скачать книгу бесплатно
Представьте себя голого в примерочной. Какой-то безликий продавец подает через шторку вешалки. На них одежда. Все, что полагается: трусы, носки, брюки, сорочка, свитер.
– Одеваемся. Молча. Без возражений, – слышите вы приказной тон. Вы наряжаетесь. Вся одежда вашего размера. Идеально сидит. Как влитая. Вот только вам не нравится цвет брюк. И рубашку вы хотели не в полоску, а в мелкую клетку. И свитера-то вы любите не с круглыми вырезами, а с треугольными. Вы смотрите на себя и думаете: «Нет. Не мое». Но сделать ничего нельзя. Продавец неумолим. Да и нет его нигде.
Вы выходите на улицу, и все видят вас таким. Надо бы крикнуть, чтобы знали: «Это все не мое. Я не такой. Мне всучили. Я не выбирал». Но разве кто поймет? Конечно, нет.
И вы ходите по улицам в чужом выборе. Он ни на гран не соответствует тому, что у вас внутри. А потом приходит понимание – окружающие тоже одевались в том магазине. Их обслуживал тот же неумолимый безликий продавец. И вам остается одно. Носить эти вещи аккуратно. Вовремя стирать, хорошо отутюживать. Беречь от грязи и моли. Других ведь не будет. Никогда.
Такие мысли будило во мне отражение. Что ни говори, а радостного в них мало.
3
Майка во что бы то ни стало решила праздновать мой 29 день рождения. Уговорить меня на выход в свет ей не удалось, но я согласился на скромный домашний ужин и праздничный просмотр фильма.
Большие продуктовые супермаркеты всегда меня угнетали. В отличие от Майки. Пока я еле волочил ноги, угрюмо толкая перед собой тележку, полтора метра Майки мелькали то в одном, то в другом углу, возвращались ко мне с добычей, сгружали ее и вновь уносились в толпу покупателей. Один раз я даже немного испугался за нее. Из холодильника с заморозкой торчали подозрительно знакомые пятки. Я молча потянул за одну. Отфыркиваясь, она выбралась наружу и с победоносным видом повертела передо мной пакетом креветок.
– Снизу самые свежие.
Она стряхнула с волос налипшие льдинки и смеясь добавила:
– На кассу, дядечка, на кассу.
Нагруженные покупками, мы присели перекурить на лавочку у моего подъезда, по зимнему времени свободную от патриархов нашего дома. Два облачка сигаретного дыма шустро поднимались к голым ветвям большого старого тополя.
– Странно, – я подошел к дереву. Пальцы нащупали на коре вырезанные кем-то буквы. – Эм. Эм. Эм. Я тебя так иногда называю. Моя мелкая Майка.
Надо же, курю здесь каждый день почти, а только сегодня заметил. Майя поднялась с лавочки и внимательно изучила буквы.
– Их давно вырезали. Смотри, дерево потемнело, и буквы уже наполовину заросли. Совпадение.
Она пристально посмотрела на меня и несильно ударила по плечу смешным маленьким кулачком.
– Значит, прозвища мне придумываешь втихаря!
4
Среди моих мыслей мало радостных. Не складывается у меня с оптимизмом. Бывают люди с врожденным пороком сердца. А у меня, видимо, врожденный порок души. Ведь душа – это и есть мысли. Если вдуматься. Кто даст гарантию, что моя голова работает как надо? Может, я сумасшедший? Нет никаких видимых отклонений от нормы? Так я хитрый псих. Вижу, как ведет себя большинство. Копирую, подстраиваюсь, растворяюсь в толпе. Но внутри мыслеобразование происходит совершенно по другим законам. И если цепочка ассоциаций у нормальных людей одна, то мои мысли цепляются друг за друга совсем по-иному. Как проверить и узнать? Записать мой мыслительный процесс в виде зрительных образов, а потом сравнить с выборкой записей контрольной группы. Убежден, вскроется явный порок души. Но технологии пока этого не позволяют. И при моей мнительности я медленно, но верно скатываюсь в паранойю. Забавно будет сойти с ума из-за навязчивой идеи о том, что я, возможно, псих. Замкнутый круг. Значит, надо его разорвать. Резко отупеть, чтобы перестать думать. Что там у нас по этой части? Алкоголь – долго. Травка – долго. Кокаин – нет денег. Ну, думаю, дезоморфин быстро уладит эту проблему. И создаст кучу других. Куда бежать, где прятаться? Непонятно. Еще бы. От мыслей, от души не убежать. Продать ее? Да кому она на хрен нужна. И с доплатой не возьмут. А все-таки живу. Худо-бедно. С чужим лицом и пороком души и (вот удивительное дело) даже, бывает, получаю удовольствие.
