Хроники Нового Вавилона

Людей было трое – лорд Джереми Блейк, его верный валет и блестящий механик Брукс, а также приятель и единомышленник лорда русский дворянин Николай Дурново.

Они покинули Альфа-Вавилон, чтобы в течение нескольких дней вариться в тесном брюхе паука, шагающего по землям старушки Европы.

– Поразительно! – выдохнул, едва обретя дар речи, Николай. – Никакие фотографии не сравнятся…

– О, мой друг, мы с вами сами сделали такие снимки, от которых весь Вавилон будет в восторге, – пообещал Джереми Блейк. – Брукс, поддай-ка пару!

– Слушаюсь, сэр! – радостно отозвался Брукс и потянул за один из рычагов.

В самом нутре паука что-то заклокотало, и он бодрее понесся вперед.

Вавилон они покинули ровно в 7.30 утра, но лишь к вечеру, наконец, вырвались из-под его сени. Теперь он был не над ними – он остался позади. Николай даже испугался в тот момент, когда впервые обернулся назад.

Все, что он знал, осталось там, в Элизиуме наверху. А эта костлявая, закоптелая махина, затмевающая собой небо, такое теперь далекое, была чужой, совсем непонятной. Лес ржавых мачт, похожих на остовы виселиц, а среди этих косточек – гигантские столбы-шахты, пронзающие и Альфа-Вавилон, и Землю.

Последний такой столб, увиденный ими, был давно заброшен и почти насквозь проржавел.

«Непременно сообщить инженерам, когда вернемся! – отметил Николай. – Нельзя это так оставлять». И лишь затем он вспомнил, что нет в этом деле никакой срочности – одна колонна для такого колосса это лишь винтик.

Итак, они оставили Альфа-Вавилон позади и двигались теперь на Север по пустошам, некогда бывшим полями сражений, по высохшим ядовитым болотам.

На следующий день в три часа пополудни они вошли в пустой Париж. Остановившись на одной из его площадей, «паук» затих – впервые после отбытия. Тогда люди услышали ветер.

В Вавилоне, с его заслонками, барьерами, вентиляцией, ветер метался лишь по самой окраине, да и там вел себя неприметно. Но здесь…

Да, если бы Земля была жива, то прохожие должны были бы предусмотрительно придерживать свои шляпы. Облака мелкой пыли неслись мимо вездехода, как привидения. В стенах полуразрушенных домов, в узких улочках слышался тихий, угасающий стон.

– Ветер воет! – восторженно прошептал Николай.

– Так пойдем, встретимся с ним! – предложил Джереми.

Все трое перебрались из своих кресел в верхний отсек, тесный и служивший одновременно и кладовкой, и спальней, и столовой. В центре отсека стоял небольшой круглый стол с тремя табуретками, а вокруг, изголовьями к стенам, находились три узких походных кровати. Над ними на крючьях висели защитные костюмы для выхода на поверхность: длинные, прорезиненные двубортные плащи, фуражки с плотным, широким козырьком, очки-окуляры и респираторы.

Облачившись в эти латы новой эпохи, путешественники стали по одному выбираться в последний отсек (крохотный тамбур, где можно было уместиться только сидя) и лишь затем – наружу. Последним на спину «паука» вылез Брукс. С собой он притащил два саквояжа разного размера.

Откинув лестницу, люди спустились, наконец, на Землю. В первую секунду у Николая закружилась голова и похолодели ноги – ему не верилось, что под подошвами тяжелых ботинок не полая оболочка с сотами жилых этажей, а настоящая плоть небесной сферы.

«Земля… – подумалось Николаю. Он вдруг присел на корточки и погладил затянутой в перчатку рукой темный, пыльный булыжник. – Мостовая Парижа… Возможно, никто не ступал по ней со времени Переселения. Или с ночи, когда все живое здесь, на берегах Сены оказалось выжжено германской авиацией…»

– Николас, друг мой! – окликнул его Джереми. – Идите же сюда – надо запечатлеть сей замечательный момент!

Николай подошел к нему и к Бруксу, который в эту минуту как раз открывал принесенные саквояжи. Из того, что был поменьше, он извлек, к изумлению Николая, бутыль шампанского и коробку с двумя бокалами.

– Шампанское?! Но мы ведь все равно не сможем… – Николай указал на свой респиратор.

Джереми махнул рукой.

