Жорж-иномирец

Заключенные не пытались сопротивляться. Шли покорно на убой. Кого-то подводили ноги, и таких волокли к катапультам. Я почувствовал, как мои конечности тоже сделались ватными. Приведись сейчас бежать, я не смог бы. Будь проклят Вольдемар и его сатир, устроившие мне такую судьбу.

Крупный охранник шел в мою сторону. Я видел, как его взгляд зафиксировался на мне. Попытался уйти вглубь толпы, но она сомкнулась. Крепкие руки схватили меня и змея, обвившегося вокруг моей поясницы, и потащили к катапульте. Я почти не наступал на землю, не успевал это сделать. И не было особого желания облегчить палачам решение моей судьбы.

Меня затащили на эшафот, под которым находилась корзина катапульты, и столкнули в нее. Стенки ее были гладкими и обработанными чем-то скользким, чтобы не было возможности выбраться. В ней пахло страхом и дерьмом, причем это был один и тот же запах.

– Как сказал мне мой дед, чтобы научить человека плавать, его надо бросить в воду, чтобы научить летать – в небо. – Палач, заведующий спуском катапульты, находился в приподнятом настроении. – Первый раз сегодня буду запускать воздушного змея. – Палач заржал.

– Я ползающ-щ-щий, – пояснил змей. – Рожденный ползать летать не может.

– Еще как может.

На эшафот завели женщину какого-то кошачьего происхождения и толкнули в нашу корзину. Я попытался помочь ей приземлиться, но она сама сделала это очень ловко.

– Это несправедливо. Моей вины никакой нет, – слабым голосом произнесла она.

Палач только надул губы и отвернулся. Кошка попыталась взобраться наверх, но эволюция отобрала у нее когти. Пленница скатилась вниз и жалобно завыла.

Били барабаны, ритм учащался и становился громче. Вдруг он оборвался. Бум! Меня вжало в пол корзины космическим ускорением. Еще удар, и начался полет. Ветер бил в лицо. Я кувыркался, не успевая зафиксировать взглядом ничего, все смазалось. Ускорение стянуло змея с моей поясницы. Я подумал, что его скоро сорвет, но он смог удержаться за мою лодыжку. Кажется, змей выступил стабилизатором моего полета.

Вращение почти остановилось. Я увидел, что мы летим все так же, тройкой. «Кошка» находилась чуть впереди нас, и кажется, она была без сознания. Я глянул вниз, увидел город и тысячи любопытных горожан на крышах. Посмотрел вперед, чтобы увидеть примерное место приземления. Не увидел – впереди были одни крыши. Вряд ли кому-то понравится, если о его дом будут убивать людей. Неужели нам предстояло лететь дальше? Никакая катапульта не смогла бы зашвырнуть нас так далеко.

Впереди висели конструкции, похожие на летающие корабли, под ними находились какие-то кольца. Так мне показалось. Но когда мы подлетели ближе, я понял, что это не кольца. Это были окна, за которыми открывался вид на другие пейзажи. Порталы в другие миры, решил я. Отличная идея, как избавиться от трупов. Мы влетели в один из таких порталов. Последнее, что я запомнил, – это удар о мягкую поверхность. Однако дух из меня все равно вышибло.

Глава 3

Всё же это оказалась депортация, а не казнь. Вся троица из катапульты после непродолжительного беспамятства пришла в себя. Не считая ссадин и синяков, состояние каждого можно было считать удовлетворительным. Забросило нас на морской пляж из желтого песка. Прибой выбросил на берег потемневшие коряги и пучки зеленых водорослей. Небо со стороны моря заходилось тучами. Густой лес, окаймляющий полосу берега, шумел под набегающими порывами влажного ветра.

– Что скажете, жертвы кораблекрушения? – Я огляделся по сторонам.

– Как мы здесь оказались? – спросила женщина-кошка. – Я ничего не помню.

Она положила мягкую лапу себе на голову. Жест был вполне человеческим.

– Нас забросили сюда катапультой. Могли и не сюда. Я думаю, что все зависело от аэродинамики забрасываемой жертвы. Какой-нибудь бегемотик попал бы в другой мир.

– Я не понимаю, – призналась кошка.

Я заметил, что хрящ на одном из ее острых ушек сломался. Ухо не хотело держаться прямо.

– Нас забросили в один из порталов, – пояснил змей. – Их было очень много.

– Какой бред. Как в это поверить? – Ушки кошки безвольно опустились.

Она зачерпнула лапой песок и высыпала его. Ветер раздул его струйку.