5
Иногда я задумываюсь о том, какая сила держала нас вместе. Все-таки я был на пять лет старше. Не занимался творчеством и вел вполне себе приземленную, прозаическую жизнь. Считал себя скучным, малопривлекательным субъектом. Тем более странной выглядела наша привязанность. Майка редко говорила о себе, а я не расспрашивал. Захочет – расскажет сама. Но и этих крох, обрывков разговоров было достаточно, чтобы догадаться. Дело в том, что я от нее ничего не требовал. Не пытался изменить или исправить, подчинить или руководить. Я принимал ее целиком и полностью. Такой, какая есть. Без оговорок и условий.
Майя искала этого всю жизнь. Тихой гавани, где она могла быть собой. Казалось бы, человеку для спокойствия необходима такая малость – всего-то возможность не притворяться кем-то другим. Но эту малость не купишь «даже за сто тыщ мильонов».
Стоит ли говорить о том, что я любил Майку?
Стоит ли говорить о том, что я ее хотел?
Правильно. Не стоит. Я молчал. Но с удивлением отметил, что молчание не тяготит меня. Ни душевных страданий, ни безумных поступков, ими вызванных, у пациента не наблюдалось. Мы и так были вместе. Мы и так были нужны друг другу. В разговорах ни я, ни Майка никогда не пытались как-то определить наши отношения. Дать им название. Нас обоих устраивал статус-кво. Случайно встретившись на дороге, мы взялись за руки и двинулись дальше вместе. Пока нам было по пути. Честно говоря, я до одури боялся потерять Майку. Риск лишиться светлой радости, которую я приобрел с ее приходом, перевешивал сомнительные приобретения признания.
6
Удовольствия бывают разными. Можно составить классификацию, поделить на группы и подгруппы. Наверняка найдется на свете человек, который уже потратил на это время. Нас, психов, много. Грубо говоря, существует три больших класса удовольствий. Низкие, высокие и комплексные.
Низкие обусловлены простыми инстинктами, присущими почти всем живым существам. В этом плане человечество шагает в ногу с братьями своими меньшими. Мы получаем удовольствие, удовлетворяя инстинкты. Эти удовольствия кратковременны, зато практически ежедневны. В основном именно на этот класс рассчитана вся существующая реклама. Мы кайфуем, когда трахаемся, когда вкусно едим, когда в жару пьем прохладный напиток, когда облегчаемся в сортире, когда уставшие ложимся спать.
Ничего постыдного в этом нет. Против природы не попрешь. Удовлетворение инстинктов сопровождается получением удовольствия для стимулирования роста популяции. Если бы мы не получали удовольствие от секса, разве стали бы мы просто так совершать эти нелепые телодвижения? То-то же.
Второй класс – удовольствия «высокие».
Тут все несколько сложнее. Качество удовольствий этого класса напрямую зависит от уровня интеллекта и глубины внутреннего мира, от широты взглядов и интересов. Прямо пропорциональная зависимость. Физик-теоретик, решивший трудную математическую задачу, музыкант-виртуоз, исполнивший сложнейшее симфоническое сочинение, ценитель живописи, посетивший выставку работ Караваджо – все они получают колоссальное удовольствие высочайшего уровня. Это случается относительно редко, однако наслаждение длится значительно дольше. Но здесь кроется некоторое противоречие. Я вполне допускаю, что быдло-гопник после выступления «Бутырки» примерно так же счастлив, как и утонченный сноб после концерта органной музыки. И только все понимающие поклонницы Стаса Михайлова снисходительно улыбаются в сторонке. Уж они-то знают толк в «высоких» удовольствиях.
