Ход убийцы. Cобрание сочинений в 30 книгах. Книга 29

…человек с помощью новейших аппаратов достигнет глубин более 100 км. Сегодня самая глубокая скважина пробурена до глубины всего 13 км. За последние полвека максимальная глубина бурения не очень-то увеличилась. В таком случае, может, и 50 лет окажется мало для того, чтобы пробурить сто километров?

…будут внедрены ядерные или другие эффективные двигатели для космических аппаратов. Химические ракетные двигатели уже изживают себя – с их помощью к дальним планетам и, тем более, к звездам более или менее массивный корабль не отправить. Конструкторы уже лет тридцать работают над проектами альтернативных ракетных двигателей – атомных, ионных, парусных… Пока успехи невелики. Но пятьдесят лет – не много ли? Участники опроса, как уже говорилось, слишком скептически относятся к космическим проектам…

…будут созданы самосовершенствующиеся производственные линии. Все-таки хорошая жизнь наступит на Земле через 50 лет! Если, конечно, не произойдет глобальной экологической катастрофы, если не разразится война, если… Но если никакие «если» не помешают, то жизнь на нашей планете действительно станет прекрасной – люди будут жить до 120 лет и больше, еды достаточно, болезни побеждены, и вот еще: создание самосовершенствующихся производственных линий вообще избавит человека от необходимости трудиться на заводах и фабриках. И что же произойдет? Массовая безработица? На этот вопрос нет ответа, этот вопрос участникам не задавали…

…генетики научатся восстанавливать вымерших животных с помощью методов генной инженерии. Клетки вымерших животных, содержащие генетическую информацию, уже обнаружены учеными и исследуются в лабораториях. Не исключено, что живого мамонта, а может, даже динозавра мы увидим все-таки раньше, чем через полвека. А через полвека – наверняка.

…будет построена машина, думающая как человек. Вопрос: а нужна ли такая машина – участникам не задавали. Может, они бы ответили «нет». Но если такая машина все-таки кому-то нужна, то полвека для ее создания – срок вполне реалистический, если принять во внимание темпы развития кибернетики в наши дни.

…будут обнаружены физические/биохимические процессы, отвечающие за функционирование сознания. Некоторые ученые, впрочем, считают, что сознание и мышление вообще не связаны с биохимическими процессами в мозге, так что, если такие процессы все-таки будут обнаружены (через полвека или раньше), это будет очень важной вехой в познании.

…медики научатся регенерировать поврежденные части органов тела у человека. И вот тогда-то человек действительно сможет жить столько, сколько ему самому захочется!

…человека начнут клонировать в репродуктивных целях, как сейчас клонируют овец и других животных. Если верить некоторым энтузиастам (которые, скорее всего, просто шарлатаны, как представители известной компании «Клонайд»), то уже сейчас можно клонировать людей в репродуктивных целях. Но уж через полвека это наверняка будет возможно. Вопрос только – зачем?..

* * *

Что будет более чем через полвека? Эксперты корпорации RAND затруднялись называть конкретные сроки, если сроки эти превышали 50—60 лет. В своих ответах они в таких случаях чаще говорили «позднее, чем через полвека» или «никогда». В нашем опросе тоже часто встречались ответы «никогда», но при усреднении эти пессимистические оценки никогда не становились основными и не определяли средний срок ожидания. Поэтому, в отличие от опроса RAND, у нас встречаются и сроки, большие, чем полвека. Это действительно совсем уж далекая перспектива, и трудно оценить, насколько правы участники опроса в своих оценках. Поэтому я приведу эти оценки без комментариев. Просто посмотрите, что, по мнению наших «экспертов», ждет человечество во второй половине ХХI века.

Итак, через 60—90 лет…

Через 60 лет люди научатся предотвращать образование катастрофических ураганов и тайфунов.

Через 60 лет биологи сумеют погружать людей в искусственный длительный анабиоз.

Через 70 лет появится общедоступный городской воздушный транспорт.

Через 80 лет люди смогут управлять движением астероидов и комет.

Через 90 лет начнется регулярное экономически целесообразное управление погодой.

А вот каким будет человечество в начале ХХII века. Через 100 лет, по мнению участников опроса…

…на орбите спутника Земли будут построены города с населением более тысячи человек.

…будут взяты под контроль колебания глобального климатического режима на Земле.

…будет обнаружена астроинженерная деятельность других цивилизаций.

…появятся принципиально новые способы передвижения в космосе.

