скачать книгу бесплатно
Как рассказывали очевидцы, баба Сима и своим видом, и образом жизни олицетворяла суровость окружающей уральской тайги. Жила охотой, рыбалкой и собирательством, с припасами помогали и посещавшие эти места люди. Несмотря на уговоры, она отказывалась покидать хутор даже в старости. В марте 1994 года баба Сима умерла. Ее похоронили на кладбище в поселке Велс. В наши дни в память об этом человеке на кордоне установлен памятный знак.
Интересные строки оставил о Лыпье и ее жителях пермский режиссер-документалист, писатель М. А. Заплатин в книге «В объективе – Уральский Север» в 1965 году:
«Вот он, последний населенный пункт Пермской области в верховьях Вишеры – Лыпья… С пригорка, на котором стоят два дома, открывается величественный вид на хребет Тулым, стеной стоящий перед нами. Хребет этот – высшая точка Пермской области. У вершины его во впадинах видны снежники, узкими лентами спускающиеся к тайге. Настоящая горная страна. Кто мог бы подумать, что на севере нашей области – типичные альпийские ландшафты…
После знакомства узнаем, что в двух единственных домах Лыпьи живут три человека: Собянин Пантелей Корнилович, его дочь Анфимья Пантелеевна и Агафон Григорьевич Собянин – муж Анфимьи. У них есть 13-летняя дочка, которая учится в Велсе.Старшему жителю Лыпьи Пантелею Корниловичу уже много лет, он родился в 1886 году. Однако старик не выглядит дряхлым. Зять его, Агафон Григорьевич, немного моложе – родился в 1900 году. Анфимья Пантелеевна с 1917 года.
Сюда они перебрались жить с Колвы еще в тридцатые годы. В то время здесь, говорят, был большой поселок. Постепенно люди разъехались. Многие дома перевезены в Приисковую и в Велс. Но Пантелей с Агафоном остались, не захотели уезжать с места, которое им понравилось.
Старики эти – две противоположности. Пантелея Корниловича называют старожилом, кержаком. Он живет отдельно от ?молодых?, во второй, маленькой избе. Верный старообрядческим законам, он не курит, не пьет, не сквернословит, гостей в избу никогда не приглашает.
Агафон Григорьевич, судя по его лихим замашкам и веселому нраву, давно порвал с кержацкими привычками. Кержацкого в нем – разве только борода. Он выпивает, с языка его срываются крепкие словечки. На этой почве у него с тестем были серьезные разногласия, даже ссоры, но ничего не помогло.
Анфимья Пантелеевна оказалась необычайно приветливой и заботливой женщиной. Она быстро поставила самовар, куда-то сбегала и принесла миску с рыбой… Интересно было слушать их странную речь с частыми ?тожно?. Они словно не говорили, а пели. Интересно и смешно…
Старики радушно встречают в этой глуши любого человека, будь он турист или геолог, рыбак или охотник. На всю Вишеру эти жители Лыпьи славятся своим гостеприимством. Среди щедрой природы и люди становятся щедрыми. Все, что они берут у нее, – сено, дрова, кедровые орехи, грибы, ягоды, рыбу, дичь – они никуда не сбывают, так как это их средство существования».
Сейчас на кордоне живут сотрудники Вишерского заповедника. От поста заповедника начинается экологическая тропа к озерам реки Таборной и на Тулымский камень – высшую точку Пермского края. Название этой горы связывают с вишерскими порогами, которые раскинулись поблизости. На тюркских языках Тулум (Тулым) – «порог, порожний, торчащий камень». Одно из мансийских названий горы – Яхтель-Я-Нер (гора Порожней реки). Хотя чаще манси называли хребет Лув-Нер (Лошадь-гора). Видимо, это связано с культом лошади у древних угров. Существует и вариант расшифровки названия от мансийского слова «тул» – «облако». Действительно, эту огромную гору часто окутывают облака. Протяженность хребта около 20 км. Большую его часть покрывают каменные осыпи и горные тундры. Район Тулыма выделяется обилием лиственницы.
Вид с Чувальского камня на реку Вишеру
Часть территории заповедника относится к Верхневишерскому карстовому району. Здесь встречаются исчезающие под землей реки, лога-суходолы, карстовые воронки и пещеры. Около домов кордона Лыпья из карстовой воронки вытекает речка Сухая Лыпья. Она берет начало на хребте Березовский камень и треть из своего 15-километрового пути течет под землей.
По данным И. А. Лаврова, в настоящее время на заповедной территории известны четыре карстовые пещеры. Однако с учетом слабой изученности и наличия благоприятных условий для формирования пещер специалисты предполагают, что их может быть больше. Две пещеры расположены близ кордона Лыпья. Это пещеры Лыпьинская с двумя входами, длиной порядка 450 м (из них около 300 м обводнены) и Сухая Лыпьинская протяженностью 130 м.
Самая протяженная пещера – Вишерская – находится на берегу реки Вишеры в 6 км ниже устья реки Мойва. Ходы пещеры сформированы по системе тектонических трещин, а также по трещинам напластования, образуя вытянутый на 180 м вдоль склона долины сложный, запутанный лабиринт. Пещера имеет шесть входов. Ее общая протяженность достигает внушительных 1200 м. По длине в пермский части Северного Урала она уступает только Дивьей пещере. Поблизости расположен вход в еще одну пещеру – Вишерская 2, протяженностью около 200 м.
Администрация заповедника расположена в городе Красновишерск по адресу ул. Гагарина, 36 б. В поселке Набережный на окраине Красновишерска работает музей природы Вишерского заповедника.
