В начале пути

Удивительное все же было это время… Кажется, что появились все основания для возникновения ненависти к обществу, позволившему уничтожать человеческую личность. Но у наших «изгоев» она никак не проявлялась. А на курсе никогда и никто не напомнил ребятам из этой категории, что они − «лишенцы». Как выяснилось уже через 25 – 30 лет после окончания института, что таких в институте и на курсе было около половины – дети раскулаченных и сосланных, немцы Поволжья, турки–месхетинцы из Крыма, оттуда же и греки, появились ингуши и т. п. Поэтому и на общеинститутской комсомольской конференции мандатная комиссия насчитала 44 национальности. Молодежь проявляла удивительную сплоченность и взаимовыручку. В общежитских комнатах были «коммуны», когда все полученное из дома, добытое и заработанное складывалось в кучу, и дежурные готовили общую еду. Посылки, главным образом из деревни от родных, были нечастыми и скудными (деревня сама голодала), но утаивший их хоть раз подвергался остракизму. К тому же учиться плохо было весьма немодно. Группа тянула слабых за собой. Староста на экзамене «распоряжался» порядком, с учетом особенностей препода. Он просчитывал, когда надо вперед пустить сильных, когда − наоборот. Со слабыми отправлял поддержку. И группа всегда дожидалась всех. Часто готовились к зачетам и экзаменам вместе. В медицинском много зубрежки, надо хорошо запоминать. Особенно трудно поначалу было фельдшерам. В довоенные годы в училищах была слабая подготовка по общим предметам. Тут и приходили на помощь школяры.

Лева всегда был в авангарде. Распределение было всеобщим. Тут лишенцами оказались профессорские дети. Их с удовольствием загнали на периферию. Не обращая внимания на отсутствие паспорта и вообще документов, нашего героя отправили в качестве эпидемиолога на чуму, то есть на южную границу нашей родины, где в сопредельных территориях эта беда не переводилась и очаги появлялись с завидной регулярностью. В этих случаях наши противоэпидемические отряды надевали защитные костюмы и появлялись в том же Афганистане, после чего обстановка значительно улучшалась. Лева никогда не жаловался на трудности, жару, громадные переходы и прочие прелести специальности. А судя по тому, что за длинный период времени в нашей стране не возникло не только эпидемии, но и значительных очагов, свое дело доктора знали. Паспорт он получил уже в 60-х. Между делом, защитил кандидатскую диссертацию.

На двадцатилетие окончания института он явился с женой. Симпатичная туркменка, преподаватель математики, говорила по-русски без акцента и была интеллигентным собеседником. У её дочки от первого брака, которую Лева удочерил, тоже чистокровной туркменки, в паспорте значилось: Сурайя Львовна Гув-ва, в пятой графе – русская. Так-то в те времена было безопаснее. Наряду с дочкой был и общий сын Сашка, у которого, впрочем, как и у сестры, был один путь – в медицину.

И показал же этот Сашка родителям и их сокурсникам кузькину мать, пока учился. Только после четвертого курса, т.е. после женитьбы, он понял, что хорошо учиться – прежде всего интересно. Дальше его карьера направилась в сторону психиатрии. А вот Сурайя училась хорошо, и другом младшим и старшим была верным. Она пошла за отчимом в эпидемиологию.

Пока ребята учились, Лева каждый год приезжал в Пермь. Первым делом он встречался с однокурсниками. Ему всегда были рады. Пришлось позаниматься и его здоровьем. Стали подводить ноги. В то время еще не было объективных методов обследования, но по клинике было ясно, что начались проблемы с сосудами. Курс оксигенотерапии в местной барокамере и пара курсов новокаиновых блокад малоберцового нерва дали хороший результат. Больше он на «перемежающуюся хромоту» не жаловался, может, еще и потому, что перешел на менее «походную» должность. А может быть, стал уходить в прошлое стресс, в котором он жил в молодости, не понимая, в чем провинился перед государством. Он часто бывал в Саратове, где в то время находился центр эпидемиологов по особо опасным инфекциям.