Последний класс – комплексный.
Вечер пятницы. Ты встречаешь любимую девушку и ведешь в ресторан, где вы угощаетесь семгой гриль под кисло-сладким соусом, а затем наслаждаетесь шедевром культового режиссера в удобных креслах кинотеатра. Вы молоды и красивы. Дома ждет полная страсти, сладкая ночь.
Итого: весь вечер в комплексе – одно сплошное удовольствие.
Можно выделить целую плеяду удовольствий (творческие, спортивные, тщеславные, экстремальные, альтруистические и т. д.) однако все они, так или иначе, входя в эти три класса.
Я употребил слово «удовольствие» 12 раз. Именно такое количество людей каждый час, по данным Всемирной Организации Здравоохранения, кончают жизнь самоубийством в Южной Америке.
7
…и напоследок курьезный случай на радиостанции Екатеринбурга. Ведущий дневного шоу 36 раз подряд пустил в эфир песню группы Pink Floyd «Hey you». Сотрудникам радиостанции не удалось проникнуть в студию, поскольку ведущий забаррикадировался изнутри. На все уговоры открыть дверь и угрозы увольнения он отвечал громкими выкриками – «No pasaran!» и «Никого нету дома!». Ей-богу, с таким человеком я бы сумел подружиться. Это были все новости к этому часу. Я напоминаю, что вы слушаете радио «Беверли». Радио «Беверли» – вперед, за мечтой! Наш эфир продолжает нестареющий хит 95 года от певицы Жени Ланской.
К югу от границы
В небе две птицы
С одним на двоих
Крылом.
На запад от солнца
Стена в два оконца
С одним на двоих
Крыльцом…
8
Вы знали, что в Южном полушарии другое небо? Там вы не увидите Большую Медведицу и Полярную звезду. Другие созвездия, другие миры. Временами у меня появляется желание убежать из заснеженной страны, встать и, подняв голову к небу, увидеть Южный крест, свет которого шел ко мне тысячи лет.
Помню тот день в школе на уроке географии. Это знание стало для меня откровением. Вот чудо на которое стоит посмотреть. Чудо не нуждающееся в сверхъестественном объяснении. Чудо ожидающее тебя по ту сторону экватора. Видимое только ночью, оно словно дает тебе освежающую пощечину. Посмотри, как я прекрасна и многолика. Посмотри, как я холодна и надменна. Посмотри на меня, сын. Твоя Вселенная.
И это откровение до сих пор со мной. Молча следует за спиной. И седой звездный свет холодит спину. Я не забываю о бездне над головой. Ни на минуту. Очень тяжело нести это знание. Нести всю полноту далеких галактик на узких плечах. Искривление позвоночника обеспечено.
9
– Мне кажется, я немного лесбиянка.
Я отвернулся от телевизора и посмотрел на Майку. Шутит? Не похоже. На лице виноватая улыбка. Пальцы нервно покручивают простенькое серебряное колечко. Я нажал на паузу, и Натали Портман застыла в нелепой балетной позе.
– Рассказывай, Даррен Аронофски подождет.
– Я влюбилась в незнакомую мертвую женщину! – испуганно выпалила Майка. А я увидел, как в ее глазах ярко блеснула соленая искорка.
– Ты. Влюбилась. В женщину. В мертвую женщину.
Повторил я для себя. Раздельно и с выражением. Чтобы дать время мыслям прийти в порядок.
– В незнакомую еще, – жалостливо добавила она.
Лед тронулся, и я стал вспоминать, есть ли у меня чистый платок.
Впервые страна услышала о Жене Ланской осенью 94 года. Девятнадцатилетняя певица сама писала музыку и тексты для своих песен. Критики отметили самобытность и яркую образность музыкального материала. В стихах угадывался глубокий философский смысл. Голос Жени выгодно отличался от бесцветных кричалок вульгарных поп-принцесс девяностых. Сильный, но вкрадчивый, мелодичный, но с интригующей, чуть надтреснутой хрипотцой, он сразу завоевал сердца неравнодушных слушателей. Певице прочили прекрасное будущее, а рок-тусовка готовилась сделать ее своим кумиром. Женя успела записать альбом и дать один сольный концерт.
