждал у стены. Айрана и мяса не было. Газовой плитки тоже. Но запах внутри все равно стоял тяжелый и какой-то старинный.
– Так в японских замках пахнет, – сказал Тимофей. – В какой-нибудь башне. Снаружи красиво, а как войдешь… Не то чтобы совсем противно, но так… своеобразно. Не из нашего времени.
– Да, – ответил Акинфий Иванович, – запахи здесь древние. Изначальные. Минус керосин, конечно…
– Керосин сегодня тоже древний запах.
Поужинали холодными консервами и серым хлебом с базы.
– Вот сегодня точно выпить надо, – сказал Андрон. – Чтобы согреться.
– Чабанскую водку пить придется.
– Ничего. Мы это, монетизируем. Денег больше оставим.
Когда ужин был съеден и водка выпита, Иван сказал:
– Акинфий Иванович, на чем вчера остановились?
– На том, что лампа погасла, – ответил тот и засмеялся.
– Как вы в Нальчик приехали, – сказал Тимофей. – И что народ там был опасный.
– Угу, – кивнул Акинфий Иванович. – Опасный. В общем, снял я себе комнату с кухней в частной гостинице. Типа такой крохотной квартирки. Клиентов в Нальчике у меня было прилично. В основном доверчивые старушки, на которых совок пахал. Они привыкли слушать политинформацию по телевизору и всему верить. Раньше им Брежнева с Андроповым показывали, а теперь стали показывать Ельцина, Кашпировского и Чумака. Вот они и решили, что из центра пришла команда заряжать воду. Я преувеличиваю, но не сильно.
– Денег много зарабатывали?
– Как в анекдоте про Раскольникова, – махнул рукой Акинфий Иванович. – Пять старушек уже рупь. Еле на гостиницу хватало. Я надеялся на жирного аборигена с духовными запросами – частные дома в Нальчике были ого-го какие. У людей на Кавказе деньги при советской власти всегда водились. Но богатый клиент не клевал. Моя реклама до него не доходила. И ясно было, по какой причине – этих желтых газеток с объявлениями серьезные люди не читали.
– Почему?
– Да очень просто. Их кто вообще читал, эти листки с объявлениями? Тот, кому надо было что-то дешево и быстро купить, продать или снять, и так далее. А обеспеченный кавказский клиент – он себе все уже купил, снял и надел. Он по объявлениям не рыскал. Он сидел у себя на кухне, спокойно пил чай и смотрел телевизор… На телевизор, как я уже говорил, у меня выхода не было. А вот на местное радио нашелся.
Тимофей снисходительно усмехнулся и поглядел на Акинфия Ивановича как на малое дитя.
– Дорого тогда стоило? – спросил он.
– Дорого. Денег моих не хватило бы. Все случайным образом срослось. Через интеллигентную местную девушку, работавшую на этом радио. Прочла мое объявление – и наняла меня сделать приворот. Вернуть парня, который ее бросил. После моего приворота у них через день все по новой закрутилось, поэтому она в меня сильно поверила – и устроила бесплатную передачу у себя на радио. Не рекламную, а такую… Как бы с научным сомнением. Тогда такое часто пропускали.
– Вы и привороты делали? – спросил Андрон.
– Делал, – засмеялся Акинфий Иванович. – Вовсю. Очень прибыльное занятие.
– А кто вас научил?
– Этому меня как раз никто не учил, – ответил Акинфий Иванович. – Сам научился. По Александру Блоку.
– Который «Двенадцать» сочинил?
– Тот самый, – кивнул Акинфий Иванович. – Он экстрасенсом, конечно, не был – но написал в девятьсот шестом году статью под названием «Поэзия заговоров и заклинаний». Очень ценная работа. Там много всяких заклинаний, особенно по приворотной части. Одно мне особенно нравилось – прямо такое страшное было, что даже образованные люди велись. Оно от мужского лица, но я на женский лад тоже приспособил, заменил молодца на молодицу и так далее. Настолько часто пользовался, что до сих пор наизусть помню. Хотите послушать?
– Да! Да! Давайте! – попросили сразу все.