…будет создана искусственная жизнь.

И уж совсем в отдаленном будущем, через 200 лет, как полагают участники опроса, начнутся работы по терраформированию планет. Иными словами, человечество начнет перестраивать планеты по своему желанию, делать их похожими на Землю. Начнут наши потомки, скорее всего, с Марса, потом преобразуют Венеру, спутники больших планет… В общем, человечество займется той самой астроинженерной деятельностью, следы которой в космосе будут обнаружены, если верить участникам опроса, через сто лет…

***

Я рассказал далеко не обо всех результатах, полученных в ходе футурологического опроса. Конкретные даты прогнозов – главный результат, но далеко не единственный. Участники ответили еще на два десятка вопросов, связанных не со сроками, а с принципиальной возможностью того или иного научного или технического достижения. Многие ответы отражают сложившиеся в современном общественном сознании представления о том, какие науки приоритетны в своем развитии, какие направления техники следует развивать в первую очередь, какие конкретные достижения науки и техники осуществятся раньше, а какие – позже. В большей части этот вывод относится к российскому современному обществу, поскольку именно россияне составили основную часть участников опроса, причем часть активную, ту, которая на нынешнем этапе призвана формировать общественное мнение и научно-технические приоритеты. Насколько это так и так ли это вообще – задача для специального исследования, которое, несомненно, будет проведено.

БАНКА БАКЛАЖАННОГО САЛАТА

После обеда меня клонит в сон. Моя секретарша Тами разбирает корреспонденцию, а я отвечаю только на срочные звонки, одним глазом (раскрыть оба – выше моих сил) просматривая газеты.

Начинаю обычно с «Едиот ахронот» – заголовки на первой полосе у них точнее отражают содержание статей. Возможность создания правительства национального единства. Операция «700» на дорогах Израиля. В Рамалле убит палестинец, продававший землю евреям. Иерусалимский «Бейтар» стал чемпионом страны по футболу.

Звонок телефона прозвучал, когда я пытался прочитать фамилию арабского торговца, убитого людьми Раджуба. Аль-Мохейри? Или Аль-Махр? Может, Аль-Мухар?

Я поднял с трубку.

– Цви, – это был голос моей секретарши. – Пришел господин…

– Хузман, – подсказал мужской голос, у меня в приемной отличный аппарат, слышно каждое слово, даже если оно сказано на расстоянии трех метров от микрофона.

– Господин Хузман, – продолжала Тами. – Он просит, чтобы вы его немедленно приняли по делу, не терпящему отлагательств.

«Дело, не терпящее отлагательств» – фраза не из лексикона Тами. Обычно она говорит «очень срочное дело». Значит, просто повторяет слова посетителя. Могла бы, кстати, вообще не открывать дверь, на которой висит надпись «перерыв с 2 до 4».

– Тами, девочка, – сказал я, – тебе прекрасно известно…

– Извините, господин адвокат, но господин Хузман очень просит принять его, потому что промедление грозит потерей большой суммы денег.

Тоже чужая фраза, сказать так Офире никогда не пришло бы в голову.

– Передай господину Хузману, – буркнул я, – что, если я его приму, это грозит ему потерей, возможно, еще большей суммы.

– Согласен, – мгновенно отреагировал мужчина, как только Тами повторила мои слова.

– Он согласен, – сказала Тами в трубку.

– О Господи, – пробормотал я. – Ну хорошо, пусть войдет.

Господин Хузман оказался мужчиной лет тридцати пяти, плотным и коренастым, но с уже наметившимся животиком. Я взглядом показал на кожаное кресло справа от стола.

– Мне нужен ваш совет по конфиденциальному делу, – заявил господин Хузман, плотно усевшись. – И я намерен заплатить вам за такой совет нужную сумму, если она, конечно, окажется в пределах разумного.

«Предел разумного» – хорошая фраза. Для моего старинного друга Моше Авербуха предел разумного – сто шекелей. А для моего давнего врага Ицика Оханы и сто тысяч находятся в пределах разумного.

– Излагайте, – сказал я, жалея о том, что правила этикета не позволяют мне использовать пальцы для того, чтобы разлепить слипавшиеся веки. – Но ничего не могу обещать заранее, кроме, конечно, сохранения конфиденциальности.

– Пожалуй, я начну с самого начала, – проговорил господин Хузман и начал, естественно, с середины: – Мы с Михаэлем уже третий год покупаем билеты «Лото».