20 июля 1995 года, сжимая в руке раскрытый зонтик, Женя Ланская шагнула из окна своей квартиры на 16 этаже. Приехавшие на место специалисты аккуратно упаковали 49 килограмм костей и мяса в непрозрачные полиэтиленовые пакеты. Дворник кооперативного дома два часа отмывал кровь с асфальта. Судмедэксперт не обнаружил следов алкоголя или наркотиков. 27 июля состоялись скромные похороны. Шел дождь. Мать Жени Ланской стояла у могилы дочери под тем самым зонтом, который абсолютно не пострадал при падении. Майе Владимировне шел пятый год.
– Я услышала ее песню по радио, – Майка сумела унять слезы, и лишь подрагивающие плечи напоминали о недавней истерике. – Ну и как водится, нашла всю информацию о ней в интернете. Ее не так уж много. Любительская запись концерта. Два десятка фотографий и короткая биография. Родился, вырос, жил и умер. Типа того. Скачала песни единственного альбома. Нашла на «Озоне» диск. Понятно – подержанный, зато оригинальный. Скоро должна получить. Но запись я смотрела раз пятнадцать. Ну и влюбилась как дура. Сама не заметила. Когда опомнилась, было уже поздно. Накрыло меня с головой. Теперь вот ощущаю себя инфантильной идиоткой. Разве я не понимаю, как это все глупо! Но ничего не могу с собой поделать. Ничегошеньки.
Мы сидели на кухне и курили.
– У тебя водка есть? – спросила вдруг Майка.
Я кивнул и полез в холодильник. Разлил по рюмкам успокоительное, поставил в микроволновку приготовленные накануне ежики, нарезал огурцы, хлеб и несколько кругляшей сливочной колбасы. На миг задержав дыхание, Майка бабахнула рюмку и тут же затянулась. Докурив, она подцепила вилкой ежик и с отсутствующим взглядом принялась жевать.
– Два дня назад я была в квартире, где она жила, в той, что на 16 этаже. Мама Жени устроила там музей. Я не удержалась и украла книгу. Сняла ее с полки над письменным столом и незаметно сунула в сумку. Как подумаю, что она ее читала, листала те же страницы – волоски на руках поднимаются. Это «Затерянный мир» Конан Дойля.
Я вздохнул. С какой стороны ни смотри – совершенно безвыходная ситуация. В начале двенадцатого Майка засобиралась домой. Я вызвал такси, и она уехала, подарив мне на прощание поцелуй в щеку и терпкое ощущение беспомощности.
После этого Майка исчезла. Так же бесследно, как дым от ее сигареты.
Но об этом я узнал только через четыре дня. Склонность к неожиданному затворничеству была нормальным агрегатным состоянием Майки, поэтому я не особенно удивлялся, слушая равнодушные гудки телефона. Тревогу забила ее старшая сестра Лариса, когда Майка не пришла к ней на юбилей. Дома Ларисе никто не открыл. Она отправилась в городской суд, но там сообщили, что Майя Владимировна уже три дня не появлялась на службе. Тогда Лариса позвонила мне. Мы сидели в кафе около дома, где Майка снимала квартиру.
– Я сообщила в полицию. Тебе, наверное, надо будет сходить к ним. Формальности, понимаешь?
– Я все сделаю, не переживай.
– Сестра дала мне вторые ключи от квартиры, на всякий случай. Ты сходишь со мной? Надо убедиться, что ее нет там.
Я понимал, чего боялась Лариса. И тоже не хотел обнаружить холодное тело Майки. Но квартира была пуста. Порядок, который Майя старательно поддерживала дома, только усиливал чувство потери и обреченности. На маленьком столике рядом с торшером лежал «Затерянный мир» Конан Дойля. Тот самый. Я взял его себе. На улице я молча обнял Ларису, и мы расстались.
