скачать книгу бесплатно
Глава 4.
Садко.
В день, когда казнили Буслая, отчим Садка – Волрог внезапно исчез из дому. Его позвал сам старшина Чурила. Быстро собралась шайка из Людина конца и отправилась в Славенский конец. Именно они разграбили боярский дом, и взяли оттуда много ценных и редких вещей. Волрогу достался красивый настенный ковёр, старшина угнал себе доброго боярского коня. Чурила был самый влиятельный и самый опасный старшина из Людина конца. Его братчина насчитывала больше всего бойцов – отпетых разбойников, воров и охотников. Были и другие старшины, но по одному никто из них не мог противостоять Чуриле. Прежде в Людином конце так боялись только варяжскую общину, из которой был родной отец Садка. Викинги действовали в открытую, чёрные дела совершали посреди бела дня, а перерезаны были людьми Чурилы ночью. После их истребления новая братчина стала действовать более скрытно и более жестоко. Никто не знал настоящего имени старшины, прозвище «Чурила» он получил за шрам на лице, который искривлял его в выражении некоторой брезгливости, а левый глаз будто бы всё время щурился. И именно он теперь стал владельцем коня, на котором некогда разъезжал отважный Буслай.
Дети Волрога получили от отца щедрые подарки, но Садко не получил ничего. Он уже давно привык к такому унизительному положению в семье и потому старался как можно меньше времени проводить дома. Волрог редко называл своего пасынка по имени, в основном же обращался к нему как «мальчишка», «малой» или «щенок». Когда он приходил пьяный, заставлял Садка стаскивать с себя сапоги, а иногда, под действием хмельной браги становился чересчур разговорчив и принимался учить пасынка жизни.
– Мать слишком жалеет тебя, слишком любит, – твердил Волрог, – хочет, чтобы ты вырос бабой, наверное. Эх, глупая баба. Запомни, малой, наша жизнь – это навозная куча. Никто тебе не подаст руки и не поможет, никто не пожалеет. Чтобы выжить, обманывай, кради, убивай. Но знай – кого, и не попадайся. И, главное, доводи всегда дело до конца. Если уж взялся за что, то не отступай, не робей, даже если будет совсем тошно и невмоготу. И всегда помни, кто ты и откуда произошёл. Помни о своих хлопцах из Людина конца.
Но хлопцы из Людина конца не вызывали у Садка доверия и всегда казались какими-то странными. Они постоянно предавали друг друга, дрались, воровали и вообще совершали друг другу всякие подлости. Но, что удивительно, потом снова виделись и общались, как ни в чём не бывало. Как будто вчера с раскрасневшимися мордами не стояли с ножами в руках и не грозились друг друга зарезать, как будто один и не взял силой сестры другого накануне, как будто пьяные они не избивали друг друга до полусмерти вчера вечером. Нет, они не прощали и не забывали, народ здесь был очень злопамятный, но почти напрочь лишённый какого-то самоуважения. Были какие-то запреты, переступать через которые было нельзя, как мужеложество или убийство, во всём остальном же здесь люди были напрочь лишены чести. Оттого местные вожди всегда были тиранами, управляли силой и кровью. Все предавали друг друга, а потом, после предательства вдруг смотришь, а уже вместе пьют и обнимаются. Здесь всегда можно было ожидать удара в спину, и к этому нельзя было привыкнуть. Но Садко каким-то невероятным инстинктом выживания нашёл способ выжить и здесь. Пришёл на помощь его невероятный артистизм и чувство юмора. Ещё с детства Садка считали настоящим шутом. Ему было легко смеяться над жителями Людина конца, ведь он презирал их всех. Но мало кто мог это разгадать, и потому принимали его насмешки за простое поясничество или просто за безумие. После обращения Новгорода в веру Перуна из всех богов Садко больше всех стал почитать Симаргла, который сам считался богом-шутом, как и Велес, и был известен ещё под прозвищем – Переплут. Но если Велес был ещё старым стихийным богом, который помирился с новыми богами, как титан Прометей, подаривший грекам огонь, то Симаргл с самого начала был братом-близнецом и отражением в кривом зеркале Велеса. Он охранял мост между миром живых и миром мёртвых, в который теперь были низвергнуты самые влиятельные из старых богов, он шутил с человеческими жизнями, одним даруя удачу, другим – несчастье, всячески пакостил богам и стравливал их друг с другом. И именно Симаргл выпускал из мира мёртвых злых духов, которые приходили в мир живых и устраивали здесь свои бесчинства. При этом ему всегда удавалось убедить богов, что духи вырываются из мира мёртвых совершено случайно и против его воли. Симаргл не просто стоял на заставе между миром живых и миром мёртвых, он сторожил старых богов в их тюрьме, охранял их сон и мог на время даже пробуждать кого-то из них, чем периодически развлекался, отчего на земле происходили наводнения, землетрясения, извержения вулканов и прочие стихийные бедствия. Впрочем, Переплут же чаще всего и погружал их обратно в сон. Его нельзя было причислить ни к старым богам-стихиям, ни к новым богам-гениям. Бог-шут занимал промежуточное положение между стихией и гением, между старыми и новыми богами, между животным и человеком, между живыми и мёртвыми.