Рыба Вишеры
Образ этой реки прочно связан с хариусом. Можно сказать, что это один из ее брендов. На Вишере расположена крупнейшая популяция хариуса в бассейне Волги и одна из крупнейших в Европе (после Печоро-Илычской речной системы). Эта рыба предпочитает быстрые реки с чистой и прозрачной водой – своего рода индикатор качества. В верховьях Вишеры европейский хариус является самым распространенным и многочисленным видом рыб. Летом численность взрослых хариусов только на территории Вишерского заповедника колеблется в пределах 100—200 тысяч особей. Хариус доходит почти до истоков реки, поднимается и в притоки Вишеры. Он встречается по всей реке, лишь в низовьях его мало.
В 1960-е годы бывали случаи поимки хариуса весом более 3,5 кг. Хотя обычно максимальные размеры взрослых хариусов не превышают 60 см, а вес до 1,5—2,5 кг. В прошлом хариус был промысловым видом. В 1950—57 годы на Вишере и ее притоках ежегодно вылавливали от 87 до 187 центнеров хариуса (в среднем 132 центнера). Ловили неводами и наплавными сетями. До 30% уловов давал рыболовецкий колхоз «Северный край» в Усть-Улсе, занимавшийся исключительно промыслом хариуса. Одно только поселение на Лыпье сдавало несколько десятков центнеров хариуса в год. К 1958 году уловы хариуса многократно упали, а в 1965 году его промысловый лов был прекращен. Хариус ценится своим нежным, диетическим мясом с легкоусвояемыми жирами. На Вишере существовала традиция угощать приезжих гостей именно хариусом.
Сейчас популяция вишерского хариуса сокращается, он становится мельче. Еще во второй половине XX века местные жители без особых трудов могли заготовить впрок хариуса в любом месте от Красновишерска до Велса. Традиционной вишерской «единицей измерения» улова считалось «ведро». Такого не было нигде в Пермском крае. Но сейчас все изменилось. Даже в верховьях Вишеры происходит постепенное измельчение хариуса и сокращение его численности. Суммарный вылов этой рыбы на Вишере в 1950-х годах достигал 400—600 центнеров в год, в 1960-70-е годы – 300—400 центнеров, в 1980-90-е годы – 200—300 центнеров.
В прошлом река Вишера славилась и тайменями. Этот крупнейший пресноводный лосось держится в глубоких ямах. Раньше в реках Пермского края вылавливали тайменей длиной 1,8 м и весом более 40 кг. Сейчас таймень в европейской части России стал большой редкостью. Он занесен в Красную книгу России как исчезающий вид, ловить его запрещено. На Вишере осталось не более нескольких сотен тайменей. При этом в советское время в Говорливской яме около одноименной скалы велся промысловый лов тайменей. Их вылавливали по несколько десятков штук за одно притонение невода. При этом вес многих рыб превышал 10 кг. В первой половине XX века в низовьях Вишеры велся промысловый лов и обычной речной рыбы.
На самом верхнем участке Вишеры постоянно обитает лишь 6 видов рыб: европейский хариус, сибирский таймень, речной гольян, усатый голец, бычок подкаменщик и налим. Ниже состав ихтиофауны существенно обогащается. Помимо вышеперечисленных видов встречается следующая рыба: окунь, щука, щиповка, елец, язь, пескарь, жерех, чехонь, уклейка, ерш, лещ, густера, плотва, судак. В низовьях иногда встречается даже стерлядь. Всего на Вишере и ее притоках обитает более 30 видов рыб.
Интересные находки, рассказывающие об ихтиофауне прошлого в бассейне Вишеры, ученые сделали на Чердынском городище, где было найдено более 340 костей, принадлежавших 11—12 видам рыб. Удалось выяснить, что много веков назад в низовьях Вишеры преобладали ценные осетровые рыбы: русский осетр, севрюга и стерлядь. Также наши предки часто ловили судака, щуку, окуня, сазана, белорыбицу, сома. Незначительное число костей принадлежало обычным в наше время плотве и лещу. Исследователей удивило отсутствие костей тайменей.
Сейчас крупных осетровых рыб уже не встретить: они исчезли в результате зарегулирования стока Волги и Камы в 1940-60-е годы, когда были построены плотины крупных водохранилищ. Это стало непреодолимой преградой для гостей из Каспия: белуги, осетра, белорыбицы, каспийского лосося и волжских сельдей. Хотя еще в первой половине XX века крупные осетровые поднимались вплоть до среднего течения Вишеры. В начале 1860-х годов, по данным натуралиста Л. П. Сабанеева, около села Сыпучи была выловлена огромная белуга рекордным весом в 40 пудов. На Вишере были самые крупные в бассейне Камы уловы белорыбицы, которая заходила сюда на нерест из Каспийского моря.
Строительство Вишерского целлюлозно-бумажного комбината привело к временному исчезновению в низовьях реки стерляди. Поголовье этого вида начало частично восстанавливаться лишь после экономического кризиса 1990-х годов и сворачивания ряда экологически вредных производств.
Рыбалка на реке Вишере выше устья Лыпьи полностью запрещена, а между устьями Лыпьи и Велса разрешена в ограниченном количестве только для жителей поселков Велс и Вая. Ниже Велса рыбалка разрешается (кроме ловли тайменей). По берегам Вишеры встречается немало рыбаков.