– Стоп, – сказал я. – Сначала так сначала. Несколько слов о себе. Потом несколько слов о неизвестном мне Михаэле.

Хузман нахмурился и сжал обеими руками щеки.

– Да, конечно, – сказал он. – Я немного не в себе… Мое имя Марк Хузман, мне тридцать три, по профессии программист, работаю в фирме «Интель», холост, точнее – разведен, сын остался с бывшей женой, которая проживает в Хайфе. Сам я снимаю квартиру в Рамат-Авиве.

Неплохо. Человек умеет сосредотачивать мысли и говорить кратко. Теперь еще три слова о каком-то Михаэле, и можно будет завершать разговор.

– Михаэль Левингер – мой друг. Тридцать два года, специалист по электронике, работает в тель-авивском отделении «Нетмедиа», это фирма-провайдер интернетовского рынка. Женат, имеет дочь девяти лет. Мы познакомились с Михаэлем, когда вместе служили в ЦАХАЛе, с тех пор дружим. Три года назад решили покупать билеты лотереи и все выигрыши делить пополам. Конечно, мы оба понимали, что делить, скорее всего, придется по сотне шекелей раз в год. Так оно и происходило – все в пределах законов теории вероятности.

Он неожиданно замолчал, и взгляд его начал шарить по поверхности стола. Ни газета, ни разбросанные в живописном беспорядке документы не привлекли, однако, внимания господина Хузмана. Я нажал на клавишу селектора и сказал Тами:

– Девочка, принеси нам по чашечке кофе. Нет, подожди, – я обернулся к Хузману. – Может, вы предпочитаете «Колу»? Или минеральную?

Чтобы сделать выбор, господин Хузман затратил три секунды, из которых две с половиной ушли, по-моему, на то, чтобы понять мой вопрос.

– Кофе, – заявил он. – Покрепче. Две ложки сахара.

– Ты слышала, девочка? – спросил я. – А мне как обычно.

– Сейчас, – сказал я господину Хузману, – нам принесут кофе, и вы мне расскажете о том, как ваш друг не хочет делиться с вами выигрышем в сотню тысяч шекелей. Возможно, я ошибся в сумме, и на самом деле вы выиграли пятьдесят тысяч. Или миллион?

– Почему? – спросил Хузман. – Не хочет делиться? Почему? Мы все честно поделили.

– Да? – вежливо сказал я. – Тогда, извините, я не понимаю, по какому поводу вы хотите услышать совет адвоката.

Тами внесла поднос с чашечками, и мы на минуту прервали нашу содержательную беседу, чтобы отхлебнуть кофе.

– Итак, – сказал я, – вы выиграли в лотерею и поделили деньги. Кстати, мне дважды доводилось вести дела, когда одна сторона обвиняла другую в том, что та отказывалась платить долю выигрыша… Сколько вы выиграли?

Он нахмурился, но ответил без запинки:

– Четыре миллиона двести тысяч шекелей.

Ого! Если друзья даже поделили выигрыш между собой, клиент, сидевший передо мной, стоил не меньше двух миллионов!

Я подумал, что господин Хузман может надеяться не только на чашку кофе, но и на рюмку коньяка. Чуть позже, однако.

– В чем же проблема? – спросил я.

Господин миллионер положил одну ладонь на другую, он уже не пытался скрыть от меня собственное волнение.

– Вы помните, наверное, – заговорил он, – что месяц назад никто не взял в лотерею первого приза, и выигрыш начал расти. Было два миллиона, потом три… Мы с Михаэлем выиграли, как обычно, двенадцать шекелей и семьдесят агорот – на каждого. Шутили по этому поводу. А в прошлый вторник первый приз достиг четырех миллионов. Мы проверяли билеты вместе. Мы живем по соседству друг от друга, и каждый вторник, когда разыгрывают призы, следим по телевизору… Мы настолько не ожидали этого выигрыша, что сначала даже не сравнили цифры. Потом… Ну, это неважно. Мы подождали положенную неделю и отправились в Управление лотерей.

– Были затруднения при выдаче приза? – осведомился я. Мне такие случаи были известны, возможно, именно с ними пришлось столкнуться этим двум счастливцам?

– Никаких, – покачал головой Хузман. – Мы получили чек на имя Михаэля, тут же отправились в его отделение банка, вложили чек на его счет, и Михаэль немедленно выписал мне чек на два миллиона, но служащий объяснил, что деньги я смогу получить, когда они поступят на счет Михаэля из Управления лотерей…

– Деньги поступили?