10
У каждого свои мертвецы. Так устроен мир. Если сейчас у вас нет своего мертвеца, то в будущем он обязательно появится. Будь уверен. Это так же неизбежно, как ветрянка.
Мой случился почти 10 лет назад. Лучший друг. Умер ненужной и бессмысленной смертью. В мае 2005 ему исполнился двадцать один год, а в августе его закопали в землю на высоком берегу Волги. А ведь он очень мне нужен. Я часто прихожу к нему на могилу. Летом четыре километра вдоль дамбы. На каждый по две сигареты. Иду и думаю, думаю, думаю. Я не остров. А без друга оказался со всех сторон окружен злой водой.
Несчастный случай. Дурацкое словосочетание. Несчастный случай – это когда ты поскользнулся и разбил коленку. А когда ты попадаешь под поезд и тебя хоронят в закрытом гробу – это гребанная ужасная трагедия. Для мамы, для жены, для друзей. Но в первую очередь это трагедия для тебя. Для здорового, красивого, жизнерадостного парня. Потому что ты вдруг перестал быть. Я очень хочу поверить, что ты где-то есть. Там, куда бородатый дядька отправляет хороших людей. Я пытаюсь поверить и не могу. Слишком часто случалось плохое, когда ждал хорошего. Жизнь исчерпала свой кредит доверия.
Ничего не изменилось с твоим уходом. Все так же сменяют друг друга времена года, люди как были идиотами, так ими и остались. И лишь Земля вращается теперь чуточку медленнее. Потому, что ты перестал по ней ходить. И когда окажусь за экватором, то обязательно буду искать тебя во всех незнакомых созвездиях. Среди всех неузнанных звезд.
У каждого свои мертвецы.
11
Прошел уже месяц, как Майка исчезла. Как-то я жил все это время. Мое тело ходило на работу, готовило еду, принимало душ, брилось, одевалось. Рот отвечал на обращенные ко мне вопросы – это мозг услужливо подсовывал давно заученные, стандартные фразы. И никто в целом мире не замечал, что меня там нет. В этом чужом, ненужном теле. Я словно воздушный шарик, привязанный к нему длинной ниткой, болтался где-то позади и отстраненно раскачивался при ходьбе.
Завели уголовное дело по факту пропажи человека. Один раз звонила Лариса. Просила о встрече. Но смотреть в заплаканные, уставшие глаза этой женщины было выше моих сил. Каждый день я с содроганием следил за выпусками криминальных новостей и каждый день с облегчением благодарил судьбу за то, что у моей надежды будет «завтра». Я включал сборник Dire Straits и медленно падал в ненадежный, зыбкий сон.
Меня разбудил глухой звук. Я открыл глаза и непонимающе уставился на зашторенное окно. Вроде что-то упало… Я посмотрел вниз. На линолеуме лежал «Затерянный мир». Подняв книгу, я заметил, что между страниц торчит краешек какой-то плотной бумаги. Это был старый пожелтевший конверт. И на нем знакомым до боли почерком аккуратно написано мое имя.
«Привет. Если ты читаешь это письмо, значит, догадался забрать книгу, и я все рассчитала правильно. У тебя, наверное, куча вопросов, и ты весь извелся, переживая за меня. Но и у меня самой больше вопросов, чем ответов. А эпистолярный жанр дается мне с большим трудом. Скажу только, что это шестое письмо, которое я пытаюсь тебе написать. В тот день, когда вернулась от тебя, я сразу уснула. Так была вымотана. Проснулась я уже здесь. Догадываешься? В квартире Ланской 11 июня 1995 года. Тут на стене отрывной календарь висит. Странно, но я сразу поверила – все происходит на самом деле. Не было ни шока, ни удивления. Только холодное осознание реальности. Я попала в прошлое. Куда так стремилась. Дура. Меня никто не видит. Но я не какой-то там дух, сквозь стены проходить не получается. Пробовала. Просто меня здесь быть не должно, потому и не видят. Повисла между двух пространств. Не тут и не там, у вас. Вечно я вляпаюсь. Зато влюбленность как рукой сняло. Понаблюдала я за этой певицей. Пустая она, как старый высохший колодец в казахских степях. Помнишь те буквы на большом тополе? Это я их вырезала, в тот же день, как здесь очутилась. Взяла кухонный нож, пришла к твоему дому и вырезала. Я пока не могу вернуться. Я словно воздушный шарик, привязанный к Ланской длинной ниткой, болтаюсь где-то позади и отстраненно за всем наблюдаю. Что-то держит меня рядом с ней. Все закончится, когда она умрет. Она расшибется в лепешку, ниточка оборвется, и воздушный шарик станет свободным. Если она вдруг передумает прыгать, я сама подам ей зонт и вытолкаю в окно. Пусть полетает, чертова Мэри Поппинс. Сегодня 12 июля, через неделю я вернусь. К тебе. Только ты очень жди. Жалко, что наша связь односторонняя. Прошлому не пишут писем. Прошлому не дать пинка. Ты, главное, жди. Потому что я очень по тебе скучаю. МММ»
Я бережно сложил письмо, убрал его в конверт и вернул книгу на полку. Сел в кресло и положил руки на колени. Я приготовился ждать.