Акинфий Иванович глубоко вдохнул, прочистил горло, сделал серьезное лицо и зарокотал низким речитативом:
– Во имя сатаны и судьи его демона, почтенного демона Пилата Игемона, встану я, добрый молодец, и пойду я, добрый молодец, ни путем, ни дорогою, заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место, и посмотрю в чистое поле в западную сторону под сыру-матерую землю… Гой еси ты, государь сатана! Пошли ко мне на помощь, рабу своему, часть бесов и дьяволов, Зеследер, Пореастон, Коржан, Ардух, Купалолака – с огнями горящими… Не могла бы она без меня ни жить, ни быть, ни есть, ни пить, как белая рыба без воды, мертвое тело без души, младенец без матери… Мои слова полны и наговорны, как великое океан-море, крепки и лепки, крепчае и лепчае клею карлуку и тверже и плотнее булату и каменю… Положу я ключ и замок самому сатане под золот престол, а когда престол его разрушится, тогда и дело сие объявитца…
В коше надолго установилось молчание. Слова Акинфия Ивановича были мрачны и загадочны; от демонических имен веяло настоящей страшной древностью – а особенно жутким показался прорезавшийся во второй половине его речитатива кавказский акцент, совершенно разбойничий, из-за которого даже понятные русские слова вдруг сделались колдовской абракадаброй.
– Сатанэ пад залот прэстол, – повторил Андрон, но никто не засмеялся.
– И что, вы это по радио прочли? – спросил Иван.
Акинфий Иванович тихонько хихикнул.
– Зачитал. Представляете себе? Тогда и не такое читали.
– И что, – спросил Тимофей, – нашлись после этого клиенты?
– Нашлись. Тут, собственно, все и началось. Через три дня в мою квартирку позвонили. Утром еще. Я в первый момент подумал, что менты…
– Что-то еще по радио брякнули? – понимающе спросил Тимофей.
– Да не, тогда свобода была. Менты не за этим ходили, а за деньгами. По радио рекламируешься, значит, должен платить… Я первым делом подошел к окну и осторожно так выглянул – если менты, там бы их машина стояла. Смотрю, машина действительно стоит. Но не ментовская, а белая «чайка». Это, чтобы вы знали, удивительно было очень. Машин таких в СССР было мало, и ездить на ней мог или какой-нибудь академик, или мировая балерина. Вернее, не ездить – на таких машинах не ездили. На таких возили…
– Секретарь обкома приехал? – предположил Валентин.
– О, какие вы слова знаете, – удивился Акинфий Иванович. – Нет, не секретарь. В общем, заходят ко мне два джигита в спортивных костюмах. И объясняют, что у них для меня работа по специальности. Заплатят, мол, хорошо. Я спрашиваю, а что именно нужно? Они говорят, поедем с нами, там расскажут. Я спрашиваю, кто расскажет? Увидишь, отвечают. И уже начинают желваками играть. В общем, самый был подходящий момент, чтобы неохотно прогнуться. А то бы все равно прогнули – экстрасенс такие вещи чувствовать должен. Оделся я поприличней и пошел за ними в белую «чайку».
– А что же вы на них демонов не напустили? – спросил Иван. – Купалолоку бы послали.
– Они еще ничего не сделали, – ответил Акинфий Иванович, – чтобы Купалолоку на них напускать. Я ведь мялся не потому, что ехать не хотел, а цену набивал. В душе я рад был безмерно. Понимал – крупная рыба клюнула. Очень крупная. Так и оказалось…
Акинфий взял свой стакан и допил последние пятьдесят грамм водки.
– Нальчик тогда по виду был обычный советский город, если в центре, – продолжал он. – А ближе к окраинам уже шла частная застройка. И вот привозят меня в трехэтажный белый дом с большущим старым садом. Забор высоченный. Сейчас-то таким никого не удивить, а тогда непривычно выглядело. К тому же дом весьма странный… Я его про себя мавританским назвал, хотя в архитектуре не слишком разбираюсь. Стрельчатые окна, витые колонны, две башенки на фасаде. Солидно. И не пошло сделано, а с большим вкусом – видно, что архитектор хороший. Заезжаем с улицы в гараж, заходим оттуда прямо в дом. Дом изнутри обставлен как музей. Все античное – амфоры, статуи. Наверное, копии, но по-любому впечатляло. В общем, вхожу в большую комнату на втором этаже, и встречает меня такой холеный пожилой мужик в прекрасном костюме. Я, честно говоря, поразился – потому что ждал чего-то карикатурного, типа Аркадия Райкина в папахе.