Поездки в Пермь обязательно включали визит в альма матер, а также к профессору Сергею Ивановичу Гусеву, который уже не работал и неважно себя чувствовал. Его всегда приглашали на традиционные встречи курса, которые проходили каждые 5 лет.

Эти приезды были большой радостью для подавляющего большинства однокурсников. Сборы начинались с осени, а проходили обычно в июне. Шла оживленная переписка. Все ждали встречи, где уже маститые доктора снова на три дня становились студентами, возвращаясь в молодость. Забывались трудности тогдашнего житья, общежитские комнаты собирались вместе. Мало кому нужно было место в гостинице. Приехавшие селились у живших в городе студенческих друзей, где можно было вместе с хозяйкой напечь шанежек и пирогов и поесть винегрета, главного блюда в молодые годы. На торжественном заседании все ждали доклада Веньки (Вениамина Викторовича) Плешкова по анкетам участников, во время которого зал заходился хохотом, смотрели старые фотографии на презентации и даже слушали по ТV собственные интервью, только что выданные корреспонденту. Вот тут обязательно принимал участие Лева.

А приезжать стало все труднее, потому что Туркменбаши взял четкое направление на полную изоляцию. По телефону Лева говорил о значительном улучшении жизни, повышении пенсии вдвое и т.п. По приезде выяснялось, что манаты нигде не меняют, так что в Москве приходится доплачивать за билет рублями. Саша остался в Перми с семьей. Сурайя вышла замуж в Саратове. Старшие остались в Ашхабаде одни.

Тут и пришла Леве здравая мысль написать воспоминания. Написал, вернее, напечатал на машинке, два тома, переслал их однокурснице с целью издания, но это был период лихих 90-х. Она передала отцовский труд сыну, который переместился на Север. Перед очередной встречей Лева писал, что уже собрался ехать. В новогоднюю ночь он скоропостижно умер от остановки сердца. И кажется, что окажись рядом врач, этого могло и не случиться. Но пришла телеграмма, и в список ушедших была добавлена еще одна фамилия, чтобы начать торжественное заседание с поминовения друзей и соратников.

Карьера

Утро было необычно солнечное для наших мест. Свет лился из окон на первом этаже деревянного дома, бывшего когда-то трактиром для тогдашних «дальнобойщиков», работавших на лошадках по извозу. Анна собирала на кухне посуду после завтрака. Внезапно на стол упала тень. Подняв голову, девушка увидела в окне физиономию однокурсника Жени. В угловой квартире окон было много, но на лето открывали (распечатывали) два – в кухне и в комнате. Она махнула рукой, приглашая к комнатному окну. Женя послушно переместился.

– Дай, пожалуйста, конспекты по истории ВКП(б). Завтра зачет. Опять Васин гонять будет по первоисточникам.

Это несчастье было непреодолимым. Хорошо, если не спросит, на какой странице в полном собрании сочинений Ленина такая-то цитата из Маркса. Зачет этот Аня уже сдала и выдала пачку блокнотов с конспектами в надеждах, что они больше не понадобятся. Кто же знал, что эти надежды окажутся напрасными?

Значительно позже она прочла в местной газете рассказ журналиста Роберта Белова о том, как сдавал государственный экзамен по этому предмету в университете известный писатель Лев Давыдычев. Заведующий кафедрой Я. Волин долго гонял его по билету, а потом донимал дополнительными вопросами. Наконец, он задал последний:

– Чем закончился 17-й съезд партии?

– Аплодисментами! – Двойка. Пересдача через год. И только тогда был выдан диплом уже давно печатавшемуся поэту, члену Союза советских писателей.

Вопрос был поставлен неожиданно. Обычно Волин спрашивал, как выполнила партия задачи, поставленные семнадцатым съездом. Если ответ был «с честью», то пятерка была обеспечена. А тут формулировка подвела.

Получив просимое, Женя исчез, но тут, как обычно, выступила мама.

– Это что еще за захребетники! Ты видела его краснощекую физиономию? А на себя в зеркало посмотрела? Ты сидишь целыми днями, а он твоими конспектами будет пользоваться? Постыдился бы, еще мужик называется!

