Нифриловая башня

– Она самая, – подтвердил Акимка. Оседлав любимого конька, он тут же забыл о пережитом потрясении и, напустив на себя важный вид, стал рассказывать, – Академия окружена сразу несколькими учебными боевыми лагерями. По хановской разнарядке на каждую тысячу рядовых копейщиков академия должна выпускать хотя бы по одному обученному моге.

– Но на деле, – добавил он, – Это соотношение составляет где-то один к трем тысячам. Однако на передовой соотношение выравнивается в пользу могов, потому что гибнут они крайне редко.

– И когда ты, Акима, только успел все разузнать? – полюбопытствовал Макарка, – Ведь от нас не отходил всю дорогу.

– У писаря, – запросто ответил Аким, – Я его еще хотел расспросить, почему моги гибнут реже остальных бойцов, а он посмеялся только.

– Все-таки ты наивный человек, Акима, – Вася покачал головой, – Разве ж моги в бой ходят? Сидят где-нибудь на пригорочке в тихом месте и жгут нифрил, пока копейщики головы кладут.

– А если войско разобьют? – возразил Аким, – Без войска-то мога что сделать может? Пришлепнут его и все дела.

– Нее, – протянул на это Макарка, – Мога слишком важная птица, чтоб его вот так запросто пришлепнуть.

– Да? И чего с ним делают?

– Ну, выкуп попросят или обменяют на другого пленного.

– Если их обменивают, тогда конечно, – согласился Аким с доводами товарищей.

– А что, Акима, не жалеешь что сам пролетел мимо академии? – спросил Вася.

– Вот еще, – Аким беспечно отмахнулся, и, припомнив слова Грача, добавил – Красные моги тоже бывают.

То, что они увидели, зайдя в казарму третьей роты можно было сравнить разве со стаей воробьев в июльской луже: много шума, суеты и никакого порядка. Здесь кого только не было. Больше всего, конечно, было ребят из народа вепря. Они позанимали лучшие места возле большой печи, стоящей посреди казармы. Были представители воловьего племени, заячьего и ежиного народа, те же грачи, и даже один из горного племени орла. Он сидел с независимым и отстраненным видом, будто все происходящее здесь его не касается. Таких же как они серых лесных волков, как ни странно не было, хотя были несколько близких сородичей из народа желтого песчаного волка.

Парни довольно долго мыкались по казарме, пытаясь найти места поближе друг к другу, но свободные были только по одному и все не рядом. Они пробовали договориться с уже заселившимися обитателями поменяться местами или хотя бы подвинуться, но те цеплялись за свои обжитые нары так, будто от этого зависела их жизнь.

Они прошли насквозь всю длинную казарму, и уже готовы были принять, что им придется размещаться в разных местах, когда Акимка увидел в торцевой стенке какой-то проем, завешенный тряпьем.

– А куда ведет этот проход? – спросил он одного из парней.

– Хочешь, сам смотри, – безразлично ответил тот.

Они осторожно, чтобы не пообрывать тряпки, протиснулись в проем и оказались в небольшой комнате, которая, похоже, использовалась новобранцами под склад, здесь были свалены обломки старых нар. Помещение было ветхим. По всей видимости, казарму когда-то к нему и пристроили, а после забросили. Печь была, но кирпичи пообвалились. Дверь на улицу косо приставлена и подперта обломанной оглоблей. По щелям гуляли сквозняки. Вася покачал отрицательно головой, летом тут бы еще можно устроиться, но когда зима на носу… Он собрался уже выбираться обратно, но Аким его остановил.

– Вась, погоди. Там в казарме все равно нар на девяносто человек. Я подсчитал.

– И что?

– А то, что здесь так и так кого-то поселят. Давай уж мы займем.

– А что, – поддержал его Макар, – Погоды пока теплые стоят, а до холодов подлатаем.

Вася раздумчиво осматривал помещение, и мысль занять его нравилось ему все больше.

– Ну хорошо. Акима, глянь печку. Если печку починить можно, то тогда и остальное отладим.

Акимка произвел беглый осмотр печи и сообщил, что забитый дымоход можно прочистить, а обвалившиеся кирпичи приладить. И тогда закипела работа. Они отодвинули входную дверь, чтобы иметь доступ наружу. Аким сбегал на двор и притащил посудинку с водой. Насобирал куски ссохшейся глины, размочил их в воде и на таком растворе вставил отпавшие кирпичи.