По преданию, именно Симаргл погубил князя Святослава – отца князя Владимира. Святослав поклонялся Перуну, и Перун поддерживал его, помогая побеждать печенегов и ромеев. Не было в мире воинов, равных Святославу. Но однажды Переплут заманил князя в ловушку. Он обернулся бродягой со славянской внешностью и пришёл в таком виде в лагерь Святослава. Здесь Симаргл сообщил князю о небольшом войске печенегов, которое приближается с Востока. Времени отступать не было, но и богатую добычу оставлять было нельзя, и Святослав отправил часть своего войска с добычей в Киев, а сам пошёл на встречу со степняками. Но печенегов оказалось на порядок больше, чем предрекал Симаргл. Святослав не привык уходит от схватки, не стал уходит и сейчас, хоть его воины и были малы числом и измотаны после войны. Завязалась битва, и много печенегов тогда полегло, но число их было слишком велико, а жажда крови была неутолима. Так они одолели Святослава – любимца Перуна. Перун прогневался, навлёк за это на Симаргла молнию и сделал так, чтобы тот не мог сойти с Калинова моста. Тогда Переплут отрастил себе крылья и стал летающим псом. До этого он уже превращался в животное, чаще всего в волка, и потому был наполовину животным, и лишь наполовину разумным, как и Велес. Иными словами, страж Калинова моста был оборотнем и научил чарам оборотня некоторых чародеев, от которых пошли все оборотни на земле. Симаргл иногда в образе прекрасного юноши занимался любовью с земными женщинами, и они рожали ему самых причудливых монстров. При этом изначально они рождались людьми, а позже их магическая природа брала верх. Монстры эти наводили страх на людей и не давали покоя чародеям. Даже боги иной раз не могли справиться со страшными порождениями Симаргла. И всё же, Переплут был одним из новых признанных богов, которых в пантеоне в Киеве, а теперь и в Новгороде было 6: Перун, Макошь, Стрибог, Даждьбог, Хорс и Симаргл.
Что же касается Садка, то лишь одного человека его шутовство никак не веселило, а только злило. Это был его старший сводный брат Щегол. Тот самый, что постоянно натыкался на кулаки Василия Буслаева. Он всегда ходил угрюмый и озлобленный, всегда отвешивал подзатыльники младшим и трусливо трепетал перед старшими. Щегол был из тех, кто считал Садка просто сумасшедшим, дурачком, и в этом с ним соглашались очень многие. Иной раз юный Садко мог улыбаться каждому встречному, часто разгуливал по местности с распущенными до земли рукавами, которые, бывало, доставали до земли и оттого все были перепачканы в грязи. Летом бывало измазывался в грязи и сам и так долго ходил, пока не смывал её с себя в реке. Или, например, разъезжал по улице верхом на корове или на огромном матёром хряке под всеобщий хохот. Порой он вовсе брался парадировать людинских хлопцев, и в своей комичной манере повторял поведение даже Чурилы. Как-то Садко насадил свиную голову на палку и объявил её идолом неизвестного бога, которому он якобы поклонялся. Голова уже провоняла, а глаза её выели мухи, но юный пересмешник исправно приносил ей каждый день в жертву мёртвых лягушек, ящериц и рыб. Пока в один прекрасный день свиная голова куда-то не пропала. Нередко Садко и других мальчишек подначивал на свои смешные проделки. Так, однажды, после большого улова на рыбалке он затеял настоящее фехтование на рыбах и отвесил нескольким мальчишкам мощные оплеухи щукой по шее. Или в тот день, когда он накормил огромной щукой боярских детей и так подружился с Василием Буслаевым. Тогда тоже Садко увлёк всех за собой. Увлёк он и Костю Новоторжанина, и многих других, и всё же никто из них не смел слишком далеко заходить за ним. До тех пор, пока в Людином конце не поселился Василий Буслаев.
Костя очень переживал за Василия, всячески помогал ему, пока тот жил в Людином конце. Возможно, поэтому его поначалу не трогали, хоть и многие были злы на боярского мальчишку. Костя нарушал запрет отца, дружил с людинскими мальчишками, но он оправдывал себя тем, что делает это в порядке исключения, ради Садка – своего главного друга. И Садко очень ценил эту дружбу и прислушивался к Косте. На следующий день после обращения Васьки в веру Перуна, небольшая процессия мальчишек направилась прямо к избе, в которой он проживал. Когда Василий вышел на улицу, то увидел сидящего верхом на огромной грязной свинье Садка, за которым следовала пешая компания. Некоторых из них сын Буслая знал, особенно – Костю Новоторожанина, другие были ему не знакомы.
– Здрав будь, боярин, – заговорил Садко.
– Чего надо? – недобро нахмурился Василий.