Обличительная речь продолжалась бы еще долго, благо, что для оратора опасности уже не было, но Анна прекратила поток, сказав, что ей нужно заниматься. Это в доме уважалось, гранит науки можно было грызть сколько влезет, без помех.

Конспектов не жаль, потому что в коллективистском обществе, каким считался социализм в СССР, было принято делиться бескорыстно, чем беззастенчиво пользовались ловкачи. А их в обществе было, как и в любой исторической формации, число постоянное. Кроме того, Женя был не ловкачом, а второгодником, потому что не смог с трех раз сдать основной предмет на первом курсе. А если копнуть глубже, то и школу закончить он тоже не смог, а ушел на подготовительные курсы при университете, которые были учреждены с целью помочь подготовиться в институт демобилизованным после войны ребятам. Дембеля поступали в институты в небольших количествах, поэтому на курсы брали и школьников, а те экономили целый год. Жене было трудно учиться в институте без хорошей базы, которую давала тогда обычная школа. Трояки в вузе для него сходили за пятерки. Однако надо было как-то держаться. Первым этапом было профсоюзное бюро курса. Затем пришло понимание, что, не будучи членом коммунистической партии, пробиться в жизни не удастся. Для этой цели время было благоприятным, но первым этапом была комсомольская организация, в рядах которой были однокурсники почти поголовно. Это уже много позже выяснилось, что курс наполовину состоял из детей репрессированных и раскулаченных, а затем шли спецпереселенцы из республики немцев Поволжья, из Крыма, Ингушетии и т.д. Почти у каждого был скелет в шкафу, а воякам надо было решать, кем считаться, сыном воина или участником боевых действий – где пособие больше.

Так по комсомольской линии продвигался Женя вплоть до старших курсов, где он уже вступил в ряды партии. Принимая во внимание этот важнейший факт, на последнем курсе его облекли саном секретаря комитета комсомола института. Если завистники и были, то никак себя не обнаруживали. Курс был очень дружным, рабочим, а лишняя нагрузка никому не требовалась, если, конечно, не очень заглядывать вперед. Тем временем уже освобожденного комсомольского секретаря после окончания института приняли на производство. Партия постепенно растила смену, а Женя все повышался в должности. Он оставался своим парнем. Курсовые встречи проходили с его активным участием. С товарищами он встречался на равных. Анна с мужем относилась к числу друзей дома. Мама Жени происходила из патриархальной пермской семьи, которая относилась к городской элите. По традиции она хорошо знала друзей сына и всегда интересовалась их делами. Аня вспоминала, что Жене дали квартиру – трехкомнатную хрущобу с кухней, узковатой в бедрах, и прихожей, где «пьяный придешь домой − не упадешь». Он был счастлив и повторял:

– Понимаешь, как в раю! – воду не надо было таскать на третий этаж и, соответственно, выносить обратно, как это было в прежней квартире.

Наконец, настал момент, когда Женю назначили начальником главного управления облисполкома по отрасли. И тут произошел перелом. От всех посещений прежних друзей – полный отказ. Из тех, кому не закрыли доступ в дом, остался один школьный товарищ. Сначала не могли понять, что случилось с давнишним закадычным другом. А потом добрые люди объяснили, что облеченным должностью запрещены прежние знакомства. Положен только узкий круг из его окружения. Назначенцы могут напиться и под водочку рассказать о привилегиях, которые им ниспослали. Магазины-то были пустыми. Как-то проговорилась женина мама. Она приехала по своим делам и встретила Анну. Приветливо поздоровалась. Как раньше, спросила о жизни, о сыне. А потом тихо удивилась:

– Слушай, а как же вы живете? Где достаете продукты? Ну, у нас есть паек, мы горя не знаем, на месяц вполне хватает. А у тебя семья. Как ты управляешься?

Пришлось объяснить, что кормит семью муж, который не вылезает из московских командировок, а в дополнение служат её местные командировки в районы, где коллеги помогают добыть продукты «через задний кирильцо».

Так прошло 18 лет. Под началом Жени (Евгения Васильевича) отрасль развивалась. Никто не мог припомнить каких-то серьёзных нововведений, реформ, оптимизаций. Все шло заведенным порядком. И все было хорошо. Вспоминая старого приятеля, Анна думала, что, может быть, так и надо руководителю не дергаться и не пытаться бежать впереди паровоза, а просто выполнять текучку и не мешать делать другим, памятуя: «Чем меньше рвения, тем больше пользы».