Вася с Макаркой нашли длинный шест, и на один конец его навязали веток наподобие веника, залезли на крышу, засунули шест в трубу и прочистили дымоход.

Потом они вернули входную дверь на место. Решили, что иметь свой отдельный выход из казармы не обязательно, заколотили ее наглухо и затыкали щели. Уйдя в работу, Васька ненадолго забыл и про войну, и про невзгоды.

– О, а вот и Бобры подтянулись, – Акимкин возглас вернул его в действительность.

Повернувшись, Вася и впрямь увидел, что в «их каморку» зашли двое пареньков из бобрового народа. Он припомнил, что они шли вместе с их обозом, и, судя по всему, тоже «перешли в распоряжение» сотника Куча. Оба были невысокого роста, плотно сбитые ребята, с круглыми как шары головами, с большими и короткими руками и ногами. Обратились они почему-то к Васе.

– Нам сказали, последняя десятка здесь живет, – сказал один.

– Принимай нас к себе в десятку, – сказал второй.

– Э-э. Кто сказал? – не понял Васька, – В смысле, а почему я-то принимать вас должен?

– А кто? – недоуменно переспросил первый.

Вася перевл взгляд на Акиму, но тот только усмехнулся и промолчал. Макарка так и вовсе пожал плечами и отвернулся.

– Ну ладно, – сказал Васька, – Потом разберемся. Как вас зовут-то?

– Бака, – сказал первый.

– Дука, – сказал второй.

– Значит так, Бака и Дука. Нам надо починить нары. Возьметесь?

– Так точно, – ответили Бобры по-военному, и подоставали из-за поясов небольшие топорики. Они оказались ребятами способными к работе, и к вечерней поверке у них уже было пять готовых нар.

* * *

Сотник Куч все-таки нарвался на выговор от Вепря за пререкания с начальством и неуважительное обращение с боевыми товарищами равными по званию. Однако в душе он ликовал. Восемьдесят семь… девяносто… девяносто два… девяносто пять. Он мысленно прибавлял новоприбывших. Еще пять человек и будет полная сотня.

Не откладывая, он устроил поверку, чтобы сверить свои подсчеты. Куч шел по рядам со списком. Один за другим, начиная с головы построения, парни делали шаг вперед и называли свои имена. Куч уточнял список, переставлял некоторых местами, образовывая полные десятки, и давал каждому порядковые номера.

Он составил девять полных отделений по десять человек и даже назначил несколько десятников. Наконец, очередь дошла до последней десятки, в которой пока не хватало ровно половины, то есть пяти человек. Он совершенно забыл, что получил сегодня трех Волчат, но теперь переставлять их в другие десятки у него уже не было ни желания, ни сил. К тому же, последняя десятка замыкала не только сотню, но и всю роту, а значит, в бою от нее могло зависеть многое.

Куч некоторое время вдумчиво осматривал то, что должно было стать костяком замыкающей десятки роты. По причине уполовиненности численного состава замыкающее отделение построилось не в две шеренги, а только в одну. Один паренек, вихрастый, деревенский, явно выделялся. Остальные держались за ним так, будто уже считали его своим десятником.

Тот дерзкий Волчонок, что соврал сегодня про положение устава, таращился на Куча выпученными глазами, что по всему видимо должно было изображать преданность, честность и открытость пред ликом начальства. Сотник вспомнил, как урезал сегодня Белого при дележе Волчат, и настроение сразу поднялось. Тем не менее, вранье – есть вранье, в воспитательных целях Куч должен был сделать внушение.

– А известно ли вам, – начал он, возвышая голос, и глядя в глаза Акимке, – Что в случае обходного удара конница первым делом размажет замыкающую десятку роты как поганку по тропинке? А в случае отступления, именно замыкающая десятка чаще всего прикрывает отход основного войска. И что так, что этак, рассчитывать на помощь ротных целителей, в сущности, бесполезно, и означает верную гибель для всего отделения!

Над поляной повисла напряженная тишина. Куч мог поклясться, что остальные девять отделений его сотни сейчас мысленно воздают благодарность своим богам, что не они оказались в замыкающих. И он, в общем-то, не врал. В любой другой сотне именно так дело бы и обстояло. В замыкающую десятку обычно ставились бойцы с тяжелыми провинностями. Но только не в сотне Куча. Сам он, как раз наоборот, предпочел бы видеть в последней десятке хотя бы пяток Мангустов, лучших, по его убеждению, бойцов. Однако делиться своими соображениями с новобранцами он само собой не собирался.

