Легион. Русская нейросеть из сердца Сибири

Дверь за их спиной скрипнула, и в комнату вошёл мужчина в тёмной форме ФСО. Его шаги были тяжёлыми, уверенными, как у человека, привыкшего командовать. Высокий, с коротко стриженными седеющими волосами и шрамом, пересекающим левую бровь, он выглядел так, будто его вырезали из гранита. Елена и Павел обернулись, но если Елена насторожилась, то Павел лишь мельком взглянул на вошедшего, прежде чем вернуться к осмотру капсулы.

– Доктор Шмидт, доктор Петрова, – начал незнакомец, его голос был низким, с хрипотцой, выдававшей годы службы. – Я майор Дмитрий Сафронов, отвечаю за безопасность проекта «Легион». Бывший боец «Альфы», теперь ФСО. Приятно познакомиться, хоть обстоятельства, скажем так, не самые приятные.

Елена кивнула, её взгляд был внимательным, но настороженным. Павел, не отрываясь от капсулы, пробормотал что-то невнятное, будто приветствие, и продолжил проверять электроды, его пальцы двигались с механической точностью.

Сафронов кашлянул, привлекая внимание.

– Я понимаю, что вы – учёные, высший персонал, и всё знаете лучше меня, – продолжил он, слегка усмехнувшись. – Но мне поручено провести брифинг по безопасности. Правила простые, но их нарушение может стоить дорого. Слушайте внимательно.

Он сделал шаг к центру комнаты, его тень упала на стеклянные капсулы, искажая их контуры.

– Первое: пропуска. Они всегда должны быть при вас. Без пропуска – ни шагу за пределы вашего отсека. Потеряете – останетесь заперты, и я не буду разбираться, доктор вы или уборщик. Второе: никакого интернета. Ваши устройства проверены, но, если попробуете подключиться к внешней сети – системы заблокируют всё, а я лично займусь расследованием. Третье: никаких личных записей о проекте за пределами бункера. Никаких дневников, заметок, писем домой. Всё, что вы видите и делаете здесь, остаётся здесь. И последнее: не подходите к капсулам без моего разрешения. Испытуемые прибудут завтра, и они… – он сделал паузу, подбирая слова, – не те люди, с которыми стоит играть.

Елена слушала внимательно, её пальцы слегка постукивали по планшету. Она понимала, что Сафронов не просто читает инструкции – он оценивает их, будто проверяя, насколько они готовы к тому, что их ждёт. Павел, напротив, казался отстранённым. Он склонился над одной из капсул, проверяя датчики на внутренней стороне стекла, его лицо было сосредоточенным, но уголки губ слегка подрагивали, будто он находил что-то забавным.

Сафронов закончил брифинг и сложил руки на груди.

– Вопросы? – спросил он, но его тон говорил, что он не ждёт ничего серьёзного.

Елена молчала, но её взгляд был тяжёлым. Сафронов, заметив это, прищурился.

– Доктор Петрова, вы выглядите так, будто знаете больше, чем говорите. Чего нам стоит опасаться в этом эксперименте? Кроме, конечно, – он кивнул на капсулы, – наших «гостей»?

Елена сглотнула, её голос был спокойным, но в нём чувствовалась тревога.

– Жизням персонала ничего не угрожает, – сказала она, стараясь говорить уверенно. – По крайней мере, пока всё работает по плану. Но жизни испытуемых… – она замялась, бросив взгляд на Павла. – Они под большим вопросом. Мы подключаем их мозги к системе, которая может… перегрузить их. Или хуже.

Павел, наконец, оторвался от капсулы и повернулся к ним. На его лице появилась лёгкая, почти насмешливая улыбка.

– Не всё так однозначно. – сказал он, его голос был мягким, но с острым подтекстом. – Никто не знает, что произойдёт, когда мы запустим систему. Эти разумы – не просто процессоры. Они… живые. И нам всем стоит быть начеку.

Сафронов посмотрел на Павла, его бровь слегка приподнялась.

– Вы говорите так, будто ждёте сюрпризов, доктор Шмидт, – сказал он. – Это должно меня беспокоить?

Павел пожал плечами, его улыбка стала чуть шире, но глаза остались холодными.

– Беспокойтесь о том, чтобы ваши люди не теряли пропуска, майор. Остальное – моя работа.

Сафронов хмыкнул, но ничего не ответил. Он кивнул, будто ставя точку в разговоре.

– Ладно. Завтра тяжёлый день. Отдыхайте, пока можете.

Он повернулся и вышел, его тяжёлые шаги эхом отдавались в коридоре. Елена посмотрела на Павла, её взгляд был полон вопросов, но он уже вернулся к капсулам, будто их разговор ничего не значил. Она покачала головой и направилась к выходу, её планшет был прижат к груди, как щит.

Павел остался в комнате один. Он провёл пальцем по стеклу капсулы, его отражение искажалось в голубом свете. Где-то в глубине его разума шевельнулась мысль – о прошлом эксперименте, о той ошибке, о которой он никогда не говорил. Он отогнал её, но тень сомнения осталась.

Елена шагала по узкому коридору к своему отсеку. Стены, покрытые трещинами, казались живыми, будто наблюдали за ней. Её комната была крошечной: койка, металлический стол, лампа, мигающая от перепадов напряжения. Она бросила планшет на стол и села, глядя в пустоту. Завтра всё начнётся. И она знала, что никто не готов к тому, что их ждёт.