– Мы привезли тебе дань, владыка. Не побрезгуй, возьми и стань другом в нашем братстве.
Один из мальчишек подошёл к Василию и, поклонившись, протянул к нему руки с лежащей на ней булкой хлеба. Сын Буслая подозрительно взглянул на подарок, хоть и был голоден, и ничего не ел с утра.
– Бери, бери, Вася, – говорил Садко, слезая со свиньи, – мы своих не бросаем. Князь тебя выгнал, а мы принимаем. Будь нам братом.
На этот раз Василий даже улыбнулся и принял подарок. А после вместе с мальчишками отправился на реку. Людинская ребятня казалась ему слишком чужой и дикой, с другой стороны, высокая речь Василия так же вызывала у них насмешку, но не злую, потому как боярский сын ещё был для них авторитетом и вызывал много любопытства. Мальчишки засыпали его вопросами о том, как так случилось, что его отца казнили, почему князь Владимир не приехал в Новгород, что будет дальше, и т.д. Как будто Василий знал ответы на все на свете вопросы.
– Раньше был закон, – говорил он, – дружина делает, что хочет, а кто вред причинит дружине, тот не жилец. Теперь Добрыня наказал платить за убийство знатного человека виру. Тиранит боярскую волю, а вместе с ней и Новгород под ноги кидает Киеву.
– Так вам и надо боярам, – проговорил какой-то прыщавый мальчишка, – а то больно вольно жить стали, а простой люд и помнить забыли.
– Да как ты смеешь! – хотел уже накинуться на него Василий.
– Не горячись, Вася, – остановил его Садко, – ты теперь не в Славенском конце, твоих знатных речей здесь никто не поймёт. Здесь народ простой, нет племён и родов, всё вперемешку.
– Что же в этом хорошего? Лошадей по несколько поколений тренируют и отбирают, чтобы отобрать нужную породу? Так же и у человека, чтобы отобрать нужную породу, нужны роды, нужно боярство. Иначе конец Новгороду, как вы не понимаете.
– Ну и чёрт с ним, с этим Новгородом, – заголосил горбатый мальчишка по имени Хома, – наш дом – чистое поле, нас кормят нож и твёрдая рука. А коли живот набит, то и чего ещё надо?
Людинские мальчишки были слишком грубы, их речи поначалу задевали Василия, но он научился не подавать виду. Он понял, что говорят они это не с каким-то злым умыслом, а лишь потому, что слабы умом, и многого не могут понять. Но Садко был не таков. В первые дни он удивил Василия тем, что хоть и плохо, но владел грамотой и продолжал в этом совершенствоваться. За внешним шутовством его скрывалась хорошая смекалка, которую можно было бы использовать с пользой. Но самое главное, общение с Садком и Костей Новоторжанином позволило Василию отвлечься от настигшей его беды и снова начать радоваться жизни, несмотря на положение, в котором он оказался. В боярском сыне мальчишки сразу почувствовали большую силу, а так же явную склонностью к лидерству, хоть он был ещё и очень юн. От Василия Садко научился играть на гуслях. Случилось это так. Однажды Садко пришёл к Василию, держа у себя под рубахой какой-то предмет. Когда Васька спросил, что там, Садко достал жирного белого гуся.
– Это не просто гусь, – пояснил он, – в эту птицу вселился злой дух. Ни с того, ни с сего он вдруг напал на меня и начал щипать. Нужно изгнать из него злого духа.
Пошли изгонять злого духа из гуся. Снова собрались мальчишки понаблюдать за странным ритуалом. Садко произнёс какое-то заклинание в стихах и пролил воду на животное. Затем собирался обмазать его грязью, но тут появилась хозяйка гуся с хворостиной, и мальчишкам пришлось разбежаться врассыпную.
– Хорошо это у тебя получилось, с заклинанием, – переводя дух, говорил Василий, – сам придумал?
– Сам, – улыбался в ответ Садко.
– Пойдём.
Вскоре они оказались во дворе Василия. Сын Буслая вынул из дома гусли и вместе с другом отправился в тихое место возле реки.
– Давай, я буду играть, а ты пой что-нибудь.
– Что петь-то?
– Не знаю, сам придумай.
И Василий принялся играть звонкую степенную мелодию. Садко какое-то время молчал, перебирая в голове слова, а затем запел чистым звонким голосом, без нотки фальши:
Как по Волхову, по реке, гуляла рать дружинная,
Пила крепкое вино, пивом запиваючи.
Понабили животы так, что всех повырвало.
Поползли они домой, ругаясь и рыгаючи.
Песня эта рассмешила Василия, и всё же он не мог не удивиться тому, как складно и быстро смог Садко придумать такую песню, а особенно тому, как хорошо он её исполнил.
– Тебе, брат, нужно в сказители идти, – заключил боярский сын.
– Какая мне нужда быть сказителем? – недоумевал Садко, – я и так могу всякие байки рассказывать. Хочешь, расскажу про Ротана, сына Симаргла. У него два рта было, один, как у людей, а другой – вместо задницы.