– Так что? – Куч продолжал жечь Акиму взглядом, – Вы готовы отдать свои никчемные жизни за своих товарищей? Или, пока не поздно, согласиться с сотником Белым и раскидать вас по разным сотням?

Куч по очереди всматривался в наполненные ужасом глаза всех пятерых в последней десятке, но парни стоически молчали. Он выдержал еще несколько секунд гробовой тишины для усиления воздействия, хотя уже и так понял, что эти не отступятся и просить за себя не станут.

– Девяносто первый, – Безо всякого перехода Куч снова вернулся к поверке. А Васька, не ожидавший такой резкой смены, не сразу сообразил, что от него требуется, хотя Куч и смотрел теперь прямо на него.

– Василий Волков, – наконец сказал Васька, после того как Макарка ткнул его локтем в бок.

– Назначаю десятником замыкающего отделения.

– Так точно сотник, Куч.

– Девяносто второй…

* * *

Все-таки, несмотря на выговор Вепря, у Куча сегодня был удачный день. И пока он не кончился, вожак третьей сотни собирался выжать из этого дня все, что можно. Уже изрядно стемнело, но упорный Мангуст решил еще раз сходить на сборный двор, возможно там удастся еще кого-то прибрать. Проходя мимо стрелковой казармы, он услышал раздраженный голос полусотенного, и сам не зная почему, свернул к поляне, на которой стрелки отрабатывают стрельбу по мишеням.

Вообще-то стрелки, а особенно стрелки-цапли, по праву считаются гораздо более ценными бойцами, чем обычные копейщики, и подчас даже приравниваются по боеспособности к коннице. Не только потому, что Цапли берут в руки лук чуть не с пеленок, но, что еще более важно, они имеют со своими соплеменниками особую духовную связь и безо всяких слов умеют каким-то образом распределять между собой цели. В бою это играет неоценимую роль, так как залп цапельной полусотни разом выбивает пятьдесят целей.

Куч с любопытством оглядел выстроившихся в ряд парней с длинными луками, как положено выходцам из племени Цапли, все худощавые, высокие, жилистые. Их наставник, усатый стрелок, громко распекал трех поразительно похожих друг на друга бойцов.

– Что вы за Цапли такие? – разорялся полусотник, – Почему опять, а? Ну почему опять? Вы же мне весь отряд сбиваете. Вы что, не можете распределиться что ли?

– Привет, Цапля, – бесцеремонно прервал его Куч, подходя ближе, – Смотрю, стрельбы идут полным ходом.

– Да какие это стрельбы? – пожаловался стрелок в раздражении, – Это ж просто мука какая-то. Навязали мне этих болотников.

– А что случилось? – спросил Куч. Чутье кричало ему, что сюда он заглянул не зря.

– Ты, понимаешь, – стрелок, наконец, нашел собеседника, которому мог излить свое горе, – Эти трое не распределяют цели.

– Да ты что? – Куч, насколько умел, изобразил изумление.

– Делают все наоборот. Они все трое пускают стрелу в одну и ту же мишень!

– И что?

– Из-за них остальные сбоят. Стреляют в белый свет как в копеечку. Стая голубей, и та прицельней на лету серит. Вот что мне с ними делать, а?

Куч так боялся спугнуть дурную удачу, что прежде чем открыть рот, медленно досчитал до пяти.

– Слушай, Цапля, а они в учетную книгу у тебя еще не вписаны? – спросил он как можно более безразличным голосом.

– К чему это ты клонишь, Куч?

– Отдай их мне, и дело с концом.

– Да ты что, Куч, с ума сошел? Отдать Цаплю в копейщики?!

– А что ты с ними делать будешь? – Куч привел усачу его же собственный довод, – А, впрочем, делай, как знаешь. Можешь вернуть их на сборный двор. Я, кстати, как раз туда иду.

– Ну уж нет, – возмутился усатый стрелок, – Там на меня и так косо смотрят.

Куч отвернулся от полусотенного, будто собираясь уходить, но с места не сдвинулся. Своему чутью он привык доверять. Он снова начал считать, но дошел только до трех, когда услышал в спину:

– А-а, черт с тобой Куч, забирай. Но имей в виду, ты мне теперь должен.