Вишера до революции
Река Вишера имеет богатую и интересную историю. Кратко отмечу лишь некоторые самые важные и интересные моменты. Также история Вишеры будет отражена далее в описаниях конкретных мест.
С давних пор река Вишера служила важным водным путем. По ней шла дорога за Урал. Вишеро-Лозьвинский путь впервые упоминался в письменных источниках с 1588 года, когда «князь великий Федор Иванович повеле возити на Лозву городок хлебныи запасы» (Вычегодско-Вымская летопись). Однако он был известен и задолго до этого. Считается, что впервые русские побывали на Вишере в X – XI веках, когда тут проходил путь новгородских ушкуйников за Урал. Они взимали дань с жителей верхнекамских территорий и Зауралья. По всей видимости, в то время и появилось известное нам название реки.
Еще до русских этим путем пользовались манси (вогулы). Они называли его Миррянг, что означало «народный путь». Это был единственный зимний путь, соединявший два бассейна – Вишерский и Лозьвинский. Этим же путем пользовались отряды сибирских татар, время от времени приходившие сюда с восточного склона Урала и нападавшие на русские населенные пункты. По легенде, на горе Полюдов камень стояла застава, и в случае приближения по Вишере врагов там зажигали сигнальный костер, чтобы предупредить чердынцев о надвигающейся опасности.
Крупное сражение произошло 6 января 1547 года близ заставы в Кондратьевой Слободе, расположенной на правом берегу неподалеку от устья Вишеры. Никаких письменных свидетельств об этом событии не сохранилось, однако из поколения в поколение передавались устные предания. В тот день погибло 85 воинов, но Чердынь удалось защитить от разорения. По одной версии погибшие воины были погребены в Кондратьевой Слободе, по другой – в Чердыни. В обоих местах были построены часовни в память о подвиге предков. Чердынцы помнили это сражение и каждый год устраивали панихиду по погибшим (они называли их «убиенными родителями»). В часовне в Чердыни находилась чугунная плита с именами убитых. В 1933 году часовню в Чердыни разрушили, а в 2000-е годы ее построили заново.
По сведениям пермского краеведа XIX века А. А. Дмитриева, Вишеро-Лозьвинский путь начинался в Чердыни и проходил так: реки Вишера – Велс – Посьмак – Малый Посьмак – волок (2,5 км) – Хальсори – Тальтия – Ивдель – Лозьва. Путь был долгим и тяжелым. На самых сложных участках приходилось подтягивать суда веревками. Волок преодолевали с помощью дежуривших там людей с лошадьми и подводами. Добравшись до Лозьвы, караваны зимовали в построенном там в 1588 году Лозьвинском городке. Весь путь по Вишере, Лозьве, Тавде и Тоболу от Чердыни до Тобольска составлял около 2000 км.
Лозьвинский городок стал главной перевалочной базой. Он был укреплен деревянными крепостными стенами и сторожевыми башнями. Здесь жил и командовал воевода, в распоряжении которого был небольшой гарнизон стрельцов и казаков. В зимнее время в Лозьвинском городке скапливалось до 900 т различных грузов, более 2,5 тысяч подвод и до 3 тысяч человек временного населения. Здесь же собиралась пушнина в качестве ясака от манси. После появления Бабиновской дороги возник город Верхотурье, а Лозьвинский городок прекратил существование. Часть оборонительных сооружений разобрали и сплавили по реке в Пелымский острог, а гарнизон перевели в Верхотурье. Еще один значимый водный путь проходил по притоку Вишеры – реке Колве. Он шел на север, в бассейн Печоры.
До сих пор неясно, почему Ермак со своей дружиной отправился покорять Сибирь не по Вишере, а по Чусовой и Серебрянке. Есть предположение, что это задумали для неожиданного нападения на неприятеля – там, где не ждали. А пока Ермак двигался по направлению к Сибири, на Вишеру подошло войско князя Кихека. Оно разбило русскую заставу около устья реки Сторожевой и подошло к Чердыни. Взять город войско Кихека не смогло, но принесло большие разрушения и жертвы в Прикамье. После взятия Искера сподвижник Ермака Иван Кольцо в декабре 1583 года спешил к царю Ивану Грозному с новостью о покорении Сибири уже не по Чусовой, а по Вишере. Когда Сибирь была покорена, Вишеро-Лозьвинский путь значительно оживился.
От Чердыни к Вишере шел сухопутный тракт, который выходил к реке на правом берегу в районе современного Красновишерска – около деревни Бахари.
Со временем начало расти значение Соли Камской (современный Соликамск). Велись поиски нового, более короткого и удобного пути за Урал. В 1597 году его открыл Артемий Бабинов, проследивший путь манси от пещерного святилища на реке Чаньве. Новая дорога, названная Бабиновской, прошла от Соли Камской через верховья Яйвы и Косьвы до Верхотурья. Новый сухопутный путь значительно упростил и сократил путь на восток. Значение города Чердыни и реки Вишеры снизилось. Теперь на Вишере появлялись лишь лодки рыбаков и охотников да осуществлялись местные перевозки грузов.
Среднее и верхнее течение Вишеры принадлежало манси (вогулам). Сначала граница расселения двух народов проходила по реке Морчанке, затем долгое время граница мансийских земель проводилась у камня Писаного. На камне Писаном, а также на расположенном неподалеку от него камне Моховом сохранились древние наскальные рисунки. Они считались самыми северными из известных на Урале, пока в 1996 году не были открыты археологом В. Н. Широковым фрагменты новой писаницы на скале Дивий камень на реке Колве – притоке Вишеры.