– Важен сам ритуал, а нам совершенно ни к чему дурманить свой разум алкоголем. Мы в Париже, друг мой – в Париже, чёрт побери!

Тем временем, Брукс достал из второго саквояжа, побольше, фотокамеру, а с ней – набор сверхмощных ламп, недавно заменивших собою обычные пороховые вспышки. Хотя, хватало такой лампы на один снимок, зато получался он более четким. К тому же, лампы были незаменимы в условиях, где любая искра была нежелательна – например, во всё еще насыщенной ядовитыми газами атмосфере Земли.

Путешественники встали на фоне самого живописно разрушенного фасада на площади, и Брукс запечатлел на фотопластинах торжественное открытие бутылки шампанского, а затем – обоих господ с бокалами в руках.

Игристое вино они затем просто вылили на землю, – будто совершая ритуальное возлияние предкам и богине Гее – а бокалы от души разбили вдребезги. Початую бутылку оставили на ступенях парадной.

Николай вышел на середину площади и еще раз огляделся кругом. В полуразрушенной мансарде одного из домов ему вдруг почудилось движение. Затаив дыхание, он протер окуляры очков и подошел ближе к дому, но движущимся объектом оказалась истерзанная ветром, грязная занавеска, каким-то чудом удержавшаяся на сломанной раме окна.

2. На берегу

Поджав лапы, «паук» отдыхал на берегу Ла-Манша. Наверное, в сотне метров от него дремал в тумане проржавевший остов гигантского танка-вездехода, будто Левиафан, выползший погреться на берегу.

Наступала последняя ночь перед возвращением в Альфа-Вавилон.

Породистый русский дворянин, истинный английский джентльмен и простой добряк-механик сидели за круглым столом в жилом отсеке вездехода и, вкушая скромный походный ужин, делились впечатлениями от проведенных на Земле дней. Джереми Блейк уже строил планы на будущее – как они усовершенствуют вездеход и в следующий раз переберутся через пролив на Альбион.

– Лелею мечту, – признавался он, – побывать в фамильном поместье. Увидеть настоящее, старинное кладбище, а не стеллажи с урнами.

Брукс закивал:

– Если в Англии такие же туманы, как мы видели тут, все кладбища сейчас выглядят краше прежнего.

Николаю вспомнились иллюстрации к готическим романам и пейзажи с покосившимися, замшелыми надгробиями. Старое кладбище, где век за веком находили покой представители одного древнего рода… Хотя, теперь вся Земля представляла собою колоссальное кладбище.

Николай даже вздрогнул. Вся Земля – это значит до последнего островка с тремя папуасами и одной пальмой.

Воевали Европа, Азия, Япония, за ними – Китай и Соединенные Штаты. Повоевали, потравились и, как тараканы, поползли на Альфа-Вавилон. А эти три папуаса – может, так и сидят вокруг своей пальмы? Разве что кашляют почаще. А что если?..

Тут Николаю пришла на ум и вовсе крамольная мысль – что если и тут еще кто-то живет? Да, казалось бы, все знают, что вода и воздух Европы отравлены. Но не могла же ненависть, разлившаяся по Северному полушарию, отравить всю оставшуюся Землю! Это ведь невозможно. Мир слишком велик, слишком сложен…

Что если кто-то сумел тут выжить, приспособиться? Или, положим, не прямо здесь, а в той же Австралии, на островах Океании, на Огненной Земле или в глухой тайге, в Сибири.

«Нет, полно! Полно! – одернул себя Николай. – Разве мы бы тогда о них не знали? Даже если бы власти и скрывали, то люди бы узнали рано или поздно».

Но как Николай ни успокаивал себя, навязчивая мысль о возможности жизни на Земле никак не шла у него из головы.

Спать ему уже совершенно не хотелось, и он с охотой согласился дежурить первым (каждую ночь они бодрствовали по очереди на случай возможных непредвиденных обстоятельств). Однако, стоило Джереми Блейку и Бруксу уснуть, Николай едва не пожалел о своем выборе: теперь его начало глодать желание взять да и проверить, выйти во внешний мир без защитного костюма.

Ко всему прочему, еще и крышка верхнего люка была проложена резиной, при желании ее можно было открыть практически бесшумно.

Надеясь отогнать странные, почти бредовые мысли, Николай стал прохаживаться вокруг стола, но, проходя мимо спящих спутников, видел, что сон их безмятежен и крепок.