– Да погоди. Я слышал, хорошие сказители неплохо зарабатывают. Голос у тебя хороший, научишься играть, цены тебе не будет. Только если петь будешь не такие смешные стишки, а что-нибудь серьёзное.
– Серьёзное – это слишком скучно. Но играть на гуслях я, так и быть, выучусь. Это ремесло доброе, я слышал, всех боярских детей этому учат.
И Садко принялся играть на гуслях. Василий лишь удивлялся, как быстро его новый друг делал успехи. Садко же очень быстро понял, что получил в руки сильное оружие – гусли, которым может покорить сердца очень многих. Изначально, в детстве песенки его были всегда смешные, высмеивали знать или кого-нибудь из жителей Людина конца. Острый язык юного сказителя порой очень сильно задевал простой люд, и тогда только защита Василия спасала его от чужих кулаков, в том числе и от кулаков его брата – Щегла. Волей-неволей Щеглу пришлось смириться, что его младший брат перестал быть простой жертвой, и изменил стратегию, стал теперь без конца жаловаться отцу на разнузданное поведение пасынка. Волрог же, когда руки у него доходили, наказывал Садка, когда нет, ругал его мать. Так мальчишки росли и крепчали, и вместе с тем крепла их дружба. Василий однако очень скоро стал испытывать сильную нужду в деньгах. Отцовские монеты уже закончились, бедное хозяйство, которое они завели с матерью, прокормить их не могло. И здесь на помощь пришёл Костя Новоторжанин. Он определил Василия подмастерьем в кузницу к кузнецу Людоте. Известно, что род Буслая происходил из кузнецов, и сын его так же как и отец в своё время обучался кузнечному делу. Теперь это ремесло ему очень пригодилось. Василий вспомнил всё, чем его учили и принялся усердно работать. Но он тут же столкнулся с тем, что был ещё слишком мал, а Людота требовал от Васьки, чтобы тот работал как взрослый мужчина. Из-за этого сын Буслая поначалу оказался плохим работником и часто получал от своего мастера подзатыльники и пинки. Всё это оскорбляло его боярскую гордость, и всё же, пустой желудок заставлял терпеть и это. Руки у Людоты были сильными, от подзатыльников его порой звенело в ушах. Но Василий стиснул зубы и продолжал работать. Он не успевал, ошибался, ужасно уставал, но каждый рабочий день снова приходил в кузницу. И в конце концов за это упрямство Людота зауважал маленького боярского сына и стал учить его немного по-другому, больше разговорами. Василий вместе с тем мужал и становился сильнее. Вскоре, не смотря на свою юность, он научился управляться с работой взрослого человека. Но, несмотря на это, он ещё не мог оторвать от земли дубину своего отца. Стало быть, Буслай был ещё сильнее, а, может, знал какой-нибудь чародейский секрет, как можно поднимать такие тяжести.
За работой и шутками с местной ребятнёй время проходило быстро. Минуло уже два года. Василий был силён не по годам, а Садко не по годам был смышлён и красноречив. И вот однажды они вместе с Костей Новоторжанином и другими приятелями собрались вдали от всех в своём тайном месте.
– Вот что, братцы, – заговорил Садко своим всегда задорным и немного смешливым голосом, – думаю, пора нам свою братчину создавать. А что, чем мы хуже Чурилы или других старшин? Да, мы ещё дети, но если мы сейчас выберем себе старшину и объединимся, то вскоре станем настоящим братством, и будем наводить страх на всех в округе.
– И как назовём наше братство? – спрашивал Хома.
– Мы будет называться шутовским братством, и богом нашим будет Симаргл. Чтобы никто не догадался, что мы – настоящая братчина. Будут думать, что это шутка, а за этой шуткой будет крепнуть настоящая сила.
– Дело говоришь, – смекнул Костя, – и кого старшиной изберём?
– Как кого? Это же и так, думаю, ясно. Самый сильный из нас – это Василий, ему и вести нас к победе.
Никто особо и не возражал, и все единогласно избрали Василия своим лидером. Затем Садко велел всем произнести клятву, повторяя за ним:
– Именем Симаргла – божественного мытаря и вождя безумцев мы клянёмся, что всегда будем вместе, всегда будет стоять друг за друга горой, а если погибнем, наш бог встретит нас как добрых гостей и щедро наградит. Отныне мы братья друг другу, и никакие беды не разрушат нашего братства. Клянёмся всегда смеяться смерти в лицо и всегда пить вино. Клянёмся, клянёмся, клянёмся!
Мальчишки с радостью произнесли эту клятву, даже те, которым идея братства показалась лишь очередной шуткой Садка. Тогда их было немного, не больше дюжины, но эта странная клятва в зарослях у реки навсегда связала их судьбы и определила их дальнейшую жизнь.
Глава 5.
Купала.
