скачать книгу бесплатно
Почему старики всегда мешают жить молодым? Новое поколение должно мягко сменять старое, как после выхода новой операционной системы уходят в прошлое предыдущие. Жаль, что их – Азатгуль, дядю Витю, мать и им подобных – нельзя стереть с винчестера планеты Земля.
Жаль, что их нельзя раздавить, как тараканов.
Жара и влага пропитали комнату. Простыня липла к коже. Спасаясь от духоты, он повернулся на спину, спихнув ногой одеяло. Все равно было душно. Температура?.. Могло продуть, пока шел еще разгоряченный от Вики. Костя помнил, что градусник лежит на верхней полке в боковой секции шкафа, подле кровати. Рядом с баночкой шипучих «Упса» и другими таблетками. Но, может, дело не в температуре? Может, он просто переутомился, не выспался, да и нервы ведь не железные.
Костя попробовал отвлечься, вспомнить сегодняшнее свидание, Вику. Ее ласки… У него с первого раза толком ничего не вышло – слишком долго вся его половая жизнь сводилась к мимолетным передергиваниям шкурки под одеялом. Так что девушке пришлось помогать. Сейчас ее помощь ему тоже не помешала бы, но перед глазами вместо блондинки с маленьким, упруго выпирающим под юбкой задом внезапно нарисовалась мать, непотребно пьяная и голая.
Свесив меж целлюлитных бедер многочисленные жировые складки, Елена Николаевна Пургина гниющей дохлой медузой растеклась на столике перед кроватью. Открывала и захлопывала гигантскую пасть, и изо рта с протяжным шелестом — ссскырсссссск – выскакивала, как из принтера, бумага. Потом мать сыто рыгнула и превратилась в Азатгуль, лицо которой снежило помехами, как кинескоп старого «Рубина». Пару секунд спустя помехи исчезли, на экране, то есть прямо на лице казашки, возник Виктор Палыч, в классических трениках и майке дающий интервью для «ТВ-3». Дядя Витя жевал гречку и рассказывал что-то про санитарно-эпидемиологическую ситуацию в Митино. И мял в мозолистой ладони бумагу – ту самую, которой блевала мать.
Косте было что сказать дяде Вите о соблюдении чистоты и порядка в их доме. Он хотел попросить – нет, потребовать! – чтобы тот больше не оставлял открытым кран, потому что в прошлый раз на обоях проступили темные сырые пятна, которые затем, засохнув, вздулись уродливыми пузырями. От этой сырости, а еще от жары, хотел сказать Костя, в доме могут завестись большие черные таракандары. Зулмат какие голодные. Еще он был готов умолять, пасть перед столиком на колени и молить, молить со слезами на глазах, только бы дядя Витя прекратил мять и царапать бумагу, потому что тихое шелестящее скырск-скырск сводило с ума.
Или нет, ничего в руках у соседа не было. На самом деле бывший слесарь выполз из телевизора и, проникнув в спальню к Косте, вскарабкался на шкаф. С трудом пропихнул свое грузное тело в узкую нишу под потолком и сосредоточенно скреб отставшие от стены обои.
Скырск, скырск. Скырск, скырск, скырск. Пауза… Скырск-скырск, дядя Витя, смешно дрыгая пятками, заполз в угол и, скырск-скырск-скрылся из вида.
Надо его найти, скырск-скырск. Хотя он, скырск, может, скырск, и подождать, скырск-скырск-скырск.
Костя не хотел слушать эти мерзкие звуки. И видеть мерзкого дядю Витю тоже не хотел. Это, в конце концов, его сон, а не чей-то еще. Стоило подумать об этом, как назойливый сосед исчез. Последним, кого Костя увидел во сне, был его отец. Не отчим, родной. Верный напарник по играм и рыбалке, старший товарищ во всем, что касалось компьютерных прибамбасов. Именно отец подарил Костику его первую игровую приставку, «Денди», а до нее древний БК, понимающий компьютерный язык «бейсик». Теперь отец лежал в сосновом гробу, покрытый саваном, как будто запорошенный снегом по плечи, и держал в сложенных на груди руках простое деревянное распятие. За изголовьем гроба стояла крышка – словно долговязый солдат в коричневой шинели, лениво прислонясь к стене, ждал приказа вступить в бой. Комната, в которой маленький Костик угадал сени родной хаты, источала холод и мрак. Сладко пахло подгнившим сеном и плесенью.
Но это же сон. Разве сны пахнут?..
Отец медленно повернул голову и посмотрел ему прямо в глаза.
