скачать книгу бесплатно
Я сидел один в классе, почему-то чувствуя себя дураком.
Ты не пришла на следующий урок. И на следующий за ним тоже.
Хоть я и делал вид, что мне все равно, я был обеспокоен. Что случилось, спросил я у других, почему тебя нет? Кажется, легочная инфекция. Ну, та, от которой кашель и высокая температура. Я боролся с собой, желая послать тебе пожелания выздоровления и одновременно сохранить дистанцию. Я знал, что одноклассники пишут тебе открытки, но не подписал ни одной из них и не написал ничего от себя лично. Через десять дней ты вернулась, бледная, ослабевшая, все еще кашляющая. Ты сильно похудела. Я сделал тебе маленький цветок из глины, раскрасил его в красный цвет и оставил на твоей парте. Я делал это для всех учеников, которые болели. В конце урока ты поблагодарила меня, но не задержалась в классе, как обычно. Почему-то я расстроился.
Ты показалась мне более тихой, чем всегда.
Ты перестала делать бумажных зверей и лепить из глины. Вместо этого ты начала раскрашивать лист за листом в глубокий ровный синий цвет. Затем в оранжевый. Затем в зеленый. Я шутил, что ты стала абстракционистом, но ты не смеялась.
Однажды я остановил тебя в коридоре и спросил, как ты.
Не глядя на меня, ты ответила, что все хорошо.
– Я слышал, что ты болела…
– Мне уже лучше, спасибо.
– Но что-то случилось? – не мог удержаться я от вопроса.
Не поднимая глаз от пола, ты покачала головой.
Я хотел сказать, что ты можешь поговорить со мной, что у тебя есть кто-то, кому можно все рассказать. Что я знаю, что ты живешь с двумя пожилыми людьми и тебе может быть одиноко. Но не стал. Я дежурно похлопал тебя по плечу, и ты пошла дальше.
Странно, но мне не хватало тебя, остающейся в классе после урока, и нашей прямой, состоящей из твоих вопросов болтовни. Мне не хватало твоего пения, твоих цветов, твоих постоянных вопросов, твоего внимания ко всем моим словам, даже к самым незначительным указаниям. Я надеялся, что к концу семестра все это может вернуться. Особенно когда я объявил, что у нас будет выставка всех наших изделий, сделанных за год. Большинство учеников было в восторге, все переговаривались и обсуждали, какие из работ лучше выставить. У некоторых было из чего выбирать. Но ты, казалось, даже не услышала того, что я сказал.
Я пропустил несколько уроков, прежде чем спросить тебя. В тот день ты снова задержалась, правда, не нарочно, а потому, что стопка твоих рисунков упала на пол, разлетевшись, словно листья.
– Ты подумала о том, что…?
Вздрогнув, ты уставилась на меня.
– Что бы ты хотела выставить… На выставке конца года…
Ты казалась невозмутимой. Невыносимо.
– Да…
– Прекрасно. И…?
– Я еще не решила… Я не знаю…
Я было начал предлагать что-то, но остановился. Что я делаю? Это же, несомненно, лучший способ убедить тебя не участвовать.
– Ну… Если тебе понадобится помощь, скажи мне.
Ты кивнула и вышла из комнаты, шаркая ногами.
Но однажды, когда я уже перестал надеяться на то, что ты станешь прежней, ты задержалась в классе после урока. Я сидел за столом, рассматривая какие-то рисунки к нашей выставке.
– Что произошло?
Я озадаченно посмотрел на тебя.
Ты подошла ближе, прижимая к груди стопку книг. Ты так и не набрала свой вес после болезни, и твои щеки остались бледными и впалыми.
– Ты о чем?
Ты показала на рисунки.
– Я пытаюсь подобрать рамки… – начал я.
– Нет, – перебила ты. – Я имею в виду, с вашими руками. Что произошло?
Я понял, но не хотел отвечать. Но ты настаивала.
– Вы сказали, была авария… И вы больше не могли играть на рояле…
– Играть я могу, – ответил я и добавил: – Но только немного…
Ты молча глядела на меня, ожидая объяснений.
Я отложил рисунки.
– Я получил работу в хоре… Прекрасная детская группа… Ангельские голоса и всякое такое… Это не было… – Я рассмеялся. – Мы в основном исполняли гимны, но за это хорошо платили, и я мог оплачивать свои занятия музыкой…
Ты не отрывала от меня глаз. Я не знал, куда смотреть – на тебя или на свои руки. Я отвернулся к окну, в которое падали лучи позднеполуденного солнца, оставляя на полу яркие пятна.