Камень Говорливый. Фото начала XX в.
В «писцовых книгах» 1579 и 1623—24 годов на Вишере не зарегистрировано ни одного русского населенного пункта. В 1667 году составлялись «Расспросные речи чердынцев и пермян (коми-пермяков) по государеву указу о горах, озерах, зверях, серебряной или медной руде и о проч. на северо-восток от Перми». Про Вишеру там говорилось: «В восточной стороне на пустых местах вверх по Вишере – реке, которая близко Чердыни прошла, мимо Чердынский уезд, есть де горы каменные. Прозванья им: гора Сторожевая, гора Велгур, гора Лапина, гора Сыпучая, гора Писаная, гора Ябрус, гора Золотая, гора Гостина, гора Витряная, гора Чувал, гора Короксорец… А те де горы близко вогульских юрт». Это свидетельствует о том, что жители хорошо знали те места, но постоянных поселений на Вишере еще не было.
Постепенно русские осваивали Вишеру, основывали первые деревни и вытесняли манси все выше и выше. В 1751 году в Сыпучах состоялось массовое крещение вишерских манси. Архимандрит Платон Любарский в 1787 году упоминал на Вишере три вогульские деревни. К концу XIX века из них оставался только Усть-Улс, да и там манси уже обрусели, ассимилировались с русскими.
Интересно, что большинство деревень возникало на правом берегу Вишеры – на более теплых, обращенных к солнцу южных склонах гор. И. К. Великанов в 1908 году подмечал: «На протяжении 126 верст, от устья речки Улса до устья речки Вижаихи, по обоим берегам реки Вишеры расположены несколько сел и деревень, а именно: по правому берегу – Усть-Улс, Акчим, Писанная, Потоскуева, Бушмени, Мартино, Велгур, Усть-Щугор, Долгие Плесы, Орефа, Колчим, Заговоруха, с. Говорливое, Романиха, Южаниново, Старая и Бахари, а по левому берегу – село Сыпучее, Голосково, Талица, Митряково, с. Марчаны и Ничково».
В древности, еще до прихода русских, в районе современного Красновишерска проходила древняя граница расселения двух коренных народов Урала – коми-пермяков (родановцев, населения древней Перми Великой) и манси (вогулов).
В преданиях, которые слышал во время путешествия по Вишере ботаник П. Н. Крылов в 1870-е годы, говорилось, что около деревень Романихи, Овладеевой, Усть-Щугора и Велгура были чудские ямы, «в которые чудь сама ушла от русских и не вышла». Крестьяне находили в них железные топоры, медные подвески и другие предметы.
О населении бывшей Перми Великой в низовьях Вишеры и в целом в окрестностях Чердыни напоминают многочисленные находки кладов как с литыми медными и бронзовыми фигурками пермского звериного стиля, так и с восточным серебром. Это свидетельствует о давних торговых связях этих мест с Востоком. Так называемое «закамское серебро» до сих пор скрывает свои тайны. Его датируют III—VII веками и относят к Ирану эпохи Сасанидов. Здесь находили блюда, кувшины, геммы и т. д. Богатая коллекция сасанидского серебра, собранная графами Строгановыми, попала в коллекцию Эрмитажа.
Сейчас в деревнях на притоке Вишеры – реке Язьве – компактно проживает этнографическая группа потомков коренного финно-угорского населения – коми-язьвинцы. В настоящее время пытаются возродить традиционную культуру коми-язьвинцев, почти утраченную в советское время. Изучается язык, создан первый коми-язьвинский букварь.
С 1860-х годов на Вишере и ее притоках началась золотая лихорадка. Прииски возникали один за другим. В то время Вишера относилась к Чердынскому уезду – самому большому и малонаселенному в Пермской губернии.
В. Боков в статье «Углежжение в лесах Пермской губернии» (Горный журнал. 1898. №2) писал о дикости и труднодоступности вишерских мест: «Чердынский край мы не можем представить иначе себе, как страною непроходимых, диких лесов. Там на сотнях квадратных верст не встречается ни селений, ни дорог. Местность в этом мрачном углу, особенно между р. Вишерой и Уральским хребтом, в высшей степени сурова. Лет 20 тому назад здесь погибла голодною смертью целая лесоустроительная партия, и лишь спустя несколько лет, в лесу, были найдены геодезические инструменты рядом с человеческими костями… Экспедиция от Министерства Внутренних Дел, в 1897 году, за неимением дорог, при переездах там пользовалась водными путями, а бросив лодки, при ошибочно взятом направлении, блуждала по лесам и лишь случайно наткнувшись на визир Суслова, по указанию компаса, вышла на Якшинскую пристань. И вот в этой-то стране и дикой, и безлюдной, и мрачной, – благодаря открытию там железных руд, возникают частные заводы: Кутимский, Велсовский и Вижаихинский».
Первым в 1890 году на Кутиме – реке в бассейне Вишеры – открылся Кутимский чугуноплавильный завод. Он работал на местной руде, которая славилась высоким качеством. Жизнь на Вишере значительно оживилась. Началось освоение этих отдаленных мест. Образованное вскоре Волжско-Вишерское русско-французское акционерное общество приступило к строительству новых заводов на самой Вишере. Для перевозки необходимых грузов и вывоза готового чугуна начало развиваться судоходство. Вдоль всей Вишеры, от Верхнего Чувала до города Чердыни, на протяжении 257 км даже провели телефонную сеть. Однако горнозаводская история Вишеры продлилась менее двух десятилетий.
