скачать книгу бесплатно
– Можем, можем. Только постойте там за ширмой, не смущайте людей! – Обращается к молодоженам: – Молодые люди, а вы не смущайтесь, головы поближе, улыбки пошире, чтобы на лицах было видно счастье молодоженов.
Волков, который раздвинул ширму и заглянул на лица фотографирующихся, громко захохотал.
– Ни фига себе… молодожены.
Невеста спрыгнула с колен жениха, мгновенно покраснели ее щеки, руки задрожали. Она потянула жениха на выход.
– Леопольд, пошли! – И обратилась к Никанору Ивановичу: – Можно, мы завтра придем?
– Можно, конечно, но ваш день счастья сегодня, и дату на карточке написали бы сегодняшнюю. Из-за таких нетактичных людей… Вот что я посоветовал бы вам: походите в парке полчаса, потом зайдете.
– Вы правы, спасибо, так и сделаем.
Молодая пара вышла на улицу.
– Шибко нежные. Молодожены! – рассердился Волков. – А как быстро вы можете делать фото на паспорт? Завтра вечером у меня поезд, хотел бы фотки взять с собой.
– Завтра после обеда зайдете, фотокарточки будут готовы. Садитесь на этот стул, наденьте пиджак. Там возле зеркала висит галстук, можете надеть и галстук.
– На фига мне галстук, я его никогда не носил, – сказал Волков, положил вещмешок на пол и надел пиджак. – Что-то мне ваш голос знакомый или так кажется? – И повернул софит в сторону фотографа, который стоял на неосвещенном месте, у фотоаппарата сзади.
– Мало ли на свете похожих голосов? – тихо произнес Никанор Иванович и постарался повернуть лампочку обратно. – Садитесь на стул!
– Постой, постой! Стул не убежит. Ты скажи, как твоя фамилия?
– Гражданин, вы пришли фотографироваться или знакомство заводить? Зачем вам моя фамилия?
– Зачем фамилия, говоришь? Да я и мечтать не мог, что встречусь с тобой, дорогой тезка фюрера. За все эти годы, что отбывал я на Колыме, все думал, кто мне поможет однажды смахнуть за кордон. Я здесь жить не могу, даже на воле, тем более реализовать мое накопление. Ты здесь наверняка резидент, связи имеются, как раз поможешь мне перебраться в любую зарубежную страну. Я не мечтаю только о Рио, как Остап Бендер. Любая страна, где меня примут, для меня и Рио, и Жанейро.
– Ну, кончил свой бред? Садись на стул! Фотографироваться будем или фантазировать?
– Я говорю серьезно, господин капитан, или какой у вас сейчас чин, не знаю. Капитан… Запамятовал фамилию. Ничего, сейчас я вспомню, у меня хорошая память. Зовут-то Адольф, это хорошо помню, тогда ты хвастался, что твое имя легко запомнить, мол, тезка фюрера, помнишь?
И вспомнил Волков эпизод из прошлых лет.
* * *
Вот Никанор Иванович в форме немецкого офицера, молодой, стройный, сидит за столом, а перед ним Волков, тоже молодой в одежде советского солдата, без ремня и головного убора, с окровавленным лицом, видимо, после допроса в гестапо, сидит на стуле. Сзади его стоит немецкий автоматчик.
– Говоришь, тебе не верят, – стуча карандашом об стол, говорит капитан, – а почему должны они верить? У тебя на лбу не написано, что ты не советский разведчик.
– Ведь я сам сдался добровольно, не шастался по вашим тылам, а рискуя жизнью, перебежал линию фронта. Меня и свои могли застрелить.
Это было так.
* * *
Ночь. В окопе сидят советские солдаты, среди них и солдат Волков. Курят. Вдруг Волков встает во весь рост. Командир взвода ругает его:
– Волков, садись! Там шальные пули летят, заденут, не рад будешь. Слышишь?
Волков делает вид, что слышит голоса.
– Что ты там слышишь?
– Наши разведчики час назад поползли к линии фронта. Кажется, это они кричат, помощь просят. Видимо, языка тащат, а сами, небось, раненые. Я поползу на подмогу.
И вылез Волков из окопа, стал ползти к линии фронта.
– Ну, лихой парень, – произнес солдат-однополчанин.
– Смотри, не заблудись! – крикнул командир взвода. – Далеко не ползи!
Ползет Волков по-пластунски, приближается к немецким окопам. Белый платок привязал к палке, держит над головой и кричит:
– Фриц! Не стреляй! Я парламентер, не стреляй!
Тут он не заметил, как с двух сторон на него из темноты прыгнули два немца и скрутили руки за спину.