– Как вы думаете, этот мир уже занят кем-то? – спросил змей.

– Ты спрашиваешь про разумных существ, таких, как мы? – Я понял, что в первую очередь мне тоже интересно именно это. И почему-то я хотел, чтобы их здесь не было. – Если это будут какие-то разумные пернатые, то нас точно определят в зоопарк.

– Или препарируют, – пессимистически предположил змей.

– Надо уходить в лес, – предложила кошка. – Мы здесь слишком на виду.

– Что-то эта фраза отдает партизанщиной. – Мне стало смешно. Я попытался засмеяться, но мое лицо, потрепанное последними событиями, болезненно сопротивлялось этому. – Вот у нас отряд: человек, кошка и змея.

– Прошу прощения, человек, обезьяна и змея, – поправила меня кошка.

– Вы оба неправы. Человек, обезьяна и кошка, – внес свою поправку змей.

Это было логично: каждый из нас в своем мире был человеком – доминирующей формой жизни.

– А млекопитающие, похожие на вас, вымерли у нас много миллионов лет назад, – признался змей. – Я видел только реконструкции внешнего облика и скелеты в музее.

– И что, похоже? – поинтересовался я.

– Не совсем. На вас нет чешуи, и вы другого цвета.

– Приехали. Вся эволюция коту под хвост. – Я выругался, но вдруг осекся – из-за реакции кошки. – Я хотел сказать: так необычно, что млекопитающие, более сложные организмы, чем пресмыкающиеся, вымерли раньше.

– Ничего подобного. Мы более приспосабливаемая форма жизни. Нам не требуется столько энергии, как вам, для поддержания постоянной температуры тела. Ваш вид вымер с голоду после того, как упал астероид.

– У нас все произошло с точностью до наоборот. Да и как можно быть более приспособляемым без рук?

– А как можно выжить таким неповоротливым, как вы?

– Хватит! – Кошке надоело слушать перепалку между представителями разных видов. – Сейчас оба вымрете, как лишняя ветвь эволюции.

Мы со змеем замолкли. Со стороны моря приближалась стена дождя.

– Быстрее в лес! – предложил я и первым направился под его сень.

Змей, ловко извиваясь, полз рядом со мной, только кошка почему-то медлила.

– Давай за нами, кис-кис! – Последнее сорвалось автоматически.

– Идите, я вас догоню, – крикнула кошка. – Мне надо… в песочек.

– Да уж, некоторые вещи эволюции неподвластны, – сделал вывод я, укрывшись под деревом с широкими длинными листьями, похожими на пальмовые.

– А что она имела в виду? – Змей не понял про песочек.

– Это наши млекопитающие секреты, – уклончиво ответил я, не желая распространяться перед пресмыкающимся о своей физиологии.

Громыхнул гром, и сразу полил дождь. Лес зашумел под его тугими струями. Кошка забежала под дерево, полностью промокшая. Она зябко передернулась всем телом, обдав нас брызгами. В воздухе запахло мокрой шерстью.

Дождь лил полчаса и, кажется, совсем не собирался заканчиваться. Под наше укрытие потекли ручьи, не успевающие просачиваться в песок. Змей забрался на ствол дерева, обернулся вокруг него и замер, наслаждаясь сухостью и комфортом. Мне пришлось найти поваленный ствол и забраться на него, чтобы не намочить ноги.

– Давай тоже, – предложил я кошке, стесняющейся занять место рядом со мной.

Она грациозно расположилась рядом, усевшись по-кошачьи. Я посмотрел на ее шерсть в мокрых сосульках и улыбнулся.

– Что? – поинтересовалась она.

– Ничего. – На самом деле я подумал про «мокрую киску», но мои идиомы вряд ли будут ей понятны. Потом решил предложить ей снять одежду и просушить, но постеснялся. С одной стороны, у нее была шерсть, прикрывающая наготу, но с другой – ей, как разумной женщине, должна быть свойственна стыдливость. Почему-то я был уверен, что это качество у нее есть обязательно. – Не скажешь, у вас в домах мыши водятся?

– Мыши? – Вопрос ее удивил. – Некоторые держат, декоративных. Почему спросил?

– Ну, у нас кошки охотятся на мышей.

– Как охотятся? Как на дичь?

– Да, как на дичь. Мы, люди, держим кошек в доме, чтобы они ловили мышей…

– Замолчи! Не желаю слушать этот бред. Кошки охотятся на мышей? Какая глупость.