«Поди-ка сюда, сынка», – сказал отец, и его густые черные усы зашевелились
как тараканы
…Маленький Костик робко шагнул вперед. В нем боролись два чувства: желание обнять папу и страх, что тот схватит его за плечи своими большими руками и затащит в гроб.
«Поцелуй батю в щечку», – тень пала на бледное худое лицо, глаза папы стали черными
как тараканы
…Костик приподнялся на цыпочках, чтобы прижать губы к сухой и холодной папиной щеке. Отцовские усы неприятно кольнули кожу: «Сынка, скырск-скырск».
Тут Костя вспомнил, что отец уже давно мертв, и что сам он сейчас находится за многие километры от дома, в съемной квартире в Митино. Он сейчас спит…
И У НЕГО ПО ЛИЦУ ПОЛЗЕТ ТАРАКАН.
5
Вскрикнув, Костя вскочил с кровати и метнулся к стене. Хлопнул ладонью по выключателю. Электрический скальпель полоснул зрачки, перед глазами замельтешили черные точки. Косте на миг почудилось, будто это десятки, сотни тараканов разбегаются по углам комнаты. Он ощущал прикосновения мерзких щетинистых лапок повсюду: на животе, груди, шее, щеках. И ему все еще было щекотно.
Некоторое время он тер и отряхивал свое голое тело, пока не почувствовал шевеление (скырск) в волосах на черепе. А когда запустил туда пятерню, что-то, что копошилось (скырск-скырск) там, больно ужалило, впилось в натянутую тонкую кожу между указательным и большим пальцами. Заорав, Костя отшвырнул насекомое в сторону шкафа. Издав щелчок, с каким трескается сухая ветка, оно ударило по гладкой зеркальной поверхности и свалилось на пол.
Эта тварь хотела залезть тебе в рот.
Костя посмотрел на свое отражение. Белки глаз покраснели.
Она могла попасть тебе НА ЯЗЫК.
Открыл рот.
Ты мог ее ПРОГЛОТИТЬ.
Во рту было пусто.
ОНА УКУСИЛА ТЕБЯ!
Взглянул на руку и увидел на тыльной стороне ладони алую каплю. Невероятно! Его ни разу в жизни не кусали тараканы, и он никогда даже не слышал о таком, чтобы тараканы вообще кого-либо кусали до крови. Но жгучая боль, распространяющаяся по кисти вокруг укуса, прямо сейчас, в этот самый момент, опровергала весь его предыдущий жизненный опыт, связанный с мерзопакостными насекомыми.
«Рану стоит обработать», – подумал он.
Черт с ней! Дело ведь совсем в другом, не так ли?
Внутренний голос не унимался.
Если ты не найдешь таракана, то уже не сможешь сегодня уснуть. Возможно, никогда уже больше не сможешь нормально спать, зная, что, стоит прикрыть веки, мерзкая гадина вылезет из своего укрытия и заберется – теперь уж ТОЧНО заберется! – тебе в рот, ноздрю или ушную раковину. И будет ползать там, скребя твои внутренности щетинистыми лапками, трясь лоснящимися бочками, щекоча отвратительными усиками…
СЫНКА, СКЫРСК-СКЫРСК!
По спине побежали мурашки.
Костя осмотрелся. Насекомое куда-то уползло, скрылось, а ему, он знал, было жизненно важно, просто необходимо отыскать и уничтожить эту тварь. Тем более в комнате могли найтись и другие, ведь тараканы редко ползают поодиночке. Сваленное на пол одеяло цеплялось за кровать, как утопающий за борт спасательной шлюпки. Так же остатки здравого смысла Кости цеплялись сейчас за детали обстановки, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью. Шкаф, столик, компьютер, занавеска, кровать…
Одеяло упало, издав тихий шорох: ссскырссск…
Костя побросал сверху подушки. Сорвал простыню, с почти благоговейным трепетом ожидая обнаружить под ней ощетинившуюся усиками и ножками мразь. Или с десяток-другой ей подобных.
На голом матраце желтели пятна – засохшие следы долгих холостяцких ночей, чуть более заметные, чем стертые мозоли на внутренней стороне его правой ладони. Свалявшиеся шерстяные катышки неизвестного происхождения. Несколько хлебных крошек, мумифицированный мушиный трупик… Никаких таракандаров. Вообще никакой поганой живности. Костя приподнял матрац, но и под ним не нашел ничего, что могло бы перебирать лапками и скрестись о ткань, издавая мерзкие звуки.
Сынка, скырск-скырск.
Он застыл, недоуменно озираясь. Что это? Показалось?.. У него начались эти, как их, слуховые галлюцинации? Может, он уж в конец рехнулся? Вот Вика-то обрадуется!.. Способен ли тараканий укус повредить мозги?..