* * *
Теперь Волков сидит с окровавленным лицом и жалуется немецкому офицеру на жестокое обращение с ним:
– Спрашивается, зачем бить? Если бы я был разведчиком, разве так бы перебежал к вам? Меня бы высадили в тыл с отличными документами. Я ведь все сказал, о чем знал, других сведений я не знаю. Я солдат, рядовой солдат, знаю только то, что вижу или слышу в окопах.
– Ты предатель, – старался объяснять капитан. – Даже если не шпион, ты предатель. Раз предал своих, почему немецкое командование будет надеяться, что ты им будешь служить верой и правдой?
– Я не предатель, я классовый противник советской власти.
– Ты что, из княжеской семьи? Родители были промышленниками или банкирами? С чего вдруг стал противником этой власти?
– Отец мой имел мельницу. Его раскулачили. Он возненавидел этот строй и, умирая, мне наказывал: навредить Советам как можно.
– Ой, какая веская причина возненавидеть советский строй! – засмеялся офицер. – Мельницу отобрали!
– Предки отца жили очень бедно. Он всю жизнь трудился, накапливал деньги, сумел у хозяина выкупить эту мельницу. Он ее отремонтировал, сделал доходной и стал жить по-человечески: купил корову, лошадей, овец, и тут…
– Хорошо зная русский характер, я лично могу поверить твоим словам, твоему стремлению.
– Ты же русский человек, должен…
– Нет, я не русский, – прервал Волкова капитан, – я немец.
– По лицу-то можно не сомневаться в этом, а как чисто говорите по-русски.
– Это другая история, которую тебе знать незачем. Моя фамилия Бюргер, а имя запомнить очень легко, я тезка фюрера, зовут Адольф. Я инструктор в разведшколе. Пойдешь в разведшколу?
– С удовольствием, господин Бюргер.
* * *
Вспомнив этот эпизод в фотоателье Никанора Ивановича, Волков засиял, направил опять прожектор на фотографа.
– Вспомнил фамилию, господин Адольф Бюргер.
– Я говорю, вы ошиблись, моя фамилия не Бюргер, а Никитин.
– Постой, постой, чьи документы ты присвоил? Никитин… Никитин, никак Никанор?
– Да, Никитин Никанор Иванович.
– Ах ты подлюга, Никанор в разведшколе был моим лучшим другом, но у него была простая рязанская физиономия, а у тебя, сука, натуральная бурбонская морда. – Волков стал разговаривать на повышенных тонах. – Я свое отсидел на Колыме, вышел теперь чистеньким, а ты, подлюга, с чужими документами живешь процветаешь, а своим признаться не хочешь? Я тебя выведу на чистую воду! Как ты завладел документами Никанора? Шлепнул его? – Схватил Волков за грудки фотографа и стал дрожать от ярости. – Шлепнул его, сука?
Фотограф незаметно вынул из кармана пистолет, приставил к груди Волкова и тихо произнес:
– Убери руки! На Колыме выжил, погибнешь здесь. Убери руки!
Волков отпустил руки, завороженно смотрел на пистолет, хотел применить прием и вырвать из рук фотографа пистолет, но фотограф резко отвел руку с пистолетом вниз, и руки Волкова скрестились в воздухе. Фотограф ребром левой ладони ударил по шее Волкова. Тот на мгновение потерял равновесие и пошатнулся.
Фотограф схватил пистолет в левую руку и правой нанес сильный удар в солнечное сплетение Волкова. Тот съежился, сначала упал на край стула, стул отлетел в сторону, и он рухнул на пол.
– Значит, не ошибся, это инструктор разведшколы капитан Адольф Бюргер, – произнес Волков и, опираясь руками о пол, сделал ногами ножницы, ударил по ногам фотографа.
У того ноги пошли направо, туловище – влево, и упал он на левый бок. В этот момент Волков успел встать на ноги и сильным ударом по левой руке фотографа выбил из рук пистолет. Затем бросил на него софит, что стоял на треногом штативе, а сам вышел за ширму, куда отлетел пистолет, поднял его и вернулся.
– Ну что, старый? Не та хватка у тебя, что была лет двадцать назад. Теперь узнал меня? Ведь я был у тебя одним из лучших учеников.
– Ты был дураком, дураком и остался, – бормотал фотограф, поднимая упавший светильник. – Нет чтобы попросить по-человечески, ты начал на испуг брать.
– А как с тобой? А то «я – не я, и хата не моя». Скажи, как ты стал Никитиным? Никанора шлепнул?