– Совсем не глупость. Кошки и собаки – первые животные, которых приручил человек. Уже тысячи лет…

– Ненавижу собак. Самые тупые существа.

– Ладно, я понял. Больше никаких аналогий.

Я замолчал, но меня хватило только на одну минуту:

– А мокрую шёрстку вы сушите феном?

– Не знаю, что это, обычно полотенцем, а потом электрическим теплоизлучателем.

– Думаю, что это одно и то же. Скажи-ка, мы такие разные, а понимаем друг друга и живем, походу, одинаково.

– Мне сказали те люди, с которыми я попала в Транзабар, что это эффект такой: как только мы попадаем из нашего мира, срабатывает какая-то древняя память, и мы все начинаем разговаривать на одном языке.

– Мне ничего такого не говорили. А тебе, змей, говорили что-нибудь про язык?

– Не-а. Я спал.

– Тоже мне, спящий красавец.

– Я сплю, когда надо беречь силы. Вот вы устанете, а я буду еще бодр.

– Мы уже это слышали. Ваш пресмыкающийся Дарвин, видимо, на этом всю свою теорию происхождения видов и построил. У нас говорят: труд превратил обезьяну в человека. А у вас, наверное, так говорят про сон?

– Почти. У нас есть такое понятие – осознанный отдых, состояние, когда мы сыты, устроены в бытовом смысле, то есть не испытываем никакой нужды в данный момент. В отличие от животных, в это время можем предаваться размышлениям, развивающим наши умственные способности. Много тысяч лет тому назад произошло ответвление думающего существа от недумающего.

– И о чем ты думал, пока мы считали тебя спящим?

– Каким может быть доминирующий разумный вид в этом мире.

– Придумал?

– Еще нет.

– Впервые в жизни мне хочется, чтобы это были травоядные, – произнесла кошка. – Тупые, но добрые.

– Возможно, они нас не съедят, но могут отомстить за свой страх перед хищниками. Почему-то я уверен, что у травоядных сильно развит религиозный фанатизм. Они же стадные, им нужна какая-то идея для объединения. Для чего-то сложного они слишком тупы. Нет, я против травоядных, только если это не карликовые единороги, какающие радугой. Эти за мир. – Мне почему-то под понятием «разумные травоядные» на ум приходили только стада баранов.

– Птицы тоже не вариант, мы тут все под их вид не подходим, – решила кошка. – Кто еще?

– Рыбы, – едва слышно буркнул змей.

– Рыбы? – в один голос переспросили мы с кошкой.

– Не могу себе такое представить, – призналась хищница.

– Я тоже. Никаких предпосылок для этого у них нет, – заключил я. – Ни рук, ни речи, вообще ничего.

– Я ведь просто так сказал, для примера.

– Да, от жареной рыбки я бы не отказалась. – Кошка облизала мордочку розовым языком.

– Как я тебя понимаю. – Мой желудок солидарно заурчал.

– Главное, кто бы тут ни доминировал своим интеллектом, чтобы они не вели войну, – изрек мысль меланхоличный змей.

– Точно. Когда война, под раздачу попасть – раз плюнуть.

В небе, прямо над головой, сильно громыхнуло. Вся наша троица рефлекторно дернулась, а змей так почти сполз с дерева. Мне показалось, что он хочет спрятаться под нами.

– Ты чего, грома испугался? – спросил я.

– С детства взрывов боюсь, а тут как раз про войну подумал. Совпало.

Гром, по-видимому, предвосхищал начало дождя и его конец. Шум дождя затих мгновенно, будто его отключили. Между деревьев, журча, к морю бежали ручьи. Их силы хватило еще на пару минут. Вода быстро впиталась в песок.

– Надо бы осмотреться, – предложил я, пробуя носком ботинка землю.

Я подумал, что она может стать зыбкой, но дождь, наоборот, уплотнил ее.

– У нас не принято ползать по мокрому, – сообщил змей. – Через воду передаются всякие болезни, чешуя может слезть или волдыри пойти под ней. Климат у нас сухой, нет природной устойчивости.

– А мне сдается, что ты вот так завуалированно просишься на ручки, – решил я. – В тебе полцентнера. Ты же не дамская сумочка, чтобы носить тебя через плечо. Хотя… сумочек из тебя можно было бы пошить.

– Друзья! – подала голос кошка, пушащая лапой подсыхающую шерсть. – А почему мы до сих пор не представились друг другу? Как-то неловко обращаться без имени.