Стоит заметить, что первый завод в бассейне Вишеры появился значительно раньше. Еще в 1640-х годах на Нижней Вишере, в 18 км к юго-западу от нынешнего города Красновишерска, был основан казенный Красноборский железоделательный завод. Он стоял на правом берегу реки. К сожалению, о нем почти ничего не известно: ни его основатели, ни период деятельности. Сохранился единственный документ – опись оборудования завода, – из которого следует, что завод был государственным, работал на болотной руде и производил кричное железо. Предприятие состояло из нескольких построек: избы для работников, домницы с двумя горнами и кузницы. Проработал завод недолго.
Пермский историк и краевед А. А. Дмитриев в 1883 году писал об этом месте (ошибочно отнеся завод к медеплавильным): «В городе Чердыни я узнал от г. Белдыцкого, хорошо знакомого с этим краем, что в 25 верстах от города, на берегу реки Вишеры, на месте, называемом ?Красное?, при устье речки Копанец, есть следы какого-то чрезвычайно древнего медеплавильного завода, от которого сохранились резервуары из огнеупорной глины вместимостью не более 2—3 фунтов меди, а возле них – много шлаку».
Советская история Вишеры
В советское время живописные вишерские просторы стали местом ссылки. Хотя справедливости ради нужно заметить, что первые заключенные тут появились еще до революции. В годы первой мировой войны сюда отправили военнопленных австрийцев и немцев. Они размещались во многих деревнях Чердынско-Вишерского края.
В 1920-е годы на месте так и не достроенного в начале XX века Вижаихинского металлургического завода решили возвести целлюлозно-бумажный комбинат. Место выбрали неслучайно: здесь были и лес, и вода. Предприятие строили с помощью заключенных. Здесь создали 4-е отделение Соловецкого лагеря особого назначения (мест на Соловках к концу 1927 года уже стало не хватать для увеличивающегося потока репрессированных). В 1930 году отделение было выделено из СЛОНа в самостоятельный Вишерский лагерь особого назначения (ВишЛОН). Он дал начало будущим городам Красновишерск и Березники.
Управление лагерем размещалось на реке Вижаихе – притоке Вишеры. Здесь началось строительство Вишерского целлюлозно-бумажного комбината, а на Каме – Березниковских химических заводов. Сюда отправляли не только «политических», но и обычных уголовников (хотя таковых было меньше). Первый этап заключенных из 150 человек прибыл на Вишеру в 1928 году. Узники шли пешком от Соликамска, куда их доставляли по железной дороге. Заключенные занялись строительством бараков и прочих построек лагеря, после чего здесь можно было разместить уже до 10 тысяч человек.
Начальником лагеря был назначен видный чекист – Эдуард Петрович Берзин (1894—1938). Человек неоднозначный, вызывающий противоречивые характеристики. Кажется, даже знавший его Варлам Шаламов затруднялся в оценке, как к нему относиться. С 1929 по 1931 год Берзин руководил строительством Вишхимза. Здесь, на Вишере, он придумал новую систему «перековки», ставшую основой ГУЛАГа. После успешного строительства Вишерского завода в ноябре 1931 года Берзина направили на Колыму, где он возглавил трест «Дальстрой». В 1934 году за строительство комбината он получил орден Ленина – высшую государственную награду, а 1 августа 1938 года Берзин был расстрелян в Лубянской тюрьме по сфабрикованному обвинению в шпионаже в пользу Японии.
Среди первых заключенных в лагере содержался и писатель Варлам Шаламов, позже написавший антироман «Вишера». Он отбывал здесь срок с апреля 1929 по октябрь 1931 года, работал замерщиком на лесозаводе.
«Что мне дала Вишера? …Я выдержал пробу – физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь – это штука серьезная, но бояться ее не надо. Я был готов жить», – писал В. Т. Шаламов.
Писал В. Т. Шаламов и об окружении Берзина:
«Занятные люди окружали Берзина на Вишере. Был Степанов – когда-то эсер-максималист, политкаторжанин – командир сводного отряда бронепоездов во время гражданской войны на Тамбовщине, красный командир, который помог бежать Антонову – забытое историей дело.
Был Цвирко – лихой пограничник, который, возвращаясь из отпуска, напился в Москве и ночью открыл стрельбу по Аполлоновой колеснице Большого театра – очнулся на Лубянке без ремней, без пуговиц и петлиц и не вернулся на заставу, а этапом ушел на три года в Вишерские лагеря и там был верным помощником Берзина по ?перековочным? делам.
Был Шан-Гирей, шестидесятилетний татарский князь из свиты Николая Второго. В семнадцатом году, когда Корнилов шел на Петроград, Шан-Гирей командовал Дикой дивизией. Вместе с другими офицерами Дикой дивизии перешел на службу в Красную Армию… Шан-Гирей взял себе псевдоним – Тамарин-Мирецкий. С этим псевдонимом его и судил трибунал в 1927 году, когда басмаческие дела да кое-какая мемуарная литература на Западе дали обвинительный материал. Тамарин получил три года и уехал в Вишеру… На Вишере в невиновность Тамарина поверил один человек. Этим человеком был Эдуард Петрович Берзин… Страстью Александра Александровича Тамарина-Мирецкого, князя Шан-Гирея, были цветы. Цветоводство и садоводство. Берзин разрешил организовать, как это тогда называлось, ?сельхоз? вблизи лагеря, назначил шестидесятилетнего князя заведующим – и дело пошло. ?Сельхоз? все рос и рос, свежие овощи часто попадали к столу заключенных, а на стол Берзина старик ежедневно ставил только что срезанный живой цветок – розу, астру, бегонию».