– Мы ехали на концерт в соседний город… Все мы, весь хор, на автобусе… Шел дождь… Наверное, я задремал… Я помню, что проснулся от толчка… Жуткий скрежет… Автобус смяло, как консервную банку… Сиденье перед нами внезапно прижало нас. Если бы я не… не сунул руки между мальчиком, который сидел возле меня, и металлической ручкой, я думаю, его раздавило бы…
– Вы спасли ему жизнь?
– Ну, наверное… Я хочу думать, что да… Но я не знаю.
– И вам переломало кости?
Я кивнул. Некоторым образом я был тебе признателен за стоическое отсутствие эмоций. Большинство взрослых на твоем месте уже начали бы изливать потоки сочувствия, а я никогда не знал, как отвечать на их «Мне так жаль… Так жаль… Это ужасно… Какая трагедия…». Обычно я ограничивался кратким «Спасибо» и погружался в молчание.
– Да, в нескольких местах. – Я поднял левую руку. – Сквозь нее проходит стальной стержень.
– И вы пищите в металлоискателе аэропорта?
Я засмеялся, ты засмеялась, и комната внезапно наполнилась светом.
– Болит?
– Иногда.
И тут ты задала мне вопрос, которого раньше не задавал никто.
– Если бы вы снова оказались в этом автобусе, вы бы стали делать это снова? То, что сделали?
Я ответил не сразу.
– Я бы хотел сказать «да»… Но, честно говоря, я не уверен.
Ты не казалась разочарованной. Ты просто кивнула, словно это был деловой разговор. Я тоже в свою очередь хотел задать тебе несколько вопросов, о тебе, о твоих домашних. Но все это выглядело так, будто тебе на руку присела птичка, клюющая крошки с ладони. Не время делать резкие движения, издавать звуки и пугать ее.
Выходя из класса, ты обернулась.
– Знаете, – сказала ты. – Думаю, вы бы стали.
Скоро наступал конец семестра, и мы начали оформлять выставочный зал. Ты так ничего и не представила. Я был слегка разочарован, но не сильно удивлен. Я даже не мог использовать фразу, которую применял к другим детям: «Как, разве ты не хочешь, чтобы твои родители гордились, увидев твою работу?» Я не был уверен, что твои вообще придут. И не хотел напрягать тебя, говоря: «Бабушка с дедушкой». Не знаю почему, но я чувствовал, что в твоей семье сложная ситуация. Ну, или я так к ней относился.
Когда работы расставлялись, ты слонялась вокруг.
Думая, что ты этого ожидаешь, я не стал спрашивать, где твоя работа. Я спросил, что ты об этом думаешь.
– О чем?
– Обо всем этом… – Я обвел рукой зал, наполненный картинами, рисунками, скульптурами.
– Я хочу посмотреть, как будет, когда все закончат.
И больше мне не удалось извлечь из тебя ни слова. Но я видел, что ты внимательно наблюдаешь, как все расставляется по местам. Тогда у меня даже не было времени спросить, зачем и почему. Это было первое большое событие для меня, оно должно было стать впечатляющим и иметь значение… Ну, какое-то.
В тот вечер я ушел поздно, когда все детские работы были расставлены. Мне казалось, что все получилось довольно красиво. Жаль, что ты не стала в этом участвовать. Я подумал было поставить в уголке несколько бумажных фигурок, которые ты подарила мне, но удержался. Это твой выбор, и я должен его уважать. Очевидно, ты не чувствовала себя настолько частью класса, чтобы тебе хотелось участвовать в выставке.
На следующий день я пришел в школу рано и сразу отправился в зал. Но кто-то успел прийти туда раньше меня. Об этом мне сообщил школьный охранник.
– Одна из учениц, – сказал он. – Она сказала, вы ей разрешили… Дали специальное разрешение… Что-то там поставить. У нее с собой было полно барахла…
– В смысле? – Меня охватила паника. – Какая ученица? Что у нее было?
Он пожал плечами, явно не понимая моего беспокойства:
– Ножницы… бумага… всякое такое…
– Я никому не разрешал ничего делать.
Наконец, он тоже начал слегка беспокоиться:
– Не разрешали?
Я покачал головой.