Получив трех стрелков, оказавшихся братьями близнецами со странной особенностью, не позволяющей им служить в стрелковом подразделении, Куч отправил их в казармы, а сам все-таки решил дойти до сборного места.

– А, это ты, Куч, – увидев его, полковой писарь поморщился.

Несмотря на кислый вид писаря, Куч попытался начать разговор весело:

– Будь здрав, Артемич. Сегодня тебя сильно донимать не стану. Мне пару Мангустов, и я сразу ухожу.

– Мангустов! – писарь усмехнулся, – А птичьего молока тебе не надо?

– Ну, ладно… ладно… уже и пошутить нельзя. Ну, что там у тебя в закромах? Показывай, давай.

– Вон, все мои закрома, – писарь Артемич кивнул на лавку у стены, где томились в ожидании двое ребят, – В самый раз для тебя, два знатных грызуна!

– Да уж, товарчик лежалый, – Куч почесал затылок. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, почему этих двоих до сих пор никто не прибрал.

Один был темноликий маленького роста, очень щуплый, с острыми чертами и бегающими глазками. Мышонок мышонком. К тому же он постоянно делал какие-то мелкие суетливые движения, будто не мог успокоить себя ни на мгновение. Кроме прочего, он, как выяснилось, еще и совершенно не выговаривал шипящие звуки.

Второй, из лосиного племени, был наоборот мосластый роста высокого, но совершенно нескладный. Голова большая, шея тонкая. Крупные ладони, но в плечах для такого роста уж больно узок. И двигался он как-то неуклюже, будто тело его неожиданно быстро выросло, и управляться с ним он еще толком не обучился.

Однако, к удивлению писаря, Куч забрал обоих. Сотник решил добрать до полной сотни, рассудив, что, в конце концов, кто-то и в первом бою погибнуть должен. А так, он сможет завтра начать учения в полном составе.

После ужина, на котором, кстати сказать, в очередной раз дали кашу, ребята вернулись в казарменный пристрой, который уже считали чуть ли не домом. Аким вытащил из кармана пригоршню каких-то пахучих листьев, и сказал, что приготовит на них чай. Остальные навалились на работу, помогая Бобрам надстроить верхний ярус нар, благо материала в виде старых обломков в их каморе хватало.

Когда они управились, еще не совсем стемнело, и они сели пить Акимин отвар. Правда, кружек ни у кого не оказалось, и все по очереди отхлебывали из Макаркиной походной миски. Несколько раз заглядывали обитатели большой казарменной палаты посмотреть, как они тут устроились, одобрительно хмыкали и присвистывали. Один из них даже припомнил, как парни до этого просили его поменяться местами и сказал, что теперь меняться он согласен. Ребята подняли его на смех, теперь «свою камору» они бы ни за что не отдали.

Они сидели перед очагом, передавали друг другу миску с горячим чаем и слушали Акимину трепотню, когда в их комнату по очереди зашли три высоких худых парня с длинными луками в руках, похожих друг на друга как две, а в данном случае как три капли воды. Они выстроились у входа плечом к плечу. Все молча уставились на вошедших, а Аким от удивления ошпарил коленку кипятком.

– А что, клонировать в этом мире уже научились? – он сам не заметил, как выдал очередное воспоминание из прошлой жизни.

– Меня зовут Иелетеле, – сообщил с достоинством первый вошедший.

– Аотаон, – представился второй.

– Уамас, – так же чинно сказал третий.

– И какими судьбами Цапли залетели в обычную копейскую роту? – снова спросил Аким, потирая обожженное колено.

– У нас врожденная особенность, – сообщил Иелетеле.

– Это я уже понял, – ответил Аким, – Дотумкал, что в глазах у меня не троится.

– Вы не поняли, – пояснил Аотаон, – Мы не можем одновременно брать разные цели.

И Цапли рассказали ребятам, как они «вылетели» из стрелковой полусотни.

– Большая часть нашего народа живет на озерных островах, – говорил Аотаон, – И охотится на перелетную птицу. Поэтому они умеют распределять цели так, чтобы в одну птицу была пущена только одна стрела.

– Это для того, чтобы выбить одним стрелковым залпом сразу всю стаю, – пояснил Уамас.

– Ну это я понял, – сказал Аким, – То есть вы умеете распределять цели, не договариваясь заранее.