Однако существует логика вещей и логика событий. Закон энтропии тоже пока не отменили. Настало время, когда Женю освободили от должности. На следующий день Анна услышала звонок по телефону, который подтвердил все подозрения. Женя приглашал её на домашнее торжество. Он просил уговорить посетить его дом её самых близких друзей и спрашивал, можно ли звать еще кого-то. Повод был действительно серьёзным. И отчуждение как рукой сняло. Снова был старый друг, с которым можно обсудить свои и общие проблемы, вспомнить прошлое и помечтать о будущем. И Анна сравнила, как менялось на глазах отношение ровесницы, знакомой по музыкальной школе, по мере продвижения её карьеры вплоть до второго секретаря обкома (по пропаганде и агитации, второго лица в области) и обратно. Как ей снова стали говорить «ты», обсуждали жизнь и не вспоминали о пайках в голодные годы.

Всё же жизнь коротка. Теперь бы Жене воспользоваться свободой и пожить в свое удовольствие. Дача среди ВИПов, недалеко от города. Дочь работает на кафедре. Жена – верный друг. Квартира в центре. Небольшая должность не требует после руководящей напряга. А домашние берегут. Сколько времени просится на дачу – не берут. А если поскандалить? Затеял крупный разговор. Уговорил. Согласились. Поехали на такси. Через пару часов появилась резкая боль в животе, потерял сознание. В 2 часа ночи жена плакала на крыльце соседа, умоляя его отвезти их в город. Сосед перед этим выпил и боялся ехать в таком состоянии. Наконец, сжалился и отвез. В клинике быстро выяснили, что расслоилась аневризма брюшной аорты, которую раньше не подозревали. Операция предпринята уже поздно. К утру все было кончено.

Школьный роман

Как давно это было! Школьный класс 21 июня 1941 года праздновал выпуск. Был веселый бал с капустником, благодарностью учителям, клятвами в вечной дружбе, объяснениями в любви, просто радостью и надеждами. Они ещё не слышали речи Молотова о начале войны.

Это были те ребята, которые на следующий день отправятся в военкомат записываться добровольцами, не ожидая повесток. Вместе со всеми шел высокий мальчик, который только вчера выяснил отношения с одноклассницей. У них появились общие планы. Сегодня надо ей сказать, что их исполнение откладывается, по всей вероятности, ненадолго – на несколько месяцев, ведь воевать мы будем на территории захватчиков! Так думали тогда многие. Перед отправкой на фронт девушка обещала ждать.

Прошло четыре года. Вернулись немногие. Нашему мальчику повезло. Он остался жив, а девушка его дождалась. Сильно поредевший класс собрался вместе, чтобы отметить возвращение уцелевших. Мальчики превратились в много испытавших мужчин. Девочки к тому времени учились в институтах или работали. Некоторые уже вышли замуж. Вот, например, Инна, муж которой намного её старше. Ему уже 53 года, он профессор, как и её отец. У нее есть младший брат, который не воевал. Она не выглядит счастливой, но в те времена ответственность и долг нередко преобладали над счастьем. Наш герой подошел к ней, и его словно ударило током. Вот же она, та, которая станет единственной. Он сразу забыл, что его ждет другая, что эта – замужем. Всё показалось совершенно неважным. Самое примечательное, что и с ней приключилось что-то похожее. Вот и учились 10 лет в одном классе, а разглядели друг друга только сейчас.

Вскоре Инна ушла от мужа. Неважно, что писать диссертацию пришлось в одной комнате без удобств, к которым она привыкла с детства, с нехваткой денег. Общество не одобрило её поступок. Отец в гневе. Переживем. Главное, что любовь настоящая. Только вот чувство долга не дает покоя. Как там брошенный муж? Кто ему готовит еду? Есть ли на каждый день чистая рубашка? Надо пойти и выяснить, что там. И пошла. Позвонила в дверь. Она открылась. В коридоре стоял профессор с охотничьим ружьем в руках. Выстрел в её лицо, затем в собственную голову.