Шмидт задержался в комнате эксперимента дольше. Он обошёл каждую капсулу, проверяя соединения, но его мысли были где-то далеко. Наконец, он вышел, закрыв за собой стальную дверь. Его отсек был таким же спартанским, как у Елены, но он не замечал этого. Он лёг на койку, не раздеваясь, и уставился в потолок. Завтра. Завтра они либо перепишут будущее, либо откроют ящик, который лучше было оставить закрытым.

Утро в бункере наступило с гулом, похожим на далёкий рокот грозы. Серверы, вентиляция, шаги охраны – всё сливалось в низкий, тревожный ритм, пропитавший бетонные стены. Сотрудники, учёные и техники, двигались по коридорам с напряжённой деловитостью, будто перед боем. Каждый знал: сегодня начнётся эксперимент, который перевернёт мир. В воздухе витало предвкушение – смесь страха и возбуждения, как перед прыжком в неизвестность.

Сотрудники отмечались, прикладывая пропуска к сканерам. Экраны мигали зелёным, фиксируя имена и время. Охранники, с каменами лицами, проверяли каждого, их руки лежали на автоматах. После проверки люди расходились: техники – к серверам, учёные – к своим кабинетам, а кто-то – в столовую, где уже ждал завтрак. Последние часы перед приездом испытуемых тянулись, как резиновые, и каждый пытался занять себя, чтобы не думать о том, что грядёт.

Столовая была тесной, с низким потолком и рядами металлических столов, привинченных к полу. Запах гречки с котлетами и слабого кофе разносился по помещению, но он не мог заглушить напряжения. Учёные и инженеры сидели группами, переговариваясь вполголоса, их лица были бледными от недосыпа. Елена Петрова вошла одной из последних, её волосы были слегка растрёпаны, под глазами залегли тени. Она взяла поднос с едой и остановилась, оглядывая зал. Её взгляд упал на Павла Шмидта, сидевшего в одиночестве у дальнего столика, уткнувшись в свой планшет. Елена направилась к нему.

– Можно? – спросила она, ставя поднос на стол.

Павел поднял глаза и кивнул, его губы тронула лёгкая улыбка.

– Конечно.

Елена села, глядя на свою тарелку с гречкой и котлетой, будто это было нечто чужеродное. Она ткнула вилкой в еду, но не ела, а лишь смотрела, как пар поднимается от тарелки.

– Нравится гречка? – спросила она, её голос был отстранённым, будто она пыталась начать разговор о чём-то безопасном.

Павел усмехнулся, отложив планшет. Его глаза, усталые, но острые, встретились с её взглядом.

– Не особо, – ответил он, его тон был лёгким, почти насмешливым. – Знаешь, я бы сейчас съел немецких колбасок. С горчицей. Настоящих, из Мюнхена.

Елена слабо улыбнулась, но улыбка быстро угасла. Она отложила вилку и посмотрела на него, её пальцы нервно сжались.

– Я не спала всю ночь, – призналась она тихо, её голос был почти шёпотом, чтобы никто не услышал. – Это… слишком большая ответственность, Павел. Эти люди, которых привезут сегодня… Они ужасны, да, я читала их досье. Пожиратель, Сирена, все эти… монстры. Но я не могу перестать думать: где грань? Где моя грань? Мы подключаем их мозги к машине, без тестов, без подготовки, в полевых условиях. Это… – она замялась, подбирая слово, – это правильно?

Павел смотрел на неё, его лицо оставалось спокойным, но в глазах мелькнула тень – то ли раздражения, то ли усталости. Он откинулся на стуле, скрестив руки.

– Елена, ты учёный, – сказал он, его голос был мягким, но с твёрдым подтекстом. – Ты должна понимать. Эти люди давно лишились права на свою жизнь. Они отняли её у других – у десятков, у сотен. Их разумы – это ресурс, который мы используем для чего-то большего. Не думай об их состоянии. Думай об успехе. Сегодня мы делаем историю.

Елена нахмурилась, её пальцы сжались в кулаки.

– Но что, если мы создадим что-то… неуправляемое? – спросила она, её голос стал резче. – Что, если их тьма, их… безумие заразит систему?

Павел улыбнулся, но в этой улыбке не было тепла – только холодная уверенность.

– Тогда мы узнаем, на что они способны. И на что способны мы.

Он поднялся, взяв свой планшет, и бросил короткий взгляд на Елену.

– Ешь, Елена. Сегодня будет долгий день.

С этими словами он ушёл, его шаги растворились в гуле столовой. Петрова осталась одна, глядя на нетронутую гречку. Её сердце билось быстрее, чем хотелось бы. Она знала, что Павел прав – эти люди были чудовищами. Но что-то внутри неё кричало, что этот эксперимент переступает черту, за которой нет возврата. Она отодвинула поднос и встала, направляясь к своему отсеку.

К полудню бункер встрепенулся. Снаружи послышался рёв моторов. Бронированные фургоны, окружённые охраной, остановились у входа. Из них, под конвоем, вывели десять фигур в серых комбинезонах. Руки каждого были скованы за спиной в позе «ласточки», глаза закрыты чёрными повязками, рты заклеены плотным скотчем. Охранники, в чёрной форме, держали автоматы наготове, их лица были неподвижны, но пальцы лежали на спусковых крючках. Испытуемые шли медленно, их шаги были неровными, но в их молчании чувствовалась угроза, будто даже связанные и ослеплённые, они оставались хищниками.