ТАК ПРОХОДИТ
Было начало осени две тысячи восьмого года. Я шел по проспекту, отмеряя стуком каблуков свою одинокую жизнь. Светло серое небо, умытое недавним дождем, радовало глаз. Дышалось легко, словно я только что вышел из склепа с застоявшимся кислым воздухом в еловый лес. Я улыбался. Совсем чуть-чуть, кончиками губ, но улыбался. Осень. Такая долгожданная и понятная. Осень, милая сердцу и душе. Таким как я лето не приносит радости. Летом одинокие становятся одиноки вдвойне. Для нас лето не маленькая жизнь, а маленькая смерть. И лишь осень намекает на правду, смывает налет бессмысленности с окружающей реальности, убирает с улиц лишних людей, дает возможность вздохнуть и умиротворенно оглядеться вокруг. Она делает мою жизнь настоящей.
И я выхожу из дома, оградившись от шума города наушниками плеера. Прохожу квартал за кварталом. Гуляю без цели, просто так. Иду и слушаю любимые песни, вспоминаю друзей, события прошлого, смотрю на дома и деревья, кутаюсь в любимое серое пальто, пытаясь защититься от порыва прохладного северо-западного ветра. Вдоволь набродившись, я оставляю темный от дождя асфальт дожидаться меня в одиночестве и захожу в одно из излюбленных мною кафе выпить чашку кофе и почитать любимую книгу. Согревшись, я выкуриваю пару сигарет и возвращаюсь домой. Дома готовлю что-нибудь и ужинаю перед телевизором, выбрав какой-нибудь хороший фильм из своей подборки. Так обычно проходит мой выходной, но в этом году на сентябрь пришелся отпуск, так что я исчерпал все запасы книг и сегодня решил отправиться за покупками.
Когда одиночество наносит особенно сильный удар я все же выбираюсь в люди. Довольно редко, но такое случается, тогда я покупаю в метро билет в театр и смотрю какую-нибудь вещь или иду в кино или на пару ночей становлюсь обитателем рок бара, где мешаю алкоголь и музыку. Но чаще всего я посещаю эти огромные торговые центры и брожу там часами. Вот и сегодня я направляюсь в один из таких муравейников. Громадина торгового центра, безвкусное стеклобетонное чудище, давила и угнетала. Обклеенная со всех сторон придурочными рекламными плакатами, она походила на дом спятившего миллионера. Я остановился у крыльца и закурил, обдумывая куда надо зайти в первую очередь. В итоге решил начать с книг, затем музыка и наконец фильмы.
Докурив, я щелчком отправил окурок в урну и, конечно же, промахнулся. Автоматические двери с тихим шелестом пропустили меня в этот уездный филиал Вавилона, а толпа потребления тут же равнодушно приняла нового голодного собрата, и я безропотно позволил ей донести меня до эскалатора.
На большинство проплывающих мимо людей смотреть было страшно. Их совершенно пустой взгляд пугал меня до чертиков. Так, должно быть, смотрят убийцы маньяки, когда им выносят приговор, но и у них наверняка что-то плещется во взгляде. Глаза окружавших меня были пусты абсолютно. Словно все их чувства вымели метлой.
