Выброшенные Обрывки и клочки. Рассказы

И так шли за днями дни – ленивые, однообразные. Но сегодня вдруг осознаю, что если и дальше ничего не делать, то всё это плохо кончится. Умрёшь не от своей болезни, так от скуки точно. Выхожу в коридор, и начинаю ходить с одного конца в другой. Долго смотрю в окно, сидя на подоконнике. Захожу в туалет покурить. Тут мужики больные курят.

– Ты с чем? – спрашивает меня один из них.

– С почками.

– О, серьёзно. А у меня подозрение на рак лёгких, врач вот совсем курить запретил. Курю одну сигарету в день. Если умирать буду, есть что вспомнить. Сколько же я за свою жизнь баб перетрахал…

Стою и думаю, нашёл чем гордиться. Другой рассказывает историю, как одному мужику почку пересадили. Начал он с новой почкой бухать от радости. Бухал, бухал, и вдруг помер. Его рассказ мне показался смешным, и я засмеялся. Рассказчик странно на меня посмотрел. Курим дальше. Мне нечего рассказывать, да и не хочется о смерти говорить. Плевал я на болезни, и на смерть тоже. Я ещё жить хочу.

Поздно вечером на «скорой» привезли какую-то старушку. Самостоятельно она передвигаться не могла, поэтому меня и ещё одного больного, как самых дееспособных из всей больницы – врачи попросили перенести её в палату. Прямо сидящую на стуле мы понесли старую по тёмным коридорам больницы. Старуха была совсем лёгкая – улыбалась, и даже пыталась что-то говорить. На следующий день, из разговора больных, я узнал что она умерла. Под утро, ещё лёжа в кровати, через дверь из палаты в коридор я слышал несвойственную для столь раннего времени суматоху. Что-то там происходило. Видимо медперсонал пытался или спасти её, или уже вывозил бездыханное тело из стационара.

Больные в больнице самые разные. Вот неимоверно худой человек, который очень медленно передвигался по коридору, и то всегда облокотившись на стену. Вот судовой повар, лечащий больное сердце, и постоянно рассказывающий о своей жене. А вот лежит настоящий художник. Вернее не лежит, а живёт. Говорят, что жить ему было негде, и он притворялся больным, чтобы жить здесь в больнице. Как ему удавалось это делать – не знаю? Как-то он пригласил меня к себе показать свои картины. Его палата напоминала настоящую мастерскую. Но руководство больницы всё равно от него избавилось, и он съехал. Как он сам мне сказал перед выселением – поедет жить в другую больницу.

На процедурах мне начинают колоть гормональные. Даже не знаю, плохо это или хорошо. Врач говорит, что для поддержания тонуса. А ещё гепарин в живот через каждые четыре часа, чтобы от уколов тромбы не образовывались. Дедок мой что-то совсем приуныл. Всё реже и реже с кровати встаёт. Лежим с ним в ожидании очередного обхода. Заходит врач.

– Ну, как себя чувствуем товарищи больные?

– Хорошо – отвечаю я за двоих.

Она садится ко мне на кровать. Измеряет давление и выписывает направления на повторную сдачу мочи и крови. Говорит, что если анализы будут нормальные, то будут готовить на выписку. Потом подходит к дедку. Дедок жалуется ей, что опухли ноги, чешутся. Ходить тяжело. Она объясняет, что его почки больше не очищают кровь. Жидкость попадает в нижние конечности, а зуд возникает от мочевины. Так я узнаю, что и он здесь с почками. Дедок интересуется, что ему теперь делать. Она отвечает, что ничего делать не надо, что он уже своё отжил.

Врач уходит дальше осматривать больных. Я продолжаю лежать. Тишина. Дедок встал с кровати, нервно прошёлся взад и вперёд.

2012

На улице

Был обычный день. Солнце взобралось высоко, и жарило своими лучами пыльную, суетливую улицу. По широким автомагистралям туда-сюда неслись легковые автомобили, пассажирские автобусы и тяжёлые грузовики. Они притормаживали у пешеходных переходов, уступали дорогу идущим людям, направляющимся в магазины и театры, поликлиники и банки.