Осенью того же года колдуны вновь появились в городе. Незадолго до этого из изнурительной войны с печенегами вернулся Добрыня. Колдуны в это время вели другую войну. Они, наконец-то, одолели в войне клан Серого Волка. Хотя, первую победу они одержали ещё в самом начале похода, и, возможно, добили бы своего врага ещё тогда, но они понадобились князю в другом месте. Русь захватывала много земель, воевала с поляками, печенегами и многими другими. А меж тем повсюду на окраине Руси вспыхивали восстания чародеев, к которым нередко присоединялись и враги из соседних племён и стран. Подавлять их были призваны кланы, вошедшие в чародейскую дружину. Клан Волка за это время оправился от поражения, набрался сил и решил, не дожидаясь нового удара, первым напасть на ослабленный клан Змея. Говорят, в бою они активно использовали своих цепных упырей и потеряли почти всех их. Клан Змея потерпел поражение и вынужден был отступать, но черниговский князь Всеволод выдвинулся с войском на помощь к своим старым друзьям и помог окончательно разбить оборотней. Тех оборотней, что не успели сбежать и не были убиты, в большом количестве взяли в плен. В Новгороде их заставили принести клятву верности чародейской дружине и тем самым вступить в союз. Тех не многих, что отказались это сделать, ждала печальная участь, они были принесены в жертву. Добрыня за эту победу щедро наградил клан Змея и дал ему обширные земли из новгородских владений. И снова он стал уговаривать вождя остаться в Новгороде, и снова Усыня вежливо отказался. Но теперь в боярскую думу вошли несколько колдунов. При этом сами они боярами не были, поскольку не имели личных владений, но были поставлены здесь как управляющие землями клана, и потому получили право на равных советоваться с дружинниками. Возглавлял их компанию всё тот же друг Усыни – колдун Богомил – второй человек в клане Змея.
Осень сменилась зимой, а зима – весной. Время неумолимо шло вперёд, и вот минуло уже два года с великой победы клана Змея над кланом Серого Волка. За это время шутовское братство Людина конца пополнилось новыми людьми. Отчасти в шутку, отчасти из дружеских побуждений вступил сюда и боярский сын Святослав Вольга – крёстный брат Василия, который сейчас уже нёс службу в младшей дружине. Василий же окреп не по годам и стал опасным противником даже для привыкших к опасностям обитателям Людина конца. К своему великому счастью однажды он смог поднять тяжёлую дубину своего отца и даже научился ей орудовать. Василий быстро понял, какие мышцы устают больше всего в этой работе и разработал для себя несколько упражнений, которые должны были позволить ему развить эти мышцы. Упражнения были очень необычными и чрезвычайно тяжёлыми. Но Василий со своим характерным упрямством истязал себя изо дня в день, пока не достиг результата и не стал владеть тяжёлой дубиной, как обычной палкой. Вскоре он сделал её ещё тяжелее, снабдил металлическими шипами и тем самым превратил в настоящую палицу – мощное оружие, которым всем на диво свободно мог владеть только один человек. Работа в кузнице и тяжёлые упражнения не могли не отразиться на теле Василия. Плечи его стали воистину огромными, руки сильными и жилистыми, живот покрылся кубиками, как у прекрасных древнегреческих скульптур. Но при этом невероятная физическая сила у Василия теперь сочеталась с ловкостью и быстротой, которую он тоже в себе тренировал. Он был гибок и проворен в бою так же как силён, и потому, несмотря на его малый возраст, очень мало кто решался из молодёжи связываться с Василием Буслаевым, а если и решались, то не по одному, а толпой. Таких подлецов, как правило, потом наказывало братство шутов, которое пока ещё оставалось тайным.
Однажды случилось Василию идти по улице в свободный от работы день. Могущее тело требовало какой-нибудь работы, какого-нибудь напряжения. «Эх, добрая драка сейчас бы не помешала», – подумал юноша, но другая мысль тут же догнала первую и заговорила в голове уже голосом отца, – «кулачные драки – это для черни, знатный человек должен сражаться с оружием в руках». И только Василий об этом подумал, как услышал крик нескольких мальчишечьих голосов. Он пошёл на звук и вскоре увидел, как трое мальчишек избивали одного хромого юношу. Тот, нужно сказать, неплохо оборонялся, несмотря на свою хромоту, падал, снова быстро поднимался на ноги и бросался в атаку. Василий на мгновение задумался. Стоит ли ввязываться в такой низкий способ боя, как кулачная драка? Но тело словно выпрашивало у него испытания, будто хотело проверить, на что оно способно. Василий потянулся, хрустнул пальцами, а затем схватил одного из мальчишек за подол рубахи и швырнул на землю. Второй, собрав всю силу в кулак, ударил молодого кузнеца по лицу. Василий пошатнулся, но не упал, а в следующий миг одной рукой схватил врага за горло, а второй рукой словно молотом сверху дал ему по голове. Хулиган тут же обмяк и без чувств свалился на землю. Третий не успел опомниться, как получил кулаком в челюсть и оказался без чувств на земле. К тому времени первый хулиган уже поднялся на ноги, но атаковать пока не решался.