Скырск? – в этом было что-то издевательско-вопросительное. Словно то, что издавало эти шорохи, вежливо пыталось уточнить, все ли верно Костя расслышал с первого раза.
«Откуда? Шкаф?..»
Скырск-скырск-скырск! – из сваленного на пол белья. В складках под тонкой тканью копошилось что-то темное. Он босой ступней отбросил угол простыни в сторону и увидел то, от чего полупереваренный сэндвич моментально взлетел по пищеводу к самому горлу и Костю едва не вырвало прямо на пол.
Их было двое. Один, огромный, настоящий гигант, раз в пять крупнее обычного рыжего таракашки, оседлал другого, меньших размеров – видимо, самку. В желтом свете комнатной лампы тельца тварей матово лоснились. Щетина на лапках большого таракана напоминала зазубрины на лезвии тупого столового ножа. Передними конечностями самец обхватил и удерживал свою подругу, а задними упирался, скользил, скырск-скырск, по ткани, приподнимаясь над партнершей. Усики обоих активно шевелились, а сами тараканы замерли в нечестивой пародии на двух слившихся в любовном экстазе людей.
Голос в голове у Кости зашелся истерикой:
Это ты, ТЫ, говенная деревня, их сюда притащил! Э-та та-ра-ка-шхи из ба-шхи тва-ей ма-ма-шхи, кубаноид!
Ну, нет! Костя подавил подкравшийся к горлу смешок. Какой бы сволочью ни была мать, в ее пропитой голове не водилось гигантских, способных укусить человека до крови насекомых. Скорее уж эта парочка выглядела как плоды больной фантазии какого-нибудь Джима Гавнорски.
ТЫ МОГ ЭТО СЪЕСТЬ! – завизжал маленький Костик у него внутри.
И он стал топтать простыню.
6
Под пяткой влажно хрустело, скыр-рск, и жидкость, похожая на гной, заляпала светлое белье. Костю едва не вырвало от нового приступа тошноты. Зарычав, он поднял ногу и снова ударил, и так повторял раз за разом, буквально вбивая белье в ламинат.
Эта!
Погань!
Ползла!
У тебя!
По лицу!
«И лучше не думать о том, что так могло продолжаться дни, скыр-рск, недели, скыр-рск, и даже месяцы, скыр-рск, скыр-рск, скыр-рск, ночь за ночью, правда?..»
ТЫ!
МОГ!
ЭТО!!
СЪЕСТЬ!!!
В какой-то момент Костя обессилел и остановился. Внизу, на простыне расплывалось пятно желтовато-коричневой слизи, похожее на лопнувший перезрелый прыщ. Мелкие частички хитина и раздробленных конечностей плавали в гадкой лужице. Оттоптанная стопа болела, руку в месте укуса жгло, а по телу разливалась холодная равнодушная пустота. Казалось, если прислушаться, то можно уловить, как слабый ветер гуляет в тоннелях кишок.
Молодцом, сынка! Одолел супостата!
А-та-мстил за па-па-чху!
Костя, то ли мысленно, то ли вслух, сам не понял, велел замолкнуть обоим родителям, и мертвому, и живой. Потому что единственный уцелевший тараканий усик вздрогнул. Из-под кашицы, в которую превратилось туловище крупного насекомого, высунула крохотную головку чудом уцелевшая самка. Зазубренный кончик ножки нащупал опору, лапка переломилась в сочленении. Тараканиха медленно поволокла вперед лопнувшее брюхо, оставляя след из внутренностей.
э-та та-ра-ка-шхи из ба-шхи тва-ей ма-ма-шхи
«Живучая, сука».
Он кинулся на кухню. Дрожащими пальцами нащупал выключатель, щелкнул тумблером – и чуть не заорал, увидев, как по керамограниту разбегаются несколько тараканов помельче. Одного Костя успел припечатать ножкой попавшегося под руку стула.
«ДА КОГДА ВЫ ТОЛЬКО УСПЕЛИ НАБИТЬСЯ КО МНЕ В КВАРТИРУ?!»
Спокойно, селянин. У тебя ведь есть план? Вот и следуй ему. И не паникуй, деревенская блевотина! Попытайся хоть раз в своей никчемной жизни что-нибудь сделать правильно. И лучше с первой попытки, а не как с Викой.
Давай, сынка! У тебя все получится!
Ма-ма-чха лю-би-т ти-бя…
– Заткнитесь все на хер! – рявкнул Костя. Метнулся к ящику кухонного стола. Взгляд почти сразу напоролся на то, что ему сейчас было нужнее всего на свете.
Старый тяжелый молоток, доставшийся от хозяев. С деревянной, темной от времени рукояткой и мощной ударной головкой из закаленной углеродистой стали. С таким на медведя ходить, не то что на тараканов.