Строительство Вишерского целлюлозно-бумажного комбината
ВишЛОН стал экспериментальным лагерем. Он не только изолировал людей, но и использовал дешевый труд заключенных в индустриализации. Опыт оказался удачным: в рекордно короткие сроки построили Березниковские химические заводы и Вишерский бумкомбинат. Так начал зарождаться сталинский ГУЛАГ.
Главное отделение и управление лагеря размещалось на Вижаихе. Существовало второе (Северное) отделение лагеря с управлением и главным лагерным пунктом в Усть-Улсе, а также третье – Березниковское. Каждый лагерь окружал забор с колючей проволокой и караульными вышками. К каждому отделению относились многочисленные более мелкие участки-командировки. Самым тяжелым было положение заключенных в северных «командировках». Там же была наибольшая смертность.
Газета «Темп» в 1931 году называла следующие участки первого отделения (позднее – Красновишерского): Щугор, Колчим, Говоруха, Романиха, Петруниха, Вижаиха; второго (Северного) отделения: Н. Паниха, Велс, Дыроватиха, Елма, Улс, Вая, Акчим. С. В. Оносов, уроженец села Говорливое, со слов отца, назвал четыре лесные командировки по маленьким речкам, впадающим в Говоруху: Вильва, Белая, Талица, еще Вильва. Это были командировки, относящиеся к большому (до 700 заключенных) лагерному пункту Усть-Говоруха.
Вишерский целлюлозно-бумажный завод (позднее комбинат) был пущен в действие 30 октября 1931 года. Он был одним из крупнейших по тем временам в стране. Комбинат был оснащен новым экспериментальным оборудованием зарубежного производства. Для его закупки Берзина командировали за границу – в Америку и Европу. В итоге закупили оборудование в Германии. Выпускаемая на Вишере бумага славилась высоким качеством. Именно на вишерской бумаге в советское время доверили печатать особо важные тиражи – собрание сочинений В. И. Ленина и другие ответственные издания.
Вместе с комбинатом развивался и увеличивался рабочий поселок, получивший название Красновишерск. С 1930 года это был рабочий поселок, а в феврале 1942 года получил статус города. Это единственный город на реке Вишере.
Вишерский лагерь просуществовал до 26 июля 1934 года. В 1930-40-е годы берега Вишеры и ее притоков заполонили спецпоселенцы: раскулаченные крестьяне, советские и репатриированные немцы, крымские татары, финны из-под Ленинграда, депортированные поляки, жители Прибалтики, армяне, болгары, греки из Крыма. А после Великой Отечественной войны сюда отправляли власовцев, «лесных братьев», националистов. В 1947 году на 7 лет отправили на Вишеру и мужчин-единоличников, не желавших вступать в колхозы. Ни один из репрессивных сталинских потоков не миновал этих мест. Продолжилась эта практика и после смерти Сталина. В 1956 году, когда Москва готовилась ко Всемирному фестивалю молодежи и студентов, ее очистили от «необразцовых» молодых людей и девушек, которые пополнили ряды несчастных на Вишере. По приказу Н. С. Хрущева сюда отправляли и «тунеядцев».
Самые разные народы смешались на Вишере. Тут можно было услышать различные языки. На фоне красивейших пейзажей разыгралась мрачная драма. Здесь мучились и гибли ни в чем не повинные люди. В 1934 году райкомендант Цикорев в докладной записке начальнику Ворошиловского особого сектора ОГПУ А. П. Морякову сообщал, что «за один 1933 год в 17 поселках Красновишерского леспромхоза выбыло из строя ссылки 45%, или в абсолютных цифрах 7846 человек. Из них 5135 умерло. Причем, побеги и смертность не прекращаются».
Несмотря на то, что прошло уже много времени, до сих пор неизвестно ни общее количество репрессированных, ни число погибших от тяжелых условий. Исследователи оценивают число одних только заключенных Вишерского лагеря в 60—70 тысяч человек, а еще были тысячи спецпоселенцев и другие потоки репрессированных.
Заключенные и спецпоселенцы в основном валили лес и сплавляли древесину по рекам. В этой работе участвовали в том числе женщины и дети. Лесозаготовки начинались с середины ноября и продолжались до конца марта. Затем заготовленный зимой лес свозили к берегам сплавных рек и речек. Для повышения производительности устраивали широкие сани и прокладывали ледяные дороги, по которым лошадь могла везти в 2—3 раза больше бревен, чем по обычным снежным дорогам.
Место складирования леса называли плотбищем. Самой ответственной задачей был сплав леса. Сначала бревна сплавляли по маленьким речкам-притокам, а затем по самой реке Вишере. Поскольку большинство притоков Вишеры мелководны, то нужно было успеть сплавить во время весеннего половодья, пока речки не начинали мелеть. Как только речки освобождались ото льда и прибывала вода, на плотбищах начинали сбрасывать в них бревна. Древесину сплавляли молем – не связывая в плот, россыпью. Рабочие по берегам следили, чтобы бревна не выбрасывало на сушу, чтобы не образовывались заторы. С помощью багров они направляли бревна или в случае необходимости разбирали заторы. Около устья устраивали заграждения-гавани, где скапливалась древесина. Далее бревна сплавляли по самой Вишере. Большая часть древесины использовалась на Вишерском комбинате.