Николай спустился в брюхо «паука» (А что такого? Он решил проверить, все ли в порядке в отсеке управления…). Первым ему попался на глаза наружный термометр: он показывал +18 по Цельсию. На берегу Ла-Манша стоял теплый вечер. Нет, преодолеть дьявольское наваждение было решительно невозможно! Николай вернулся в жилой отсек. Там он тихо достал из аптечки целое полотнище марли и смочил его водой из графина, гнездившегося в лунке в центре стола. Затем отстегнул от фуражки и надел защитные очки. Эксперимент экспериментом, а рисковать зрением он не собирался.

Закончив приготовления и чувствуя себя совершенным безумцем, Николай взобрался по лесенке к самому люку и стал медленно поворачивать ручку клапана.

Перебравшись в тамбур, Николай закрыл за собой крышку люка и выждал с минуту. Наконец, стараясь не раздумывать, он приложил марлю к лицу и открыл верхний люк, ведущий наружу.

Тепло.

Так, что-то он позабыл.

Ах да, дышать!

Убедившись, что влажная марля плотно прилегает к лицу, Николай сделал вдох. Медленно выдохнул, а затем вдохнул. Да, теперь он ощущал горьковатый запах паров и пыли, но дышать мог! На радостях он попытался сделать неглубокий вдох без марли, но его горло тут же перехватило, а легкие сдавило приступом кашля. Снова прижав к лицу марлю, Николай немного отдышался и вернулся в вездеход. Тут же достал из шкафчика флягу с коньяком, нацедил половину ее серебряной крышечки и залпом выпил.

Его утомленные спутники спали и ничего не слышали. С одной стороны, хорошо, что никто не задавал вопросов, не говорил, какой он сумасшедший, но с другой – он остался один на один со своей безумной вылазкой.

3. Старые планы

Наутро, за завтраком Николай между делом поведал спутникам о своей вылазке.

– Осмелюсь спросить, сэр, в своем ли вы были уме? – покачал головой Брукс.

– В каком своем уме? – махнул рукой Джереми. – Он же русский! И все же, Николас, нельзя было так рисковать. Неужели ты плохо учился в школе и не запомнил, что воздух Земли – ядовит?

– Захотел проверить сам. И потом – мне показалось, что это я не вполне приспособлен…

– Бежавших с заводов рабочих очень скоро находят в пустынях под Вавилоном. И если верить патологоанатомам, умирают они довольно мучительной смертью. Но скажи мне, что было бы, если бы ты потерял сознание и остался лежать в тамбуре? Как бы мы с Бруксом смогли выбраться и забрать тебя?

Николай сник. Наконец-то до него дошел весь подлинный ужас его затеи. Как он мог так рисковать своей жизнью и безопасностью товарищей?

Однако Джереми продолжил:

– И все же, на приеме в честь нашего возвращения обязательно расскажи об этом. Такой опыт любопытен настолько же, насколько и безумен.

В последние часы их путешествия, когда казалось, что они уже почти были дома, вдруг произошло непредвиденное.

Пыльный холм, по которому взбирался «паук», оказался заметенной песком и прахом крышей какого-то ветхого строения. Крыша, разумеется, рухнула, и «паук» повалился на бок, окруженный взметнувшейся черной тучей. Раздался неприятный хруст и жалобное скрипение.

Через несколько минут, поняв, что сами они в порядке, путешественники решились вновь надеть защитные костюмы и выйти наружу. К общему ужасу, оказалось, что у «паука» сломана одна из шести его ног. Да и повалился он крайне неудачно – так, что без помощи подъемников или, по крайней мере, десятка крепких мужчин, вряд ли смог бы теперь подняться.

Какое-то время все трое стояли и с горечью и совершенным бессилием взирали на своего искалеченного монстра. Им ничего не оставалось, кроме как продолжить путь своим ходом. Конечно, о том чтобы в назначенный срок достичь нужного подъемника, не могло быть и речи – надо было хотя бы подняться на Вавилон до темноты. К счастью, они уже находились под жилой частью полиса, и главной целью становились поиски действующего подъемника, предназначенного для остановки на поверхности Земли.

С собой взяли только необходимое: фляги с водой, фонарь, карты и фотопластины в герметичном ящике.

– За остальным, может быть, вернемся в следующий раз, – вздохнул Джереми, запирая вездеход.