Молодые мамы везли в колясках на прогулку своих новорождённых детей. На краю тротуаров пожилые женщины и мужчины продавали выращенные на дачах и огородах овощи и фрукты. Группа подростков что-то громко и весело обсуждала. Было шумно и душно, как всегда бывает в большом городе летом в час пик.

Поодаль от проезжих дорог располагались жилые кварталы с высокими многоэтажками и детскими площадками, утопающими в зелени скверами и автостоянками. Каждый дом вмещал в себя сотни людей разных возрастов и профессий. Они жили своей размеренной, неторопливой жизнью – заканчивали школы и институты, работали, создавали семьи. На детских площадках играли дети, а в утопающих зеленью скверах уединялись влюблённые молодые пары.

А ещё дальше, за жилыми кварталами, двигались подъёмные краны, стучали отбойные молотки – строились новые комфортабельные дома, которые вскоре тоже заселят люди. Шум стройки разносился далеко по округе, сливаясь с грохотом тяжёлых грузовиков и звонкой речью. Казалось, что бесконечный людской поток никогда не остановится, как не останавливается жизнь… до поры, до времени.

По тротуару медленно шла старуха. Её бледное, сморщенное лицо выражало ненависть. Она подымала свою палку, и резко тыкая ею в проходящих мимо людей, выкрикивала:

– Вот тебя надо расстрелять, и тебя тоже! Вас всех тут надо расстрелять, сволочи!

Недоумевающие прохожие только ускоряли шаг.

2013

Дискотека

Сегодня мы с моим дружком Димасом вечером идём на дискотеку. А какая дискотека без выпивки? В клубе алкоголь дорогой, вот мы и решили заправиться заранее. Взяли пузырь, запивона. Расположились в роще, на мостике через речку-говнотечку. Стоим, пьём. Хоть и зима, но на улице не холодно. Падает мелкий снежок. Хорошо вокруг, умиротворённо.

– Ну чё, давай за нас короче – говорит Димон, и делает приличный глоток. – Вроде нормально так, хорошо идёт.

Передаёт мне бутылку, я тоже отхлёбываю. Какой-то парень, завидя нас на мостике, боится пройти. Мы сделали вид, что увлеклись разговором и не замечаем его. Он переминается с ноги на ногу, чего-то ждёт, но в конечном итоге быстро проскальзывает мимо нас. Вдруг появляется мужик, вроде нерусский – хач.

– Ребят, есть прикурить?

Я достаю зажигалку, зажигаю ему сигарету.

– Чё как сам? – интересуется у него Димон.

– Да вот, бритоголовые налегают.

– Да ладно – говорю я. – Чё ты, всё нормально. И среди русских уродов полно. А вообще, вот я интернационалист допустим, так что расслабься.

Но мужик всё равно чем-то напуган, оглядывается по сторонам.

– Может водки выпьешь? – сделал ему предложение Димон.

– Нет ребят спасибо, мне пора.

– Удачи – говорю я ему уже вслед.

Через некоторое время предлагаю тоже двинуть к клубу, и там где-нибудь поблизости ещё взять пивка. Димас соглашается. Минуем несколько кварталов, и вот мы на месте. Заходим уже такие пьяные в павильон на остановке, заказываем два пива, но продавщица азиатской внешности почему-то отказывается нам его продавать.

– Я не понял, э…, чё такое? – возмущается Димон.

Продавщица никак не реагирует, а только самодовольно морщится и продолжает заниматься своими делами. Я замечаю рядом сидевшего на стуле такого же нерусского охранника, и начинаю тоже возмущаться, что мол почему тут охранники нерусские, почему русских не нанимают? Она кивком делает ему знак, он резко подрывается и наносит мне кулаком удар в лицо. Я попытался увернуться, но удар всё равно пришёлся в шею. Выбегаем с Димоном из павильона, матерясь на всю улицу.