– А мы как раз не умеем, – сказал Иелетеле, – Мы живем за Синим кряжем, это на севере, где гора Киньдора, туда птица почти не залетает. Ну и мы охотимся на крупного зверя.

– Вот как, – сказал Васька, – Значит у вас нет того дара, что у всех остальных Цапель?

– Дар у нас есть, только он у нас по-другому проявляется. Мы все трое всегда бьем в одну и ту же цель!

– Ну, а по очереди вы можете стрелять? – решил уточнить Макарка.

– По очереди можем, но стрелковая полусотня должна давать одновременный залп.

– К счастью, у нас тут других стрелков кроме вас нету, и здесь вы ничего не должны. Да, Вася?

– Я тоже так думаю, – согласился Васька, – Завтра посмотрим, как вы стреляете.

Однако до отхода ко сну им пришлось принимать к себе еще двоих новобранцев. Один, высокий, из племени лося, второй, маленький, из мышиного народа. Большого звали Варашар, а маленького – Киркуатек. Парни решили, что труднопроизносимых имен для них на сегодня достаточно, и Аким окрестил новоприбывших Вершком и Коротком соответственно.

В эту ночь Васька впервые за несколько дней ложился спать не на голой земле, а на сухих нарах. Уже засыпая, он подумал о том, как удивительно все получается. Еще сегодня утром он шел с обозом простым новобранцем, а к вечеру стал девяносто первым порядковым номером, десятником замыкающего отделения третьей сотни Куча в роте Вепря!

Глава 10. Академия могии

Ольха сидела за партой одна в пустом пока еще классе кафедры нейтрализации. Все ей здесь было в диковинку и все нравилось. Да хоть бы вот эти парты, – особые столы для письма, к удобству тех немногих, кто мог позволить себе иметь писчую бумагу. Остальным приходится полагаться на собственную память. Чтобы хорошенько осмотреться, она пришла в кабинет раньше всех.

Ее сразу поразил царящий в кабинете густой дух заклятий. По всему видно, нифрила здесь не жалеют. На некоторых партах были видны следы подпалин, и оставалось только гадать, какие заклятия накладывались в этих стенах. Похоже, «наука нейтрализации» изучалась не только в теории, но и на живых примерах. Возле каждой парты стоял ящик с песком, будто это был не учебный класс, а склад горючих материалов. Ольха невольно хмыкнула, она предвкушала, что будет весело.

Дверь класса отворилась, и в помещение ввалился Хухля, первый и пока единственный знакомец Ольхи в Академии, если, конечно, не считать пятиминутного разговора с ректором. Хухля бесцеремонно уселся рядом с Ольхой за одну парту, хотя все остальные были свободны.

– Так ты будешь учиться в нашей группе? – спросил он, – Вот здорово! Хочу посмотреть, на что ты способна.

– А с чего ты решил, что я на что-то способна? – спросила она с подозрением.

– Ха, да про тебя только и разговоров…

Хухля понял, что сболтнул лишнего, смутился и замолк. Ольха уставилась ему в глаза и приподняла бровь, давая понять, что ждет объяснений.

– Ну, все уже знают, что тебе дал протекцию сам князь Верес, – Хухля пожал плечами, – Ну и я не слепой, видел у тебя на запястье волка в короне.

Такого осложнения Ольха совершенно не ожидала. Все ее задачи содержали необходимое условие оставаться незаметной, или, по меньшей мере, не привлекать внимания.

– А что еще говорят? – спросила она.

– Некоторые думают, что ты высокородная княжна, но большинство считает, что ты скорее всего состоишь у князя на службе, а туда попадают только люди с особыми способностями.

– И ты тоже так считаешь? – высказала она довольно резко, будто бы такое предположение ее обидело, – Вот что, Хухля. Я на самом деле нареченная княжна. А на службу князь несовершеннолетних не берет, что бы там твои приятели ни говорили.

Ольха умудрилась не соврать, князь действительно не принимал в порученцы до пятнадцати лет, она оказалась редким исключением. Но знать об этом Хухле или еще кому-то в академии совершенно ни к чему. Она уставилась прямо перед собой и замолчала. Разговор не задался, а о чем еще можно заговорить с загадочной княжной Хухля не знал. Его выручила открывшаяся дверь. В класс начали заходить другие студенты, подошло время начала занятия.