– Конечно.

– Погодите, – сказал я. – Прошлый вторник, да? Теперь вспоминаю, откуда мне знакома фамилия вашего друга. Репортер «Маарива» взял у него интервью.

Лицо Хузмана скривилось, будто он откусил от лимона.

– Мы уговорились держать выигрыш в секрете… Даже от родственников – до поры, до времени. Вы же знаете, сколько всяких… Но этот репортер… Не знаю, как ему удалось найти Михаэля… Если бы дома была Сара, его жена, ни о каком интервью и речи быть не могло, она бы просто спустила репортера с лестницы… Но ее не было, а Михаэль только вернулся с работы… В общем, он рассказал о себе все, и даже то, что он намерен делать с четырьмя миллионами…

– С четырьмя? – переспросил я. – Вы сказали, что получили половину.

– Да. Но я не уполномочивал Михаэля выдавать прессе мое имя. Обо мне репортер ничего не знал, и Михаэль не стал… Правильно сделал. Он же не мог сказать, что выиграл два миллиона, когда все знали, что четыре… Короче говоря, в пятницу в «Маариве» появилась заметка с фотографией, а в субботу Михаэль исчез.

Вот это, пожалуй, было, действительно, ближе к делу. Правда, я ничего не видел в газетах о бегстве новоявленного миллионера.

– Подробнее, – сказал я.

– Они собирались втроем на пляж. Михаэль в семь утра спустился вниз. Он обычно бегал по утрам, если не торопился на работу… Прошло несколько часов, Михаэль не возвращался… В полдень позвонил какой-то мужчина и сказал, что Михаэль находится у них в руках, и что если Сара до вечера воскресенья не принесет четыре миллиона шекелей, Михаэля убьют.

– Стоп, – резко сказал я. – Сара сообщила в полицию?

– Нет, этот негодяй сказал, что за домом следят и, если она заявит в полицию, то Михаэля убьют немедленно.

– Глупо и опасно, – заявил я. – За домом, может, и следили, но вряд ли похитители могли прослушивать телефонные разговоры. Жена вашего друга обязана была позвонить в полицию и предоставить действовать специалистам!

– Вам хорошо рассуждать… – вздохнул Хузман. – Сара была дома одна с ребенком… Деньги лежали в банке.

– Она, возможно, узнала голос? Каким он ей показался?

– Сара сказала: обычный мужской голос, немного гнусавый, ну, такой, когда человек зажимает пальцами кончик носа… Чтобы не узнали. На иврите говорил без акцента, но ведь сейчас любой араб говорит не хуже премьер-министра…

– Спорное сравнение, – пробормотал я. – Ну хорошо. В полицию Сара не позвонила, банки в субботу закрыты, родственники вообще не в курсе событий. Что же она предприняла?

– Связалась со мной, естественно. А что ей оставалось?

– Погодите, – сказал я. – Свои деньги вы получили, верно? Следовательно, Сара не могла заплатить четыре миллиона – их у нее не было.

Я уже понял, как развивались дальнейшие события, но хотел услышать продолжение из уст непосредственного участника.

– Сара позвонила мне, я ничего не понял, и она попросила, чтобы я немедленно приехал… Я был у нее в три часа…

– Минутку. Вы живете далеко друг от друга?

– В Рамат-Авиве. Нет, недалеко, минут десять на машине.

– Похититель говорил с Сарой в двенадцать, по вашим словам. Вы были у нее в три. Когда она вам звонила?

– Не было двух часов… Сара не сказала, что случилось, и я не очень торопился… Я ничего не знал, пока не приехал…

– Ясно. Что произошло дальше?

– Сара сказала, что этот… требует четыре миллиона. Я… Вы себе не представляете… Сара умоляла меня. Нет, это не то слово… Она готова была… В общем, я сказал, конечно, какие могут быть разговоры, я дам деньги…

– Получить в банке наличными такие большие деньги – проблема, – заметил я. – Даже если счет у Левингеров был общим, директор банка наверняка потребовал бы присутствия обоих вкладчиков. И время для того, чтобы деньги были доставлены. Надо полагать, вы свои миллионы положили на счет не в том же отделении банка?

– Нет… – сказал Хузман, и в голосе его я услышал очевидную заминку.

Мне было что сказать, но я пока оставил свои соображения при себе.