Направляющие сплавные рукава для сортировки бревен на Вишерском ЦБК. Фото 1931 г.
Работа Вишерского комбината и лесозаготовки не прекращались и в военное время. Газета «Красная Вишера» (13.04.1944, №15) сообщала:
«Скоро на реке Вишере и ее притоках начнется первоначальный сплав. Нужно сплавить всю заготовленную зимой древесину. Сплав потребует от работников леспромхоза хорошей организованности в работе. Стоит затянуть сплав, как сотни кубометров леса обсохнут по берегам. По сравнению с прошлым годом подготовительные работы к сплаву в этом году идут наиболее организованно, однако, недоделок еще много. На лесоучастках еще не закончена подготовка древесины, задерживаются околочные работы, сбивка бонов, изготовление лодок. В прошлом году были потери древесины. Чтобы не допустить их в нынешнем году, надо немедленно приступить к сооружению уловителей. Лесобиржа тоже еще не готова к приему древесины. Не закончен ремонт выгрузочных агрегатов, не хватает тросов для лопарей, не в порядке замочное хозяйство».
На память о временах лесосплава посередине русла Вишеры между Романихой и Красновишерском остались стоять могучие срубы ряжей. В свое время эти деревянные «башенки» соединялись между собой бонами, позволяя разделять и направлять потоки молевого леса.
На нижней Вишере работали крупные сплавные рейды: Усть-Язьвинский и Рябининский. Там формировали плоты для последующей буксировки катерами вниз по Каме. А крупнейший лесосплавной рейд был в поселке Керчево – около места впадения Вишеры в Каму.
Теперь молевой сплав леса на Вишере ушел в прошлое. Не существует и Вишерского целлюлозно-бумажного комбината, больше не выпускается некогда знаменитая вишерская бумага. Оборудование комбината разобрано на металлолом. Остались стоять лишь стены, безмолвно напоминая о трагической истории этих мест.
Нужно добавить, что в советское время были запроектированы Красновишерская и Усть-Улская гидроэлектростанции. К счастью, эти проекты не были реализованы, в противном случае многие красоты Вишеры ушли бы под воду.
В советское время на Вишере начал зарождаться массовый туризм. А в годы перестройки, когда начала крепнуть дружба двух крупнейших мировых держав, здесь появились американцы. Летом 1989 года на Вишере прошел первый советско-американский студенческий сплав. Интересно, что многие местные жители до сих пор помнят это знаковое для тех времен событие. Галина Тихонова поделилась воспоминаниями в нашем сообществе «ВКонтакте»:
«Помню, когда они сплавлялись и остановились у нас в поселке Велс, то все жители пришли с ними пообщаться. Моя старшая дочь поздоровалась с ними по-английски, ей подарили значок, он до сих пор у нас хранится. Сын был совсем малыш, ему и многим другим детям тоже подарили значки».
Промыслы вишерцев
В прошлом вся жизнь вишерцев была тесно связана с рекой. Она была и главной дорогой, и источником пищи. Летом жители перемещались на лодках, а зимой – по замерзшей реке на лошадях. Климат Северного Урала не способствовал земледелию, поэтому основными занятиями местных жителей были охота и рыбная ловля.
Краевед, писатель, священник Я. В. Шестаков (Камасинский) в одном из своих очерков писал о внешнем виде среднестатистического вишерца:
«Нельзя не обратить внимания на тип вишерца. Он сухощав, низкоросл, растительность усов и бороды очень жидка. Костюм вишерца напоминает собою смесь костюма вогула. Голова покрыта войлочной шляпой, поверх рубахи надевается ?лызан?, похожий на жилет с разрезами по бокам, служащий для тепла и вместе с тем мешком для рябчиков; перед его сделан из двух полос, между которыми и кладутся рябчики. Отсутствие рукавов дает свободу движениям, которые так необходимы при охоте и езде на лодке. К характерным частям одежды вишерца может быть отнесена обувь, представляющая вид бахил, употребляемых в Пермской губернии, с разрезанными голенищами».
Одежду вишерцы шили сами. Материалом служили самодельные льняные и шерстяные ткани, а также овчина и шкуры диких животных. Изготавливали и обувь – из шкур лосей и оленей. Интересно, что говоры в вишерских деревнях отличались. «В Сыпучах – у них тверже, в Велгурах – тянут, а у нас грубый разговор», – говорили исследователям жители деревни Акчим.
Дважды в год мужчины из вишерских деревень объединялись в небольшие артели по 4—6 человек и отправлялись на охотничий промысел. Поздней осенью они поднимались на лодках к верховьям рек. По выпавшему к тому времени снегу охотники на лыжах переходили через Уральские горы. За собой они тащили нарты с одеждой, охотничьими и съестными припасами (брали, главным образом, сухари, крупы, масло). На одни нарты могло поместиться до 130 кг.
Останавливались в лесных избушках или в балаганах. Осенью охотились в основном на рябчика и пушнину (белку, соболя, выдру, горностая). Самой трудной была охота на соболя. По свидетельству Н. П. Белдыцкого, «в среднем количестве осенний промысел давал на каждого охотника: рябчиков 100—150 пар, пушнины 3 пары, белки 100—300 шт.». В начале декабря вишерцы возвращались домой.
Второй раз охотники отправлялись в тайгу в феврале. Тогда начиналась охота на крупного зверя. Добирались опять же по реке, но в этот раз по льду – к оставленным осенью лодкам. В основном зимой добычей служили лоси и олени. Также доставалось немного пушнины, росомах, рысей. Иногда, если случайно обнаруживали берлогу, добывали и медведей. В этом случае охотники тревожили спавшего медведя, заставляли его вылезти из берлоги и стреляли. На крупного зверя охотились обычно сообща, а на мелкого – поодиночке. Все добытое считалось собственностью артели.