Преподаватель нейтрализации Франсуа Семенович, надо отдать ему должное, умел увлекательно подать такой, казалось бы, сухой учебный материал. Он явно гордился тем, что был выходцем со Старшей Сестры и постоянно сыпал неизвестными поговорками и словечками на незнакомом языке. После небольшого введения в теорию предмета, позволившего освежить в памяти студентов прошлогодний курс, Франсуа перешел к вопросам:

– Какие два главных условия мы должны соблюсти, чтобы полностью остановить вражеское заклинание? – спросил он, – Ну, смелее молодые люди.

– Время и меру силы, – подсказал кто-то из класса.

– Совершенно верно. Нужное время и нужная сила позволяют достичь состояния рамсы, то есть равновесия всех сил. Я рад, что за лето вы забыли не все из моих лекций. А как временная задержка ответного действия соотносится с мерой силы?

– Чем позже мы производим ответное усилие, тем меньшая его сила требуется.

– Вот именно! Всякое воплощенное заклятие сразу же начинает терять силу до тех пор, пока полностью не рассеется. А почему нам так важно, чтобы встречные силы были равны? – снова обратился он к классу.

– Если они не уравновесятся, то перейдут в завихрение с непредсказуемыми последствиями.

– Все верно. И горе нам, если этот вихрь окажется над нашими головами! Силы должны быть равны, «камси камса», как говорят французы, или если по-нашему, – «пятьдесят на пятьдесят». А чтобы достичь нужной точности, необходимо выбрать наилучшее время для активации встречного воздействия. Коси коса пока роса! – радостно брякнул Франсуа.

До Ольхи начал доходит смысл непонятной надписи на двери кафедры «камси комса пока рамса». По всей видимости это выражение по мнению автора надписи емко вбирало в себя самую суть теории нейтрализации заклятий.

– Ну, что ж, – сказал Франсуа Семенович, довольно потирая руки, – А теперь перейдем к практике и посмотрим, как вы умеете останавливать заклятия. Проведем небольшой опыт. Готовы?

Студенты на местах задвигались, зашептались, кто-то полез доставать и пробуждать заряженные пятнадчики. Ольха до этого даже не слышала, что заклятия можно останавливать. Ей оставалось только сидеть и наблюдать.

Преподаватель поднял одного из студентов и приказал приготовиться. Едва заметным посылом он с изящной легкостью сотворил приказ и направил на ученика, который либо не смог, либо не успел ничего сделать в ответ. Во всяком случает его останавливающее усилие не сработало, а у него самого появились ослиные уши. Класс грохнул от смеха. Учитель применил наложенный морок, юмор был оценен.

Следующий испытуемый точно так же проворонил заклятие учителя, и прямо перед ним появился его зеркальный двойник. Ученик и его двойник глазели друг на друга как в отражение, раскрыв рот с дурацким видом. Класс ликовал.

Чтобы продолжить опыт учителю пришлось зашикать и замахать руками, утихомиривая учеников. Новый участник представления все-таки успел разрядить ответный выброс, но, по всей видимости, уравновесить силы ему не удалось. В воздухе полыхнуло зеленое нифриловое пламя, и парта незадачливого ученика загорелась. К вящей всеобщей радости пожар тушили всем классом. Хухля же при этом хохотал так самозабвенно, что на свою голову привлек внимание учителя.

– Я вижу, месье Хухля, вас весьма забавляют неудачи ваших товарищей, – вкрадчиво произнес Франсуа. Класс перестал ржать и затих, предвкушая новое развлечение. Хухля же все никак не мог остановиться. Понимая, что ему нужно подняться с места, он делал отчаянные попытки встать, но судороги смеха валили его обратно на парту.

– Да вы не вставайте, Хухля, не вставайте, – Франсуа Семенович подпустил в голос заботливое сочувствие, – Уверен, вы справитесь и так. Готовьтесь!

Хухля так и не успел ничего сделать. Он вдруг обмяк, уронил голову на парту и… засопел в сладком сне. Заклятье усыпления сработало безотказно.

Ольха к тому времени уже разобралась в том, как устроено останавливающее усилие. В нем не было совершенно ничего сложного. Нападающее заклятие гасилось чистой встречной силой. Это было и предельно просто, и в то же время, очень трудно выполнимо. Она вынула из ослабевшей хухлиной руки его пятнадчик и зажала в ладони, вчитываясь в содержимое.