– Действительно, – согласился я. – Меня зовут Жорж. Можно добавить «Землянский», потому что мой мир называется Земля, но это необязательно.

– Меня зовут Олеляу. – Последний звук она произнесла грудным мурлыканьем.

– Я так и думал, что имя у тебя будет звучать по-кошачьи, – признался я. – Вот у меня кошка была… – Я натолкнулся на немигающий взгляд желтых глаз. – Прости. У меня о ней только хорошие воспоминания остались.

– А меня зовут Аанташшш. – Змей учтиво кивнул головой, совсем по-человечески.

– Анташ – монтаж. Легко запомнить. Очень приятно. Вот мы и перезнакомились. Жора, Оля и Антошка.

– Нет, если хочешь кратко, то лучше произносить второй слог, Ляу. Оле – это моя бабушка. Широких ей веток в вечном лесу.

– Ага, Ляу так Ляу, почти что «мяу».

– А меня зови Антош. То имя, которое ты произнес, режет слух.

– Ладно. Жорж никому не режет?

Антош и Ляу ответили, что не режет.

– Ну, банда нетрадиционной эволюционной ориентации, хватит сидеть на одном месте, пора бы и осмотреться, что за «Последний герой» нам устроили гостеприимные власти Транзабара. Вы, кстати, не против, если командовать парадом буду я? – Я хлопнул в ладоши и замер, ожидая реакции коллектива.

– Кто из нас командир, покажет чрезвычайная ситуация. – Ляу дала понять, что мой авторитет еще не признан.

– Это справедливо, – согласился с ней змей Антош.

– Ладно, я не настаиваю. Пусть это произойдет естественным образом. Как пойдем, через лес или по берегу?

– По берегу, – выбрала кошка.

– Это разумно. – Кажется, Антош склонялся к лидерству кошки.

– Вот и ползи сам, подкаблучник.

– А ты хотел продираться через лес? – поинтересовалась Ляу.

– Нет, я тоже хотел идти по берегу.

Мы вышли на песок. Течением вынесло из леса много разного хлама: поломанных ветвей, старых коряг и даже кустарниковых колючек, ощетинившихся искрящимися капельками воды на концах иголок, выглядящими как яд на жвалах тарантула. Антош быстро извозился в мокром песке и мусоре и стал похож на грязный пожарный шланг. Его немигающие глаза выражали нечеловеческое страдание. В отличие от нас с кошкой его чешуя была ему и одеждой. Я представил себя, ползущего в свадебном фраке, и мне стало жалко змея.

– Антош, давай отряхнись, чтобы я взял тебя на ручки.

– Не знаю, право, Жорж, я ведь такой тяжелый.

Однако он остановился, вытянулся почти на метр над землей и замер, ожидая, когда его почистят. Ляу ловкими кошачьими лапками очистила змея от налипшего на него песка и мусора. Антош даже закрыл глаза, прибалдев от ее манипуляций.

– Антош, а у вас одежды в принципе не бывает? – спросил я.

– Нет. Не вижу практической пользы. Она же сотрется вмиг.

– Верно. Да и стыдиться вам нечего. Ничего выдающегося, кроме головы, у вас нет.

– Тебе это кажется необычным? Представь, каково мне видеть ваши несуразные тела, лишенные геометрической рациональности. Природа будто забыла, как создавать красоту, и сделала вас.

– Ты того, полегче, мы с Ляу находим себя очень даже привлекательными. А будешь болтать – пойдешь ножками. – Я хохотнул над этим парадоксом. – А хаять того, кто тебя тащит на себе, могут только паразиты.

– Извините, просто у нас считается нормальным говорить что думаешь.

– У нас тоже, но еще более нормальным считается умение держать язык, особенно раздвоенный, за зубами.

– Мальчики, не ссорьтесь. Смотрите, там что-то из воды показалось. – Ляу направила мохнатый пальчик в сторону моря.

Волнистая водная поверхность надулась двумя пузырями. Что-то поднималось из глубины вод.

– В лес, живо! – крикнул я и первым ринулся под его зеленую крышу.

Кошка на полпути играючи обошла меня. Даже на двух ногах она умудрялась бежать очень упруго и грациозно. Усэйн Болт на моем месте уже задумался бы о том, чтобы закончить свою карьеру.

– Ух ты! Ничего себе! – Антош смотрел мне за спину.

Меня терзало любопытство, хотелось увидеть то, что так впечатлило его, но страх и приобретенный за последние дни опыт пересилили это чувство. Оставшись без сил, я рухнул в мокрые кусты на опушке леса.