– Ты чего, Васька, за него заступаешься? – с обидой в голосе проговорил он, вытирая рукавом из-под носа кровь, – это же сын Чурилы-старшины, который коня твоего отца украл. Это он сам Потаню хромым сделал, переломал ему ноги, знать, было за что.
– Собака! – прокричал сын Чурилы, вскочил на ноги и уже снова готов был ринуться в бой, но Василий его остановил.
– Он сказал правду? – спросил сын Буслая.
– Правду, – отвечал сын старшины, глядя ему прямо в глаза. Один глаз уже заплыл и не открывался, губы и нос были разбиты в кровь. Мальчишка еле держался на ногах, но и не думал сдаваться.
– Я – Потамий, сын Чурилы, а теперь прочь с дороги, а не то пожалеешь.
И он попытался оттолкнуть Василия, но тот крепко держал отважного хромого. Наконец, Потамий вырвался у него, но не в ту сторону. Теперь его от врагов отделял Василий, и сын Чурилы понимал, что не пройдёт через него.
– Ладно, – заговорил он, – если хочешь биться со мной, скажу сразу, я не готов сейчас, сам видишь. Назначь время и место, встретимся один на один с тобой, и померимся силой.
– Добро, – отвечал Василий и назначил час и место встречи. Он дал сыну Чурилы неделю времени, чтобы тот как следует смог оправиться. Василий тогда был бойцом не опытным, и нужно сказать, серьёзно опасался опыта и отваги Потамия. К тому же сын Чурилы был старше его и по сути был уже взрослым мужчиной лет 20-ти. И всё же сын Буслая не выдавал своего страха. Он не должен был терять своего лица, ведь он был знатным человеком, и даже перед лицом смерти не должен был терять своего достоинства. К слову, когда кузнец Людота узнал о грядущем поединке своего ученика, лишь оскалился и проговорил:
– Будет тебе дураку, урок.
И вот в назначенный день под холмом в укромном месте встретились две компании. Одна – ещё неизвестное никому шутовское братство, другая, чуть ли не в два раза больше – друзья Потамия, все из старших мальчишек, кто даже с плёткой или палкой в руках. Были здесь и некоторые из братьев Сбродовичей, в том числе и старший из них – Клим.
– Ну и заварил ты кашу, Вася, – тревожно твердили его товарищи.
Но сын Буслая сохранял спокойствие, рассчитывая на благородство врага. Ведь уговор был биться один на один. И вот от одной компании отделился сын Чурилы с зажившими ранами, из другой – Василий.
– Ну что, готов, боярский сынок? – спрашивал Потаня, потирая руки.
– А ты готов? – не уступал ему Василий, на что друзья Потамия дружно рассмеялись.
– Ты, мил человек, вот что мне скажи, – продолжал сын Чурилы, – ты почему за меня вступился в драке? Зачем мне помог?
– Не люблю, когда толпой одного избивают.
– Даже сына человека, который обокрал твой дом?
– Даже моего врага.
– Что ж, хорошо сказано, давай же теперь разрешим наш спор по-честному, как делают у вас, у знати.
Всё уже было готово к бою. Рукава были закатаны, рубахи подпоясаны. Потамий стал осторожно обходить вокруг Василия, сгорбившись, словно дикий хищник перед прыжком, выжидая подходящего момента для атаки. Василий будто специально дал ему такой шанс, отвернулся в сторону, взглянув на своих. Удар посыпались на него с невероятной скоростью. От иных из них сын Буслая сумел закрыться, другие же стали попадать ему прямо в голову и по телу. Василий быстро почувствовал вкус крови на губах и давящую боль в глазу. Любая попытка его ударить в ответ оборачивалась неудачей. Худощавый Потамий был быстр и гибок, задеть его никак не удавалось. И тогда в ярости Василий набросился на него всем своим телом, обхватил, словно медведь и принялся бороть. И хоть противник уступал ему в телосложении, однако же жилы его были крепкими, словно натянутая металлическая проволока. Потамий уворачивался от захватов и умудрялся при этом наносить удары кулаками или головой. Василий если попадал ему в ответ, то редко и не сильно. И вот очередной такой удар кулаком оказался столь сильным, что сын Буслая упал на одно колено. А вслед за первым ударом последовал следующий, второй. Василий пригнулся от летящего кулака, а затем согнул руку в локте и резко подался вперёд, ударив локтем врага в живот. Удар, вероятно, пришёлся на солнечное сплетение, поскольку Потамий тут же согнулся пополам и начал кашлять и задыхаться. Ещё один мощный удар кулака, и вот он оказался на земле. Теперь он был полностью во власти разъярённого врага. Мальчишки из братства шутов радостно подбадривали своего вождя, а Василий уже наносил удары лежащему на земле сыну Чурилы. И тут друзья Потамия сдвинулись с места и пошли на дерзкого боярского сынка. Казалось, ещё немного, и они затопчут Василия. Ослеплённый собственным гневом, он едва ли заметил бы их приближения и оторвался был от врага. И, тем не менее, он сделал то, чего никто от него не ожидал, показав чудеса самообладания. Василий вскочил на ноги перед приближающимся врагом и приготовился отразить удар. Он тяжело дышал, но он не был в ярости. Перед хладнокровием этого 16-тилетнего бойца заробели все людинские дети разбойников и охотников. А тем временем уже подоспели товарищи из шутовского братства, а Потамия, шатающегося и истекающего кровью подняли на ноги.