– Это кто? – спросил Иван.
– Советский актер, – ответил Валентин. – Комик, очень популярный был. И смешной. Еврей такой типа пожилого Бората. Он в папахе часто юморил.
Акинфий Иванович погрозил ему пальцем.
– Осторожней, – сказал он, – национальностей лучше не касаться, а то можем случайно кого-то обидеть. Но мужчина этот на кавказца похож не был. И на еврея тоже. Я сразу понял, что здесь другое.
– Как поняли?
– Да вот трудно сказать. Не только по лицу, а еще по обстановке в комнате, наверное. Там все какое-то такое было… Не знаю. Специфичное. Каменные головы, человеческие и бараньи. Статуя из алебастра, вся в следах от ударов, так что от нее один контур остался. Словно бы кто-то в шинели и с отбитой головой. И маски. В несколько рядов на стенах маски.
– Сварщика? – спросил Иван.
Акинфий Иванович посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Нет, – сказал он. – Если вы на мой офис намекаете, то у меня они по делу висят. У нас электросварка своя на базе. А там очень странные маски были, древние, то ли из глины, то ли из терракоты. Желто-коричневые. Были и совсем темные. Я таких не видел раньше. Немного похожи на современные африканские – все в насечках и как бы татуировках. Но при этом ухмыляются очень весело. Заговорщически. Глянул на такую маску, и самого ухмыльнуться тянет, честное слово. Некоторые были из цветного стекла, с черными бородами – склеенные из осколков. Но лица как живые… А главный объект в комнате был такой здоровенный медный бык. Размером с рояль.
– Бык?
– Ну да, примерно как на Уолл-Стрите, только поменьше. Снизу закопченный, хоть копоть эту видно что счищали. А на спине крышка на петлях – внутри пустой. Типа казана. Наверное, пищу готовить – такого быка можно ставить прямо над костром. Сразу понятно, что вещь очень старая и наверняка безумно дорогая. Еще, помню, запах в комнате был необычный. Словно бы тяжелые духи, или благовония. И холодно. Мужик этот сел в кресло и так испытующе на меня смотрит. Потом пригласил напротив сесть. Представился. Звали его Жорес…
– Хорошее имечко для Нальчика, – сказал Тимофей. – Видно, папа был из старых большевиков.
– Я тоже так решил. А Жорес меня спрашивает: «Ты правда что ли Ардуха знаешь?»
Тимофей с Андроном засмеялись.
– А мне вот смешно не было ни капли, – продолжал Акинфий Иванович. – Я даже не раздуплил сначала. Подумал, он про местных пацанов. Какого, спрашиваю, Ардуха? А он говорит – ну, ты по радио хвастался, что Ардух тебе помогает. Тут только я сообразил, что это из блоковского заклинания. Ах, говорю, вы об этом… Нет, лично его не знаю. Но общих знакомых много. Он тогда спрашивает, ну хорошо, лично не знаешь, но духами командуешь? Они сквозь тебя ходят? Говорят сквозь тебя? И глядит так, что врать уже не хочется… Гордость у экстрасенса тоже есть…
– И что вы ему сказали?
Акинфий Иванович улыбнулся. Видно было, что воспоминание ему приятно.
– Меня прямо осенило, вот как от испуга бывает, или от сильного напряжения. Я ему говорю – это, знаете ли, от закона давлений зависит. Я даже не придумал еще в тот момент, что это за закон давлений такой, просто брякнул наугад. Он спрашивает – какой закон давлений? И тут я ему начинаю втирать как по писаному, сам не знаю, откуда слова берутся: вот представьте, уважаемый Жорес, дверь на петлях. Чтобы она открылась, надо, чтобы к ней приложили усилие. Или изнутри потянули, или снаружи толкнули. Сквозняк или рука. Медиум вроде меня – это такая же дверь. Личного желания что-то сквозь себя пропускать у нее нет. Двери как-то деревянно, понимаете ли. Но если возникнет давление изнутри или снаружи, она по закону физики откроется.