Выстрелы прозвучали на весь город. Похороны участники запомнили на многие годы. Горе надломило отца. Теперь у него был только сын. Наш воин остался один. Одиноко прожила жизнь его первая девушка.

В это время от тяжелой сердечной патологии умирал муж у преподавательницы одного из вузов. Судьба её тоже сложилась тяжело. Старшая дочь − инвалид и младшая дочка на руках. Гибель единственного сына. Вот и встретились два одиночества, потеряв своих половинок. И всю оставшуюся жизнь они прожили вместе, деля и радости, и невзгоды. Он помог воспитать младшую и её многочисленное потомство и был всегда папой и дедом. Семья стала родной. Она осталась такой и после смерти жены, человека очень достойного. Судьба если и не улыбнулась, так хотя бы не добила, как происходило не раз со многими.

Через много лет на курсах усовершенствования встретились две женщины, которые помнили друг друга по институту, Аня и бывшая старшекурсница. Старшая как будто долго ждала подобной встречи. Ей некому было поведать о самой большой драме в жизни. Несколько вечеров она рассказывала молодой коллеге о том, как встретила свою главную любовь. Он – брат Инны, профессорский сын, красавец, музыкант и талантливый специалист. Она – аспирантка без роду-племени и «мохнатой лапы». Довольно быстро завязались близкие отношения. Серьезных намерений он не проявлял. Когда она попробовала прозондировать почву, выяснилось, что родители будут категорически против. И потянулись долгие дни с надеждой, перемежающейся полным отчаянием. Девушка пыталась порвать связь, завела знакомство с приезжим режиссером. Любимый на это как-то вяло отреагировал, а режиссер умер во время свидания. Скандал долго обсуждали досужие кумушки. Героиня была вынуждена покинуть город. Она не пропала, а хорошо устроила свою жизнь. Защитила диссертацию, нашла хорошую работу. Вышла замуж. Родила сына. Казалось бы, все в порядке. Только в редкие свободные часы появлялась тоска. И делами бывшего друга она всегда интересовалась.

А молодой человек уверенно шел по жизни. С карьерой тоже было все в порядке. Работа в столице. Достигнута первая ученая степень, материал набирается для второй. Жена – балерина, так что общение с людьми искусства тоже по полной программе. С каким удовольствием он вспоминает свой город, музыкальную школу, ансамбль с друзьями на двух роялях на выпуске. Один из его партнеров тоже в столице и занимается очень интересной новой проблемой. Из всех неприятностей только зуд от родинки на спине. Небольшая неприятность оказалась меланомой, одной из самых злокачественных опухолей. Метастазы в головной мозг. Гибель в 32 года. Старый профессор остался один, больной, никому не нужный и совершенно не приспособленный к жизни.

– И когда я узнала, что мой любимый умер, после первого удара мне как будто стало легче. Я уже ничего не жду и понимаю: закончилась эта постоянная боль. Больше ничего не будет. Теперь я перестану страдать. Я свободна! − закончила она.

Персонал отделения травматологии. 1955 г.

Ортопедический стол для наложения кокситной гипсовой повязки.

«Комсомольская правда», 2014 г.

В операционной. 1982 г.

Молодой врач с больными .1954 г.

Внимание!

Шел 1969 год. В медицинском институте был настоящий бум. Впервые в городе была объявлена конференция, да не какая-нибудь, а всесоюзная, по хирургии. Начальство ожидало приезда корифеев. Но и к простым делегатам требовали проявить максимум внимания. Подготовка была долгой, и как часто бывает, местами бестолковой. Анне досталась должность секретаря. Она не знала, что весь оргкомитет после окончания форума будет свободен, а секретарь еще будет вкалывать неопределенное время. У всех все было впервые. Заправлял подготовкой новый проректор по науке, который заведовал соседней кафедрой.