– Жорж, смотри. – Ляу, забравшись на короткий ствол пальмы, смотрела с него за подъемом большого и странного «нечто».

Я бы назвал непонятное сооружение летающей подводной лодкой, подвешенной на воздушных шарах. Продолговатый корпус, напоминающий кашалота, висел на стропах, прикрепленных к двум воздушным шарам. От земной подводной лодки, помимо шаров, ее здорово отличали огромные винты на носу и корме. Прямо у нас на глазах они пришли в движение, и конструкция начала перемещаться по воздуху. Она прошла над нами, окатив морской водой, стекающей с шаров и корпуса.

– Значит, мы все-таки здесь не одни, – высказал я очевидную мысль. – Хотелось бы понять, какая из сред для них родная: вода или воздух? У вас есть подводные лодки на воздушных шарах? – спросил я у кошки, потому что в мире змея вряд ли были подобные устройства.

– А зачем их вообще опускать под воду? – вопросом на вопрос ответила Ляу.

– Ясно.

– А я бы сказал, что для тех, кто управляет этим устройством, родной стихией является вода. Шары с газом необходимы им для подъема из воды в воздух. Те, кто живет на суше, стали бы так делать?

В моем мире такого точно не было, но при всем многообразии вариантов миров возможны любые неочевидные решения.

– Предлагаю двинуться вглубь суши, пошпионить за местными. Если нам придется доживать свои дни в этом мире, который на первый взгляд не так уж и плох, то чем раньше мы будем знать о нем все, тем лучше.

Я приглядел на земле сломанный ствол дерева. Укоротил его, обломал ветки, превратив в первобытную дубину.

– Я готов к встрече с неизвестным, а вы?

Мои товарищи по несчастью растерянно смотрели на меня. Кажется, у них были совсем другие планы по адаптации к здешним условиям.

– Я умею мимикрировать под окружающую среду, – признался змей.

Он обернулся вокруг коричневого ствола дерева и в течение нескольких секунд сменил зеленый оттенок на коричневый.

– А я в случае опасности смогу быстро взобраться на дерево. – Ляу по-кошачьи всеми четырьмя конечностями вцепилась в дерево и ловко забралась под самую крону. – Мы живем на деревьях, которые выращиваем сами для себя.

– Так, значит, пока вы будете прятаться, воевать с опасностью придется мне. Я не умею быстро лазить по деревьям и неспособен менять цвет.

– У тебя дубина, – напомнил Антош.

– Спасибо, но я хотел бы, чтобы она была у каждого из вас.

– Мне будет неудобно с ней ползти, – огорчился змей.

– А я женщина, мне не пристало махать оружием.

– А в моем мире львицы охотятся, а львы лежат под деревом. – На меня вдруг накатило раздражение.

– А в моем мире макаки прыгают с ветки на ветку, – ответила на это Ляу.

– Я не макака.

– А я не львица, я человек.

Мне захотелось возразить в запале, но хватило ума замолчать. Как трудно избавиться от стереотипов!

– Хорошо, жизнь сама расставит все по местам. Идемте вперед.

Змей бодро сполз с дерева и направился ко мне.

– Стоп! – остановил я захребетника направленной на него дубиной. – Каждый идет своими… своими… черт, идем так: я впереди, Ляу в центре, а ты, Антош, замыкаешь. Если замечаете опасность, негромко сообщаете. Если я первым замечу опасность, то остановлюсь. Вы должны поступить так же, как я. Понятно?

– А если я отстану, а вы не заметите? – Змей снова сделал жалобные глазки.

Просто удивительно, как пресмыкающийся гад умел так делать. Наверняка у него сильные гипнотические способности.

– Ляу, присматривай за ним.

– Хорошо, – согласилась кошка.

Наша экзотическая троица направилась через мокрый лес. К счастью, вскоре поднялся ветер, просушивший листву. Грязный змей быстро очистился и уже не выглядел таким жалким. Как ни странно, но нам попадалось очень мало всякой живности. Редкие птицы кричали поверх крон, иногда пробегали какие-то мелкие зверьки, которых я не успевал разглядеть. По моим земным представлениям, тропический лес должен кишеть фауной.

Вскоре к свежести леса стал добавляться не очень приятный запах тухлятины, и чем дальше мы шли, тем ощутимее он становился. Я решил сменить направление маршрута, чтобы обойти источник зловония, но целый час ходьбы ничего не изменил. Напротив, лес поредел, и я понял, что мы движемся вверх, на песчаный холм.