– А что это за давление? – спросил Иван.
– Вот и он тот же вопрос задал. А у меня к этому моменту такое вдохновение наступило, словно Пушкин вселился. Это, говорю, то же самое, что необходимость. Если у вас есть серьезная необходимость с каким-то духом пообщаться, то вы становитесь по отношению к нему как бы областью низкого давления. И от духа в вашу сторону подует сквозняк, который дверку сам и откроет. От меня тут мало что зависит. Он улыбнулся так еле заметно и отвечает – правильно излагаешь. И сколько стоит тебе петли смазать?
– А вы много брали за сеанс? – спросил Иван.
– Обычно около ста зеленых, – ответил Акинфий Иванович. – По тем временам хорошие деньги были. Но тут я почувствовал, что дело серьезное – и объявил внаглую пять тысяч. Долларов. Чтобы вы понимали, в то время за похожую сумму квартиру в Москве можно было купить. Я уверен был, что он меня пошлет. Но он даже торговаться не стал. Сразу согласился. Мы, говорит, сейчас в одно место поедем. Переобуйся, Буратино – сапоги тебе дадим резиновые. А то туфли попортишь… Я не понял, почему Буратино. Только потом дошло – дверь же деревянная. Манера шутить у этого Жореса была чисто бандитская – видно, общался с криминальным элементом много и плотно. Да и сам походил на авторитетного бандюка.
– Вы не подумали, что он вас убить хочет?
– Подумал, конечно. Первым делом. Тогда все друг друга сначала убивали, а потом здоровались. Но я ведь ничего еще не сделал, вроде рано было. Да и интересно стало. Нашли мне сапоги, я надел, и сели мы в машину…
– В белую «чайку»?
– Вот нет, уже в красную «ниву». Я сразу понял, что мы в горы поедем – там только «нива» нормально пройти могла, ну и «уазик», конечно. «Уазик» с нами тоже поехал, с его братвой. Как я и думал, рванули вверх. Ехали долго, потом остановились на привал. Перекусили разными копченостями, вина выпили очень хорошего – хоть оно в пластмассовой канистре было, такое и сейчас не в каждом магазине купишь.
– Они же мусульмане, – сказал Иван, – вина пить не должны.
– Эти пили. Чабаны тоже пьют. Да и потом, тогда же время другое было. Ислам и все такое прочее – это уже потом вернулось. А тогда мы еще были советские люди. Стакан портвейна, сырок «Дружба». Как положено. В общем, захорошело мне от вина, и стал я по сторонам глядеть уже благосклоннее. Горы здешние я тогда вблизи первый раз видел, и показались они мне красивыми необычайно. Другой воздух, другое небо. Рай. Жорес заметил, как я по сторонам гляжу, и спрашивает – красиво? Красиво, говорю. Очень. Прямо видишь, каким этот мир должен быть по исходному замыслу… Он сощурился и спрашивает – чьему замыслу?
Тимофей засмеялся.
– Вот и я тоже протрезвел сразу, – кивнул Акинфий Иванович. – Понял, что за базаром следить надо, мы же духов вызывать будем. И отвечаю так аккуратно – тут разные мнения есть. Многие верят, что никакого замысла вообще нету, а все само собой так устроилось. Хотя я лично такую постановку вопроса не до конца понимаю. Если все само собой движется, чем оно тогда отличается от вечного двигателя? А вечного двигателя быть не может, это ученые доказали. Тогда получается, что у нас тут его быть не может, а у них там, – Акинфий Иванович ткнул пальцем в потолок, – запросто. Выходит, у нас тут законы одни, а там другие… В общем, попытался с этого разговора съехать.
– А он? – спросил Иван.