Судя по имевшимся у них сведениям, ближайший подходящий им подъемник находился более чем в десяти километрах от места аварии. Успеть надо было до заката, и мешкать не стоило, тем более что под Вавилоном и без того было сумрачно круглые сутки.

Николаю казалось, что они, как дети, идут по огромному чердаку – по ровному пыльному полу, на котором взрослые строители позабыли всяческие мусор и ветошь.

Цель своего пути они заметили задолго до того, как достигли ее. Подъемник с выходом на поверхность имелся при угольном заводе. Вентиляция завода была проведена не только наверх, но и вниз, под днище полиса: клубы пара и дыма, окрашенные отблесками пламени, манили лучше любого путеводного маяка.

Колонна подъемника была в обхвате шире древнего баобаба. Дверца, ведущая внутрь, проржавела и оказалась на треть занесена песком, из-за кромки бархана выглядывал тонко вычеканенный герб Нового Вавилона, который использовался еще при стройке – грузы, отмеченные этим гербом, были неприкосновенны, их кража или порча карались с особой жестокостью. Две шестеренки – маленькая, прицепившаяся к большой, скрывающей в себе слившиеся, словно в поцелуе, лики Луны и Солнца – стали когда-то символами нового мира и новой жизни…

Снаружи открыть дверь, разумеется, было невозможно, так что Джереми поднял с земли крупный камень и стал ритмично стучать по стальной стене. Стук раздавался внутри колонны гулким эхом, и вскоре, будто в ответ на него, сверху послышался скрежет механизмов. Ошибки быть не могло – с Вавилона за ними спускались люди.

Наконец, скрежет прекратился – подъемник замер на уровне поверхности – и дверь открылась. Открылась, чтобы затем мгновенно захлопнуться, едва впустив троих путешественников.

Рабочие, пара здоровых ребят, смотрели на них, как на привидений, и в первые мгновения даже не знали, что сказать. Правда, то, что под респираторами оказались обычные человеческие лица, их немного успокоило.

– Я – лорд Джереми Блейк, – кратко представился Джереми. – Со мной мои спутники – Николай Дурново и Джонатан Брукс, мой механик. Мы совершали путешествие на вездеходе, но он, к сожалению, вышел из строя. Так что ваш подъемник – наш единственный путь домой. Благодарю вас, господа.

Рабочие, похоже, не поняли и половины того, что им сказали (в Нижнем городе, в отличие от Верхнего, народ все еще говорил на разных языках), но двух господ и их механика наверх отвезли. Вопросы задавать не решались.

Поднимаясь к пятнышку багрового света по темной шахте, Николай стянул с головы фуражку и вздохнул:

– Ну, почти дома.

Как оказалось, он жестоко ошибался.

Из одного завода они попали в другой, затем – в следующий. Тут Джереми Блейк впервые недоуменно тряхнул головой – судя по картам Вавилона, что имелись у него, здесь должны были начаться жилые кварталы рабочих. Но там, где по бумагам значилась зона отдыха с искусственной лужайкой, стояла закоптелая проходная.

– Ничего не понимаю. Точнее этих планов в Вавилоне нету! Почти полная копия планов Эдварда МакКлелана с внесенными им же корректировками.

Поскольку друзья лорда Блейка ждали их в совершенно ином месте, надо было, если не добраться до них как можно скорее, то хотя бы сообщить о сложившемся положении. Когда они отправились на поиски телефонного аппарата, на заводах начался пересменок – после дневной смены наступала ночная. Бесконечные коридоры, ведущие неведомо куда, наполнились невероятным количеством народа. Заплутавшим путешественникам не оставалось ничего другого, кроме как встать на высокий выступ у самой стены и ждать, пока людской поток иссякнет. А поток этот в какой-то момент показался вовсе бесконечным… Здесь, в Нижнем городе вообще было очень скудное освещение. Электрические лампы имелись только в нескольких виденных цехах, в основном же помещения освещались при помощи газа, а кое-где и вовсе – масляных фонарей. Здесь, в переходе добрая половина таких фонарей погасла или разбилась, уступив место привычной для рабочего люда темноте, и толпа людей двигалась однородной массой от одной светлой прорехи до другой. Затем все закончилось, и путники отправились на поиски управляющего хотя бы одного завода. Однако дальше надзирателей они пробиться не смогли, да и те, похоже, вовсе не понимали, с кем говорят, и чего странным господам надо.