– Дальше, – сказал я. – Вы благородно согласились пожертвовать своим выигрышем для спасения жизни друга.

Наверное, именно такой тон нужно было выдерживать с самого начала. Ирония вывела Хузмана из себя или, точнее, заставила придти в себя – это уж зависит от начальной точки отсчета. Пальцы его перестали дрожать, а в голосе появился металл. Не сталь, конечно, а, скорее, мягкий свинец, но все же…

– Не понимаю вашей иронии, – сердито сказал он. – Да, я согласился отдать свои деньги. Интересно, вы бы отказали?

– Я знаю немало людей, которые поступили бы именно так, – вздохнул я. – Но мы отвлеклись. Продолжайте.

– Я потратил весь вечер, чтобы убедить Сару обратиться в полицию. Она отказалась наотрез. Я… Ночь я провел с ними – Сарой и Симой. Мне постелили в салоне, но я так и не заснул… Думал о том, что в это время делают с Михаэлем…

Ну, как же, именно о Михаэле, а не потерянных миллионах он размышлял всю ночь. Благородный рыцарь. В кои-то веки получил большие деньги и вынужден с ними расстаться, а думает при этом о друге. Бывает.

– Утром мы поехали в банк, – продолжал Хузман. – Сначала в мой, он был ближе, а потом… Деньги пришлось заказывать, и управляющий убеждал меня, что сразу просто невозможно… Нужно ждать до завтра… Я сказал, что деньги мои, и я не намерен отчитываться, но хочу получить их непременно сегодня до закрытия банка. Договорились, что я приеду в пять часов… Потом такая же история повторилась в банке, где лежали деньги Сары и Михаэля.

– Такая же? – переспросил я.

– Ну… Управляющий непременно желал видеть Михаэля. Я не знаю, что говорила Сара, я ведь ждал ее в машине… Она тоже договорилась на пять часов. Можно еще кофе?

Я кивнул и позвонил Тами.

– Миллион шекелей, – сказал я, – это сто пачек стошекелевых купюр. Чемодан денег. Два миллиона – два чемодана. Управляющий должен был подумать, что вы решили заняться подпольным бизнесом. Он обязан был предложить вам охрану. Он должен был сообщить в полицию, наконец. История все равно получила бы огласку. У входа в банк, когда вы выносили эти чемоданы, вас наверняка уже поджидали бы репортеры, вам непременно задали бы десяток вопросов, и ваша фотография обязательно красовалась бы на первой полосе газет с подписью вроде «Миллионер уносит деньги в чемодане». Господин Хузман, я вас внимательно выслушал, но ведь этот эпизод очень легко поддается проверке. Не скажете ли, в каком банке и каком отделении вы держали свои миллионы?

Тами принесла кофе, она видела в моем кабинете немало клиентов, терявших присутствие духа. Некоторых ей приходилось отпаивать, чтобы привести в чувство, и не всегда это были женщины. Но видеть перед собой застывшую статую ей, по-моему, еще не приходилось. Тами перевела взгляд на меня и подняла бровь.

– Ничего, девочка, – сказал я. – Все в порядке. Просто господин Хузман не очень продумал свою версию и теперь соображает, как выпутаться. Спасибо за кофе, девочка, я позову тебя, если будет нужно.

Тами вышла и закрыла за собой дверь.

– Так в каком банке… – начал я.

Статуя пришла в движение и пробормотала:

– Вы правы… Я, наверное, должен был…

– Если вы хотите, чтобы я вам в чем-то помог, господин Хузман, – сказал я, – то извольте говорить все, как было на самом деле. Единственное, что я уяснил из вашего рассказа: то, что вы никогда не имели дела с большими суммами денег и понятия не имеете о банковских правилах на этот счет.

Не знаю, что я такого сказал, но Хузман неожиданно успокоился. Это было очевидно. Он сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла, взгляд его прояснился, ногу он закинул за ногу и вообще – превратился из загнанной лошади, не знающей, как добраться до конюшни, в респектабельного жеребца, присматривающего себе в стаде породистую кобылу.

– Ну да, – сказал он. – Это было глупо. Но вы правы: ни я, ни Михаэль ни разу в жизни не видели не только «живого» миллиона, но даже паршивой сотни тысяч. Черт возьми, мы всегда вкалывали и тратили больше, чем зарабатывали. Машина, квартира… Вы думаете, мы играли в «Лото» потому, что хотели иметь миллион? Мы даже не представляли себе, что такое миллион! Мы покупали лотерейные билеты, чтобы говорить себе каждый раз: вот, только одна цифра, и можно было… Это все было не реально! Человек, мечтающий о миллионе, совершенно не представляет себе, что это такое на самом деле…

Он наклонился вперед и продолжал, глядя мне в глаза:

– И вдруг – сразу четыре миллиона. С вами когда-нибудь бывало такое?