Костя схватил инструмент и тут же с криком выронил его обратно в ящик. Почувствовал резкую боль в подушечке мизинца, точно под ноготь вонзилась раскаленная игла. Когда он затряс рукой в воздухе, то увидел, что в кожу вцепился еще один таракан.
– Хос-спа-ади-и! – выдохнул Костя, не заметив, как вернулся к нему ненавистный кубанский акцент.
Отодрал от себя насекомое. Тварь изворачивалась у него в пальцах – он готов был поклясться, что слышит, как злобно щелкают микроскопические челюсти. Торчащие из брюшка конечности отчаянно елозили по воздуху. Живот таракана имел удивительный розоватый оттенок, и Костя с отвращением подумал, что это, должно быть, виднеется его кровь.
Борясь с тошнотой, он бросил ублюдка на стол, лапками кверху и, прежде чем тот сумел перевернуться, с размаху опустил на него молоток. От удара у старого стола чуть ножки не повылетали, а от таракана в буквальном смысле осталось лишь мокрое место.
Костя потряс молотком в воздухе, торжествуя.
Повоюем, сынка!
– Так точно, бать!
Босиком, в одних трусах, зато с молотком – этим молотом тараканьих ведьм – в кровоточащей руке, Костя прошел обратно в спальню, распахнул дверь и замер.
Сначала он подумал, что, выходя, по привычке выключил свет.
Потом поднял взгляд наверх, к лампе. Молоток глухо стукнул о ламинат, выпав из в миг потерявших чувствительность пальцев.
7
Потолок шевелился. Он был черен от покрывавших его толстым слоем тараканов. Они наползали друг на друга, толкались и падали на пол, на сваленное возле кровати белье, на матрац. Как черный снег. Как ретроверсия картинки из «Матрицы», где вместо зеленых цифр кода вниз по экрану сыпались черные крошки. Словно огромный трехмерный «Тетрис» в черно-белом варианте.
В этом было даже что-то величественное.
Костя успел заметить, что начало бурлящему океану тьмы давал угол за шкафом. Кусок обоев отстал там от стены, обнажив глубокую кривую трещину, из которой расширяющейся кверху воронкой ползли все новые и новые насекомые. Их здесь теперь были, наверное, уже тысячи, десятки тысяч. Грозди и россыпи тараканов облепили стены. На черном от тараканов столике покачивалась распахнутая крышка ноутбука, тоже черная из-за ползающих по ней тварей. Белая занавеска на лоджии выглядела так, словно какой-то бродяга рисовал на ней граффити черной краской из аэрозольного баллончика – только этот рисунок был живой, дышал и копошился.
Скырскскырскскырскскырскскырск – услышал Костя.
А потом с потолка на лицо ему скакнул таракан.
– А! – вскрикнул Костя, когда таракан укусил его в лоб. Другое насекомое спикировало на шею. Третье упало в волосы на макушке.
Отмахиваясь от гадов, он попятился в прихожую. Ушибленной пяткой задел валявшийся на полу молоток, потерял равновесие и с новым криком опрокинулся на спину. Затылком больно стукнулся об пол, от удара голова подскочила на долю секунды, а потом по инерции ударилась снова. Повторный удар был слабее, но отозвался в голове Кости многократным раскатистым эхом – смутно знакомым, как в детстве, на Кубани, когда отец водил его в пещеру на горе со смешным названием Индюк. Воспоминание всплыло из тьмы на секунду, когда Костя потерял сознание. Затем он приподнял гудящую голову и увидел, что лежит у входа в такую же пещеру. С высокого свода лились черные струи.
скырскскырскскырскскырскскырскскырскскырск
Жалящая боль пронзила ноги сразу в нескольких местах, на ступнях и щиколотках: первые тараканы уже успели облепить их, а некоторые забрались даже дальше, приближаясь по голым худым бедрам к области паха. Костя почувствовал, как сжимаются в комок яички. Он шарахнулся спиною назад, усиленно работая ногами и руками, чтобы сбросить с себя насекомых. Черная шуршащая волна неторопливо накатывала из спальни, готовая накрыть его с головой. Он заставил себя подняться, не обращая внимания на боль в голове и ногах. Захлопнул дверь. Несколько тараканов зажало в щели внизу, гнойные брызги запачкали выкрашенный белой краской косяк.
«Хозяева будут ругаться», – подумал Костя.
Потом он подумал, что ему совершенно насрать, что скажут квартиросдатчики – он здесь все равно больше жить не станет. Ни за что. Никогда.
Скырскскырскскырск, тараканы протискивались в щель под дверью.