– А он не съезжает. Спрашивает уже прямо – в Бога веришь? Для экстрасенса не самый любимый вопрос. Как ни отвечай, другие вопросы появятся. Иногда неприятные, особенно в кавказских условиях. Надо уметь выкручиваться.
– И как вы выкрутились?
– Да как обычно. Надо понять, что твой собеседник сам по этой теме думает. Ну, вспомнил я его мавританскую саклю с масками – и чисто на интуиции говорю: наверное, есть боги и есть боги над богами, как цари над царями. Вот посмотрите, как оно на Земле. Есть местное начальство, есть центральное, есть международные центры силы… Есть авторитетные пацаны. Люди шепчутся, что есть мировое правительство, которое все решает, но вживую его никто не видел. Вот и во Вселенной, наверное, так же… Он улыбнулся еле заметно и спрашивает – ты правда так полагаешь? Я тогда уже совсем по правде говорю – я никак не полагаю. Потому что мое умозрение кончается там, где эти вопросы только начинаются.
– Вот это хороший ответ был, – сказал Тимофей.
– Ему тоже понравился. Спасибо, говорит, за то, что честный со мной. Это для нашего проекта важно… В общем, свернули мы рогожку, убрали еду с вином в багажник и поехали дальше. Горы, дорога, горы… Приехали под вечер, хотя еще было светло.
– Куда?
– Никуда. Я даже не понял сперва, что мы на месте – ничего примечательного вокруг не заметно. Просто горы, и все. Машины остановились, мы вышли, и он так с интересом на меня смотрит. Чуешь, говорит, что-нибудь? Я плечами пожал и отвечаю – место сильное. Но вы, Жорес, зря меня все время экзаменуете. Я могу правильно ответить, могу неправильно – дело не в этом. Дело в том, что между медиумом и партнером по бизнесу есть разница. Партнера проверяют. А с медиумом работают на доверии. Иначе не срастется. Он кивнул и отвечает – хорошо, согласен. Больше проверять не буду. Вот посмотри-ка сюда… И дает мне открытку старую, из фотографии сделанную. Я на нее эдаким Шерлоком глянул и понял, что она еще довоенная…
– Каким образом? – спросил Тимофей.
– Да по штемпелю, – засмеялся Акинфий Иванович. – Тридцать восьмой год. С другой стороны каракули какие-то на французском, уже почти не разобрать – чернила выцвели. А на самой открытке гора. Он говорит, теперь вперед посмотри. Гляжу вперед – и вижу эту гору. Вот ту же самую точно. Я удивился. Спрашиваю – неужели французы до войны сюда приезжали, чтобы панораму эту снять? Что в этой горе такого особенного? А он отвечает – гляди внимательнее, Иакинф…
– Он вас так называл?
– Да, – ответил Акинфий Иванович и зевнул. – С самого начала. Я ему даже не представлялся – он мое имя по радио слышал. Видно, знал, откуда оно происходит. Иакинф так Иакинф, я не возражал… Все, хватит на сегодня. А то не выспимся. Спокойной ночи, малыши…
***
На следующее утро наконец распогодилось. Когда пространство стало прозрачным, выяснилось, что в мире очень мало людей. В природе совсем не ощущалось человеческого присутствия – разве что в небе иногда распускался далекий самолетный след.
Тропинка была уже сухая.
– Всегда пропасть и стена, – сказал Андрон. – Или с правой стороны стена, а с левой пропасть. Или наоборот.
– Зарэпуй, – посоветовал Тимофей. – А то неярко. Не трогает душу. Но в стихах, может быть, проканает…
После этого пошли молча. Виды были хороши, но никто не делал снимков – все знали по опыту, что прозрачная даль съежится на экране до бессмысленной синей полоски. Говорить тоже не хотелось.
Молчание нарушил Иван, когда остановились передохнуть.
– Когда я гляжу на горы, – сказал он, – у меня часто такое чувство, что это… Чьи-то постройки.
– Да, – кивнул Валентин. – Понимаю. Я тоже вчера древнюю стену видел. В смысле, не настоящую, конечно. Скалы. Просто похоже на развалины.