– Ты ещё не победил, – проворил сын Чурилы, вырываясь от поддерживающих его рук и снова приближаясь к Василию. – Знай, ты бы не ушёл отсюда на своих ногах, если бы на то была моя воля. Мои друзья легко бы разделались с вами. И всё же, мы хоть и из Людина конца, но не хуже ваших будем. Ты мне помог, знай же, что и мы можем быть благодарны и не будем нападать на тех, кого меньше, чем нас.
– Что ж, – отвечал ему Василий, – мы тоже не будет на вас нападать толпой. А если ты считаешь наш спор не решённым, можем встретится в другой раз и закончить дело.
В ответ Потамий рассмеялся, обнажая красные от крови зубы.
– Хватит с нас мордобоя, – отвечал он, – ведь я на самом деле ненавижу своего отца не меньше, чем ты. Чурила переломал мне ноги, поднимает руки на мою мать, которая в его доме – третья жена. Когда-нибудь я отомщу ему. Если хочешь мне помочь, будь моим другом.
И Потамий протянул Василию руку. Сын Буслая пожал её, хоть и очень удивился такому жесту. Все ждали какого-то подвоха. Но никакого подвоха не последовало. Василий Буслаев и Потамий Хромой действительно с того дня стали друзьями. После этой встречи мальчишки из шутовского братства ликовали и даже, выполняя один из пунктов своей клятвы, напились вина, а иные и хмельной браги. Но Василий брагу не пил, как не пил он сильно крепких напитков, уважая только разбавленное мёдом вино. Таков был завет его отца: крепкие напитки – это для черни, и хоть сын уже не был знатным человеком, но всё равно старался соблюдать наставления своего отца.
Зимой в кузнице Людоты было мало народу, но как наступила весна, снова валом повалили всадники для ковки лошадей. Так, Василий запомнил одного молодого голубоглазого скандинава с белыми волосами, из дружины Сигурда, по имени Хотен.
– Ты ещё такой молодой, а уже кузнец? – удивлялся викинг.
– Я лишь его подмастерье, – скромно отвечал Василий.
– Ну, это ничего, а где сам кузнец?
– Ушёл куда-то, по делам. Знал бы он, что у нас такой знатный гость, конечно, сам бы ему помог.
– О, а ты меня знаешь? Да, я не просто прохожий. Не хочу в очереди стоять в Славенском конце, локтей не хватает, чтобы протолкнуться там, решил подковаться здесь. Справишься, подмастерье? Как звать-то тебя?
– Справлюсь. А величают меня Василием.
– А я – Хотен – сын Рунольфа. По просьбе вашего князя Вальдемара Сигурд отправляет меня с отрядом на усиление киевского войска. Так что подковы твои должны держаться на коне до самого Киева.
Боевой конь-тяжеловес стоял спокойно и послушно отдавал кузнецу одно копыто за другим. Василий гладил его по гриве и что-то нашёптывал, отчего животное фыркало и даже начинало к нему ласкаться.
– Клянусь Одином, ты нравишься ему, – произнёс Хотен, – ты крепок телом, из тебя бы получился хороший варяг. Руки крепкие, мог бы стать хорошим гребцом, плавать по чужим странам, грабить чужие суда, захватывать власть и богатство, или ждать, пока тебя не отправит кто-нибудь в Валгаллу или не наймёт к себе в войско. А так, пропадёшь здесь понапрасну. Эх, помню, я в твои годы дышал только морским воздухом, вся одежда моя была пропитана морской солью. Сколько я повидал городов и стран, сколько самых разных людей, разных наречий, разных зверей. Наш мир велик, очень велик, и я брал от этого мира всё, чего мне хотелось.
– Отчего же ты оставил своё ремесло?
Выражение лица Хотена несколько омрачилось при этом вопросе, и он заговорил совсем другим голосом.
– Есть две вещи, которые могут погубить воина – это долгий тяжёлый труд и женщины. Меня чуть не погубили они обе. Была у одного ярла дочь – Вигдис. Молода и хороша собой. Стоило мне лишь немного узнать её, и я страстно захотел ей обладать. Тогда удача мне улыбалась, я был богат, и славен в бою. Вигдис же была обещана другому в мужья, и я это знал. И, тем не менее, выкрал её, и тем самым навлёк на себя беду. Правда, Вигдис быстро меня полюбила, да так сильно, что вместе со мной шла в бой. Она стала настоящей воительницей. Больше года мы проплавали вместе, и так уже привыкли к свободе, что всего перестали бояться. Тут-то нас и настиг её отец с её бывшим женихом. В том бою перебили очень многих моих друзей, с которыми я плавал, но самое ужасное то, что погибла Вигдис, пала от меча собственного жениха. Мне же сохранили жизнь, чтобы продать в рабство.