Зато во взглядах людей спускавшихся по соседней лесенке вниз поселилось спокойствие. Больное спокойствие насытившихся вампиров. Это царство зомби разбавляла лишь молодежь. Задумчивые, веселые, грустные, заплаканные молодые люди были еще живы. Их живые души как бальзам на сердце. Мы еще повоюем.
На нужном этаже народу было немного. Видимо, ювелирные украшения, кожгалантерея и книги не пользовались особой популярностью, первые по причине дороговизны, последние по причине… Даже не знаю, может, по причине вымирания читающих как класса.
Я обожаю книжные магазины, я прощаю им все: засилье ширпотреба типа «Как вести себя так, чтобы тебе было хорошо, а другим еще хуже»; десятки гарри поттеров на стеллаже «Самые популярные книги месяца»; Минаева, Робски и Собчак в дорогом издании под надписью «Современная русская проза». Главное что там есть Литература и атмосфера счастья. Атмосфера настоящей человеческой радости, которая не мешает никому жить, покоя, который не претендует на весь мир, покоя к которому ты пришел сам, счастья, не внушенного тебе телевизором, но выбранного и найденного сознательно и самостоятельно.
Я выключил плеер, аккуратно, чтобы не запутались, свернул наушники и убрал в карман.
В магазине было не больше шести человек, учитывая его огромную площадь, это просто смешно. Пара невнятных студенток с корзинами в руках недалеко от входа, усердно сопя, запасались канцтоварами. Ручки, наборы простых и цветных карандашей, скотч, ластики и точилки, степлеры с запасными обоймами, скрепки и клей, файлы и папки, блокноты и бумага для принтера и все это в количествах способных обеспечить средних размеров армию офисных трудяг на пару лет. Зря я все-таки не смотрю новости, может, там объявили о катастрофическом неурожае канцелярских изделий в этом году.
Чуть дальше, у полок с пособиями по здоровому питанию, в нерешительности стояла девочка сорока с лишним лет и с таким же весом. Почему-то я решил что она сыроед и еще пара месяцев здорового питания сделают свое дело. В противоположном конце зала два парня искали что-то среди учебников по различным видам права, тихо перешептываясь. Вообще книжные магазины, как и библиотеки, действуют на людей волшебно. Только стоит человеку переступить их порог, как тут же рукоятка громкости уходит в крайнее левое положение и даже отъявленные хулиганы, забредя в них по какой-то случайности, умолкают или разговаривают шепотом.
Напротив «Зарубежной прозы» я остановился, краем глаза заметив довольно милую девушку в черном берете. На вид я дал бы ей лет пятнадцать. Наверное, выбирает книги по школьной программе. Я стал рассматривать полки, прикидывая сколько книг стоит сегодня купить. Я брал книги одну за другой, взвешивал их в руке и наслаждался приятной тяжестью. Открывал, перелистывал, вдыхая аромат свеженапечатанных историй. Их запах сродни запаху жареного мяса, если ты не ел неделю, он такой же волнующий, зовущий и желанный.
Потоптавшись около стеллажа минут десять, я остановился на трех книгах: «Улисс» Джеймса Джойса, много о нем слышал и давно хотел прочесть; «Синайский гобелен» Эдварда Уитмора и сборник рассказов Эдгара По. Я уже собирался идти на кассу, в последний раз окидывая взглядом полки, как почувствовал легкое неуверенное прикосновение к своему локтю. Повернувшись, я увидел перед собой ту самую, симпатичную девушку в черном берете.
– Простите, вы не могли бы мне помочь, – тихим чувственным голосом произнесла она, – мне так неловко, утром я забыла надеть линзы, а в этой книге очень мелкий шрифт. Прочитайте мне аннотацию, пожалуйста.
Девушка протянула мне том в темно синем переплете и смущенно опустила глаза.
Я взял книгу, перевернул титульный лист и прочел:
– «Роман, который многие критики называли и называют «главной книгой Олдоса Хаксли».