– Нет, он не вернулся с задания. Потом узнал, что он подорвался на мине при переходе линии фронта, а у своих он числился, как пропавший без вести. После войны я взял его документы.
– А сейчас кем ты здесь? Резидентом?
– Нет, обыкновенным гражданином, у меня нет связей за рубежом. Я простой фотограф, свой хлеб добываю своим трудом.
– Не верю.
– Дело твое, можешь не верить. После войны я перешел на мирные рельсы. Так жить спокойнее.
– Да? не верю! Нет, так найдешь новые связи и поможешь мне. Я сейчас поеду к себе на родину. У меня в Ростовской области живет сестра. Больше двадцати лет я ее не видел. Побуду там, выправлю себе паспорт, а потом приеду. К тому времени ты поищешь для меня лазейку, чтобы я мог пересечь границу.
Фотограф протянул руку к пистолету.
– Верни мне его.
– Что, пушку? Нет уж, как ты признался, перешел на мирные рельсы, эта штука тебе не нужна. Вот отправишь меня в «загранкомандировку», тогда она мне не нужна, я оставлю ее тебе. А пока возьму ее себе.
* * *
Тут постучали в дверь фотоателье. Никанор Иванович встряхнул головой, словно проснулся от кошмарного сновидения, сунул фотографию Волкова в конверт и крикнул:
– Открыта дверь, заходите!
Дверь открывается, и в ателье заходит Петр Антонов. Он закрывает за собой дверь и быстро отходит в глубь ателье. Увидев Никанора Ивановича, здоровается с поклоном.
– Ты что, не в увольнении? – спрашивает фотограф.
– У нас старшина не человек, а язва сибирская, хотя хохол. В тот раз что я выпил, две кружки пива? Мало того, что дал два наряда вне очереди, так лишил меня увольнительной. Я, раз обещал придти к вам, не мог не выполнить своего обещания, ушел через жениховый лаз.
– Какой лаз?
– Жениховый. У нас многие солдаты, у кого здесь есть девушка, на ночь бегают к ним ночевать. В заборе сделали удобную дырку, после отбоя уходят на самоволку. Я рискнул уйти до отбоя, хотя это очень опасно.
– Не знаю, злиться на тебя или хвалить за то, что ты стараешься сдержать данное слово любой ценой. Но ты знаешь, что такие поступки – это головотяпство, за это ты попадешь на губу и ни о каком отпуске домой не может быть и речи. Ты можешь в течение месяца быть примерным солдатом?
– Конечно, могу.
– Вот, в течение этого месяца у тебя появится возможность совершить армейский подвиг, за что не только могут наградить отпуском домой, но и представить к государственной награде.
– Какой такой подвиг я могу совершить?
– Ликвидировать шпиона иностранной разведки.
– Да бросьте вы, Никанор Иванович, я думал вы что-то серьезное скажете. Разведчиков поймать… Что я, чекист, что ли?
– Молодец, что мыслишь весьма трезво. Вот и я долго думал, как же помочь сыну моего друга, чтобы он в самом деле совершил такой поступок, о котором бы в газетах писали. Чтобы командование части не могло отказать в такой мелочи, как кратковременный отпуск на родину. Для этого надо бы действительно поймать иностранного шпиона, но где его взять? Вот у меня зародился такой план: есть один весьма гадкий человек, которого убить не грех. Если ты его застрелишь при попытке пролезть на территорию базы, ты станешь героем.
– Как же я застрелю живого человека?
– Хорошего человека, конечно, жалко убить, но этого гада убрать – общество спасибо скажет. Он долгое время был в заключении, его недавно освободили, а он уже успел двоих избить до полусмерти.
– А я как могу его убить?
– Ты же часовой, сам бог велел тебе стрелять в людей, когда они полезут на охраняемую тобой территорию.
– А почему он полезет на территорию базы и полезет именно там, где я буду стоять?
– Вот в этом и есть моя задумка помочь тебе в совершении этого подвига. Этот гад тупой, как два паровоза вместе взятые. Как-то он заходил ко мне фотографироваться и поинтересовался, где можно приобрести пистолет. Я ему совру, что на базе, в складе вооружения, много пистолетов.
– Какие пистолеты? Там же хранятся самолетные пушки, авиационное вооружение, может быть, бомбы.
– Но ты же умный парень, соображай! Он об этом не знает и не должен добраться до этого склада. Пистолет – это повод, чтобы его заманить туда, а ты его встретишь огнем.
– А как же ни с того, ни с сего я открою огонь? Я должен кричать: «Стой, кто идет!», должен дать предупредительный выстрел, потом стрелять в него.
– Петр, ты умный человек?