– Хорошая возможность оглядеться, – решил я.

– Вонь невыносимая. – Кошка прикрыла свой розовый носик краем вязаной кофты.

– Я мог бы предложить вам остаться здесь, пока я сбегаю посмотрю, но это плохая идея, как в дешевом ужастике. Мы должны держаться вместе. Сверху можно разглядеть, куда идти и что это так воняет.

Меня послушались. Змей вообще ничего не чувствовал. Его обонянию были непонятны наши стенания по поводу вони, а кошке просто не хотелось остаться без моей дубины. У самой вершины холма из-под ног в разные стороны бросились мелкие черные крабы. Ляу взвизгнула и вскарабкалась на дерево, но раньше нее там оказался Антош.

– Слушайте, покорители миров, слезайте. Вы меня пугаете, цивилизованные вы мои. Это крабики, которые жрут тухлятину. Нас они не тронут – по крайней мере пока.

– Мерзкие. – Кошку передернуло от хвоста до головы.

– Согласен, – прошипел змей.

– А что, если они и есть доминирующий вид, а вы их костерите? Слезайте уже.

Антош спустился, но по земле предпочел двигаться не горизонтальными зигзагами, а вертикальными. Брезгливостью от его движений веяло за версту. Непонятно, как еще он держал равновесие. Ляу тоже старалась внимательно ставить ноги, чтобы не дай бог не наступить на крабика. Я шел впереди всех, и если мне попадался под ногу зазевавшийся хитиновый друг, откидывал его в сторону носком ботинка.

Мы поднялись на вершину холма, откуда нам открылся потрясающий до глубины души ответ о причине неприятного запаха. Все пространство за холмом было усеяно органическими остатками. Они покрывали лес полностью. Деревца местами пробивались наружу, но в целом это напоминало гигантский скотомогильник.

Приглядевшись внимательно, я заметил, что он шевелится. Мелкие черные крабы сплошным ковром покрывали скотомогильник, подъедая мертвую плоть. Ляу вцепилась мне в руку. Бедная кошка испуганно таращилась на тошнотворное зрелище.

– Что вы видите? – спросил змей. – Мое зрение, видимо, не такое, как у вас.

– Ничего хорошего, – ответил я. – Уходим.

Мы развернулись, и в этот миг нас накрыла тень. Огромный агрегат, почти бесшумно разбивающий огромными винтами воздух, завис над нашими головами.

– Бежим! – предложил я своей команде.

Получилось, что я скомандовал самому себе, потому что кошка и змей рванули раньше меня. Сверху раздался скрежет. Я на бегу поднял голову, рискуя налететь на дерево. Плоское дно зависшего агрегата дрогнуло и начало открываться. Черная масса хлынула из проема вниз. Я уже догадался, что это может быть. С этих воздушных судов сбрасывали останки.

Бежалось с холма легко. Я нагнал змея прежде, чем между нами стали падать смердящие куски. Что-то тяжелое шлепнуло меня по затылку, окружив ореолом невыносимой вони. Я прибавил скорости. Шум сзади затих. Вверху опять заскрежетало. Аппарат закрыл створки и полетел дальше. Я остановился. Ко мне подполз отставший Антош.

– Это ужасно. Рядом со мной упал череп, с которого срезали всё. Кто они?

Змей выглядел и вонял неважнецки, впрочем, как и я.

– Не знаю, кто они, но встречаться с ними у меня никакого желания нет. Мне бы сейчас к воде, помыться.

– А я бы обтерся о сухой песок.

Ляу ждала нас почти у самой воды.

– Простите, я не помнила себя от страха. Рванула изо всех сил, – призналась она, прикрыв нос.

– Да ладно тебе, хорошо, что на тебя не попало. Какая гадость!

Я вошел в воду прямо в одежде. Нырнул с головой, промывая волосы, будто нанес на них шампунь. Потом снял одежду, прополоскал ее в воде несколько раз, периодически принюхиваясь. Даже намек на вонь меня не устраивал. Полоскал до тех пор, пока не исчез даже фантом запаха. После этого вынес одежду на берег и вернулся, чтобы отмыть тело и немного поплавать.

– Ляу, пойдем в воду, поплаваем! – позвал я кошку.

– Не хочу, – ответила она.

Мне показалось, что кошка боится воды и не хочет признаваться в этом. Змей кувыркался в песке, счищая абразивом с чешуи куски чужой тухлой плоти. Судя по тому, как он предавался этому занятию, психика его тоже пострадала.