Он завозился с дверью, отпирая и распахивая ее. Мы быстро пошли вдоль коридора.
В моей голове уже представали сплошные руины. Рисунки, вырванные из рам, разорванные и разрезанные на кусочки. Порванные холсты, разбитые на куски и раскиданные скульптуры. Я еле сдерживал ярость. Кто мог все это сделать? И зачем? На какую-то секунду я подумал о тебе, но заставил себя выбросить это из головы. Почему я вообще подумал о тебе в первую очередь? Может быть, из-за твоей мрачности, одиночества, частой смены настроений? Но ты не все время была такой. И никогда не казалась мне злобной. Хотя кто знает? Дети могут быть очень странными. Я попытался выкинуть это из головы до того, пока мы не войдем в зал. Мы с охранником молчали.
Я вошел. Все было на местах, точно так же как я оставил предыдущим вечером. Ничего не было разбито или сдвинуто с места. Никто ничего не касался.
– Все в порядке? – спросил охранник.
Я кивнул.
– Ну, слава богу.
И тут я увидел. То, ради чего ты приходила с утра пораньше.
На двери, ведущей из зала, с дальней стороны комнаты, была белая занавесь.
Я не мог сказать, что это, ткань или ленты, пока не подошел ближе.
Бумажные журавли. Нить за нитью. Я осторожно коснулся их, и они зашуршали у меня под рукой. Чисто белые. Ровные и одинаковые. Сделанные с индустриальной точностью.
Их была тысяча. Я знал это, не считая.
Говорят, если сложить тысячу журавликов, твое желание исполнится.
Хотел бы я знать, что же ты загадала.
Я так надеюсь, что у тебя все сбудется.
Мясник
Я люблю тебя. И я едва тебя не ударил.
Ты забилась в угол, крича на меня, и я поднял руку. Я до сих пор вижу, как у тебя расширились глаза, а рот приоткрылся в немую «О», словно все слова замерли в горле от удивления. И страха.
Тот вечер начинался совсем не так. Нет, у нас все начиналось не так.
Я помню, как тогда, несколько лет назад, увидел тебя у костра в новогоднюю ночь. Все было светящимся и теплым, озаренным отсветом пламени. Я скручивал сигарету, и ты встретилась со мной взглядом. Потом был миллион других взглядов искоса, улыбка-другая, смех. Все постоянно менялись местами, вставая долить себе выпивки, сходить в туалет, найти сигареты и спички. В какой-то момент оказалось, что мы сидим рядом. Я протянул тебе сигарету, и ты осторожно затянулась, выпуская большую часть дыма изо рта. Мне так хотелось сказать что-то умное или хотя бы смешное, типа цитаты из книги, чтобы, как бы у нас потом ни сложилось, всерьез или нет, у нас всегда оставалось бы это начало. Но вместо этого, забирая у тебя сигарету, я тупо спросил:
– Ничего так, да?
И в одну секунду все стало зыбким.
Ты была старше меня.
Я только поступил в университет, а ты была на последнем курсе.
– Пожалуйста, не спрашивай: «Что дальше?..»
Я как раз собирался, но возразил, что даже и не думал, и вместо этого заговорил о погоде. Что-то страшно важное на тему того, как похолодало. Ты не ответила.
Черт. У меня получался какой-то ужасно банальный разговор. Но я нервничал из-за тебя. Даже при том, что мы только что встретились, я чувствовал, что мне надо казаться лучше, чем я есть и чем всегда был. Подарочной версией себя, более яркой, какой-то блистательной. Много позже я буду объяснять себе это чем-то более простым. Ты вызывала у меня трепет. Словно была редкой птицей, случайно залетевшей в мой сад. Это прозвучит глупо, но тогда одно то, что ты можешь выбрать меня, казалось невероятной привилегией. Я никогда так не радовался, что уехал из дома, из городка на востоке страны, и перебрался в столицу, город, где не было реки. У меня всегда было ощущение, что здесь все гораздо больше, что все оно движется в безумных ритмах и что здесь встречаются люди вроде тебя. Тем вечером я сидел возле тебя, курил сигарету за сигаретой, и мой восторг вздымался до небес. Так вот как оно бывает, думал я, когда путешественник достигает цели своего похода. Ты – неизведанный континент. Страна, которой нет на карте. А для меня, некоторым образом, целый мир.
Тем вечером у костра начался разговор.