По мере того, как Хотен говорил, лицо его принимало всё более тоскливое выражение. Дела давно минувших лет теперь всегда вспоминались им с болью, но не вспоминать их было нельзя, поскольку и всё самое лучшее в его жизни, как ему сейчас казалось, произошло тогда.
– Я был таким же, как и ты, может, чуть постарше, – продолжал викинг свой рассказ, – я лишился всего, даже свободы, и теперь был вовлечён во вторую погибель мужчин – тяжёлый труд. Больше года я провёл в таком унизительном положении, прежде, чем смог сбежать и наняться к моему старому знакомому – Сигурду. Он знал о том, что со мной произошло, но не побоялся навлечь на себя ярость ярла и взял к себе. Сигурд тогда и сам был уже ярлом, и хёвдингом над свободными бондами. Я же не был бондом, своей земли и двора не имел, и потому был беднее всех и самым неудачливым. Если бы всё так продолжалось, я бы даже не знаю, кем бы был, но точно не тем, кем стал сейчас. А случилось с нами вот что. Ярл – отец Вигдис прознал о том, что я сбежал и служу у Сигурда и потребовал меня к себе. Сигурд же ценил меня за воинскую отвагу и наотрез отказался меня выдавать. Тогда ярл Рауд – отец Вигдис, обратился за помощью к знатному норвежскому конунгу, который пошёл на Сигурда войной. Сигурд же тогда обратился за помощью к вашему конунгу Владимиру, и тот поддержал Сигурда. В тяжёлом бою мы разбили норвежского конунга, а я отомстил за Вигдис, убив её жениха и ранив ярла Рауда. Так мы поселились в Гардаре, а именно – в Новгороде. А теперь вот я богат и старшина над целым отрядом по поручению Сигурда. Сигурд потерял свои земли в Норвегии, но Владимир наделил его новыми землями и сделал своим ярлом. Вместе с вашим конунгом я брал Полоцк и Киев. Но что-то я уже заболтался. Как посмотрю, ты давно уже сделал свою работу. Держи.
И Хотен бросил Василию золотую монету, которую тот поймал на лету.
– Реакция воина, – похвалил его викинг, и Василий почувствовал, как невольно улыбка проступает у него на лице. Ему хотелось этой жизни, полной приключений, хотелось сражаться и искать удачу. Но всего этого он был лишён, и теперь не мог покинуть свою мать одну в Новгороде.
Вскоре отряд Хотена покинул город и отправился в сторону Киева, а викингов в посаде стало ещё меньше. Но зато появились другие гости – жрецы новой, странной веры. Никто не знал, откуда они возникли, и трудно было определить, из какого они роду и племени. Но обосновались они в еврейской слободе Неревского конца и многих сплотили вокруг себя, стали обращать в свою веру. В числе прочих к ним присоединился и Никита Новоторжанин, вместе с собой в церковь он стал водить и сына – Костю. Отец гордился своим сыном, который рос намного умнее него, хоть и был увлечён этими шутовскими затеями Васьки и Садка. Костя всегда выше ратного дела ценил образование. Любил книги и музыку. К сожалению, книг тогда можно было достать немного, и потому юный сын Никиты так жадно накинулся на новые книги, что привезли с собой жрецы новой веры. С интересом он стал узнавать всё больше про живого бога Христа, который жил в человеческом теле в далёкие времена и был распят на кресте, после чего воскрес. Его чудеса казались невероятными, а его смерть казалась высшей несправедливостью. Этот бог был не похож на Симаргла хотя бы тем, что в своей религии он был единственным, и хоть нарекал себя сыном Божьим, но вместе с тем и сам был богом, который каким-то причудливым образом был един со своим отцом. Тогда Костя представлял себе это иначе, и ему виделось сразу два бога в небесных чертогах, один из которых был хмурым старцем, а другой – добрым юношей, защитником людей. И Христос мог дать защиту всем, в то время как Симаргл только смеялся над всеми и как бы даже специально подвергал тяжёлым испытаниям тех, кого любил, чтобы сделать их ещё сильнее. И некоторые его порождения и даже кровные сыновья не выдерживали испытаний и погибали.
Костя был физически намного слабее своих товарищей. Даже Садко, который никогда не слыл хорошим бойцом, казался крепче Новоторжанина. Длинные русые волосы и почти детское лицо без щетины и вовсе делали его похожим на девушку. И вот вскоре Костя с головой ушёл в христианство и не давал своим друзьям покоя, рассказывая про эту новую веру. Садко в ответ лишь смеялся над ним, как, впрочем, и над всем. Редко можно было понять, когда он шутит, а когда серьёзен. Василий же крепко призадумался.