– Нет.

– Ну вот! – торжествующе воскликнул он, будто что-то сумел объяснить. – Когда Михаэль отправился в Управление лотерей за чеком, мы уже твердо решили: возьмем деньги наличными, запремся в комнате, вывалим бумажки на пол и будем плясать на них час, два, три… пока не устанем и не поймем, что все происходящее – правда. Вы можете это понять? Не можете, это видно по вашему лицу! Я… В общем, чек Михаэль получил во вторник и целый день уламывал управляющего банком, чтобы тот все-таки заказал эти четыре миллиона наличными. Мы твердо намерены были поплясать на них прежде, чем разделить и положить обратно в банк… Вы думаете, что мы – идиоты?

Я так не думал, но теперь мне был понятен ход его мысли.

– Мы не потеряли бы полчаса времени, – заметил я, – и вы не потеряли бы половину моего доверия к вашим словам, если бы сразу рассказали, что взяли наличные деньги. Не такое уж это безумное желание – плясать на нарезанной бумаге.

– Сара, – пробормотал Хузман. – Она говорила, что это безумие, но раз в жизни можно быть безумным…

– Согласен с ней, – вежливо перебил я. – Не могли бы вы теперь, признавшись в ужасном пороке, рассказать все с самого начала – и правду?

* * *

Еще полчаса спустя я, как мне кажется, действительно смог с точностью до одного часа восстановить ход событий. Погубило господина Хузмана и его друзей не желание сплясать на миллионах (тут я их, пожалуй, мог понять, хотя сам в подобных обстоятельствах ограничился бы разглядыванием суммы прописью, написанной на чеке), нет, их погубил случай – то обстоятельство, что миллионы свои они получили в пятницу и, следовательно, до воскресного утра вынуждены были жить с ними в одной квартире. Точнее – в двух: свою долю, потоптав ее ногами, господин Хузман забрал с собой.

Утром в субботу Михаэль, как он это обычно делал, спустился на улицу, чтобы несколько раз обежать вокруг квартала. Он не вернулся ни через час, ни через два, Сара не находила себе места, а в полдень позвонил неизвестный, сообщил о похищении и назвал сумму выкупа.

Я обратил внимание на то, что похитители ни словом не упоминали Хузмана – требовали они четыре миллиона и полагали, видимо, что все деньги находятся у Сары с Михаэлем.

Впав, естественно, в панику, Сара пошла к Хузману, благо жили они недалеко друг от друга. Почему-то женщина вбила себе в голову, что похитители прослушивают телефонные разговоры (интересно, как?) – ведь они запретили сообщать в полицию и, следовательно, должны были каким-то образом проконтролировать выполнение этого требования.

Бедняга Хузман, который, должно быть, в одиночестве пересчитывал свои два миллиона, с приходом Сары впал в тихое отчаяние – не потому, что под угрозой оказалась жизнь единственного друга, а по другой, тоже естественной, причине: впервые в жизни заполучив столько денег, он вынужден был с ними расстаться.

Процедура передачи чемоданов была обдумана вполне профессионально. В десять вечера в воскресенье Сара должна была подъехать на машине к перекрестку Цфирим. Там, кроме поворота на Гиват-Ольгу, начиналась узкая проселочная дорога, которая вела в сторону кибуца Тирас. По обе стороны дороги росли апельсиновые деревья и в это время суток практически не было ни машин, ни людей. Нужно было проехать два километра, удалившись от главного шоссе, и остановиться. Здесь дорога имела еще одно ответвление – вероятно, кибуц хотел проложить сквозной путь через апельсиновую плантацию на магистральное шоссе, но то ли не хватило денег, то ли изменилась ситуация. Как бы то ни было, колея, которую даже не заасфальтировали, через полкилометра упиралась в тупик. Вот сюда и должна была Сара доставить чемоданы с деньгами ровно в одиннадцать часов. Вытащить чемоданы из багажника, оттащить к апельсиновому дереву, стоявшему справа от колеи, оставить чемоданы и выбираться на дорогу задним ходом, поскольку развернуть машину здесь было невозможно.