Началась работа с транспортной группы. На железнодорожном вокзале, в аэропорту и на пристани стояли, сидели, бегали встречающие в течение двух суток. Всех отвозили в автобусе и на машинах, и следующие ответственные селили их в гостиницах. На банкете слегка подвыпивший делегат умилялся:

– Я ведь из Сибири, из районной больницы. Нигде еще не был. Боялся – а вдруг приеду и не буду знать, куда идти! А меня на вокзале девочки у вагона спрашивают: «Вы делегат?» и прямо ведут в автобус. Вы такие молодцы!

И когда какой-то товарищ из Москвы заявил претензию, что с вокзала его привезли на автобусе, а не в автомобиле, главный хирург области, оказавшийся рядом, отбрил его без дипломатии:

– А когда я в вашу Москву приехал на Всесоюзный съезд, меня не только не встретили, но и в гостиницу поселили только на второй день. Так что надо совесть иметь! − Он был абсолютно прав. Столица никогда не страдала от лишней заботы о делегатах любых съездов.

Главной проблемой секретаря было отметить, кто приехал с докладом и кто будет говорить из списка авторов сообщений. Заседание проходило во дворце с большим залом, делегатов была пропасть. Опыта не было никакого. Во время заседания надо было делать объявления, а в перерывах отвечать на вопросы, где тут туалет, куда пройти в буфет и как найти потерянный обратный билет. За кулисами её вычислил мужичок и попросил отдать его письменную просьбу главному хирургу федерации. Она сунулась было к Виктору Сергеевичу Савельеву. Он взглянул на бумагу и буркнул:

– Пошли его к чертовой матери.

Встал вопрос, как это сделать. Не посылать же по тексту! С трудом объяснила, что начальник занят. Потом оказалось, что это психически больной человек, который уже давно преследует главного хирурга по всей стране с какой-то несуразной жалобой.

«Показушная техника» в это время ограничивалась демонстрацией диапозитивов через проектор, чем занимался оператор, который мог что-то напутать, но это делали с большим успехом и сами выступающие. Секретарю приходилось стоять в кулисах и по программе отмечать, кто делает доклад. По недостатку опыта в программу внесли всех, кто прислал тезисы. Некоторые не приехали, а если и приехали, то не выступали. Похоже, что в основном отметить все удалось. К концу второго дня секретарь еле таскала ноги от усталости. Наконец всё закончилось. Не для всех. В повестке значилась лекция профессора Огнева из Москвы. Совершенно одуревшая Анна собралась домой.

– Ты куда это направилась? – вопросил её старинный ещё с детской музыкальной школы приятель, ныне проректор и завкафедрой.

– Домой, Юр! Сил нет!

– А ты Огнева когда-нибудь слышала?

– Нет.

– Возвращайся, иначе себе не простишь!

Аня подумала и вернулась в зал. Коллега был прав. В течение двух часов она с изумлением слушала настоящий вертоград из самых разных областей науки и техники: о лазере и мазерах, о симметрии в природе, о том, куда зачесана грива у лошади Пржевальского, и ещё о многом, не имеющем никакого отношения к хирургии. Значительно позже она прочитала, что в 1938 году доктор Огнев защитил кандидатскую диссертацию по хирургии, а потом сел на трамвай и поехал в другой институт, где в тот же день защитил докторскую диссертацию по биологии. Так ли это было – на совести автора статьи, но очень похоже на правду. Всю жизнь он попеременно проявлял интерес к самым разным отраслям науки, куда попала и дикая лошадь, которую он наблюдал в экспедиции, и которая должна была удовлетворить его любопытство в отношении симметрии. Она подумала, что даже если рассказ о защитах диссертаций был выдумкой или преувеличением, он как нельзя лучше соответствовал натуре экстравагантного лектора.

Перед конференцией проректор предупредил секретаря, что ей надо будет писать отчет для журнала «Хирургия». Она тщательно подобрала все материалы и собралась писать. Тут позвонил главный организатор и приказал немедленно отдать все его доценту. Девушка вздохнула с облегчением, поехала на кафедру, нашла доцента и вручила ему пакет из рук в руки. Свидетелей при этом вблизи не нашлось. Как оказалось, к большому сожалению.

Прошел месяц. Позвонил проректор и вопросил, где отчет. Его надо было подать вчера. Секретарь сообщила, что все бумаги у доцента, как он велел.

– А он сказал, что ты ему ничего не отдавала.