Когда же они в третий раз наткнулись на крайне нелюбезного надзирателя, Николай понял – заблудились. Тут уже никакие карты и планы не могли помочь. Связи с Верхним городом у них не было, а точной дороги туда не знал ни один из окружавших их жителей подземелий – на слишком большой глубине они находились.

Наконец, когда время перевалило уже за полночь, они вышли к тоннелю, по которому пролегала железная дорога. На платформе толпились рабочие, ожидавшие поезда.

– Доберемся ли мы по этой дороге к выходу из Нижнего города? – поспешил спросить Джереми.

– Доберетесь, – отвечали рабочие. – Если до конца доедете.

Решив, что альтернативы все равно нет, путешественники сели в подошедший поезд вместе с рабочими. Скамьи были жесткими, вместо стекол в окнах – деревянные решетки, зато и проезд оказался бесплатным.

– Откровенно говоря, я чувствую себя бесконечно виноватым за то, что втянул вас в эту авантюру, друг мой, – признался Джереми, когда поезд тронулся.

Николай поморщился.

– Бросьте! Зато мы увидели поистине все сферы мира. Верно, Брукс?

Механик в ответ на это лишь передернул плечами и еще раз опасливо огляделся по сторонам. Он не разделял восторгов Николая и не видел ничего интересного в окружающей их экзотике.

4. Край

Проснулся Николай от яркого света. Вначале он решил, что просто видит следующий сон – поезд стоял у платформы, залитой солнечным светом. В вагоне, кроме него и его спутников, не оставалось никого.

– Что ж… Нам не соврали хотя бы насчет того, что из Нижнего города так можно выбраться, – слегка раздосадовано произнес Джереми Блейк.

– Где мы? – спросил Николай.

– Мы на краю Вавилона. Перед нами – промышленное полотно Транссибирского тоннеля. Зато отсюда мы можем выбраться наверх, к Транспортному узлу. Идемте, пока нас не повезли обратно в адское пекло.

Все трое вышли из вагона и, не успели они дойти до конца платформы, как поезд действительно дал задний ход и вновь скрылся в тоннеле. Пройдя по открытой галерее, состоявшей, казалось, из сплошной, скрученной в трубу решетки, нависавшей над земным смогом, усталые путники попали на средний уровень, в промышленное депо.

Тут все выглядело уже более привычно и пристойно – все-таки сюда время от времени спускались деловые люди из Верхнего города. Под уже ставшими привычными изумленными взглядами путешественники прошли в административное здание. Имевшийся в тамошнем холле (и в общем доступе!) телефонный аппарат показался им и божественным даром, и вершиной развития цивилизации. Никого не спрашивая, Джереми тут же кинулся к нему, сорвал трубку и принялся взывать к телефонному узлу. Брукс, видя, что дела налаживаются, остался у дверей покурить вместе с компанией грузчиков.

Николай, таким образом, оказался в одиночестве. Он прошелся по холлу, разглядывая окружающую обстановку. Проходящим мимо него людям он просто улыбался – ну не объяснять же всем и каждому, кто он, откуда и почему так одет.

И вдруг ему улыбнулись в ответ. Вернее, даже не ему лично – он просто встретился взглядом с человеком, который так же, как и он, дежурно всем улыбался. Этим человеком оказался совсем молодой юноша в очень опрятном костюме, пальто и блестящем цилиндре. Он как раз выходил из дверей вокзального медицинского кабинета. На вид ему было не больше двадцати, нижняя губа то ли растрескалась, то ли была искусана совершенно по-детски, а на лбу у правого виска от брови до светлой шевелюры белел грубый шрам.

– Извините, мсье, – пролепетал юноша, едва не налетев на Николая. Все так же, с улыбкой, но теперь немного виноватой.

– О, право, ничего страшного! – ответил Николай. Он мог бы просто вежливо кивнуть, но, распознав в юноше жителя Верхнего города, отчего-то захотел завести с ним разговор. – Николай Дурново, – представился он.

– Чарльз Беккер, – с охотой представился юноша в ответ. – Но, позвольте спросить, какими же судьбами вы оказались здесь? Да еще в таком причудливом облачении.

– Боюсь, вы не поверите!

– Если расскажете, то, может быть, и поверю.

– Мы с друзьями спускались на поверхность Земли.

– Невероятно! Мсье, неужели вы не шутите?