Добычу на нартах перевозили к охотничьим становьям, где складывали мясо и шкуры в специальные лабазы. На одном месте охотники не задерживались. После охоты в окрестностях одного стана, отправлялись дальше. Таким образом, добыча оказывалась разбросанной в разных местах на обширной территории. В середине марта начинали доставлять ее из лабазов к рекам, где еще осенью были оставлены лодки. Здесь для мяса и шкур устраивали особое помещение – «чамью», состоящую из деревянного сруба, напоминающего закрывающийся сверху ящик.
В лодки вся добыча не помещалась, поэтому охотники строили плоты из бревен. Весной, когда вскрывались реки, сплавлялись вниз по течению. К Николе Вешнему, отмечаемому 9 мая (22 мая по новому стилю), вишерцы возвращались в родные деревни к соскучившимся женам и детям. После возвращения домой члены артели делили добычу поровну. В каждой артели был свой вожак (обычно старик, опытный охотник), большинство же составляла молодежь.
Мясо обычно съедали сами, а шкуры сдавали чердынским купцам, которые снабжали их охотничьими припасами и хлебом. Мелкие купцы для обмена товаров сами ездили на Вишеру, а крупные фирмы отправляли доверенных лиц. Охота была наиболее доходным из традиционных промыслов вишерцев.
Вишерские охотники
В те времена в вишерских лесах стояло много охотничьих избушек. Когда на Вишере начала оживать промышленность, многие из них пострадали. Избушки порой горели от рук так называемых зимогоров – крестьян, которые нанимались на зиму на заработки на рудники. Некоторые из них тут и оставались, становясь бродягами без постоянного жилья.
Вишерцы активно занимались и рыбной ловлей. Благо рыбы в прошлые века хватало, она была крупнее. Главной добычей служил хариус. Приведу цитату из «Очерков Вишерского края» Н. П. Белдыцкого:
«Рыболовный сезон начинался обыкновенно с 1 июля и кончался при заморозках. Прежде, чем начать ловлю, вишерцы составляли артель, человек в 20. В состав ее входили женщины и девушки. Артели составлялись произвольно, иногда сговаривались жители разных деревень. Перед выступлением на ловлю готовились сухари и хлеб, а из кухонной посуды захватывали с собой главным образом котелок… Затем, когда все было готово, припасы и рыболовные снасти складывались в лодки, прикрывались сверху от дождя берестой и артель, лодках на 15—20, с молитвой пускалась вверх по Вишере. Забирались, обыкновенно, в самые ее верховья, а по пути, в известных местах, производили лов рыбы».
Ловили как на самой Вишере, так и на ее крупных притоках: Улсе, Кутиме, Велсе. В этом промысле у вишерцев были свои особенности. Рыбу ловили главным образом сырпами и неводами. Сырп – это большая воронкообразная сеть, напоминающая сак (длиной до 6,5 м). Ее вывозили на реку на двух лодках, втыкали в дно шесты и прикрепляли к ним сырп, перегораживая реку. Затем поднимались в лодках выше по течению и гнали рыбу в сеть ударами шестов или ботал по воде. В ловле принимали участие 10—15 лодок. В сырп попадало за раз до 25 кг хариусов. Сырпали как днем, так и ночью. Для ночной ловли снасти были меньших размеров и назывались «сырпиками». Ночной способ ловли требовал всего две лодки, между которыми растягивалась сеть сырпа. Шесты не втыкались в дно, а лодка свободно плыла по течению. Рыба сама натыкались в темноте на сеть.
Ловили рыбу и неводом. Это происходило на тихом плесе (обычно ниже переката). Невод закидывали по плесу полукругом, причем его концы находились на берегу. Постепенно его подтягивали к берегу. В невод попадало до трех сотен килограмм рыбы.
После рыбной ловли на берегу строили шалаш, сушились и грелись у огня, готовили еду. Добытую рыбу чистили, немедленно засаливали и помещали в кедровые бочки. Их оставляли в кустах, а на обратном пути забирали домой. Для засолки брали до 32 кг соли на каждого участника артели. В среднем за рыболовный сезон на каждого вишерского рыбака приходилось от 245 до 410 кг рыбы. В наши дни такое количество рыбы даже не представить. Уральские реки уже не те…
Рыбачили и около родных деревень. Для этого использовали сырп, невод, мережу, острогу. Но чаще сооружали в русле заколы и ставили в узких проходах сплетенные из ивовых прутьев морды и верши. Этим способом пользовались обычно зимой. В зимнее время в морды обычно попадал налим, лишь изредка хариус. Такие преграды в летнее время мешали передвижению лодок.
Хлебопашеством на Вишере тоже немного занимались, хотя северный климат этому не благоприятствовал. Вели подсечное хозяйство. Выбрав сухое место, рубили лес, корчевали пни и выжигали делянку. Через год вспахивали это место и засевали. В течение 3—4 лет поле давало относительно неплохой урожай. Затем его оставляли, принимаясь за другой участок. Кроме того, сеяли репу, позже стали выращивать картофель, коноплю, лен. Скота на Вишере держали мало. Для него заготавливали сено, но его часто не хватало и тогда под конец зимы приходилось кормить корой рябины, мелкими ветками ивняка и березы.