– Нет. Сами в этом убедитесь, когда все газеты опубликуют наши снимки. Сделанные в Париже – в Париже! Представляете?

– Бог ты мой! Это, должно быть, было незабываемо.

– Ни на что не похоже. Ну а вы – что делаете на этом вокзале? Сопровождаете ценный груз?

– Нет. Я делал прививки некоторым рабочим. В Нижнем городе, знаете ли, столько различных заболеваний.

– Воображаю. Так вы – врач?

– Да. Ах нет, простите! Простите. Что я такое говорю? Я фельдшер! Я служу при вавилонской Академии наук. В общем-то, почти врач.

– Часто бываете в Нижнем городе с профессиональными визитами?

– Иногда. Когда во мне есть необходимость. А знаете, я ведь, кажется, о вас слышал…

– Да? Мир Альфа-Вавилона тесен, – развел Николай руками.

Тут к ним подошел невероятно довольный Джереми Блейк. Николай представил обоих друг другу и спросил, удалось ли сообщить об аварии и их нынешнем месте пребывания.

– Да, все улажено, – ответил Джереми. – Через каких-то полчаса за нами прибудут. А пока мне дьявольски хочется кофе. Мистер Беккер, где здесь буфет? Только не говорите, что его нет на этом вокзале!

Чарли рассмеялся и любезно объяснил, как пройти к буфету для начальства и гостей из Верхнего города. От предложения присоединиться он отказался, сославшись на неотложные дела, и, пожелав новым знакомым удачи, ушел.

5. Кружево и кровь

На третий день после возвращения в Вавилон, лорд Блейк запланировал торжественный прием с небольшой экспозицией: «Хроники путешествия по Европе». Публике должны были представить снимки, которые путешественники сделали за время пути. Хотели также похвастаться и вездеходом, но, коль скоро тот оказался утерян, пришлось довольствоваться экспериментальным образцом, рассчитанным на одного водителя и без жилого отсека.

Джереми Блейк и Брукс с головой ушли в подготовку. Николай помогал им по мере сил, но непосредственно накануне приема отправился на ужин к князьям Гагариным. Отказать этому семейству у него не было никакой возможности, ибо матушка его имела серьезные виды на брак племянника с младшей дочерью Гагариных – Машей. А Николай не имел ничего против ни этих видов, ни самой Маши. Вот перспектива союза с ее сестрой Ириной заставила бы его задуматься о принятии пострига. Красавица с лазоревыми глазами и коралловыми губками, Ирина Гагарина очаровывала новых друзей, но очень скоро теряла большую их часть.

– Скверная девка, – заметил как-то Николаю по секрету его дядюшка. И Николай не мог не согласиться.

Он в жизни не встречал более расчетливой и себялюбивой натуры, чем княжна Ирина. Ей многие прочили унылую долю старой девы, но ее саму такой исход либо вовсе не тревожил, либо не представлялся возможным.

Около полугода назад в доме Гагариных произошел скандал, так и не вышедший, правда, за его порог. Причиной стала, как всем и каждому было ясно, очередная любовная связь Ирины. С кем – так и осталось тайной. Зато довольно долго ходили слухи, что князь Дмитрий Аполлонович Гагарин, отец Ирины, готов был отречься от дочери и едва не проклял ее. Одному Богу известно, как супруга князя, Ольга Сергеевна, умолила тогда мужа простить Ирину. Та повинилась перед отцом, страсти улеглись, и какое-то время княжна вела себя вполне пристойно… Правда, в последние недели по салонам и страницам желтой прессы вновь поползли ядовитые слухи.

Но, коль скоро Николай не пал жертвой этого ясноглазого чудовища, присутствие Ирины на ужине его мало волновало. Главное, что там он увидится с Машей.

Николай позволил себе явиться с небольшим опозданием, подготовив оправдание, что он-де еще не привык к режиму Вавилона. Впрочем, объяснений у него никто не стал спрашивать – в доме князей Гагариных он считался уже практически зятем.

В трехэтажном особняке, перенесенном когда-то с одной из набережных Петербурга, было, как обычно, по-семейному шумно и уютно. Хозяйка дома, Ольга Сергеевна, первая встретила гостя, едва он вошел в просторную залу.

– Николай Константинович, вот и вы! Ох, как мы все переживали за вас – как вы там в этих дебрях, в этой пустыне! А эти кошмарные слухи о еще неразорвавшихся снарядах!..